Ночное небо взрывалось неоновыми всполохами. На фоне голографической иллюминации занесенные снегом, разоренные руины выглядели зловещей декорацией. За мостом, там, где кончался контур моего щита – начало марта. Затяжная злющая зима. Привычная реальность. Казалось бы, откуда в средней полосе России северное сияние?

Так выглядит завеса аномалии – геопатогенной зоны, провала в невидимый духовный мир с его извечным противостоянием добра и зла, где статус индивида определяют его паранормальные способности и выбор.

Огляделся – я на дне воронки, практически погребенный под древесными рогатинами, пластами взорванного задубевшего снежного наста и промерзшего дерна. Два могучих дуба выворочены с корнями. Досадно. За ними – увитый ссохшимися плетями хмеля и плюща, амфитеатр, единственная уцелевшая колонна, чудом сохранившийся донжон водонапорной башни местного «Камелота».

Эти мрачные развалины помнят меня другим. Сейчас я экзорцист, а когда-то был медиумом, одержимым демоном. Внешне – авторитарный бизнесмен с темной, скандальной репутацией. В духовном измерении – вампир со всеми перспективами серийного убийцы, диссидент без будущего и надежды.

Моя человеческая вторая половина вторглась в существование циничного вампира, когда я на пределе возможностей бойкотировал проклятую судьбу, посвятила себя монстру с разрушенной душой и вытащила меня из бездны.

Голос сорван. Ноги затекли. Грудь горела рваными проточинами. Я лежал на тайном полигоне, где спускал пары, в лично сотворенном блиндаже, среди вечной мерзлоты, где-то, даже не на краю физического мира и хрипло выл: не геройски, без пафоса и вечных фильтров:

– Ты права, родная. Дело не в демонах. Мой характер – вот корень зла. – Мы прошли через нечеловеческие испытания, наши жертвы состоялись, мы были свободны, безумно влюблены и наконец могли быть вместе…

Если бы силы ада не решились на реванш.

– Спорное оправдание. – Сил не осталось даже материться. – Я… растерялся. Лгал ей. Скрылся за гордыней. Боялся показаться слабым? Поплатился. – Грязное прошлое отомстило, бесцеремонно вторгаясь в крепость вчерашнего вампира неизвестным диверсантом, высмеивая мой криминальный авторитет и самоуверенность. Страх за нее стал моей новой одержимостью и поглотил всю рациональность. Не в состоянии разобраться в себе, со своими взбесившимися способностями, чувствуя себя опасным, я ушел, чтобы не вернуться, бросил все, думал – жертвовал собой, отвлекая бесов на себя, закрывал к ней доступ…

– Как я мог так ошибаться? – Бороздя каменные пустоши Заполярья, я встретился со своими страхами. Демоны-хедхантеры потеряли стратегическую фигуру в моем лице, а я похоронил себя, но обрел крылатого наставника, призвание и понял: моя вторая половина – та уравновешивающая сила, что делает из монстра Воина. Без нее я просто взрывоопасный псих с потенциалом неуправляемой черной дыры.

– И вот блудное чудовище вернулось… – Злой хохот неврастеника спугнул дремлющее воронье. Я ржал бы до колик, если бы не треснула губа. – Не прошло трех месяцев, и вот он, я: голодный монстр, в ломках и на транквилизаторах.

Меня не ждали. Я думал, раз моя – имею право на нее.

– Наивный. Вторая половина – не приговор, а выбор. Это я – аномалия, завишу от нее. А она свободна. – Ослепленный ревностью, я не знал, чем для нее обернулся мой откат. – Безумец! – Оказалось, предал и подставил под удар.

Пока я буксовал и гонялся за призраками прошлого, озверевшие демоны, упустившие адепта, отыгрывались на его брошенной человеческой половине…

Обледенелые комья земли раскрошились в бесчувственных пальцах и пропали в крепчающем буране. Воронка увеличилась в диаметре. Чтобы не уничтожить площадку к чертям собачьим, переключился на анализ.

Бриги прилетели с юга и вместо ожидаемой помолвки нашли дочь в коме, после передозировки со следами морального и физического насилия, в реанимации одну. Все улики указывали на абьюзера жениха, который оказался недоступен. Она чудом выжила, но я потерял ее.

Дело было даже не в моих преступных заблуждении, бегстве и предательстве. По неизвестной для меня причине любимая женщина была убеждена, что настоящий ее убийца – я и отрицала само мое существование. Под запретом на приближение, разбитый отдачей, я уже не претендовал на нее, а выяснял: кто действительно стоял за покушением на ее жизнь и так продуманно меня подставил.

После неудачной операции Камилла скрывала свое пограничное состояние и, глуша себя лекарствами и дикой занятостью, лихорадочно спешила жить: рисовала, танцевала, самозабвенно отдавала себя другим, была в окружении друзей. Ночью, сбрасывая маску железной леди, беззащитная, страдала от демонических атак.

Я видел все. Из коммуникативного канала наша связь стала пуповиной жизнеобеспечения, благодаря которой я переживал все, что происходило с моим недоступным донором.

Не в силах вмешаться, я сходил с ума и саморазрушался. Служение экзорциста без стабилизирующей половины оказалось неподъемной пахотой. Жизнь превратилась в военный полигон. Небо затянулось гарью и воем бесов над болевым порогом. Остались только аномалии, разъяренная демоническая мерзость и постоянная мобилизация. Дома – в мире материальном, меня никто не ждал. Почти никто. Была пара спутников – вина и постоянная физическая боль.

– И если бы не компаньон… – Во внутреннем кармане завибрировал телефон. Максим беспокоился. Даже через разбитость и беспросветную тоску я нашел силы усмехнуться. Я привязался к этому запущенному пареньку с огромным комплексом неполноценности из группы риска, которого я нашел у Барина в деревне. Он был одним из первых заданий экзорциста и сейчас жил со мной, помогая пережить сложный период и не отъехать с полной безнадеги. Внешне похожий на Марка Брига – покойного брата Камиллы, Максим неожиданно стал поводом, что позволил мне снова попасть в поле ее зрения. Бриги узнали в нем своего «навсегда» двадцатилетнего близнеца, потерянного три года назад и приняли сироту как сына.

Мой же пожизненный запрет на приближение обжалованию не подлежал. Камилла боялась меня, презирала, отвергала на уровне инстинктов, но проигнорировать мою смерть под оборотнями не смогла.

За эту ночь я успел умереть и воскреснуть, получить прощение и столкнуться не только с оборотнями и неуловимым мстителем, но и с ее… «телохранителем».

Последний раз я видел его в морге. Гибрид Георгий Княжин, в прошлом – медиум маньяк и организатор преступной группировки, невероятным образом и не без вмешательства Камиллы, обрел искупительную миссию, перевоплотился в генетически усовершенствованную версию себя и, известный как доктор Джорж Принц, прилетел из Гамбурга в день моего побега.

– Отче, Ты же несерьезно? Мой мертвый враг живой?! – Приветственный хук в челюсть убедил меня с порога и заставил считаться с Воином. Все это время, скрывая свою личность, беззаветно преданный ей, немец жил в доме Бригов и из ее убийцы стал другом, лечащим врачом, единственным доверенным лицом. – Какой-то сюр. Теперь он – ее защитник. А я так и числюсь палачом?

Я не надеялся, но девочка была справедлива – увидела настоящего убийцу – признала мою невиновность, в отличие от «доброго» доктора. Поэтому непримиримые враги и соперники в прошлой одержимой жизни мы так и остались… врагами, сплоченными одной целью – защита любимой женщины.

Она простила, дала мне шанс. Благодаря ее непостижимой вере в мое призвание я расправил крылья оправданным, целым и неуязвимым…

Я прикрыл глаза, остервенело закусил кулак. Внутри кипели слова гибрида: «Снова тебе отдала все силы…», – меня восстановила, но сама она сгорела за эти несколько месяцев демонических атак.

– Инсульт. – Слово – страшное, как приговор вырвалось с облачком пара. Вьюжило. Не чувствуя мороза, рухнул на колени, скорчился на дне глубокой выбоины. За непроницаемым щитом отпустил эмоции и выпал… Я рычал, глотая яростные слезы беспомощности и гнева. – Отче, не моя воля…

Бог был милостив ко мне. Она выкарабкалась, а я отказался от себя. Чтобы восстановить мозговое кровообращение, запрограммированную гибель клеток и некроз тканей, я должен был уничтожить саму первопричину – психическую травму – удалить всю информацию о последнем кровавом демоническом терроре оборотней. И обо мне.

– Это было единственным и правильным решением. – Я не сомневался. Выкорчевывая из сердца страх неизвестности, обессиленный, цеплялся за корни, обдирая ладони, ползком выбирался из воронки и убеждал себя, чеканя вслух. – Пусть я снова для тебя убийца. Докажу. Невиновен. Изменился. Верну тебя!

Внутри натянулась связующая нить: «Проснулась? Так рано?! Слишком рано! Я не готов», – мобилизованный, застыл рептилией среди развороченного Камелота. Глаза превратились в рудимент, принимая ментальные картины. Вокруг бесновалась вьюга, а я видел…

Она бежала. Ночью. Босиком по снегу. Очнулась с прежними воспоминаниями и сбегала. От меня.

Не выдержал. Материализовался в саду Гордонов. Несколько километров на одном дыхании и хрупкое тело в моих руках. Уже не контролируя себя, отчаявшийся и невменяемый, я все не мог остановиться, жадно согревая ее поцелуями.

– Домой, воробушек. В тепло… – нес в дом, проваливаясь в рыхлый снег. Она давилась в истерике, брыкалась. Я что-то бормотал, жил моментом. Сумасшедший.

Мерзлую пустошь оглушило девичьим визгом:

– Не смей до меня дотрагиваться! Я запрещаю… – Морозная мартовская ночь разлетелась льдистыми осколками, попадая точно в цель – сердце монстра, которое еще недавно глохло, собираясь уйти вслед за той, кто являлась смыслом жизни.

Я знал, на что шел, структурируя ей избирательную амнезию, когда, хладнокровно стирал из ее памяти файлы, послужившие травме. Без событий последних суток теперь я для нее…

– Чудовище! – Вырвалась. Ее знобило. Она держалась на ногах только благодаря горячке, захлебывалась брезгливостью, сдерживала позывы рвоты и рычала. – Умру, но не стану твоей бесправной, зомбированной собственностью!

Попятилась. Поймал, охрип, проталкивая через сужающееся горло жалкое:

– Ты дала мне шанс. Вспомни…

– Твоя Камилла умерла. Я не она! – плеснула в лицо, словно кислотой и тут же потеряла силы. Перед глазами все поплыло. Меня било отдачей, рубило ее запретом. Действуя на инстинктах, обвился коконом вокруг своего сокровища. Она сжалась затравленным зверьком в кольцах гигантской анаконды и захлебнулась беззащитным всхлипом. – Не прикасайся. Слышишь? Ненавижу…

Мгновенно перевоплотился человеком, и меня повело. Упасть не позволили. Мелькнули осеняющие крылья херувима. Ее перехватил мой старший друг, соратник Илия. Меня оттеснили двое. Я ждал их как родных. Для Камиллы они числились реабилитологами: психолог Артем Зорин и ее лечащий врач, нейрохирург Джорж Принц. Я же видел их сущность – ангелы-хранители, благодаря которым она выжила и до сих пор дышала. Без меня.

Уже который час одичавшим ящером я метался перед закрытой дверью нашей спальни, снова под запретом, осужденный, изолированный.

Очухался, когда поскользнулся на собственной крови: «Натекло…», – рваные раны оборотней до сих пор сочились. Чертыхаясь, отправился к бару.

В доме было темно и тихо. Максим с собакой уехали к Бригам, отвлекая на себя грозных педагогов. Бывший гибрид под личиной доктора отслеживал каждый вдох своей пациентки. Где-то там остались оборотни, за стеной охранной аномалии огрызались бесы, но особняк Гордонов превратился в крепость и числился неприкосновенным субъектом Неба1. Сам поселок стал зоной демаркации2.

Соорудив нехитрый тампонаж из кухонного полотенца, я всматривался в аномальное северное сияние над темным садом и давился коньяком. Илия встал за спиной. Рядом воплотился второй хранитель – ее душеповеренный «таксист» Артем и, выражая негласную поддержку, похлопал меня по плечу:

– У тебя остались сутки, чтобы подготовиться к откату.

– Думаю, это меньшая проблема. – Запинающимися ногами я подорвался к ее телефону, открыл почтовую программу. Тринадцать писем с темой «Я». Рука дрогнула, я осел мимо табурета, теряя телефон. – Она проснется и… Это все, что она будет помнить обо мне.

Бесстрастный херувим, утративший способность удивляться, присвистнул, поймал меня у напольной плитки, мягко отправляя в кратковременное забытье:

– Тебе надо восстановиться…

Кухня стала тесной для трех Воинов. Сквозь пелену я почувствовал жжение в груди. Бывший гибрид перехватил одновременно с бутылкой и ее телефон.

– Да чтоб тебя имели псы! Увидь я это раньше, преподобный, тебя бы не было в живых! – Воздух сгустился, заискрил. Крылатый рефери успел выставить щиты. Родной матерный не вязался с резким лающим акцентом немца. – С-сука… Зашью тебя, и будешь доказывать отсутствие своей вины…

Щелчок зажигалки, и я провалился…

Камилла

Глава 1. Пробуждение

Свет скупо падает сквозь высокое стрельчатое окно. «Ранние сумерки или рассвет?» – за щелями вертикальных жалюзи метет рыхлый снегопад. Белая венецианская штукатурка стен с эффектом мрамора, матированное фактурное стекло шкафов-купе и высокий зеркальный потолок делают просторную комнату просто необъятной. Сонную тишину периодически нарушает таймер масляного обогревателя. Тепло. Комфортно. Тело пребывает в неге, как после острого приступа болезни. Окинула незнакомое помещение размытым взглядом, убедилась, что его стерильность не является признаком больничной палаты, с облегчением сомкнула тяжелые веки, снова проваливаясь в сон.

Бредовые сновидения на зыбкой грани с явью развеял деликатный стук в дверь. После продолжительного ожидания в комнату бесшумно заглянули.

– Ну наконец-то! Ты только перекуси. И снова баиньки. Я сам готовил…

– Ты?! – Смущенно кивнул, с подносом в руках переступил порог, и ободренный моей удивленной улыбкой, поспешил ко мне. Пелена блаженной неги спала, и меня накрыло паникой. – Марк? Я в больнице? Меня похитили?! А ты… Господи, опять?!

– Похитили?! Бог с тобой. Конечно, нет! – Тот, кто был моей единственной опорой аккуратно водрузил на свободный край гигантской, идеально заправленной постели поднос и настороженно понизил голос. – А раньше похищали?

С подозрением пробежалась взглядом по бокалу с соком, фруктовому салату и румяной творожной запеканке, политой ванильным соусом, пытаясь угадать свою партию и его невербальные посылы.

– Трижды.

– Кто? – Брат прятал глаза и, занимаясь незатейливой сервировкой, прозаичным тоном вытаскивал из меня всю информацию, которую мы оба выучили:

– Они не представлялись. Ты находил меня. А те числились погибшими при неизвестных обстоятельствах. – Марк вскинул брови, рассматривая меня в упор, и я психанула, нарушая установленный нами протокол. – Маркос! Перестань! Ты же знаешь, я ничего не помню! – Силы изменили, как и севший голос. – Где мы?

Потянулась к навязчиво ноющим глазам, словно вместо родных мне вставили два мутных протеза. Он осторожно отвел мои руки:

– В безопасности. – Задумчивый близнец что-то набирал в телефоне. Я не узнавала на себе длинную, декорированную яркими принтами батистовую тунику.

– Сколько я проспала? – Попыталась собрать длинные волосы, приподняться на локтях. Марк успел поймать мою безвольно падающую, тяжелую руку. Вслух вырвалась ироничная усмешка. – Ой, на этот раз как-то тяжеловато возвращаться…

– На этот? Двое суток. – забеспокоился, помогая мне удобно устроиться в подушках и предположил с какой-то обреченностью. – И ты ничего не помнишь, да?

– Почему ничего? Тебя я точно помню. – Успокаивая встревоженного брата, решилась пошутить, отправляя ему в рот, наколотый на вилку, сочный кусочек запеканки с изюминой. – Вот. Твоя десятая часть от всего, чем я владею.

Брат ошеломленно следил за моими действиями, а я старалась запустить то немногое, что осталось от мыслительных процессов. Тщетно. Оперативная память отсутствовала вследствие неожиданного сбоя.

Видимо, у меня был недопустимо идиотский вид, что Марк, не разжевывая, проглотил кусок и протянул бокал с соком:

– Я должен позвонить. – Его поведение казалось неестественным, а краткий диалог и вовсе озадачил. – Она меня не узнает. Считает, что в больнице. И даже…

– Конечно, узнаю. Макушка, где родители? – Я ковырялась в запеканке, слизывая соус. Марк потел и, не отрывая взгляда от блаженной сестры, слушал абонента. Коньячные глаза все сильнее выражали нехарактерную растерянность:

– Как ей помочь? Кто ты? Люк?!

– Какое странное имя, – сделала глоток бодрящего грейпфрутового фреша и, похоже, совсем обескуражила взволнованного брата:

– Она говорит такие вещи… Тут точно без побочки? У Джоржа спрашивал?

– Люк и Георгий. И кто нам эти Люцифер и Победоносец? Твои новые друзья? Ты не рассказывал. Видимо, на этот раз я выпала надолго?

– Насчет Георгия – не знаю. Он твой друг. Но Люцифер?! – Марк переспросил настолько потрясенно, что я подавилась соком. – Лука Гордон не просто друг.

– И чем господин Гордон так отличился?

Он избавил меня от бокала, подал салфетки и отчеканил:

– Он – мой спаситель.

– Ох, Марк. Очередной Миссия? Спасает только Бог. Это не человеческая компетенция. Ты сам учил меня. – Моя печальная улыбка развеялась.

Гордость и будущее Бригов в лице моего идеального близнеца снял рубашку:

– Смотри! Вот весь я. Вот кем я был. И чем должен был закончить. Ты разве это узнаешь? – Под глухой басовитый рокот я смотрела на изуродованные запястья, изрытые шрамами вены, рубцы на шее и груди…

В ушах набирал силу грохот шторма. Глаза заволакивало сырым туманом. Сердце захлебывалось в скорби. Набат в висках погружал в другую страшную реальность.

– Замолчи! – Схватила его руки…

Перед глазами проявлялись его вспоротые вены. Слух резал жуткий смех. Кровь заливала пол, мою одежду… Он не замечал ни боли, ни отчаяния и ликовал в горячке: «Живи за нас обоих!» Вспышками било по нервам и слепым глазам: похоронная процессия, постаревшие родители, свежее надгробье, мраморная плита с краткой эпитафией и сигнальные огни на посадочной полосе аэродрома дождливого неприветливого города… Нет, городов… Бега.

В сознании господствовал хаос. Жестокие игры моего воображения сменялись бредом. Прошлое вторгалось в настоящее и, преломляясь, создавало иллюзорную действительность. В ушах звенело, глаза ломило от напряжения. Зажала голову, повалилась на подушки и потребовала у сурового призрака кошмарного прошлого:

– Ты галлюцинация? Или я… умерла? – Меня уже укачивали на живой груди. Я ревела в голос. – Маркос! Не бросай меня! Я одна. Совсем одна. – В макушку завибрировал родной певучий рокот: «Не одна. У тебя есть я», и я впопыхах искала доказательства его материальности: родинка над правой бровью, единственная ямочка, жесткий креативный ежик. Пальцы лихорадочно бегали по его лицу, а я все больше убеждалась в помешательстве. – Кто ты? Тебя не должно быть!

Визави с вымученной светлой улыбкой не развеял опасений.

– Меня и не было бы. – Усадил в подушки, дал воды, бережно промокнул лицо влажными салфетками и, возвращаясь к пуговицам рубашки, озвучивал чудовищную автобиографию. – Тридцать семь неудавшихся попыток. Травился газом, химикатами. Резал вены, глотал режущие предметы, душился, тонул, прыгал с высоты. Девять переломов. Четырнадцать раз в реанимации. В психушке признали годным и выписали в армию. Мать убил своим рождением. Батя отрекся и упился до смерти. Прогнивший дом отняли. Вот, кем я был. Выродок.

– Ты?! – я перестала дышать. Таинственный брюнет с безупречной внешностью продолжал шокировать контрастом мрачной исповеди:

– Я, девочка, я. – тоскливо улыбнулся, взял в горячие ладони мои дрожащие пальцы. Шершавые мозоли щекотали чувствительную кожу. Мягкие человеческие поглаживания согревали, возвращая в реальность. Черная ирония в его голосе уступила место железной убежденности. – Меня проклял даже отец. Я не осуждаю. Кому я нужен? А Люк вернул. Да, спас Бог. Но его руками. Будто я не знаю, что у него был выбор, что он жертвовал собой? Но Люк не отказался от меня.

Меня трясло. Он приставил к моим губам стакан воды и виновато проурчал:

– Я был у Бригов. Прости. Знаю, тебе больно. Но я не буду спекулировать на твоих чувствах. Не буду казаться лучше. Планка слишком высока. До Марка мне не дотянуться. – Вытирая слезы, запротестовала. Собеседник снова предупредительно удержал мои руки: «Не три», вздохнул и решился. – Я не Марк. Невероятно. Но так случилось. Внешне мы похожи. И если разрешишь, я стану лучшим братом. Нет, не близнецом. Я старше на год.

Совсем стемнело. Он включил небольшой ночник из цельного куска розовой гималайской соли. Я заметила верхушки веточек дивных орхидей. Проследив за моим заинтересованным взглядом, брюнет поднес объемную напольную вазу:

– Это от Луки. Я их привез из ресторана. Ты забыла.

Отвлекаясь от потрясения, коснулась упругих стрел с жемчужными бутонами, вдохнула аромат белоснежных роз. Атмосфера букета показалась знакомой:

– Забыла? Странно. Действительно, мои.

– Не только они, – он вышел на середину залы, окинул пространство благоговейным взглядом, доверительно прошептал. – Это – ваша спальня. Когда Люк дома, практически отсюда не выходит.

«Люк и наша спальня?! Какой-то у этого дурной запах», – я закапалась в лиловых шелковых подушках. Клон брата остановился между витражами, раздвинул панели купе, неожиданно шагнул внутрь, щелкнул выключателем. Щурясь от яркого света, по размытым очертаниям определила еще одно помещение, где по периметру тянулись опасно перегруженные стеллажи, комоды, кронштейны…

– Твоя гардеробная. Люк каждый день делает тебе подарки. – Ощущение золотой клетки усиливалось. Юноша помог подняться, трепетно поддерживая под локоть, подвел к распахнутой сокровищнице, сам почтительно остался у витража. – Вот. Может, так вспомнишь? Он любит тебя. Как сумасшедший.

Только из уважения к собеседнику я смотрела на склад, где в идеальном порядке были расставлены брендовые парфюмерия, косметика и аксессуары в подарочных упаковках и безуспешно пыталась поймать малейшую ассоциацию.

Брюнет чувствовал себя неловко, но терпеливо ждал.

– Так как мне называть вас?

Певучий бас не задержался:

– Макс. Максим Тушин. Люк представил нас на бенефисе. Помнишь?

– Увы. – Прячась за цветами, сосредоточенно раздумывала над природой странной амнезии. Чувство явного подвоха нарастало. «Двойник Марка? Да вы совсем меня за дуру держите, господин Гордон? Банальная тактика с подставным лицом – ловкий ход переключить мое внимание, чтобы остаться самому в тени». – Ни вас, ни бенефиса. А чем я занимаюсь?

– Ты профессионально танцуешь. – Я все мучила глаза, чтобы сбросить мутный серый фильтр. Мои руки снова аккуратно поймали на полпути к лицу. – А еще ты потрясающий художник.

«Танцор, который путается в своих ногах и не может самостоятельно дойти до туалета и художник с нарушением цветовой чувствительности?!» – внутри сработала сирена. Критичное сознание уже обрабатывало информацию, обдумывая варианты побега. Скользя безучастным взглядом по кронштейнам, где в шокирующем множестве висели новые зачехленные вещи, машинально приоткрыла ящик ближайшего комода. «Сексапильное белье, французские гарнитуры, чулки… А это что?» – в крикливом разноцветии лежал невзрачный бумажный сверток.

Подцепила записку. Глаза тянуло. Буквы расплывались, пока не сформировались в размашистый продавливающий почерк с острыми углами: «Прими ее, она так много расскажет обо мне». Брезгливо сдвинула в сторону демонически гранатовый зашнурованный корсет. Края шуршащей рисовой бумаги развернулись сами. Вещь была не новой. Обтертая временем и, вероятно, частым использованием, поскрипывающая и остро пахнущая древесно-дымным удом, рукоятка, любовно перевитая кожаными ремешками.

«Плеть?! Кожаная кошка!» – резко задвинула ящик и, роняя букет, попятилась к кровати. Простодушный юноша забеспокоился:

– Камилла? Тебе нехорошо? – Неискушенный вид собеседника снимал с него все подозрения. Улыбнулась озадаченному юноше только уголками губ:

– Все в порядке. Максим? Так, вы не против «Макушки»?

Собеседник зарделся, но ответить не успел. Дверь бесшумно растворилась. В проеме вырос напряженный бледный незнакомец. Взгляд на силуэт, и я оказалась в дальнем углу за необъятной кроватью:

– Марк? Ты говорил – мы в безопасности? Кто это? Он мне не нравится. – Сердце тревожно забилось. Не усугубляя моего неловкого положения, брюнет гигантскими шагами обходил ковер-монстр и отвечал из коридора:

1 2 3...5 >

На страницу:

Перейти

1 из 5