Сборник детективных рассказов и повестей, который вы сейчас держите в руках, впервые был опубликован в петербургском издательстве «Нева» ровно четверть века назад – зимой 1996 года. Иначе говоря, он был придуман и написан в самый разгар лет, для которых в последующем сочинено немало броских эпитетов, вроде «лихие» или даже «проклятые девяностые». Видимо, предчувствуя эти ещё не вошедшие в обиход определения, автор оговаривался в аннотации: «в этой книге нет автомобильных погонь и виртуозного мордобоя», имея в виду, что предлагает читателю именно детективные рассказы – истории о борьбе добра со злом, о раскрытии преступлений, о том, что разум человека побеждает или, по крайней мере, способен победить преступный умысел…

Всё это не очень похоже на теперешние представления о «лихих девяностых». И сегодня, вновь обращаясь к читателю, автор надеется, что время и герои, изображённые в этой книге, окажутся не совсем такими, как принято изображать «лихолетье, которое лучше забыть». Практически все персонажи книги – люди молодые, а когда человек молод, эпоха для него не помеха. Это истина остаётся справедливой независимо от конкретного года на календаре. И даже от личного возраста.

Вряд ли по этой книге можно изучать историю, и тем не менее, читатель, родившийся уже после первого её издания, может удивиться мелким деталям, которые так важны в детективной интриге. Почему герой ищет по карманам монетки, а то и жетоны на метро, чтобы позвонить с улицы по телефону? Почему он просто не достанет телефон из кармана? Почему бутылку с лимонадом нужно искать в каких-то «ларьках у метро», а не купить в гипермаркете? Почему девушка мечтает выйти замуж за бармена или «торговца овощами»? Почему скалолаз своими руками шьёт страховочную обвязку, а не поищет её в спортивном магазине?

Может статься и так, что второе издание сборника «Маньяк, похожий на меня» попадёт в руки читателю, уже знакомому с сюжетами включённых в сборник произведений. Такой читатель удивится, ознакомившись с оглавлением книги. Хотя второе издание, как обычно и бывает, можно назвать «расширенным и дополненным», вместо десяти произведений в сборник входят восемь, а некоторые названия вообще покажутся незнакомыми тем, кто читал книгу много лет тому назад. Это не случайность и не недосмотр – все те рассказы, что поместились в переплёт, стали немного другими. Нет, в них рассказаны те же истории. Но, будем надеяться, рассказаны чуть понятнее, чем четвертью века раньше. Если так прозвучит интереснее, можно считать, что многие из историй рассказаны «так, как оно на самом деле было».

Но если такие вопросы у читателя вообще возникнут, это уже добрый знак. Если второе издание «Маньяка» на базе издательской системы «Ridero» послужит читательскому интересу, эта книга станет первой в серии книг того же жанра. В эту серию предполагается (если всё сложится удачно) включить несколько романов из цикла «Студент» и несколько сборников рассказов разных лет. В один из таких сборников, под условным названием «Убить убийцу», и войдут те несколько рассказов первого «Маньяка», которые «не уместились» в этот переплёт.

П. А. Некрасов

О возрастном рейтинге этой книги.

На обложке значится 18+, и поделом, ведь на 8 сюжетов тут приходится два-три десятка убийств, нередко довольно жестоких. Занятно, что 25 лет назад на обложке под портретом молодого автора значилось примерно следующее:

Я не сошёл с ума! Каждому из нас приходится повторять себе эти слова, и каждый из нас, поглядев в зеркало, может однажды увидеть «маньяка, похожего на себя».

Один из читателей, помнится, сказал: «Ну вот то, что написано на обложке, – точно неправда». И это был ещё терпимый отзыв по сравнению с другим: «Книга – сериал про весёлую компанию, участники которой время от времени убивают друг друга». Дадим слово и третьему, самому объективному критику – торговцу лотка с книгами, какие можно было в те времена найти у любой станции метро. Когда автор с деланным равнодушием спросил этого незнакомого парня: «Ну как книжка?» – тот ответил нараспев и загадочно: «Смерть… одна только смерть крылатая… летает…».

Что делать! Больше всего к страшным историям тянет как раз тех, кого от них принято оберегать, – подростков и молодых людей. И теперь, сам сделавшись старше, автор, пожалуй, догадывается, что случаются беды страшнее, чем, поглядевшись в зеркало, увидеть маньяка. Но это не значит, что «на обложке – точно неправда». Сегодня, может, и неправда. А тогда, в двадцать лет – ещё какая правда!

Мы добавили в книжку иллюстрации помрачнее. Но надеемся, что теперешнему читателю она не покажется такой уж «чернухой про крылатую смерть из лихих девяностых».

…

Первое издание этой книги предваряло довольно длинное и путанное обращение на форзаце, суть которого сводилась к обычному утверждению, что «все персонажи книги вымышленные, а любые совпадения – случайны». Это утверждение по-прежнему справедливо.

На том же форзаце были указаны благодарности близким и соратникам автора. По множеству причин список этих достойных людей выглядел довольно таинственно: кто-то упоминался с намёком, кто-то под загадочными инициалами, кто-то и вовсе многозначительно не упоминался. Такое уж было это время – загадок и приключений. Сейчас, годы спустя, хочется и этот список представить в «переработанном и дополненном» виде. Итак:

Автор благодарит за помощь в создании этой книги

Георгия Эдуардовича Кобиашвили – соавтора, единомышленника, консультанта и автора художественного оформления;

Алексея Всеволодовича Некрасова – моего отца, первого наставника в литературе, «любезного дядюшку Л.» и знаменитого литературного героя – легендарного Алёшу Почемучку;

Людмилу Дмитриевну Добродомову – мою милую матушку, от которой я в детстве вечно прятал сочинённые мною детективы;

Эрика Борисовича Мартюкова – некогда печатавшего мои рассказы на пишущей машинке, а ныне – профессионала;

Дмитрия Леонидовича Стрелкова – автора идеи переиздания сборника;

а также:

Катю Павлову – для которой и написана эта книга;

Алексея Лавреева – моего друга;

Дмитрия Лаврова – с которым мы вместе зубрили фармакологию;

Дмитрия Михеева («Грибника») – лучшего читателя в истории книгоиздания;

А. Б. Скакальскую – мою добрую фею;

Арама Шалджяна – помогшего больше, чем догадывается;

Алину Сидько – имеющую собственный взгляд на вещи;

Д. Э. Тейбер-Лебедева – который когда-то был просто Митей Лебедевым;

Сашу Бугрова – который за эти годы ничуть не изменился.

ДЕТЕКТИВНЫЕ РАССКАЗЫ И ПОВЕСТИ

СТУДЕНТ

В деканате медицинского института, как всегда, не протолкнуться.

Уж такое это место – деканат: там всё бурлит и кипит, даже когда весь институт забывается летаргическим сном зимнего семестра. Сейчас – лето. Нерадивых студентов-медиков трясёт, как в лихорадке. И сам институт, кажется, подрагивает вместе с ними. Сессия на носу, зачётная неделя в разгаре. Но мало того – о сокурсниках пишут в газетах, а обшарпанные двухэтажные домики, громко называемые «деканатом» и «учебными корпусами», даже пару раз показывали по телевизору. Хорошего в такой известности мало. Аккурат к нынешней сессии институт оказался втянут в дикий криминальный скандал.

Здания института выстроены ещё при царе, тогда эти домики среди деревьев считались новейшего типа больницей. Вокруг всей огромной территории тянется невысокий кирпичный забор, покосившийся, но всё ещё внушительный, давным-давно выкрашенный в мрачно-бордовый цвет. Деканат приютился в нежно-розовом двухэтажном флигеле, прячущемся в кустах у самого забора. Коридор тут узенький, а студентов много. А как же? Кто из них не прогулял хоть раз за семестр лекцию или семинар? Теперь извольте явиться за разрешениями на отработку пропущенного учебного материала. Подождите в очереди, подумайте над поведением. Студенты думать не желают: собираются у стендов, делятся впечатлениями, новостями. Говорят, кричат, орут. Очень много шума, очень много ног. Если вам ещё не наступили на ногу, значит вы сами человек пробивной, значит, и сами, пробираясь, куда вам надо, наступили ног на пять.

Костя Лесовой тоже прошёл, куда ему было надо, и теперь сидел на шатком столике, который чья-то мудрая рука поставила именно так, чтобы пройти по коридору стало ещё труднее. Уселся на стол Костя с видом отрешённым, но высокомерным. Студент третьего курса Костя откровенно не любил толкающуюся и орущую толпу, а, по его мнению, именно это его сейчас и окружало. Можно бы и неделькой пораньше прийти за этими разрешениями, или в апреле, скажем. Нет же! – Костя не жалует своими посещениями деканат, именно потому, что там бывает толпа. Он вроде как выше этой суеты и спешки. Ну вот, пожалуйста, и сиди теперь здесь со своими долгами по фармакологии.

На коленях у Кости учебник, раскрытый на главе «Ангиотензивные средства», но что он там видит, понять невозможно. Костя носит тёмные, точнее сказать, солнцезащитные очки, совершенно ненужные, раздражающие всех сотоварищей на курсе, носит всегда и везде. Он их не снимал на лекциях, он пялился через эти синие, как у кота Базилио, и большие, как у Черепахи из мультика, очки на лекторов, отчего лекторы нервничали. В довершение зол Костя носит длинные волосы, и это не гладкие причёсанные локоны, аккуратно спадающие на плечи. Отнюдь. Длинные лохмы, светлые, в точности, как у болонки, свешиваются ему на очки, и, казалось бы, должны полностью заслонять поле обзора и делать всякое чтение невозможным. Но Костя всё равно читал учебник. Когда ему надоедало угадывать слова в тексте, он прямо под очками прикрывал глаза и откидывался спиной на шаткую стену. И тут сами собой включались уши Кости, обладавшие удивительной способностью угадывать в болтовне нескольких десятков голосов отдельные слова. Кругом шёл трёп, обычный студенческий трёп, высокой, почти опасной для человеческого мозга интенсивности. Но поскольку Костя считал ниже своего достоинства в этом трёпе участвовать, ему не оставалось ничего иного, как слушать.

За спиной Кости, отгороженная пресловутым столом, в стене располагалась ниша, вроде бы для двери, только дверь сделать забыли. Туда и забирались те, кто в этом бедламе искал какого-то уединения. Там оговаривали предстоящие свидания, каялись в грехах вроде вчерашней попойки или сообщали о внезапной беременности. Старосты, получив 25 числа очередного месяца стипендию для группы, шарахались в этот закуток и отсчитывали деньги с таким видом, как будто раздают долю золота команде пиратского корабля. Сейчас эту нишу занимал, почти целиком, опасный Коротенко – громадный, как культурист, неуравновешенный, как алкаш с похмелья, и заросший чёрными жёсткими волосами, по крайней мере, от макушки до воротника. Может, по природе своей он и не был злобным человеком, но зато всегда таким выглядел, особенно когда на глаза ему попадались Костины тёмные очки и светлые патлы. Впрочем, сейчас ему явно не до Кости. Коротенко выискал где-то симпатичную второкурсницу, маленькую, точно воробышек, усевшийся на зубы к крокодилу. Где-то он умел выбирать и находить таких воробышков, и все они оказывались симпатичные, и все они к нему липли, цеплялись за руку, стараясь прислониться к правому бицепсу. Может, он действительно культурист? – подумал Костя, пытаясь разобрать что-то в металлическом рыке за спиной. Даже с симпатичными воробышками и даже на мирные темы Коротенко умел говорить только хрипло и только злобно. Девушкам нравилось и это.

Разговор, однако, Коротенко вёл о скучных, уже известных каждому студенту в институте вещах. О том, что в институте людей убивают. Да, в апреле, когда всё началось, это было страшно, тогда об этом говорили шёпотом. Но ведь на дворе уже май, сессия. И всё-таки бородатый жлоб Коротенко не нашёл ничего интереснее, чем в сотый раз пересказывать старую песню на не слишком новый лад. Возможно, его новая подружка свалилась с луны или только что перевелась в питерский вуз из московского, но, скорее всего, ахала и охала только из вежливости, вернее, из той симпатии, которую вечно вызывают в девушках здоровенные бородатые жлобы с твёрдыми бицепсами.

В сотый, наверное, уже раз Лесовой выслушал описание того, как Виноградов с параллельного потока как-то апрельским вечером назначил свидание на семь часов у павильона глазной хирургии. Глазная хирургия – это там, за столовкой, сама не знаешь, что ли? И пришёл бедный Виноградов на это свидание, и как пень торчал там до восьми, а потом заметил под кустами косметичку, куртку и зонтик девчонки, которую так ждал. Всё мятое и в крови, а куртка, кроме того, ещё и изрядно покромсана ножом.

Виноградову не поздоровилось. Его сразу забрали, а все в институте дружно стали вспоминать грехи бедолаги. Виноградов, правду сказать, ангелом никогда не считался, но и людей, вроде, покуда ещё не убивал. Коротенко подробно и хрипло расписал, как примчалась, а вернее, притащилась в институт милиция и привезла с собой двух экспертов. Напрасно привезла-то – на месте уже копошились пятеро преподавателей с кафедры судебной медицины, до которой идти два шага, институт-то у нас медицинский, верно? Не нашли девушку ни те ни другие. Когда Виноградов, помятый и тихий, но свободный от подозрений следствия снова появился на занятиях и обсуждать его прошлое стало неинтересно, принялись вспоминать сгинувшую. Первокурсница и правда пропала без вести, из деканата специально звонили и домой, и в милицию, и всем возможным знакомым. Пропал человек. И тут какая-то умная голова вспомнила историю, когда бедняжке ещё в конце первого семестра некий доцент сказал, что не может поставить за ответ «удовлетворительно», так как не полностью удовлетворён. Студентка усмотрела в этих словах тайный и подлый смысл, которого, возможно, там и не содержалось, и кинулась жаловаться. Доцентов называли разных – Коротенко уверял, что это был физиолог Оганесян, ну ещё бы: у Коротенко незачёт по физиологии, а людей с кавказскими фамилиями он терпеть не может. Этот Оганесян (если верить Коротенко) якобы после исчезновения первокурсницы стал таиться, дичиться, от всех шарахаться и иными способами навлекать на себя подозрения. Тут бородач принялся совсем уж увлечённо рассказывать своему воробышку о том, какой вообще разврат могут творить доценты с неопытными студентками. И Костя догадался, что до второго случая исчезновения людей в институте речь уже не дойдёт. И это, по-своему, логично. Второй случай, можно сказать, спасал Оганесяна или любого другого охочего до студенток доцента от всяких подозрений.

Во-втором случае, насколько помнилось Косте Лесовому, картина исчезновения оказалась похожа на предыдущую, если можно так сказать, с точностью до наоборот. Тоже свидание – в спортгородке за стадионом, там, где стоят турники и висят кольца, чтобы студенты могли поразмяться между лекциями. Никто там обычно не разминается – гораздо чаще курят толпой или целуются парочками. На сей раз ситуация оказалась гораздо типичнее: на встречу опоздала девушка. Что ж, девушкам положено опаздывать, это их святое право. Только вот бедняжка, когда всё-таки явилась, никого в спортгородке не нашла. То есть вообще никого. Она, конечно, обиделась и ушла, но через пару дней припомнила своё несостоявшееся свидание. Потому что на сей раз пропал молчаливый и неразговорчивый Спирин, сокурсник Лесового. Именно этот довольно бесцветный парень родом из Минска пригласил девушку на свидание в спортгородок. С самыми серьёзными намерениями. Костя лично мог засвидетельствовать, что, влюбившись, впервые за три года учёбы, Спирин стал хоть с кем-то разговаривать, и исключительно об этой своей девушке. И не прийти на встречу, огорчив таким образом любимую, просто не мог. Так же, впрочем, как не мог он не вернуться ночевать в общагу или не явиться на дежурство по хирургии, где подрабатывал через две ночи на третью.

Он не пришёл. Он пропал. Институт встряхнуло уже серьёзно. Хотя история с Виноградовым оставалась у всех на слуху, но в институте, где слухи распространяются быстро, точно в деревне, никто, конечно, не предполагал какого-то продолжения. Продолжение – это уже не странно. Это уже плохо.

Ещё не успели в деканате решить, вызывать или нет второй раз милицию, а студенты уже бродили по спортгородку. Костя тоже пошёл посмотреть. Нашлось немного – кто-то откопал из песка под турником несколько жетонов на метро, вроде как выпавших из чьего-то кармана. Да ещё многозначительно тыкали пальцами в бурые потеки на двух ступеньках шведской стенки.

Костя чисто для прикола вечером сходил в институтскую аптеку, принёс пузырек с перекисью водорода и, дождавшись, когда площадка опустела, вылил перекись на погнутую, будто от удара кувалдой, железную ступеньку, найдя бурое пятнышко, уцелевшее после визита милиции с экспертами. Пятнышко покрылось белой пеной. Если учебник не врёт, может быть и кровь. А может быть и ржавчина.

Но это были всё цветочки, и институт по телевизору тогда ещё не показывали.

Ягодки начались позавчера, когда и без того дрожащие перед сессией студенты обнаружили уже несколько милицейских машин перед институтским спортзалом. И в тот же день между корпусами стал ходить омоновский патруль. Ну, то есть, два мужика и одна женщина, все трое в милицейском сером, в форменных кепках и с дубинками на поясе. Студенты испытали что-то вроде гордости – теперь в институте (он же медицинская клиника, он же много бордовых домиков между деревьями) было аж две самоходные достопримечательности. Первой считался старый рыжий конь-тяжеловоз, неспешно таскающий тележку по территории. Таким древним гужевым способом перевозили здесь бидоны с молоком, грабли для мусора и матрасы из больничных палат в стирку.

А спортзал, он же место происшествия, так и не открыли, навесив большой амбарный замок. Благо, время года тёплое, зачёты по отжиманию и прыжкам, если кому ещё надо, можно сдавать и на стадионе. Официальных объяснений от преподавателей никто из студентов не дождался. Неофициальные сведения гласили, что в спортзале ночью встретились, с понятной целью, двое студентов – парень и девушка. С какого курса? Куда они делись? Что там такое вынесли из спортзала и погрузили в кузов серенькой машины с красным крестом на дверцах, куда потом сел заведующий кафедрой судебной медицины и уехал?

Этого не знал Костя. И Коротенко, судя по всему, тоже не знал.

– У нас, слава богу, резать-то есть кому, – зловеще прорычал он за Костиной спиной, – у нас одних хирургий три штуки! И ещё морг, патанатомы…

Девушка что-то испуганно пропищала. Всё, грустно подумал Костя, она готова вручить себя в лапы этого питекантропа. Который знает, что во всём виноваты доценты, но даже не помнит, сколько кафедр хирургии в институте, где он получает благородную профессию врача. Коротенко посчитал полостную, факультетскую и глазную. А есть ещё сосудистая, не говоря уж о травматологии.

Костя Лесовой, как и все, наверное, в институте, относился к происходящему философски. Может, кого-то у нас и убили. Тех, у кого хватает ума пробираться ночью в спортзал, чтобы заняться сексом, вполне могли и убить. Вот я собираюсь заниматься сексом ночью в спортзале? Нет. У меня назначено свидание на спортплощадке? Тоже нет, мне бы фармакологию сдать до экзамена. Ну так чего мне бояться? Это вот пусть Коротенко боится, которого перепуганная второкурсница уже к себе прижимает, чтобы спас и защитил от невидимых убийц.

Костя слегка сам перед собой лукавил. Вообще-то, он не занимался сексом в спортзале совсем не потому, что трудно или опасно попасть ночью в институтский спортзал. Его единственный на курсе приятель, Димка Лавров, имевший обыкновение каждый семестр затевать, развивать и завершать очередной роман, полагал, что дело в природной застенчивости, но эти домыслы Костя Лесовой решительно отвергал.

– С кем? – спросил он как-то ещё в прошлом году, когда Лавров невзначай поинтересовался у Кости, почему тот редко знакомится с девушками в институте. – С кем, с Синдереллой? Где? В этом вонючем морге?

При этом Лесовой смотрел на приятеля свысока. Он вообще смотрел на всех свысока, что делал без особого труда, будучи длинным, хотя и довольно тощим. Разговор происходил на кафедре анатомии, там, где справа анатомический театр, а слева дверь с окошком, откуда студентам выдают препараты, то есть отсечённые кости или, скажем, печень на эмалированных подносах. Студенты берут препараты и смотрят на них, набираясь ума-разума. Синдереллой же кликали одну из студенток с их курса – наглую, курящую и даже по меркам мединститута бесстыжую. У неё были морковно-рыжие волосы и странно-тёмный цвет лица, как будто Синдереллу совсем недавно задушили. Жутенькая внешность, вообще-то.

А нелепость Костиного ответа заключалась в том, что эту Синдереллу давно отчислили, после первой же сессии, за то что слегла в наркологическую клинику. Если б по беременности, в деканате пожалели бы будущую мамочку, а так чего уж, сама напросилась. Выходит, Костя оказался достаточно высокомерен, чтобы презирать Синдереллу, но недостаточно внимателен, чтобы заметить, что уже год вместе с ней не учится.

– Это не Синдерелла, – только и сказал тогда Лавров. – Та, на кого ты сейчас показал, это лаборантка с кафедры, а никакая не Синдерелла. Нет больше с нами Синдереллы. А лаборантка не виновата, что тоже рыжая.

– У меня отвратительная память на лица! – немедленно ответил Костя Лесовой с такой нечеловеческой гордостью, как будто ему только что орден за это вручили. И, не моргнув глазом, пошёл получать у заочно униженной лаборантки из вонючего морга препарат позвоночного столба.

Костя без тени смущения вспомнил эту историю сейчас, увидев, как по деканатской толчее к нему пробирается сам Димка Лавров: волнистые волосы, обаятельная улыбка, курносый нос уточкой – лучший в мире староста группы. Ура-ура, будет с кем перекинуться парой слов, подумал Костя. Слез со стола, выпрямился во весь немаленький рост и замахал над головой учебником фармакологии:

– Димка!

Тут-то его Коротенко наконец и заметил. А заметив, немедленно стал злобным. Продолжая обнимать одной рукой свою второкурсницу, свободной он чувствительно пихнул Костю в плечо.

– Чего орёшь-то над ухом?

Плечи у них были примерно на одинаковом уровне, а вот масса тела преобладала у бородатого культуриста. Костя бы полетел по коридору пушинкой, будь тут народу поменьше. А так он, пытаясь не упасть, просто нежно приобнял какую-то девицу в джинсовом костюме. Девушка смотрела на стенд «форма заполнения бланков на отработку» так внимательно, как будто надеялась прочесть там свою предстоящую судьбу. Даже когда Костя не по своей вине вцепился ей в плечо, девица не оглянулась, только брезгливо отстранилась. Настолько уж в деканате все привыкли к внезапным конфликтам и мимолётным объятиям.

Когда Димка Лавров добрался до приятеля, тот уже снова высился над бессмысленной толпой. Блеск солнцезащитных очков Лесового ясно выражал, что в драку с неотёсанным Коротенко он не полезет, перед случайно обнятой девушкой извиняться не намерен, а фармакологию, знакомую до тонкостей, открывал лишь потому, что староста группы где-то изволит долгое время шляться.

– Привет! – добродушно сказал Лавров и стал ждать, чем сегодня Костя ответит на приветствие. Костя почти никогда не здоровался ни сам, ни в ответ. Ну точно.

– Почему я вспомнил про Синдереллу? – спросил Костя строго, как будто экзамен у сокурсника принимает.

Лавров только плечами пожал.

Костя Лесовой повёл глазами над макушками студентов. Где-то у выхода промелькнул джинсовый костюм, туда же увлёк свою трепещущую добычу и Коротенко, бормоча ей нежно-рокочущее:

– Сегодня вечером!

Это он, значит, ещё одну уговорил вечером где-нибудь на скамейке попить пивка. Казанова из тренажёрного зала.

– Ты что, заснул? – поинтересовался Лавров, в четвёртый раз дёргая Костю за рукав.

1 2 3...9 >

На страницу:

Перейти

1 из 9

Другие книги автора

Драматические произведения

Пётр Некрасов