Святые старцы

– Благодарю вас, ведь истинно обо мне говорите, возлюбленные мои матери, род Божий! Кто меня так обличит и уврачует мои язвы, спасительницы и целительницы моей души, вы обо мне говорили только лишь истину, за это навсегда память о вас во мне пребудет!

Монахини же обоих монастырей, напротив, сразу увидели в отце Василии старца и буквально осаждали его, прося вразумления. О севском Троицком монастыре старец имел впоследствии особую заботу, а каждый его приезд в обитель превращался в праздник: сестры спешили получить благословение, стремились прикоснуться к одежде отца Василия, падали перед ним на колени. Тех, кто роптал на игумению, видевшую в старце бродягу, он учил смиряться и в буквальном смысле слова целовать следы монастырского начальства.

По пути на Дон отец Василий посещал своих духовных чад. Близ Курска его принял в своем имении действительный статский советник Александр Матвеевич Верёвкин, в прошлом курский и архангельский губернатор, – он со своим семейством пал перед старцем на колени, целуя ему руки и ноги. В Ливнах жена градоначальника сама под уздцы довела лошадей путника к крыльцу своей усадьбы; отец Василий же, войдя в дом, назвал по именам всех детей семейства, хотя видел их впервые, и предрек монашескую судьбу дочери Екатерине. В Задонске отец Василий поклонился гробу своего учителя – владыки Тихона, скончавшегося в 1783 году.

Свято-Вознесенский Кременской монастырь (ныне расположен на хуторе Саушкин в Волгоградской области) был упразднен в 1788 году, но десять лет спустя, при Павле I, восстановлен по просьбе казаков, хотя и был оставлен за штатом. Насельников было всего трое; управлял монастырем престарелый священник, отец Михаил Яковлев. Но отец Василий со спутниками энергично взялись за дело, и в короткий срок Кременская обитель возродилась к жизни. Попутно расширился и расцвел и недавно основанный Усть-Медведицкий женский монастырь. Множество местных жителей-молокан под влиянием проповедей старца приняли православие.

Так прошло три года. Но всеобщее почитание и суета вокруг него, как и прежде, очень утомляли отца Василия, и он подал прошение в Воронежскую духовную консисторию об удалении его с должности настоятеля. Для местных это решение стало настоящей трагедией. На проводы старца собралась огромная толпа казаков.

– Куда ты, отец наш, удаляешься? – спрашивали его со слезами. – Ты нас породил и всю нашу местность от заблуждений просветил, грешников на покаяние наставил и ожесточенных своим незлобием умягчил. Твое, отче, отхождение повергает нас в глубокую скорбь. На кого же ты нас оставляешь?

– Оставляю вас Господу Иисусу Христу и Пречистой Его Матери, – был ответ старца. – Она наша Заступница и Путеводительница, молитесь и просите Ее.

В ответ прихожане начали рыдать так горько, что не могли ни говорить сами, ни слушать наставлений отца Василия.

В Воронеже епископ Антоний, поблагодарив иеромонаха за понесенные труды, попросил его провести какое-то время в своей летней резиденции, Спасо-Преображенском Толшевском монастыре, в сорока верстах от Воронежа. Там отец Василий находился около года. Интересно, что сорока шестью годами ранее там же год провел и святитель Тихон Задонский; в монастыре хранились его прижизненный портрет и кресло, в котором он сиживал. Закончив пребывание в Толшевской обители, иеромонах сразу же отправился в Задонскую, где вновь поклонился мощам своего наставника.

Там же произошел случай, еще больше упрочивший репутацию отца Василия как прозорливого старца. Его пригласили к местнопочитаемой постнице Евфимии, которая славилась своим благочестием. Но отец Василий уклонился от встречи. А когда Евфимию привели к нему, она вдруг начала биться в судорогах, кричать и рухнула на землю. Увидев это, отец Василий наставительно произнес, обращаясь к местным монахам:

– Чада мои, не всякому духу веруйте, по апостолу, а самочинников и ложных пророков, а наипаче жен, именующих себя святыми, но не свято живущих, избегайте. Многие и благочестиво жившие, от общения со мнимыми женами-постницами погибали. «Да звенит глас сей во ушию вашею, – как говорил святитель Тихон, – всех люби и всех бегай, и спасёшься!» Избирать же себе надо учителя не «чудотворца», а незлобивого и смиренномудрого, со Святым Писанием и жизнью Святых Отец согласующегося.

…Стоял июнь 1814 года. Отец Василий с двумя учениками возвращался с Дона в родные края. Где-то посреди бескрайней степи им встретился крестьянин. Он с изумлением смотрел на подходивших к нему путников – одетых в изорванные и запыленные рясы монахов, старшему из которых на вид было около семидесяти.

– Скажи мне, брате, – обратился к крестьянину старший, – что полезнее нам будет – идти вперед или назад вернуться?

– Иди, отче, вперед – там добро тебе будет, и многим принесешь пользу, – ответил крестьянин.

Когда встречный скрылся из виду, отец Анатолий спросил у учителя:

– Может ли простой земледелец-невежда чему-то научить тебя?

– Он более меня знает, потому как пребывает в непрестанных трудах, а я живу в лености, хоть многие несмысленные и ублажают меня. Я верую, что он сказал мне сие по Божию внушению, – был ответ.

На какое-то время прибежищем отца Василия стала Курская Коренная пустынь. Там он, напомним, подвизался уже дважды – в возрасте 27 и 53 лет, причем во второй раз именно его труды сделали захудалый монастырь процветающим и знаменитым. И вот он входил в его Святые врата уже 69-летним стариком… К радости отца Василия, он нашел в пустыни своего давнего друга, иеромонаха Софрония. Но архимандрит отец Палладий (Белевцев, 1776–1842) был недоволен прибытием странников в монастырь и поселил отца Василия в крохотной келийке со строгим запретом на посещения. Лишь после того как иеромонах предоставил свое убогое жилище другому собрату, для которого в обители вовсе не находилось места, архимандрит устыдился и поселил его в обычной келии.

Не лучше было и отношение иных братий. Так, когда в пустынь пришел из Киева некий юноша, которому Печерский схимонах велел идти в Коренную к старцу Василию, старец сам подошел к нему на литургии и спросил: «На что тебе грешный Василий?» Увидев эту сцену, к нему подбежал иеродиакон Ираклий:

– Ты что тут, старик, празднословишь и соблазняешь молящуюся публику?

– Прости меня, отче, грешного, – поклонившись, ответил старец.

– Нет тебе прощения, клади поклоны! – заявил Ираклий.

И отец Василий усердно отбивал поклоны на протяжении всей службы. Знавшие и любящие его люди дивились такому смирению и еще больше начали почитать старца…

Третий период нахождения в Коренной тоже оказался недолгим. В 1816 году отец Василий со своим учеником отцом Анастасием (Бардиным) направился в Рождества Пресвятой Богородицы Глинскую пустынь (ныне она находится в нескольких километрах от российской границы, в Сумской области Украины, рядом с селом Сосновка). Сейчас Глинская пустынь знаменита не менее Оптиной, но тогда это был крошечный монастырёк с десятью монахами и единственным храмом Рождества Богородицы; келии были ветхие и убогие, гостиницы для паломников не было вовсе. Среди братии, увы, процветало пьянство. Настоятель, иеромонах Парфений, об исправлении нравов не заботился.

Скорбя о запустении, в котором находилась Глинская, старец деятельно взялся за искоренение пороков, царивших в пустыни, но, как и следовало ожидать, столкнулся с отпором. Монахи ругали его на чем свет стоит, плевали в лицо, три дня подряд не допускали к трапезе… Особенно усердствовал бывший полковник Маков, который в итоге покинул монастырь, предварительно вырезав на стене своей келии хулящие старца стихи. Но через некоторое время Макову и его приятелю, монаху Александру, тоже хулившему отца Василия, случилось идти мимо обители поздним вечером. Оба устали, были голодны и очень удивились, когда старец вышел к ним, упал в ноги и умолял отдохнуть у него в келии. Накормив путников, он оставил их ночевать, а утром обратился с мольбой:

– Останьтесь, братия, в обители сей, я не только этого хочу, но и келью вам свою уступлю с любовью!

И Макова, и Александра пронзило раскаяние. Оба со слезами повалились старцу в ноги:

– О дивное, отче, и паче естественное твое незлобие! Ты растопил наши оледеневшие сердца своей безмерной любовью и смирением!

Слухи о подвигах отца Василия доходили из Глинской и до Курской Коренной пустыни, начальство которой не переставало питать к старцу недоброжелательность. Архимандрит Палладий и казначей пустыни иеромонах Паисий в конце 1816 года даже подали архиепископу Курскому и Белгородскому Феоктисту (Мочульскому) рапорт о том, что отец Василий-де содержит рядом с Глинской особый скит для общения с женщинами, где живут его жена и сын. Прочитав рапорт, 89-летний владыка, тридцать лет назад ставивший отца Василия в иеродиаконы, разгневался и в январе 1817-го вызвал его к себе. Отчитав его, Феоктист приказал немедленно убираться из епархии.

– Прости, владыко святый, меня, много согрешившего, но сего, сказанного Вами, я не знаю. Я и избиения всякого достоин, и с радостью его приемлю, как от руки Господней, – смиренно ответил старец.

Но слишком известно было уже к тому времени имя отца Василия, чтобы его удаление из епархии прошло тихо, «келейно». Сначала в вине иеромонаха усомнился курский губернатор, тайный советник Аркадий Иванович Нелидов, а там и столичные чиновники. Владыка Феоктист, смягчившись, обещал разобраться в ситуации внимательнее. Расследование показало, что рапорт – просто нагромождение клеветы, и старец с миром вернулся в Глинскую обитель, а клеветники понесли заслуженное наказание.

11 мая 1817 года новым настоятелем Глинской пустыни был назначен иеромонах Филарет (Данилевский, 1777–1841). 6 июня он прибыл в обитель. Отец Филарет был своего рода «духовным внуком» преподобного Паисия (Величковского) – учеником его прямого ученика, отца Феодосия (Маслова, 1720–1802). Нет сомнения, что отцу Василию было заранее открыто это назначение. Он усердно молился Богородице, прося назначить в Глинскую того настоятеля, который будет угоден Ей. После назначения отца Филарета настоятелем прежний начальник обители Парфений начал интриги в Курске, пытаясь сохранить за собой место, но отец Василий, узнав об этом, заметил лишь:

– Матерь Божия Сама избрала Филарета, а они что еще вздумали?

Назначение оказалось чрезвычайно удачным – при Филарете Глинская пустынь фактически была создана заново. На ее территории были возведены храмы, братские корпуса, многочисленные хозяйственные постройки – мельница, амбары, кирпичный завод, крупорушка, сукновальня, ледники и т. д. Число братии возросло более чем в три раза. В 1821 году Святейшим Синодом был утвержден написанный по образцу Афонского строгий устав, впоследствии ставший образцом для пятнадцати других монастырей. Нет сомнений, что главным помощником отца Филарета в разработке этого устава был иеромонах Василий (Кишкин). А сам Филарет показывал образцы высокого монашеского делания. Келия настоятеля – одно окошко, стол, два стула, шкаф, полки с книгами, иконы, скамья и набитый сеном мешок, служивший постелью, – была открыта для всех в любое время дня и ночи. Доступный, простой, добрый, он стал настоящим духовным светочем Глинской. Отец Василий не мог нарадоваться на такого настоятеля. И случайно ли, что в 2008 году в один день их причислят к лику преподобных…

Сохранилось множество описанных случаев чудесной помощи, оказанной отцом Василием (Кишкиным) во время его пребывания в Глинской пустыни. Так, он вразумил жившего недалеко от пустыни помещика Никанора Переверзева. (Обычно его отчество указывается как Степанович, но, скорее всего, имеется в виду статский советник Никанор Иванович Переверзев, живший в селе Ивня Обоянского уезда Курской губернии и умерший в 1824 году.) Тот «славился» тем, что нещадно издевался над проходившими через его владения монахами-странниками и бил своих крепостных. Однажды отец Василий пришел к усадьбе Переверзева и стал прогуливаться под окнами. Крестьяне предупредили его:

– Много иноков умучил наш барин, и тебя, отче, жалеем, умучит!

– Не бойтесь, чада, верую Богу моему, благ мне будет и кроток всем на пользу, – был ответ.

Между тем Переверзев заметил бродящего туда-сюда монаха. И, сам не зная почему… пригласил его к себе. Войдя, старец произнес фразу из Евангелия от Луки – «Днесь спасение дому сему бысть» и завел с помещиком беседу о милости и любви к ближнему. В конце этого разговора Переверзев поклонился старцу в ноги и предложил ему денег. В ответ отец Василий заметил:

– Денег мне твоих не нужно, а нужна мне твоя душа, за которую я готов положить и жизнь свою.

Вскоре после этой беседы Переверзев совершенно изменился – многим своим крестьянам дал вольную, а жизнь других сильно облегчил.

«Глинский период» в жизни старца Василия закончился в 1824 году. Семь лет пребывания в пустыни завершились некрасиво – завидовавший духовным дарованиям отца Василия духовник обители начал против него настоящую кампанию, напирая на то, что старец принимает у себя в келии и мужчин, и женщин, и тем самым вводит братию в соблазн. В конце концов ему удалось настроить против отца Василия часть братии. Начались поношения, вплоть до того, что старцу плевали в лицо. Он же, по своему обыкновению, кланялся и целовал руки плевавших, приговаривая:

– Просвети, отче, да глава моя исцелеет и очи мои да очистятся!

В конце концов его признали виновным и изгнали из Глинской. Но он тут же получил приглашение от своего ученика иеромонаха Анастасия (Бардина) переместиться в Пустынно-Рыхловский Николаевский монастырь, находившийся в сотне верст от Глинской, в Черниговской епархии. Поначалу все шло хорошо, но вскоре Анастасий подпал под влияние местной помещицы по имени Пульхерия Ивановна, которая начала успешно манипулировать настоятелем. По ее наущению Анастасий приказал своему учителю покинуть монастырь, и отец Василий снова отправился в дорогу…

Путь его лежал на Дон, где после 1814 года имя отца Василия было овеяно легендами и окружено общим почитанием. Первым делом владыка Антоний попросил старца помочь в обращении к покаянию главы местных молокан. Задача оказалась нелегкой – на протяжении целого года сектант лишь смеялся и поносил старца в ответ на его увещевания. Наконец настал день, когда отец Василий, придя в отчаяние, со слезами начал молиться Богородице:

– Мати Божия! Помози, порази сердце сего ожесточенного человека, аз, грешный, без Тебя не могу сего сотворити!

И произошло чудо. Вскоре сектант сам пришел к старцу и, целуя его ноги, произнес:

– Я, святый отче, окаянный, всю свою жизнь провел в неведении истинного Бога и множество душ привел к погибели и всякому злу их научил.

Отец Василий заплакал от радости и расцеловал молоканина:

– Дерзай, чадо мое, близ Господь и скор на услышание всем призывающим его, блудниц и разбойников простил и язычникам дверь отверз, ни единого же грешника кающегося отвергает, и о тебе на небеси сам Спаситель со ангелы и всеми святыми торжествует! Дивны дела Твои, Господи!

В станице Старочеркасской отец Василий навестил Екатерину Иоакимовну Дьячкину, вдову генерала, у которой тяжело болел сын. Поклонившись старцу в ноги, она сказала:

– Батюшка! Я совершенно верю, что Господь слышит Ваши молитвы, и умоляю Вас пред Богом: помолитесь ему, чтоб он продлил жизнь моему трехлетнему сыну!

– Утешит тебя Бог на двенадцать лет, – ответил старец. Так и случилось – мальчик прожил после этого еще двенадцать лет. А Екатерина Иоакимовна в 1839 году стала монахиней с именем Евфросиния и основала Старочеркасский Ефремовский монастырь, где стала игуменией.

В той же станице отца Василия познакомили с неким богатым купцом, который вел в своем доме строго постнический образ жизни да еще наставлял на путь истинный юных девушек, творя вместе с ними молитвы. Конечно же, подоплека у этого была совсем иной. Поняв это, старец быстро и решительно пресек подобные занятия. Укорив девушек, он строго наказал им ни под каким предлогом не общаться с лицемерным бесстыдником. Купец пришел от этого в ярость и публично начал укорять старца:

– Ты не принес нам никакой пользы, а наоборот – навредил своим учением! Замкни уста, молчи, не говори!

Отец же Василий с улыбкой отозвался на это:

– Благодать, чадо, в устах твоих, истинны твои глаголы!

Слова купца так понравились ему, что он до самой смерти любил приговаривать, адресуясь к самому себе: «Замкни уста, Василий, молчи, не празднословь!»

Оставил о себе память отец Василий и в Таганроге. Исцелив бесноватую купчиху, он внял ее мольбам подарить ей что-нибудь и отдал ей свою старую шапочку. Купчиха положила ее в особый бархатный футляр, всякий раз, когда заболевала, надевала шапочку – и выздоравливала. Со временем эту реликвию начали брать у нее друзья и знакомые, а одна купчиха даже подменила шапочку, сшив точно такую же вместо оригинальной.

Из Таганрога странник отправился в Воронеж. Архиепископом Воронежским и Задонским в январе 1826 года был назначен Антоний (Смирницкий, 1773–1846, в 2003 году причислен к лику святых), который глубоко почитал отца Василия. Именно святителю Антонию мы должны быть благодарны за единственный сохранившийся до наших дней портрет отца Василия. Дело в том, что сам старец по смирению категорически отказывался позировать художнику, считая это совершенно неуместным и ненужным. Но владыка Антоний был иного мнения: «Я знаю, что портрет его многим верующим послужит во спасение; взирая на него и вспоминая богоугодное его житие и спасительное учение, будут память его творить». Зная, что уговорить старца позировать не удастся, владыка прибег к небольшой хитрости – попросил своего духовника отца Феофана побеседовать с отцом Василием. А в соседней комнате между тем скрытно от посторонних глаз работал художник. В итоге получился портрет, изображающий 81-летнего старца с четками и посохом в руках. Лицо, обрамленное небольшой белой бородой, светло и, несмотря на лета, молодо; на нем словно и не отпечатались годы странствий и трудностей, поношения и клевета, через которые суждено было пройти отцу Василию…

Неизвестно, узнал ли отец Василий о существовании этого портрета; может быть и нет. Его оригинал находился в кабинете владыки Антония, а многочисленные копии разошлись по частным домам воронежцев. Хранились такие портреты также в Белобережской и Площанской пустынях.

…В 1827 году в жизни отца Василия возникло последнее его пристанище – Площанская Богородицкая Казанская пустынь (ныне в Брасовском районе Брянской области). Этот монастырь может считаться прародителем чисто русского старчества, не связанного с наследием преподобного Паисия (Величковского). Еще в середине XVIII столетия в брянских лесах подвизался иеромонах Иоасаф (Медведев, 1680–1765), ученики и последователи которого Пафнутий, Серапион, Иоип, Адриан и Досифей старались развивать и поддерживать его наследие. Но в начале следующего века собственно площанские традиции начали понемногу заменяться теми, которые были привнесены отцом Василием после его жительства на Афоне и знакомства с наследием Паисия. Так, в 1815–1825 годах в пустыни подвизался ученик Паисия Величковского схимонах Афанасий (Захаров), а в 1818–1826 годах настоятелем монастыря был последователь отца Василия, строитель Белобережской пустыни Серафим (Веденисов). При нем число насельников обители возросло до сотни, вместо знаменного было введено, по примеру Белых Берегов, «киевское» пение. Отец Василий уже не застал Серафима в живых – тот скончался год назад, но настоятелем был другой его белобережский ученик и постриженник, отец Маркеллин (Патрикеев). Он и вся братия встретили отца Василия с чувством глубокого благоговения.

Да и сам он был счастлив. «С радостными слезами благодарю и славлю Бога, непостижимыми судьбами Его приведшего меня в тихое и безмолвное пристанище», – писал он. И действительно, четыре года в Площанской пустыни были едва ли не самыми спокойными в бурной жизни отца Василия. Здесь никто и не думал попрекать и укорять его чем-либо, не говоря уже о побоях и поношениях. Он был общим Учителем и Наставником, наконец-то нашедшим тихую пристань.

Одним из главных знакомств отца Василия стала его встреча с иеромонахом Макарием (Ивановым), одним из героев этой книги. Он подвизался в Площанской с 1810 года и вскоре стал духовником старца. В октябре 1828-го произошла еще одна радостная встреча – возвращаясь из Киева, в Площанской остановился 56-летний иеромонах Лев (Наголкин), постриженник отца Василия и его ученик белобережских времен. С ним путешествовал будущий святитель Игнатий (Брянчанинов), тогда еще 21-летний послушник Димитрий. Это была поистине промыслительная, великая встреча. Можно предположить, что присутствовал на ней и 40-летний отец Макарий (Иванов); если так, то в тот день в Площанской пустыни встретились и душеполезно общались четверо великих русских святых… Лев (Наголкин) задержался в Площанской до апреля 1829 года, и нет сомнения, что в это время отец Василий часто общался со своим учеником и последователем. О зиме 1828/29 года Игнатий (Брянчанинов) написал впоследствии очерк «Сад во время зимы»: «В 1829 году проводил я зиму в Площанской пустыни. И поныне там, в саду, стоит уединенная, деревянная келья, в которой я жил с моим товарищем. В тихую погоду, в солнечные ясные дни выходил я на крыльцо, садился на скамейку, смотрел на обширный сад. Нагота его покрывалась снежным покрывалом; кругом всё – тихо, какой-то мертвый и величественный покой. Это зрелище начало мне нравиться: задумчивые взоры невольно устремлялись, приковывались к нему, как бы высматривая в нем тайну».

…Настала осень 1829-го. Отец Василий, которому уже исполнилось 84 года, занимался рубкой деревьев в лесу, но вдруг почувствовал недомогание и упал без чувств. Через некоторое время братия нашла его и отнесла в келию. Несколько часов отец Василий был без сознания, а монахи со слезами молились Богородице, прося Ее вернуть духовного наставника к жизни. Наконец старец открыл глаза, соборовался, причастился и сказал:

– Вы подумали, что я умру, но нет, мне назначено жить еще восемнадцать месяцев!

Вскоре после этого случая он по благословению настоятеля выстроил себе в лесу отдельную келию и ушел в затвор. Из вещей в келии были лишь табурет и икона, перед которой горела лампада. Еду и воду ему приносил послушник, оставляя посуду под дверьми. Наклонившись к маленькому оконцу келии, выходившему на восток, он слышал непрестанные слова молитвы:

– Господи, помилуй, прости, не покинь… Милосердный Господи, Владычице моя, спасите меня грешного!

Или молитву Святого Иоанникия:

– Упование мое – Отец, прибежище мое – Сын, покров мой – Дух Святый. Троица Святая, слава Тебе!

Братия не раз приходила к отшельнику за назиданием, но отец Василий лишь со слезами отвечал им через оконце:

– Простите меня, отцы и братия! Настало время моему молчанию, конец мой приближается и смерть при дверях.

Но так продолжалось недолго. Получив подкрепление от Господа, почувствовав себя лучше, старец всё же открыл двери своей келии для всех желающих. Он давал духовные наставления, благословлял, разве что отказывался быть восприемником при постриге.

В июне 1830 года его посетила целая делегация сестер Борисовской Тихвинской пустыни, посланная игуменией Венедиктой с тем, чтобы пригласить старца некоторое время пожить в их обители. Сначала отец Василий отказывался, но затем все же отправился в путь с учеником отцом Арсением. Сестры встретили старца с большим почетом, проводили в отведенную ему отдельную келию. Недолгое его пребывание в Борисовской обители ознаменовалось многими чудесными исцелениями монахинь – так, у сестры Ангелины он излечил ногу, а певчую Матрону, бывшую при смерти, совершенно исцелил от болезни.

Наставления отца Василия, обращенные к сестрам Борисовской Тихвинской пустыни, были не только устными. В 2015 году был впервые опубликован корпус писем старца, адресованных его ученицам, – бесценный памятник русской духовной литературы начала XIX века. «Письма о подвижничестве инокинь» позволяют судить об отце Василии (Кишкине) как об одном из выдающихся русских церковных писателей – они написаны энергичным, образным языком, в полной мере отражающим духовную суть старца. Таково, например, письмо «О терпении и послушании»: «Богом вас прошу, терпите великодушно. Что вы разве с голоду умираете, что займитесь послушанием, какое бы они ни было, но просит начальница, все послушание вменится; потому оно, послушание, увеличено паче поста и молитвы; ибо против воли вашей делается. И кто без роптания с благодарностию делает, тому исповеднической венец плетется, потому что он нудится, против своей воли перелом делает во уме своем и делается самовольным мучеником».

Письма бесценны и тем, что донесли до нас простой, разговорный стиль речи старца, позволили нам как бы услышать его живой голос. Завершая свои наставления в одном из писем, он заключал: «Вам пошлифовать годится про черной день, с сего не слиняли, добре, что вы отзываетесь, это я сродни, правда, а не ложь, вы есте род Божий, подобие Его, не сих. Старайтесь и читайте со смирением книжки; еще вам со временем доставлю Скитский патерик, очень много там повестей достопамятных, прошу вас Богом как можно насилуйте себя умственно иметь веру к игумении. А без сего вы живые мертвецы; и ежели не услышу, что вы вконец с нею от всего сердца не смиритесь, вечно с вами не могу время разделить». Почти каждое письмо он заканчивал словами «Жаждущий Вашего спасения» или «Вашего спасения желатель»…