Игрушечная шарманка издавала противные дребезжащие звуки, но Боренька упорно крутил ручку. Мордочка его, обычно хитрая, сейчас была задумчивой, будто в этой монотонной трескотне он пытался найти сокровенные смыслы и разгадку вселенской тайны.

Майк сидел на подоконнике и чертил цифры на запотевшем оконном стекле – магия чисел его успокаивала, помогала сосредоточиться на решении проблемы. А проблема действительно была: Шниперсон заболел неизвестной науке хворью. Целыми днями лежал в кровати, хандрил и, что было на него совсем не похоже, капризничал. Сельский фельдшер разводил руками, городские врачи разводили руками, кошки и собаки из центра пет-терапии разводили лапами – все, как один, в бессилии. Решили так: сон, покой и поменьше нервничать. Пока так.

Майк прекратил царапать когтем стекло и повернулся к музицирующему другу.

– Боренька, хватит!

Хомяк нехотя отпустил ручку шайтан-игрушки и потянулся к пакетику с орешками, которые ему принес Майк. Набил полные щечки и стал задумчиво жевать. Удивительно, как ему только удавалось при этом внятно говорить?

– Может, у него воспаление хитрости?

– Нет. Какая ему от этого выгода? – равнодушно ответил Майк и отвернулся к окну.

– Ну да, ну да. Может, весенняя хандра?

– Вряд ли. Не такой он человек.

Боренька дожевал и потянулся за новой порцией.

– Тогда он переживает из-за обвала котировок на Токийской фондовой бирже.

Майк устало стукнулся лбом в стекло и затрясся в нервном смехе.

– Боренька, Соломон Петрович не играет на фондовых биржах, не держит активы в ценных бумагах и акциях. Он никому не верит и никогда не полагается на удачу.

– Ну, не знаю, – вздохнул хомяк. – Он богатый, пусть таблеток дорогих купит.

– Таблетки от чего? Диагноз не могут поставить!

Боренька с сочувствием посмотрел на друга. Подумал немного и сказал:

– Тебе нужна Авиценнова корова. У нее целебное молоко.

– Это миф, – отмахнулся Майк.

– Не миф! – рассердился Боренька.

– Миф. И мифу этому столько же лет, сколько и твоей шарманке. А коровы так долго не живут.

– Да?

Боренька вгляделся в полустертую надпись на картонном боку шарманки: фабрика дидактической игрушки производственного объединения «Ленинградская игрушка». Дата выпуска: 1959 год.

– О как! – удивился хомяк. – Раритет!

И пнул шарманку. Раритетная вещь упала со стола – картонный корпус развалился, обнажив незатейливый механизм – причину столь раздражающего звука.

– Все равно она существует! – упрямо сказал Боренька.

– У Барсика спроси. Он говорит, что она – миф, сказка. Не более того.

– Если этот выскочка не нашел ничего про нее в Википедии, то это не значит, что ее не существует! Аж бесит! – разозлился хомяк.

Он до сих пор не мог забыть ту игру в «города», когда эрудированный Барсик, засланный казачок из Гондураса, специально называл города, оканчивающиеся на «ы», тем самым вгоняя его, Бореньку, в бесконечный стыд и глубочайший позор. И с тех пор любые упоминания о Барсике вызывали у хомяка бурю отрицательных эмоций.

– Он и химик, и физик, и математик, и историк, и географ и… и… и еще черт знает кто! – разорялся Боренька, ковыляя от одного края стола к другому. – Невозможно знать все! Это противоестественно! Нахватался верхушек и ходит фонтанирует знаниями! Выскочка! Вот ты, Майк, ты ведь тоже умный, но ведь не умничаешь?!

Майк, погруженный в собственные размышления, не ответил. А вдруг она существует? В этом мире возможно все: и умные коты, и собаки-шерифы, и мстительные хомячки, и… уж наверняка найдется место для одной чудо-коровы. Лучше проверить, чем мучиться сомнениями. А вдруг это шанс? Шанс спасти Соломона Петровича. Да, ради него Майк готов был поверить не только в существование Авиценновой коровы, но и в плоскую Землю. И в поисках буренки обойти эту самую плоскую Землю. От края до края.

– Говорят, ее видели лет десять назад у Заячьей сопки. Так?

Вопрос заставил Бореньку замолчать. Он пристально взглянул в глаза друга и увидел в них стремительно тающие сомнения. Пухлые щечки хомяка расплылись в улыбке.

– Ты подкрепился? – спросил Майк, показывая лапой на смятую упаковку из-под орешков.

Боренька торопливо засыпал в себя остатки и кивнул. Майк перебежал с подоконника на стол, подождал, пока хомячок вскарабкается ему на спину, затем спрыгнул на пол и толкнул дверь времянки. Двумя прыжками пересек двор, пролез в дыру в заборе и оказался на весенней улице, с темными прогалинами и журчащими вдоль дороги мутными ручьями.

– Тепло! – счастливо зажмурился Боренька и тут же недовольно открыл глаза, услышав среди журчания ручьев хлопанье крыльев.

– Р-р-ребята, а вы куда? – пророкотал Арно и приземлился на дорогу.

– Куда-куда! Туда! – уклончиво ответил Боренька.

– Мы идем искать Авиценнову корову, – ответил Майк.

Арно расправил бирюзовые крылья и в непонимании склонил голову набок.

– А чего ее искать? Под Заячьей сопкой пасется.

– Ты ее видел?! – с надеждой спросил Майк.

– Я – нет. Но слышал.

– Все что-то слышали, но никто не видел, – посетовал Майк. – Ладно.

Попугай с энтузиазмом закивал.

– Я с вами! Пр-р-ригожусь! Но до Заячьей сопки далековато, могу устать. Майк, можно я на тебе пр-р-рокачусь? Я легкий, если что.

– Садись.

Арно радостно подлетел и тут же спикировал на его полосатую спину.

– Но-о-о, лошадка! Гони, р-р-родимая-я-я! – в восторге проорал он и тут же получил затрещину от Бореньки.

– Ты приехал! Слезай!

– Я больше не буду, – попугай с грустью склонил клюв и тут же оживился, увидев вырулившего из-за соседского сарая Тимоху.

– Тимоха, мы идем Авиценнову кор-р-рову искать! Ты с нами?

– Давай еще Джека позовем! – разозлился на попугая Боренька, но было поздно – Тимоха услышал и заинтересовался.

– Я слышал эту мульку!

– Это не мулька! – рассердился Боренька. – Она существует!

– Вот и прекрасно. Я с вами. Арно, а с каких пор ты у Майка на спине разъезжать стал?

– Я силы экономлю, темнота! – нахохлился попугай. – До Заячьей сопки далеко, если я устану, то кто будет с воздуха кор-р-рову искать? Ты, что ли?

Кот шевельнул длинными усами, осмысливая услышанное.

– Тогда садись на меня. Майку не по масти попугаев возить. А я, так и быть, прогнусь ради общего дела.

Арно перепорхнул на черную спину Тимохи. Коты с двумя седоками двинулись по улице.

***

Когти уцепились за край забора. Аполлинарий пофыркал, заскользил задними лапами по доскам и с трудом вскарабкался. Уселся поудобнее и огляделся.

Забор снова качнулся – Берта запрыгнула следом.

– Посижу с тобой, – кошка прижалась к нему теплым боком и обвила длинным хвостом.

– Посиди, – великодушно разрешил кот.

Берта, щуря один глаз, посмотрела на яркое солнце, совсем весеннее и теплое. Аполлинарий же, наоборот, смотрел вниз, на грязно-снежную дорожную мешанину.

– Весна! – промурлыкала Берта.

– Грязь, – скривил морду Аполлинарий.

Мимо прошли несколько мужчин, все были навеселе. Довольные, громко разговаривающие и смеющиеся. Похоже, шли в сторону клуба.

– Праздник, называется, – Берта неприязненно посмотрела в их спины.

– Какой праздник?

– Восьмое марта. Международный женский день. Праздник всех женщин.

– А почему мужики пьяные?

– Ну, для меня это загадка, – развела лапами кошка.

– Наверное, просто совпало, – равнодушно предположил Аполлинарий. – Мужики решили расслабиться, а тут праздник как раз. Бывает. Это нормально.

Берта отодвинулась и внимательно оглядела Аполлинария.

– Ты сейчас серьезно? Тогда ответь мне, почему такие совпадения происходят каждый год? Это тоже нормально?

Аполлинарий сделал вид, что не слышал вопроса. Берта, не дождавшись ответа, соскочила с забора и направилась в дом.

– Что за нервы? – пробурчал кот и принялся снова созерцать улицу.

Из переулка появились два кота: Майк с хомяком на спине и Тимоха с попугаем.

– Салют, сынок! – Аполлинарий приложил лапу к уху.

– Привет, пап! – ответил Майк.

– Куда собрался?

– Авиценнову корову искать! Маме привет!

– Добро! Передам!

Коты прошли мимо. Аполлинарий уже было собрался домой, но тут ветки яблони качнулись под тяжестью рыжего кота.

– Здравствуй, Аполлинарий, – вежливо поприветствовал кот.

– Здорово, доцент!

Барсик слез с ветки на забор.

– Аполлинарий, мне послышалось, или Майк действительно пошел искать Авиценнову корову?

– Ну да! – с гордостью ответил Аполлинарий. – Кстати, а кто этот раззява, чью корову они искать пошли?

– Авиценна? Персидский врачеватель, философ и ученый. Лечил эмиров и султанов, – со знанием дела ответил Барсик. – Интересная личность была.

– И при чем тут его корова?

Барсик издал протяжный вздох ученого мужа, которому в сотый раз приходится объяснять прописные истины нерадивому студенту.

– В августе 1958 года вышло постановление «О запрещении содержания скота в личной собственности граждан, проживающих в городах и рабочих поселках», – казенным тоном доложил Барсик.

– Барсик, я тебя сейчас стукну! – пригрозил Аполлинарий. – Ближе к делу! И попроще!

– Куда уж ближе, куда уж проще? – немного обиделся Барсик. – Скот изымали у населения, которое, разумеется, с таким положением дел мириться не собиралось. Кто-то, конечно, отдавал, а кто-то собственноручно пускал скотину под нож. Но были и такие, кто просто прятал. И вот один житель нашего села по имени Панкрат Прасковеев тоже решил свою корову спрятать в лесу. Не мог он ее ни зарезать, ни отдать. Уникальная она была, по его мнению. Якобы давала ценное молоко.

– И правильно сделал! Матроскин бы свою буренку тоже не отдал!

– Аполлинарий, это всего лишь выдумка. Давай посмотрим на это с позиции науки и вообще элементарной логики? Средняя продолжительность жизни крупного рогатого скота составляет 20 лет. Понимаешь? Корова физически не могла дожить до нашего времени. Но это еще не всё. Молоко хоть и считается полезным продуктом, хотя это весьма спорно, но уж точно не обладает сверхъестественными целительными свойствами. Я уже молчу про индивидуальную переносимость лактозы…

Аполлинарий поднял лапу, прерывая его.

– Если ее спрятал этот Панкрат Прасковеев, то при чем тут Авиценна? Прасковеева корова!

– Это с легкой руки журналистов: любят они громкие названия. Приезжали сюда в конце 70-х, искали ее, опрашивали местных, но, естественно, корову не нашли. Не нашли, а вот название, в честь великого целителя древности, дали – что, по моему мнению, является натуральным кощунством.

– Кто-то же должен был ухаживать за этой коровой? Кормить, доить и прочее.

Барсик нетерпеливо заерзал на заборе.

– Мне казалось, что я предельно ясно дал понять, что это миф, и даже привел научные обоснования. Хорошо, отвечу. Считается, что Авиценнова корова не нуждается в физической пище. Она – праноед. Энергия воздуха, солнца и все такое. Насчет «доить» – не знаю. Аполлинарий, ну какое это имеет значение, если ее в принципе не существует?! Это все детские сказки, выдумка! И мне совершенно непонятно, как в такой авантюре может участвовать рассудительный и умный Майк?! Мне кажется, это пагубное влияние Бореньки.

– Кстати, о Бореньке! А почему он называет тебя «гондурасовым котом»? Что за порода?

Барсик обиженно захлопал глазами.

– Бореньке не хватает элементарного воспитания. Невежда, невежа, авантюрист, проныра и просто редкостное хамло! Я не понимаю, что его связывает с твоим интеллигентным Майком?

– Дружба! – Аполлинарий похлопал его по голове и спрыгнул с забора. – Пойду сметанки наверну!

– Сметана – это тоже молочный продукт! А польза молока, как я уже говорил…

– Душнила ты! – отмахнулся Аполлинарий и вальяжно поднялся по ступеням крыльца. Подцепил дверь когтями, чтобы открыть ее, но тут она сама резко распахнулась, ударив его по голове. Из дома выбежала Агнесса и одним изящным прыжком вскочила на забор. Потерлась носом о нос Барсика, и оба исчезли из виду.

Аполлинарий, потирая ушибленную голову, пробурчал:

– Родного папу – да по голове! Дверью!

– Это нормально! – мстительно отозвалась из глубины дома Берта.

***

Путь до Заячьей сопки пролегал через лес. Тропинка, местами еще скрытая тонкой коркой подтаявшего снега, была узкой и извилистой.

– А как мы ее ловить будем? – спросил Арно.

– Зачем ловить? – возразил Боренька. – Вежливо попросим пройти с нами в шниперсоновский центр. А если откажется, то приведем силой. Мы же банда!

Майк резко остановился и поднял глаза.

– Боренька! – требовательно позвал он.

Хомяк наступил передними лапками ему на лоб и перегнулся, заглядывая в глаза.

– Да, Майкуша?

– Завязывай нас так называть! Вот только-только Джек успокоился со своими подозрениями, так ты опять подбрасываешь на вентилятор! Еще раз что-нибудь скажешь про «банду» – пойдешь домой пешком!

Боренька беззаботно отмахнулся.

– Да ладно! Джеку сейчас не до нас. Он до сих пор щенкам имена придумать не может.

– Ага, – подтвердил Арно. – Даже с Хельгой пор-р-ругался на этой почве. Это ж каким самомнением надо обладать, чтобы всех щенков в свою честь назвать! Джек, Джеки, Джекил, Джексон и Джекпот! Охр-р-р-енеть!

– Вот-вот! – пробурчал хомяк. – Совсем уже двинулся на почве собственного величия, шериф огородный! Надо Джека на заслуженный отдых отправить – пусть грызет свою пенсионную косточку и не выкобенивается.

– Согласен! – поддакнул Арно. – Надо будет намекнуть ему об этом!

– Оставьте его в покое! – приструнил обоих Майк. – Джек – друг моего отца! На этом всё!

Боренька надулся, а Арно принялся тщательно чистить перышки: а я чё, я ничё!

Компания углубилась в чащу, и вокруг все погрузилось в полумрак – солнечный свет еле проникал сквозь густую паутину голых ветвей. Тимоха вдруг сбавил шаг, состряпав на морде озабоченное выражение.

– Вспомнил, я видел эту корову!

– Где?! – одновременно спросили все.

– Битву у реки все помнят? Хотя, откуда. Вас тогда никого на свете даже не было. А ведь замечательная битва была, ребята. Досталось нам тогда от Джека и Аполлинария, долго мы раны зализывали. А Барсик Хирурга упокоил, да.

– Тимоха, ближе к делу! – потребовал хомяк.

– А, ну да. Так вот, мы, кто в живых остался, в старых рудниках у Заячьей сопки прятались. А там шахты какие-то, катакомбы, мышей летучих – тьма! В общем, там жили, на поверхность почти не вылезали. Только по ночам на помойку за жратвой, и сразу обратно. Так вот, вылез я как-то одной лунной ночкой, ползу, к земле жмусь, чтобы не заметили. Вдруг слышу звон колокольчика. Вижу – корова! Стоит и выменем трясет. А вымя такое здоровенное, налитое, аж звенит – до того полное! И корова вся аж переливается!

– Переливается? – не понял Майк.

– Ну светится! Или мне так показалось. Короче, не в том суть. Я прямо весь с землей слился, подползаю поближе, а корова поворачивает ко мне морду…

Ветерок зловеще зашумел в ветвях, и путникам показалось, что деревья вдруг склонились над ними с угрожающим скрипом.

– Поворачивает морду, а дальше что? – прошептал хомяк.

– А глаз-то нету – вот что! Черные дыры одни! А из дыр этих течет что-то белое! Молоко! Корова эта ко мне подходит и ка-а-к заорет!

Тимоха клацнул зубами в сантиметре от носа Бореньки.

– Подои меня!!!

Боренька отпрянул и свалился со спины Майка, в падении свернувшись в клубок. Закатился в кусты.

Все затряслись от смеха.

– Боренька, пошутил я. Вылезай, – довольно оскалился Тимоха.

Ему никто не ответил. Тимоха заглянул в кусты и тут же дернулся, взвизгнув от боли – Боренька, уцепившись коготками за морду, вонзил зубы ему в нос. Перепуганный Арно вспорхнул со спины кота.

Тимоха мотнул головой, скинул грызуна и тут же кинулся следом. Лапа с выпущенными когтями устремилась к маленькому рыжеватому комочку, лежащему у дерева. В самое последнее мгновение влез Майк – он-то и принял удар на себя.

Голова Майка дернулась, а Тимоха, мгновенно остыв, втянул когти.

– Прости, Майк. Не хотел.

Майк потрогал лапой свежие царапины на носу.

– Проехали. Вставай, Боренька. Мирись с Тимохой.

– А с каких щей?! – возмутился хомяк. – А если бы мне прилетело?! Все, отмучился Боренька?! Предлагаю исключить Тимоху из поисковой группы! Кто за?!

И первым вытянул вверх лапку. И остался в меньшинстве.

– Понятно! – черные глазки-пуговки злобно прищурились. – Это была моя идея найти Авиценнову корову! Моя! Вот я ее и найду! А вы все – валите к кошачьей и попугачьей… попугайничей… попугайной матери!

Боренька плюнул на лапу Тимохе и вразвалочку пошел по тропинке, всем своим независимым видом давая понять, что ни в чьей помощи не нуждается и вполне способен найти Авиценнову корову самостоятельно.

Майк с сожалением смотрел вслед. Тимоха вытер лапу об землю, а Арно спросил:

– Так я не понял, он что, обиделся, что ли?

Майк нагнал хомяка и шутливо толкнул в бок.

– Не пихайтесь, гражданин! – хомяк на него даже не взглянул. – Вам что, дороги мало?!

– Боренька, завязывай! – примирительно сказал Майк. – Залезай!

Боренька остановился, подумал немного, затем шмыгнул носом и вскарабкался на спину кота.

– Только потому, что ты меня об этом попросил, Майк.

– Спасибо, ценю.

Боренька оглянулся на Тимоху и Арно.

– Майк, за нами какие-то два подозрительных типа увязались.

– Это свои, Боренька, – вздохнул Майк.

***

– Хороша сметана! – Аполлинарий облизал нос и запрыгнул на окно. Развалился во всю ширину подоконника, оттеснив Берту в самый угол, и широко зевнул.

– Ну-ка, Бертик, расскажи мне про Агнессу и Барсика. Давно это у них?

– С зимы. Тебе действительно интересно?

– Что за вопросы? Агнесса – моя дочь. Рассказывай, я внимательно слушаю.

– После Нового года я заметила, что Барсик к нам зачастил. Придет, посидит на ветке, повздыхает и уйдет. И так – почти каждый день. Типичный влюбленный. Я, признаться, сначала думала, что он по Самаре сохнет, но прямо спрашивать ни ее, ни Барсика не стала. Дай, думаю, понаблюдаю. А Самара его словно не замечает. Я не выдержала и говорю: ты хоть выйди тогда, объясни ему, а то замерзнет же! А Самара мне заявляет, что он не к ней приходит, а к сестре. Я – к Агнессе. Там, говорю, кавалер мерзнет на яблоне, тебя ждет. Та, значит, посмотрела в окно на синего Барсика и заявляет, что ему это даже полезно, ибо при влюбленности выделяются серотонин, дофамин и окситоцин, а они благотворно влияют на психическое и физическое здоровье. Ну, думаю, приехали! Спрашиваю, нравится? Она кивает. Тогда, говорю, хватит умничать и иди уже к нему! Вот, с тех пор встречаются. Да-а-а, выросли наши детки, Аполлинарий. А ведь совсем недавно были такими маленькими котятами. А сейчас уже взрослые, даже немного грустно. Скоро совсем все из дома уйдут, и останемся мы одни. Что молчишь, Аполлинарий? Аполлинарий! Я не поняла, ты дрыхнешь, что ли?!

Аполлинарий всхрапнул, подрыгал во сне задней лапой и перевернулся на бок. Берта замахнулась, чтобы шлепнуть его по уху, но передумала. Свернулась калачиком рядом, обвила хвостом и долго лежала, размышляя о своих котятах и о том, какие же они у нее хорошие.

Агнесса, например, увлекается разными науками – ей не до глупостей. Самара – хоть и отчаянная кокетка, но ей, матери, проблем не доставляющая. Пьер – задумчивый и серьезный, спокойный словно Будда и такой же рассудительный. Клим, в прошлом сорванец и хулиган, сейчас, наоборот, вступил в патруль и с удовольствием дежурит на ночных улицах, охраняя сельский сон. Майк… А вот Майк – это ее материнская боль и причина постоянного беспокойства. Самый младший и самый самостоятельный. И самый состоятельный. И, наверное, самый влиятельный, причем не только среди своих старших братьев и сестер, а вообще среди всех котов в селе. А может, и не только среди котов. И, пожалуй, это главный повод для беспокойства. Берта, негласно, даже где-то разделяла подозрения Джека – уж больно много вокруг ее Майка ходит противоречивых слухов, а однажды, из разговора с соседской кошкой, Берта узнала, что Майка всё чаще сравнивают с покойным Хирургом. На ее недоумение насчет таких странных параллелей, соседка привела несколько неоспоримых аргументов: такой же непредсказуемый, с ярко выраженными лидерскими качествами, умеющий убеждать и вести за собой. А потом Берта узнала, что Майка очень уважает сам Алтай. А Алтай, эта уголовная болонка, являлся главой могущественного клана бродячих псов. И вот как ей, матери, не беспокоиться после этого?!

Берта тряхнула головой, отгоняя невеселые мысли, и с раздражением посмотрела на похрапывающего Аполлинария. Повинуясь порыву, наотмашь хлопнула хвостом по широкому носу.

– Аполлинарий, поговори с Майком! Ты отец или где?!

– О чем? – кот разлепил сонный глаз.

– Его с Хирургом сравнивают!

– Ладно, поговорю, – недовольно ответил Аполлинарий и отвернулся.

– Когда? – настаивала Берта.

– Вот вернется и поговорю.

– Откуда вернется? – не отставала кошка.

– Да елки! Айболитову буренку пошел искать! Дай поспать!

– Кого?!

Аполлинарий не ответил и снова захрапел. Берта тяжело вздохнула, свернулась калачиком и снова погрузилась в невеселые материнские думы.

***

Они шли уже два часа, за это время успев поругаться раз десять, и два раза дело едва не окончилось стычкой. Майк, уже уставший от их ругани, просто шел вперед, игнорируя язвительный писк Бореньки, возмущенный рокот Арно и раздраженное шипение Тимохи.

– А что в тебе хорошего?! – прошипел Тимоха, взбешенный заявлением хомяка о его никчемности.

– Я самодостаточный! – гордо объявил Боренька.

– Арно, слыхал?! Самодостаточный он! – Тимоха посмотрел наверх, обращаясь к попугаю, сидевшему на его голове.

– Ага! – отозвался попугай. – И в этом вся его ценность! Вот я, например-р-р, кр-р-расивый! И р-р-разговаривать умею! И пр-р-рикольный! А ты, Тимоха, ваще кр-р-расава – мышей ловишь!

Боренька растянул мордочку в снисходительной улыбке. Взглянул на них словно врач на пациентов психиатрической клиники: со всепрощающей жалостью и великодушным пониманием.

– Убогие! Мне вас искренне жаль! Вы же себя оцениваете с позиции полезности людям! Вы безнадежно больны зависимостью от мнения людей! Арно, прикольный ты наш, да кому ты, кроме людей, вперся со своими красивыми перьями?! Разговаривать умеешь?! И что?! Не будет людей – этого никто не оценит! А ты, Тимоха, для кого мышей ловишь?! Да ты их даже не жрешь! Чтобы Ушан похвалил?! Мол, смотри, хозяин, какая от меня польза!

– Боренька, заткнись! – Тимоха еле сдерживался. – Я тебе сейчас точно вломлю! Даже Майк не поможет!

– А ты попробуй! Думаешь, я просто стоять буду?!

– Конечно, нет! Ты будешь лежать!

– Угрозы, угрозы! Сплошные угрозы! Никакого воспитания!

– А ты?! – Тимоху аж затрясло. – Ты что, хочешь сказать, не зависишь от людей?!

– Я – нет! Хозяйке на меня плевать, если не вернусь в клетку – она даже не заметит! Кормить она меня не кормит, она вообще забыла обо мне. А знаете почему? Потому, что я сразу отказался бегать в этой гребаной карусельке! Я не развлекаю ее, понимаете! Я ей пользу не приношу!

– А Майк тоже, получается, зависит от Шнипер-р-рсона?! – Арно был возмущен не меньше Тимохи.

– Майк – нет! Старик его любит и все готов сделать! Мне даже кажется, что это не Майк живет у Шниперсона, а Шниперсон – у него! Причем на птичьих правах!

– А птичьи пр-р-рава – это как?

– Это отсутствие всяких прав, Арно.

– Получается, у нас нет никаких пр-р-рав?! – нахохлился попугай. – Некор-р-ректные ср-р-равнения!

– Других у меня для тебя нет! – хомяк махнул лапкой и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Остаток пути прошел в тишине. Тимоха, поглядывая в рыжеватую хомячью спинку, молча перебирал лапами. Арно, сидевший на его голове, тоже помалкивал. Оба пребывали в глубоких раздумьях.

Выйдя к Заячьей сопке, вся компания остановилась в удивлении.

– Впечатляет! – присвистнул Боренька, обозревая окрестности.

– Да уж! – Тимоха взмахом лапы отшвырнул ржавую консервную банку. – А ведь год назад здесь была маленькая аккуратная помоечка!

– Арно, глянь, что там! – приказал Майк.

Попугай бирюзовым самолетиком взмыл над мусорным полигоном.

– Сомневаюсь, что мы найдем тут Авиценнову корову, – Майк покачал головой.

– Сомневаюсь, что мы вообще тут кого-то найдем, кроме крыс, – брезгливо скривился Тимоха.

Боренька хмыкнул.

– Кто вам сказал, что корову нужно искать именно на помойке? Заячья сопка – большая.

– А больше негде! Слева – Злотниково, справа – река, впереди – старые рудники, позади нас – лес. Где ей тут пастись?!

1 2 3 >

На страницу: