bannerbanner
Черный горизонт. Красный туман
Черный горизонт. Красный туман

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

Но, несмотря на эти разрушения, старая заправочная станция казалась Каетану истинным сезамом, где он мог хотя бы увидеть реальные следы старых добрых времен.

Но прежде всего он занялся Титусом. Привязал его к барьеру, что во время оно блокировал вход в магазин, под морду коня подставил поскрипывающую и расшатанную тележку на колесах. Среди перевернутых полок он нашел большую металлическую миску – крышку от чего-то, что называлось «садовым грилем», как он вычитал на полустертом ценнике. Положил ее на тележку, насыпал корм.

Вышел из дома и взглянул на небо. Погода портилась, ночью наверняка пойдет дождь. Теплая ночь и ливень – идеальная возможность одинокому путнику вдали от благ цивилизации искупаться, но на этот раз Каетану хотелось большего. Он обошел руины, надеясь, что туалетные помещения пережили пожар. Увы, он нигде не нашел душевой, те, вероятно, остались в уничтоженной части здания.

Пользуясь случаем, он проверил территорию вокруг. На задах станции Каетан нашел еще три автомобильных остова, на этот раз – не сгоревших. У одного была не заперта дверь – хватило дернуть посильнее. В лицо Каетану пахнуло теплым, застоявшимся воздухом. Он осмотрел салон, открыл багажник. Внутри лежали чемоданчик и мешок с клюшками для гольфа. И корзина с тремя бутылками вина.

– Не много ли счастья для одного-то дня? – пробормотал он сам себе. Вынул одну из бутылок, протер рукавом от пыли. Это был рислинг, добрый старый эльзасский «Клингельбергер» две тысячи тринадцатого года. Каетан не слишком-то разбирался в винах, а поскольку уже несколько десятков лет по миру не ходили знатоки немецких и австрийских напитков, ему неоткуда было получить знание о тайнах германского виноделия. Но он любил вино и решил, что нынче вечером может себе это позволить.

Каетан спокойно закончил обыск территории, машин и руин станции. Нашел множество действующих предметов, которые, будь они привезены в Польшу, стоили бы немало, пусть даже некогда их производили массово и продавали за сущие гроши. Были это зажигалки, свечи, спички, разного типа лампочки, диски с музыкой и фильмами, карандаши. В маленькой комнатке на задах магазинчика, наименее затронутой пожаром, на полках лежали чехлы, небольшие автомобильные детали: зеркальца, подшипники, фары. Нашел он здесь и несколько по-настоящему ценных вещей – ящики с инструментами с прекрасными наборами ключей, две бензопилы, несколько упаковок с многофункциональными складными ножами, термосы, наборы котелков и даже спальные мешки и складные палатки.

Каетан не мог все это нагрузить на бедного Титуса, но инвентарь склада мог пригодиться другим. Как и содержимое багажников автомобилей – одежда, лэптопы, инструменты. Один из ящиков почти полностью занимал большой телевизор, в другом находилась складная детская коляска. И снова CD-диски, прогнившие книги, а на задних сиденьях, на детских креслах – консоли для игр.

То, что принесло гибель этому месту и смерть столь многому числу людей, должно было прийти внезапно. Была ли это красная фергельтунговая[7] туча, материализовавшаяся над станцией и пролившаяся огненным дождем? Или райза йегеров, проникшая в глубь теоретически безопасных территорий? Или внезапное нападение магических насекомых, перепрыгивающих с человека на человека? Станция сгорела лет двадцать назад, но газеты были времен вторжения в Германию, то есть двадцатью годами ранее, напечатанные перед Великой Войной, нынче называемой Затмением. Во времена резни и уничтожения, когда исчез известный и безопасный мир европейцев.

Самым ценным для Каетана и тем, что он решил забрать в любом случае, оказался калькулятор, лежавший в одном из ящиков. Питаемый от солнечных батарей, он все еще работал, если не обращать внимания на чуть западающие клавиши. В свои сумки Каетан упаковал также несколько зажигалок, свечей, мыло и пару многофункциональных перочинных ножей. И два презерватива.

«На счастье», – подумал он, поскольку не верил, что их еще можно использовать.

Обыск руин занял у него почти час. За это время начался дождь, потому он посчитал, что самое время отдохнуть.

Но прежде чем вернуться в здание, он направился в заднюю часть станции, прошел между деревьями. Могила была в десятке-другом шагов от бывшего паркинга. После долгих лет, особенно в ночной тьме, никто и не обратил бы внимания на заросший холмик, ничем не выделяющийся из окружающего пространства. Конечно, если бы не крест. Некий добрый человек поставил его годы назад, сделав из двух металлических прутьев, собственно, даже трубок, примерно одинаковой длины. По центру скрепил их несколькими витками толстой изолированной проволоки, вкопал в землю и даже обложил камнями, чтобы крест не опрокинулся. И крест выдержал сорок лет одиночества, почти полвека военных маршей, чудовищ, ходящих бездорожьем, туч магии, несущих смерть, подземных рек, разрывающих ткань мира. Стоял, легко накренясь, оплетенный вьюнком, будто он и вырос из этой земли как дерево. Стоял на страже, чтобы после всех этих страшных десятилетий забытья он, Каетан Клобуцкий, мог преклонить колени и помолиться за души умерших, коснуться рукой земли над их телами, прочесть их имена и фамилии из укрытого в закопанной банке листка и понести их в себе. И только-то. Аж столько-то.

Дождь все сильнее молотил по листьям, первые капли начали просачиваться сквозь кроны деревьев и падать на землю. Каетан поднялся и взглянул вверх.

Он молился, но не знал, верит ли в Бога. И наверняка не слишком-то Ему доверял.

* * *

Он проснулся внезапно, посреди ночи. Часы показывали два тридцать семь и восемнадцать секунд. Он успел печально подумать, что ему, увы, снова не приснилась никакая голая женщина, но через миг тело стало перестраиваться в боевой режим. Кто-то приближался.

Все еще дождило, ветер колыхал ветви, издалека доносились приглушенные громыханья грозы. Что-то раз за разом постукивало над головой: наверняка бился о крышу полуоторванный кусок конструкции. Титус тихонько и, пожалуй, спокойно посапывал. И все же кто-то приближался.

Каетан поднялся, автоматически потянувшись к уложенным на привычных – одних и тех же – местах элементам одежды и экипировки.

«Хорошо, что я выпил только одну бутылку», – подумал он, но все равно во рту чувствовал сухость, с трудом сглатывал слюну. Знал, что его организм еще не полностью переварил алкоголь и что ему нужно бы сосредоточиться. Он огляделся. На каждой из уцелевших стен станции загорелся желтым маленький квадратик. Это карточки с охранными заклинаниями почувствовали пришлецов и разбудили Каетана. Одна начала пульсировать, указывая примерное направление, откуда приближались гости. Они шли ночью и в дождь, а потому либо в беде, убегая от чего-то, либо, наоборот, за кем-то гнались.

Каетан пристегнул кобуры, перекинул через голову пояс с мечом, натянул капюшон. Встал, тряхнул головой. Подошел к Титусу, дотронулся, повел скрещенными пальцами по лбу скакуна успокаивающими ката. Конь не боялся людей, но если пришлецами окажутся слуги Черных, магия могла его испугать.

В два тридцать девять и восемь секунд Каетан вышел под дождь. Задрожал от холода, когда капли ударили по коже. Но радовался, что дождит: балроги и их слуги воду не любили. Дождь – это хорошо.

Каетан концентрировался момент-другой, а потом быстро прошептал заклинание, выдыхая клуб пара. Прокрался к зарослям, что окружали станцию. Не обращая внимания на воду, что лилась с задетых веток, он продирался как можно быстрее в глубь леса. Примерно зная, откуда идут пришлецы, он хотел занять позицию, чтобы сперва спокойно их рассмотреть и понять, представляют ли они угрозу и движутся ли в сторону руин станции.

Брошенное миг назад заклинание начало действовать. Пар не развеивался – наоборот: все еще повиснув у лица Каетана, загустел, наливаясь темным светом. Потом пополз вниз, по коже и мундиру, удерживаемый невидимой связью с теплом тела. Переполз на спину, сместился к бедрам, все еще чуть поблескивая. Вода собирала воду – когда на оболочку падала капля дождя, то растворялась в ней, истекая паром. Вскоре все тело мужчины было окружено полупрозрачным туманным доспехом, сплетенным из магии и дождя, – аквараценой. Раздираемый ударами веток, он сразу срастался. От него отрывались большие капли воды, словно Каетан стряхивал их с дождевика, но этот ущерб мигом восстанавливался дождем. Дождь – это хорошо.

Каетан пока не запускал вторую фазу заклинания, после которой нанокадабры превратили бы тончайшую защиту в по-настоящему крепкий водяной доспех. Не хотел активировать на этой территории тяжелую магию, пока не убедится, что это совершенно необходимо.

Он все еще раздумывал, кем могли оказаться пришлецы. Йегеры неохотно ходили под дождем, но могли так поступать, особенно когда их заставляли приказы Владык. Люди, какие-нибудь кочевники, живущие на этих территориях, тоже, скорее, искали бы укрытия в такую грозовую ночь. И не потому, что опасались ослабления своей магии, а просто чтобы не мокнуть. Поэтому, возможно, это экспедиция из Польши – разведчики, купцы, грабители. Он предпочитал быть осторожным: ему стоило избегать контактов даже с союзниками. Чем меньше свидетелей его присутствия здесь – тем лучше.

Он снова заклял дождь, раскидывая вокруг щупальца. Легкие зондирующие чары, перескакивая с капли на каплю и таким образом избегая вражеского пеленга, разлетелись в ночь. Быстро вернулись, неся информацию. Те, кто вторгся, были близко, примерно метрах в пятистах на десять часов по отношению к Каетану.

Он изменил направление, сдержал шаг, желая успокоить дыхание и поймать ритм тела. Рядом со странниками он оказался через несколько минут. Все еще не ощущал частиц чужой магии – ни фагов Черных, ни эльфийских нанокадабр. Конечно, странники могли уже какое-то время и не использовать силы, а дождь хорошо приглушал слабые и частичные чары, наложенные на тела, оружие и инструменты.

Он усилил акварацену. Слой пара, что окружал его тело, загустел, превращаясь в тонкую водянистую поволоку, что все время усиливалась дождем.

Дождь – это хорошо.

Каетан остановился на миг, пригнулся, медленно прошел еще несколько шагов, присел на корточки. Наконец увидел их.

Группка состояла из трех мужчин и одной женщины. Наверняка пришли с востока. У них была приличная амуниция, непромокаемые рюкзаки, прорезиненные ветровки, высокие сапоги, фонари. Оружия не заметно ни у кого. Каетан быстро понял, что это не профессионалы – не военные разведчики, контрабандисты или проводники. Они шумели, светили фонарями, расходуя столь ценные на пустошах батареи. Не заботились о безопасности, могли стать легкой добычей обычных грабителей или йегеров. Эта полная беспечность странно контрастировала с по-настоящему серьезной экипировкой. Непросто было все это объяснить, разве что…

«Волхвы! – подумал он. – Это долбаные волхвы!»

Они прошли от него шагах, может, в десяти. Были уставшими и озябшими, но решительными. Должно быть, верили, что они недалеко от цели. Теперь он мог присмотреться к ним поближе, к каждому в отдельности.

Вел их мужчина средних лет, с резкими, острыми чертами на изборожденном морщинами лице. Пожалуй, он один не был здесь новичком. То, как ставил ноги на скользком грунте, как подсвечивал себе фонариком, как подстраивал тело под вес рюкзака – когда-то этот человек немало постранствовал, хоть и наверняка не по бездорожью Западных Кресов. На нем была темная одежда, из-под капюшона торчали длинные прядки черных мокрых волос. Щетина говорила, что человек не брился уже несколько дней.

Следом за ним шла женщина. Невысокая, приземистая, она несла лишь небольшой рюкзак, зато в руках держала не фонарь, а небольшой рефлектор, режущий темень леса золотым снопом света, искрящегося каплями дождя. Мокрые волосы ее тоже вылезли из-под капюшона на щеки, касаясь больших черных знаков, подобных рунам йегеров. В губах ее торчали гвоздики, три в нижней, четыре в верхней, так что в свете фонарей рот женщины казался пастью некоего глубинного монстра. Головки гвоздиков тоже были украшены рунами.

Идиотка! Но Каетан слишком хорошо знал, что наивность – это лишь один из грехов волхвов, да и к тому же не самый опасный.

Ощутил он и свежую кровь – татуировки и пирсинг были не старше небритого подбородка проводника, женщина наверняка сделала их после того, как перешла границу Польши.

Третий путник, худой юноша примерно возраста Каетана, был без капюшона, а потому географ мог видеть его бритый череп, тоже покрытый узорами, которые, с точки зрения их владельца, наверняка имели магическое значение. Этот тащил самый тяжелый рюкзак с притороченной снизу картофелиной упакованной палатки.

Последний волхв сильнее прочих укутывал лицо, так что из-под капюшона торчали только длинный горбатый нос и солидные усища. Губы мужчины двигались: он пел. До Каетана долетали лишь фрагменты слов, заглушаемые однородной перкуссией дождя и шумом леса, но и этого хватило, чтобы узнать песню. Черный, медленный ритм призыва силы и покорения балрогам. Гимн человеческих ренегатов, тех, что по-русски звались волхвами.

Большая часть культистов – всего лишь экзальтированные идиоты, ищущие сильных эмоций. Обычно молодежь, из мест, где никогда не сталкивались с истинной силой Черных и для кого Великая Война четыре десятилетия назад была только историческим фактом. Соблазняемые одержимыми пророками, начитавшись старых сатанинских книг, они создавали секты и почитали балрогов как воплощение зла. Редко когда становились опасными, разве что владели остаточной магией или обладали настоящими артефактами Черных – фрагментами оружия, тел или хотя бы горстью земли, пропитанной злыми проклятиями во время битв. Артефакты меняли их тела и разумы, заставляли поступать жестоко. К счастью, большая часть таких людей, когда их отрезали от влияния гуру и черной магии, хорошо поддавались ресоциализации.

Опасней были настоящие предатели, расшатывавшие порядок, установленный эльфами, и ищущие на западе поддержки своим действиям. Шпионы, саботажники, агенты влияния, убийцы. Они представляли реальную угрозу в центральной Польше, но особенно опасными оставались в западных, еще не окончательно усиленных воеводствах, где еще шла невидимая война. Королевская контрразведка преследовала их и безжалостно уничтожала.

Ну, а этих – просмотрела! Каетан подумал о своем приемном отце, полковнике контрразведки Второго отделения Генштаба.

Люди, которых он видел, могли быть искателями артефактов, но не казались опытными поисковиками. Потому более вероятным казалось другое: волхвы хотели добраться до территорий, контролируемых Черными, принести клятву обожествляемым хозяевам. Отдаться им на службу и испытать честь общения с балрогами.

Идиоты! Долбаные идиоты!

Каетан еще усилил свою акварацену, теперь шел всего в нескольких шагах за колонной путников, оставаясь невидимым.

Он не мог позволить, чтобы волхвы добрались до крепостей йегеров на западе. Эти кретины не знали, что встреча с их богами будет состоять из акта жертвоприношения. Жертвами же окажутся они сами, а йегеры умеют убивать множеством ужасных способов. Нет, Каетан не слишком-то жалел ренегатов – ну, может, девушку, чуть-чуть, поскольку каждая женщина казалась ему ценной и достойной жизни. Однако эти люди представляли собой угрозу, даже если не несли в памяти никаких ценных разведданных, а разумы их не могли открыть балрогам важные военные сведения. Они могли представлять угрозу для своих родственников, поскольку вообще имели память и чувства, что перед смертью будут отсканированы и выжаты на предмет мельчайших частиц информации о Польше. Йегеры умели это делать, о да, могли удерживать человека в многомесячной спячке страдания и выкачивать мозг – клетку за клеткой – ради любого обрывка информации, картинки, запаха, чувства. А потом из этого они выстраивали магические карты, нанося положения домов и деревьев, фабрик и костелов, точек силы и военных крепостей. И картограммы нематериальных явлений и зависимостей: водных течений, людских взаимоотношений, сети бизнес-связей, потоков налички, эмоциональных связей. Все эти данные могли в будущем помочь при подготовке нападения – как обычного, так и магического или псионического.

Открытый к услужению, готовый принести клятву, знающий других ренегатов волхв мог доставить балрогам куда больше ценной информации, чем схваченный во время битвы солдат Речи Посполитой, обученный ставить ментальные блокады, или отважный и религиозный искатель артефактов, который из неосторожности слишком глубоко проник в западные земли.

Будь Каетан с другой миссией, он наверняка искал бы решений получше. Может, арестовал бы волхвов и доставил их к Одеру 2.0, чтобы передать контрразведке. Одни из них попали бы в тюрьму, другие – на психологическую ресоциализацию. Возможно, он использовал бы какие-то гипнотические заклинания, которыми принудил бы путников вернуться. Но здесь и сейчас для такого не было времени, и он не мог вызвать слишком сильное извержение нанокадабр.

Ускорил шаг, опередил их колонну, встал так, чтобы они проходили мимо него.

Только теперь выпустил пеленгующее заклинание посильнее. Оказалось, что у проводника было оружие: пистолет, скрытый в кобуре под мышкой. Остальные несли только ножи, причем клинок лысого был покрыт магическими знаками. Никто из путников не обладал настоящей силой. Это упрощало дело.

Он вышел им навстречу. Жестом левой руки снял магическую завесу, разбрызгивая акварацену так, чтобы струя воды пролилась на землю. В правой держал «глок».

Проводник увидел его, может, шагах в трех перед собою. Глаза волхва расширились, рот распахнулся в крике. Попытался отпрыгнуть в сторону, одновременно потянувшись рукой за отворот куртки – за пистолетом.

Пуля ударила его в лоб.

Только теперь женщина начала кричать. Почитала владык страха и тьмы, но сама не была отважной. Готовилась ко встрече с балрогами, а запаниковала при виде человека.

– Стоять! А не то всех убью! – крикнул Каетан, а зачарованные капли дождя усилили его голос. – Ни с места! Свет вниз! Понимаете по-польски?!

Понимали, поскольку выполнили его приказ. Лучи фонарей теперь освещали мокрую землю и ноги людей.

– Пограничная служба Польского Королевства! – соврал он. – Вы останетесь здесь! Похороните его! Утром отправитесь на восток! Оставите ваш багаж, за исключением еды! Вернетесь на линию Одера и перейдете в Речь Посполитую. Это пять дней дороги, справитесь. Я буду за вами следить. Если не выполните моих требований – будете убиты. Все поняли?

Тишина.

– Поняли?!

– Да, поняли, – сказал лысый. – Ты не можешь…

– Вы – ренегаты, которые находятся на военной территории! – оборвал его Каетан. – Вы будете убиты, если не оставите своих вещей! Будете убиты, если пойдете на запад! Будете убиты, если его не похороните! Поняли?!

– Поняли, – повторил лысый.

– Отойти на пять шагов! – Каетан присел над телом проводника, перевернул его навзничь, расстегнул молнию штормовки. Пытаясь отстегнуть кобуру, чуть наклонился, на миг опустил взгляд. Татуированный лысый кинулся вперед. Толкнул стоящую перед ним девушку на Каетана. Та пискнула испуганно, безвольно полетела вперед с широко раскинутыми руками. Сам лысый потянулся за висящим на поясе длинным ножом. Каетан отскочил в сторону. Толкнул световой импульс – узкий поток молочно-белого сияния, ударивший прямо в лицо лысого. Снова грянул выстрел. Женщина, рыдая, стояла на коленях на земле. Третий мужчина застыл неподвижно, вскинув руки вверх.

– Я не… я не… – повторял он.

Каетан поднялся, водя стволом между двумя волхвами.

– Похороните два тела! Утром отправитесь на восток! Понятно?!

– Да. – Усач выдохнул, явно успокоенный.

– Если не выполните моих приказов – убью вас.

Он склонился над проводником, наконец достал его оружие.

– Убью, – повторил и исчез в темноте и дожде.

Дождь – это хорошо.

* * *

Утром он нашел здесь только два тела, закопанные в неглубокой могиле и прикрытые ветками три набитых рюкзака. Поставил на могиле крест из кривых веток и отправился дальше на запад. Уже не дождило.

Глава 4

Двери купе невозможно было прикрыть. Роберт рванул раз-другой, а потом оставил это, чувствуя на себе взгляды остальных пассажиров.

– Не напрягайтесь так. – Старик старательно сложил газету и всматривался теперь в Роберта сквозь оправленные в черное дерево очки. – Не работают. Немного шумно, но зато не душно.

– Ага, понятно. – Роберт с благодарностью принял этот жест понимания и перестал морочиться с дверью.

Занял место у окна. Старик еще некоторое время внимательно глядел на него, ожидая, возможно, продолжения беседы. Но тщетно, поскольку Роберт тяжело опустился на сиденье и прикрыл глаза. Мужчина потерял к нему интерес, медленными движениями развернул газету, словно та была бесценным манускриптом, а не куском переработанной бумаги, и углубился в чтение. Остальные пассажиры, выбитые появлением Роберта из дорожного ступора, теперь снова в ступор этот погружались. У дверей сидела худощавая женщина лет сорока – а может, и пятидесяти – с ровно зачесанными и стянутыми в короткий хвостик волосами. Напротив нее дремал юноша в толстых шерстяных штанах и клетчатой фланелевой рубахе. Похоже, не мог дождаться холодных дней и решил приблизить приход зимы, одеваясь слишком тепло. Рядом с элегантным любителем прессы сидел ксендз в черной сутане, лысеющий, с седыми волосами, гротескно зачесанными с затылка. На коленях он держал открытую книгу в твердой обложке, но не читал ее. Прикрытыми глазами всматривался в иконку, висящую на противоположной стороне купе, а на самом деле находился в том характерном для путешествующих состоянии кататонии, что выключала их из мира и позволяла бродить в мыслях, ассоциациях и полуснах.

Роберт сперва тоже намеревался подремать, подозревая, что в ближайшие дни у него не найдется для такого достаточно времени. Но через минуту-другую, когда, как он полагал, остальные пассажиры уже смирились с фактом его присутствия в купе и перестали обращать на него внимание, открыл глаза и выглянул в окно. Соседние пути были свободными, на следующих стоял локомотив с короткой цепочкой грузовых вагонов. Потом еще двое пустых путей и – древнее здание вокзала. Не слишком броский барак из крашенного в зеленый цвет дерева не выглядел как главная перевалочная станция воеводства. Здесь планировали построить более солидное здание, чтоб заменить сожженный во время налета старый вокзал, но, как обычно, временное строение оказалось устойчивей замыслов людей, и деревянный сарай за без малого десять лет принял тысячи пассажиров.

Роберт перевел взгляд на стоящий на соседних путях локомотив, мощную черную машину модели «PT-2018». Паровозы снова стали важны лет тридцать назад, когда взорванные трубопроводы перестали поставлять Европе нефть. Счастливая Польша имела уголь, а инженеры разработали весьма экономные версии котлов, работавших на брикетированной древесине.

А уж леса у нас не переведутся, подумал Роберт, понимая, что восторг от паровозов – это детский атавизм, что сидит в душе большинства мужчин. Мечта о силе и мощи плененной физики, впряженной в арифметику расписания поездов и в геометрию системы рельсов. Это желание контроля и доминирования, когда движением стрелки, переводом рычага, изменением графика можно управлять тысячами пассажиров, миллионами тонн товара, человеческими судьбами и благосостоянием стран.

Демон движения[8] – через сотню лет из архивов извлекли Грабинского и теперь внимательно вчитывались в каждую его фразу. Железнодорожные пути прокладывали согласно новейшему военному искусству так, чтобы стальные рельсы не только соединяли важнейшие из городов Польши, но и создавали на земле мощные знаки. Металлическая сеть связывала территорию Речи Посполитой уже не просто в переносном смысле – рельсы стабилизировали географию как гигантские куски пластыря. А расписание движения, тактированное эльфийскими магами, укрепляло биологические ритмы природы, возбуждая охранные частоты в эфире для всей Средней Европы.

Только теперь Роберт заметил, что на путях перед локомотивом скачут трое воробьев. Присаживаются то на один, то на другой рельс, перепархивают, гоняются друг за дружкой, взмахивают крыльями, топорщат перышки. А над ними вырастает стальное чудовище: голова локомотива, черный снеговой отвал. Воробьи продолжали прыгать – играли или дрались, – не видя, что рядом ожидает левиафан, который может их раздавить, даже не заметив.

Не похожи ли на этих воробьев и мы сами? Строим, организовываем, гоняемся, живем, поскольку не понимаем, что за чудовище стоит напротив нас. Оно еще спит, еще не показало свою мощь, а потому нам кажется, что мы сумеем от него сбежать. Но ведь даже если и сбежим, все равно не сумеем свергнуть его власть. Ну, воробышки, бегите!

Птицы, конечно, не переживали так. Перелетали с рельса на рельс, то приближаясь к паровозу, то отскакивая, занятые своими делами. Пока локомотив не фыркнул, заскрежетал, выпустил клубы пара. Тогда они одновременно поднялись с земли и полетели к зданию вокзала – может, в поисках очередного противника для воробьиного озорства. Стоящий же на соседних путях состав вздрогнул, перед глазами Роберта замелькала цепочка товарных вагонов. Они ехали на запад, к рубежам польского государства и мира людей.

На страницу:
3 из 4