Знаменитость

И вот тут меня настиг последний, самый худший обрывок воспоминаний. Вчера я приехал сюда на автомобиле. Который угнал! Нет – взял покататься. И не отдал. Господи! Сделай чудо, чтобы это было не со мной! Чтобы все это оказалось только дурным сном. Я прислонился лбом к холодному зеркалу и зажмурился. Душу начинало грызть раскаяние немыслимой силы.

Но слабость я себе позволил не больше чем на минуту. Раз деньги улетели – значит, надо заработать их снова. Главное – как можно скорее и незаметнее исчезнуть из этой роскошной гостиницы. Сегодня в двенадцать встреча с Асланом и его соотечественником. Если быстро купить японский каталог, и показать кавказцам, может быть получится не только договориться, но и взять половину денег сразу? Еще можно успеть. Начать все заново. А дальше уж как-нибудь наладится. На крайний случай у меня вчера точно были отложены последние сто рублей.

Я засунул руку во внутренний карман пиджака, но он оказался пуст. Под ложечкой нехорошо похолодело, в очередной раз за это утро. Обшарил боковые карманы – пусто. Залез в карманы джинсов – только мелочь… При этом я точно помнил, как последнюю сотню упрятал подальше и пообещал себе не трогать. Дошло до того, что в пустой туалетной комнате, я снял штаны и пиджак, перетряс все вверх ногами, стоя в одних носках – денег не было. А в душе поселилось смутное подозрение, что меня обокрали. Я слышал про такие истории, когда жулики напоят человека, а потом обирают?

– У меня деньги были, сто рублей. Теперь их нет, – сказал я, вернувшись в гостиную, с трудом переведя дух.

Я встал в метре от этого Алеши и заглянул ему прямо в глаза. Особых поводов предъявить ему обвинение в воровстве, у меня не было. Но решимости хватало – хоть отбавляй, и я понимал: если почувствую, что он врет и отпирается – просто заеду ему в морду.

– Так это я позаимствовал! – радостно признался Алеша. – Ты извини, я сразу не успел сказать. Занят был, – и певец жадно приник губами к краешку фужера, не обращая больше на меня ни секунды внимания. Его выпирающий кадык сделал несколько судорожных глотательных движений.

– Они же у меня далеко в кармане были спрятаны? – не понял я.

– Ну, я с утра зашел – вижу, ты спишь. Думаю, зачем будить хорошего человека? А у меня трубы горят – сил никаких нет. Ну, и позаимствовал денежку. Пива заказал. Я же тебе сразу говорил, пивка не желаешь?

Его уверенное сознание, как будто все нормально, взбесило меня еще сильнее, чем понимание того, что этот тип тайком шарил у меня по карманам! У меня не было слов. Зато, видимо, появилось, что-то такое во взгляде, от чего Алеша забеспокоился.

– Да ты не напрягайся, генацвале! – почему-то он назвал меня на грузинский лад и развел руками, пытаясь изобразить виноватую улыбку. Но вышло наоборот – его похмеленная рожа выглядела чересчур довольной. – Все классно будет! Ко мне в двенадцать часов Василич приедет, гонорар привезет, и я тебе мигом отдам. А пока выпей пивка, расслабься…

Зря он взял этот тон. В следующее мгновение, я уже держал его за лацканы пиджака и орал:

– Какие двенадцать часов?!.. У меня встреча в двенадцать! Мне сейчас деньги нужны!..

Тут я тряхнул его так сильно, что фужер полетел на пол и с нежным звяканьем разлетелся осколками. А недопитое пиво расплескалось по ковру. Это немного утихомирило меня. Хватило ума понять, что если сейчас еще начнутся разборки с гостиничной администрацией – мне не успеть к полудню, ни с деньгами, ни без денег. И Аслан с соотечественником впустую прождут меня у Пяти углов.

– Давай, что осталось, – потребовал я.

Он без сопротивления немедленно полез в карман, и извлек оттуда одну маленькую и смятую бумажку салатного цвета.

– Что это? – опешил я.

– Трояк остался… Тут в буфете пиво импортное – «Будвайзер» по пятнадцать рублей бутылка. Вот и получилось… – оправдывался Алеша.

То есть он собирался сказать, что за утро сумел истратить ползарплаты среднего советского гражданина?! Когда в магазине бутылка «Жигулевского» стоит пятьдесят копеек. А эта сволочь, без спросу истратила мои последние деньги на «Будвайзер» по сумасшедшей цене. А если к этому добавить страх и злость на себя из-за глупости с чужой машиной, вы понимаете, что я просто обязан был дать ему в рыло.

Но не дал. Потому что в двери номера зашла полная немолодая горничная с огромной охапкой роз.

– Поставь на рояль, Никитишна, – попросил Алеша, не теряя самообладание.

Горничная с розами степенно прошествовала к черному роялю. По пути окинув неодобрительным взглядом остатки разбитого бокала.

– Вот ведь никак нельзя, чтобы не напакостить! – принялась браниться сварливая тетка. – Кто теперь гостинице за бокал из чешского стекла компенсирует? У меня его из зарплаты вычтут! – Она уперла руки в бока и ее глаза навыкате сверкали гневом.

– Не сердись, Никитишна! Сейчас мне привезут гонорар – решим все вопросы. Еще внукам потом рассказывать будешь, каких артистов у себя в генеральском люксе принимала.

– Бардак разводить все вы артисты, – проворчала неугомонная Никитишна. Она явно не собиралась уходить и только переводила выразительный взгляд с роз на Алешу.

Он тяжело вздохнул, снова извлек из кармана последнюю трехрублевку, и, виновато глядя на меня, грустным выражением огромных глаз, протянул бумажку сварливой бабе.

– Пора номер освобождать. Уже начало двенадцатого! – огрызнулась, уходя старая халда. – Директор «Тяжмаша» из Днепропетровска с супругой заселяется.

Начало двенадцатого! Это была катастрофа. Я осторожно сдвинул тюлевую занавеску и выглянул вниз, на тротуар перед гостиницей. Где-то в глубине души еще теплилась надежда, что вчерашний эпизод с «Жигулями» мне померещился спьяну, и никакую машину, я на самом деле не угонял.

Но то, что творилось внизу, заставило мгновенно отпрянуть от окна. Мои молитвы не были услышаны – чудо не произошло. Проклятые «Жигули» стояли прямо перед фасадом «Прибалтийской». Причем ночью, я криво припарковался. Заехал передним колесом на бордюр, опрокинул урну, и похоже, помял крыло машины. И вот это безобразие как раз рассматривали сразу три милиционера. Точнее – двое интересовались покалеченной машиной, а третий, запрокинув голову, озирался на окна гостиницы. Я отпрянул быстро, но все равно не был уверен – заметил он меня в окне или нет.

– Алешенька! Это мне такая роскошь!?.. Внимательны-ый!..

Из второй спальни легкой походкой выпорхнула Ева Томашевская. Промакая полотенцем влажные волосы, она сразу же подбежала к роялю, и принялась рассматривать цветы. То есть этот гад, еще и поднялся в ее глазах, истратив на розы мои последние деньги!

И только одно мстительное воспоминание подсластило мне все кошмары этого утра. Вчера, когда мы пьянющие завалились в этот номер, Ева сразу буквально затолкнула меня в одну из спален:

– Иди, спи!

Уверенный, что она меня бросила ради своего певца, я вырубился мгновенно, так бы и уснул в одежде, если бы через некоторое время не почувствовал трущееся о меня легкое маленькое тело.

Тело было женское. Тело было горячее. И оно было совсем голое. Мне даже ничего не надо было делать. Ее руки сами ловко раздевали меня. Но я все равно приподнял голову и, стараясь изобразить строгий прищур, спросил:

– А как же твой Алеша?..

– Спит Алеша, дрыхнет, – пробормотала она. При этом дыхание у Евки перехватывало – она была уже сама не своя от желания. – Нажрался, скотина и заснул. Теперь его не поднимешь. И вообще он мне не нужен. Я тебя люблю! Какое счастье, что мы встретились… – и она припала к моей груди, изображая нежность. А ее проворные пальцы ни на секунду не останавливались, стаскивая брючный ремень.

Но женщина не должна была вот так бросать меня, и возвращаться, удовлетворяя минутные капризы. Я хотел компенсации морального ущерба. Поэтому приподнялся на локтях и сказал.

– Если уж ты меня сюда притащила – извольте к роялю милая!…

– На черном рояле? Такого со мной еще не было, – хихикнула в ответ Ева Томашевская, тогда ночью.

Так что теперь, посреди катастрофы отвратительного утра, этот самый черный рояль, возвышался единственным приятным воспоминанием, словно не сдающийся гордый «Титаник». Может быть, просто сама судьба предъявляла мне такой счет за потрясающую ночь с шикарной женщиной? Которая с утра опять делала вид, как будто мы едва знакомы, и только восхищенно перебирала розы в букете.

Алеша, тем временем, торопливо наливал пиво из очередной бутылки в новый бокал, и еще вытащил из внутреннего кармана белого пиджака чекушку самой простой «Русской» водки, которую явно собирался плеснуть туда же.

– Загороди, меня от Евки, – вполголоса попросил он, опасливо поглядывая в сторону Томашевской. И сам отодвинулся к подоконнику, чтобы втихушку приготовить свой отвратительный коктейль.

В номере зазвонил телефон. Ева сняла трубку.

– Василич приехал, пора выметаться отсюда! – скомандовала она. – Алешка! Собирайся! Пора концерт записывать… – и убежала обратно в спальню. Алеша торопливо доглотал адскую смесь из своего фужера и заметался по номеру в лихорадочных поисках – куда бы спрятать пустую бутылку.

Дверь распахнулась, и в гостиную быстрым шагом буквально ворвался еще один персонаж. Вновь прибывший был полной противоположностью Алеше. Начиная с комплекции: невысокий крепыш, к любой детали внешности которого отлично подходило слово «мясистый». Нос у него был толстый и мясистый, щеки изрядно выпирали, суживая глаза и прикрывая часть шеи. Толстые губы были растянуты в радостную улыбку. И даже лысина, обрамленная на затылке и вокруг ушей короткими кудрящками, бугрилась мясистыми шишками. В отличие от Алеши, мгновенно побледневшего после водки с пивом, его «продюсер» источал румянец и энергию.

– Ну, здравствуй, что ли, талантище! – ринулся он обниматься с певцом. Уткнулся носом в его белый костюм ровно на секунду и тут же резко отшатнулся. – Пил, что ли с утра?!..

Вся его веселая энергия, словно мгновенно почернела.

– Я тебя убью, когда-нибудь ублюдок, – прошипел крепыш. – Вот только сорви мне запись! Вот только спой плохо. Столько денег вложил, ребят из оркестра подогнал, а ты с утра на кочерге?..

– Только пиво, Василич! Мамой клянусь! Я осознаю ответственность момента… – звучно икнув, принялся врать Алеша. – Тут это, Василич, дело одно, – он оглянулся на меня, взял своего продюсера под локоток и повел к окну.

Я напряг слух, и уловил, как Алеша рассказывает, что «должен парню сотку» и просит «небольшой аванс». Но в ответ «мясистый» Василич только дернул локтем и взбеленился.

– Какие деньги?!! Ты спой сначала! И так уже должен сколько? Ни копейки не получишь, пока запись не завершим, как следует.

И он отошел в сторону, всем своим видом давая понять, что разговор закончен.

Ловить здесь было больше нечего, а каждая секунда промедления, жгла огнем, поэтому я начал потихоньку двигаться в сторону прихожей. Надо было срочно драпать отсюда. Но тут Алеша некстати задержал меня под локоть и сконфуженно забормотал:

– Ты погоди, дружище. Теперь он деньги отдаст только когда спою. Задолжал я этому кровопийце. Но можно попробовать к обеду уломать его. Тогда уже половина записи будет готова, и я его уломаю. Так, что давай – с нами поедешь…

– Куда с нами?! – резко возразила Ева Томашевская. Она дожидалась в прихожей и услышала последние слова Алеши. – Ты совсем сдурел? Запись тайная, квартира конспиративная, а он туда же – зрителей захотел, массовки…

– А я не могу петь, когда никто не слушает! – подчеркнуто капризным голосом заявил Алеша Козырный. – В стенку на обои, что ли смотреть и петь?..

– Ладно, бери своего кредитора, – смилостивился Василич. – Пригодится нам за водкой бегать… – и подмигнул мне вполне дружелюбно, прихватив и букет. – Кстати, вы не в курсе, почему столько ментов в вестибюле? Документы проверяют. Вроде какого-то угонщика ловят? – направляясь к выходу, бросил Василич.

Я замер, отлично понимая, какого угонщика пытаются поймать в вестибюле. А потом облава – пойдут проверять номер за номером…

– Ты не слушай их, Сережа, езжай, куда собирался. Тебе с нами делать нечего, – продолжала возражать Ева. – Нам бы Василич, как-нибудь незаметно отсюда выскользнуть? А то документов у Алешки, как обычно не водится, проскочим, через какой-нибудь задний проход? У тебя же тут вся администрация в друзьях…

Она слишком настойчиво старалась показать, что я для нее ничего не значу. Якобы, забыла, как, этой ночью, изгибась в судорогах оргазма, царапала мне спину… А потом, закурив, еще цинично пошутила: «До чего скользкий инструмент!…» А может, Ева просто опасалась, как бы я не намекнул Алеше про ее ночную измену? Но она не учла некоторых особенностей моего характера. Стараясь «срубить меня с хвоста», она только разбередила мое упрямство, которое в таких случаях подмывает поступить наперекор. К тому же не оставалось другого способа проскочить незамеченным мимо ментов, устроивших рейд в гостинице, кроме как в кампании с ушлым Василичем. Одному спуститься в холл гостиницы было то же самое, что явиться в милицейский участок, оформлять явку с повинной. Единственный шанс смыться отсюда появлялся только через какой-нибудь боковой выход.

– Ладно, поехали, – ухватился я за этот шанс немедленно.

И если совсем честно – меня уже грызло любопытство, что за такая тайная запись? И что там за студия? Любопытство подкрепляло и необходимость, и досаду. Меня уже понесла река моей будущей судьбы. Но, удаляясь по ковровой дорожке вдоль широкого гостиничного коридора вместе с новой странной компанией – я еще не подозревал об этом.

3 Знакомый голос

Такси дожидалось нас. Счетчик в машине успел натикать больше пяти рублей. Половину пространства на вместительном заднем сиденье «Волги» занимала гитара. Она была не желтого цвета, как я привык, а какого-то темно-вишневого с чернотой. Я таких никогда не видел.

– «Стратакастер»! – расплылся в блаженной улыбке Алеша. Он юркнул на заднее сиденье и принялся обнимать и нежно ласкать гитару, словно ее широкие деки были бедрами роскошной женщины-вамп. Он обернулся к продюсеру, и я с удивлением обнаружил настоящие слезы на глазах странного певца. – Василич, ты сберег!..

– Ну, а как же! – пробормотал довольный и даже немного смутившийся Василич, располагаясь на переднем сиденье.

И тут меня окликнули. Медленно оборачиваясь, я уже знал, что попался. Все-таки «Волга» стояла на виду, хоть и у бокового входа.

Ко мне спешил Валет. А в отдалении стоял, искоса поглядывая, тот самый вчерашний тип – инструктор обкома, владелец «Жигулей». А рядом с ним, молча, курил еще один мужчина, штатская одежда которого была не способна скрыть милицейскую выправку.

– Ну, ты наворотил дел! – выдохнул Валет. – Ты же новую машину помял! Еще и пьяным ездил! Без прав! Ты никого не сбил?.. Теперь тебя точно посадят!..

– Ну, а ты-то, что суетишься? Сдал меня все-таки, не удержал язык за зубами? – зло буркнул я в ответ, не представляя, что теперь делать.

– Да я тебя спасаю! – возмутился Валет. – Мне деваться было некуда. Слушай – если ему компенсировать нормально: моральный и материальный ущерб – я может и смогу договориться, чтобы он забрал заявление. Только быстро решай! Стоить будет две тысячи, успеешь срочно собрать?

Прозвучавшая сумма придавила меня к земле. В бескорыстное посредничество Валета поверить мог только идиот. Но какие бы свои интересы он не маскировал за дружеской улыбкой, приходилось признать – только Валет мог мне сейчас помочь «отмазаться» от тюрьмы. Не он же меня усаживал вчера за руль «Жигулей»! Расхлебывать предстояло все самому.

– Молодой человек, так ты с нами едешь или нет? – нетерпеливо окликнул меня Василич.

Окрик подстегнул мое главное желание – прямо сейчас уехать от проклятой гостиницы свободным, в такси, а не в наручниках.

– Я соберу деньги! Не знаю как – но соберу. Только дайте немного времени, – попросил я.

– К пяти часам мы к тебе домой приедем. Только не вздумай его обмануть. Чтобы все деньги были. Иначе сядешь! – поставил меня перед фактом Валет, и заторопился с отчетом к своему «старшему товарищу».

Когда я втискивался на заднее сиденье «Волги», гриф роскошной гитары, занимавшей там все оставшееся свободное пространство, неприятно боднул меня в висок. А когда такси резко рванулось с места, я стукнулся о гитару второй раз.

– Дорогая гитара? – потихоньку спросил я Еву, стиснутую между нами, на заднем сиденье. С этой минуты меня начало интересовать все вокруг, что стоит денег.

– Кто бы знал? – недовольно отозвалась она, пытаясь сесть посвободнее. – Эту гитару какой-то умелец сделал у нас в Питере. А какая у самоделки может быть цена? Звук у нее и, правда, хороший, чистый. Единственное имущество, которое имеется у нашей звезды, – съязвила Томашевская. – Как до сих пор еще не пропил – я удивляюсь? Наверное, все-таки не дорого стоит…

– Она всегда ко мне возвращается, – певец все еще стискивал инструмент в любовных объятиях, прижавшись к деке небритой щекой.

– А что значит «Стратакастер»? – недоумевал я.

– Все это голый понт! – фыркнула Томашевская. – Услышал где-то, как у Джимми Хендрикса или Мика Джаггера гитары называются. Вот и наш младенец себе выдумал игрушку…

«Волга» мчалась по утреннему, летнему, полупустому Питеру. Мы быстро проехали весь Невский, почти свободный от машин в этот час и направлялись куда-то на новую окраину города. Я лихорадочно пытался изобрести способ, как срочно достать много денег. Но ничего не приходило в голову. На встречу с Асланбеком я уже опоздал, так что этот вариант отпадал, по крайней мере – сегодня. Но даже при удачном стечении обстоятельств, сразу две тысячи там было не взять.

Пьяного Алешу быстро укачало, он сомлел и хватал воздух открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег.

– Приоткройте там окно. Чтобы нашего солиста ветерком обдувало, надо ему трезветь, – распорядился Василич, обернувшись с переднего сиденья. – Хочешь, Алеша, настроение тебе подниму?..

И, не дожидаясь ответа, он попросил водителя такси.

– Федор, включи, пожалуйста!

Молчаливый водитель, пошарил одной рукой у себя под креслом и извлек оттуда пропыленную магнитофонную кассету с ободранными наклейками. Не отрывая взгляда от дороги, он втиснул кассету в портативный магнитофончик «Весна», зажатый между передними сиденьями, и нажал клавишу.

– Стоял я раз на стреме! Держался за карман! Как вдруг ко мне подходит не знакомый уркаган… – Из магнитофона раздался искаженный помехами, и приглушенный многочисленными перезаписями, но вполне узнаваемый голос Алеши. А затем в ритме танго вступила пронзительная скрипочка.

В зеркальце заднего вида, я наблюдал, как водитель улыбается, и, скосив глаза, рассматривает – какое впечатление произвел сюрприз на певца.

В этот момент наше такси остановилось на светофоре. А в соседнем ряду затормозил грузовик КАМАЗ, тоже в ожидании зеленого света.

– Послушайте, в КАМАЗе тоже меня крутят! – завопил взбодрившийся Алеша.

Василич энергично открыл пошире свое окно. Я тоже прислушался. Из кабины грузовика, возвышавшегося над нашей «Волгой» доносилась трудноразличимая музыка, заглушаемая фырчанием мотора.

– …Выпьем за мировую, выпьем за жизнь блатную!… – напел вслух сияющий Алеша. – В позапрошлом году делали, с ансамблем «Хулиганы»?..

– Точно! – согласился Василич.

Светофор дал зеленый свет, и КАМАЗ с оглушительным ревом тронулся с места, обдав нас клубами отвратительно вонючего выхлопа.

– Закройте окошки, сейчас же! – потребовала Ева, уткнувшись носом в розовый букет.

– Знакомый голос! Вся страна слушает Алешу Козырного! – польстил Василич, закрывая окошко.

– Слушать-то слушает. А в лицо никто не знает, – посетовал Алеша. – Ведь, если бы ты Федю не предупредил, кого он везет сегодня, он бы никогда и не узнал. Точно Федор? – спросил Алеша водителя. Но все равно чувствовалось, что он польщен.

– Радуйся, что никто не знает. А то давно бы уже посадили за блатные песни, – проворчала Томашевская.

Улучив момент, когда никто не видел, я слегка потискал ее ногу выше колена. Ева недовольно отдернула колено и даже не обернулась ко мне. А такси уже въезжало в один из новых окраинных микрорайонов Ленинграда. Уже пару пятилеток он застраивался одинаковыми панельными девятиэтажками. Здесь повсюду в небо торчали подъемные краны, а жители были обречены годами пробираться к своим жилищам через непролазную глину бесконечной стройки. У крайнего подъезда одной из таких новых девятиэтажек и остановилась наша машина. Вопреки традициям новостроек, лифт в подъезде работал.

– Девятый этаж жми! – распорядился Василич. – Место сегодня новое. А то на старой квартире, слишком много записывались. Не хочу спалиться.

– Зачем так высоко забрались? – Алеша нажал кнопку. Кабина поползла вверх.

– А это чтобы, если менты нагрянут – по крышам уйти можно было, – пояснил Василич. – Шучу!

– Это как американские коммунисты? А Ева у нас будет вместо Анжелы Дэвис… – захохотал Алеша. – Только нашим музыкантам с инструментами трудно будет на крышу вылезать.

– Просто место подходящее, – уже всерьез пояснил Василич. – Боковая квартира. С одной стороны – наружная стена дома. Сверху крыша. И соседи снизу в эти выходные на дачу должны уехать. Значит, мы своим грохотом никого не побеспокоим. Никто не начнет стучать в ментовку…

– А квартира напротив? – поинтересовалась Ева.

– Стены, как следует, одеялами завешаем, – пообещал Василич. – Ну, и совсем уж идеальных мест у нас в стране не бывает, – пояснил он, как только лифт остановился и двери разъехались. – Ты уж постарайся, Алеша, сегодня все записать побыстрее. Не тяни. А то я музыкантам по времени плачу. Каждый час – стольник. Вот они и не торопятся…

4 Подпольный концерт

Поперек большой комнаты, примерно на уровне лица, были натянуты бельевые веревки, на них прищепками закрепили два настоящих студийных микрофона. А одна из стен была сплошь завешана одеялами. Ватными, в отвисших пододеяльниках, синими шерстяными солдатскими одеялами и даже какими-то ковриками и скатертями. Чувствовалось, что для звукоизоляции в этом неприспособленном жилище была использована вся ветошь, которая только оказалась под рукой.

Но не это было главным. На небольшом столике возле подоконника стояло чудо, от которого захватило дух. Сверкающий хромированными деталями, большой магнитофон «Sony»! Такую аппаратуру в Советском Союзе трудно было найти даже изображенной на картинке. А тут магнитофон стоял живой, настоящий, мерцая огоньками маленьких лампочек и индикаторов!

Я моментально оказался возле этого технического шедевра. Две большие круглые пластиковые бобины: одна с пленкой, другая – пустая, уже были заряжены. Магнитофон гудел еле слышно, готовый начать запись в любой момент. Со всех сторон к нему стекались многочисленные электрические шнуры. Его хотелось нежно погладить по полированным бокам, словно послушного и сильного диковинного зверя! И я искренно пожалел, что сейчас здесь нет моего чудаковатого дружка Витьки Зяблицкого, чтобы он хоть раз живьем посмотрел, как выглядит то, к чему он должен стремиться, когда паяет «Sony» у себя на кухне.

– Интересуетесь, молодой человек? – спросил Василич. Он тоже, не без нежности, любовался фантастической японской техникой. – Великолепный аппарат. В Питере таких всего два экземпляра. У меня и у Муслима Магомаева. Месяц назад удалось достать. Как сказано у классиков «доставлено с таможни, контрабандный товар»… Десять тысяч рублей. Стоит, как «Волга», на которой мы сюда приехали…

– Студийный? – спросил я.

– Полупрофессиональный, – с легким сожалением признался Василич. – Но, что особенно важно для качественной записи – многоканальный. Воспроизводит частоты от 20 герц до 18 тысяч – весь звуковой диапазон, который способно улавливать человеческое ухо… – авторитетно заметил подпольный предприниматель. – А вы разбираетесь?..

Я хотел возразить, что диапазон, который слышит человек – на самом деле шире, но не стал. В конце концов, я сюда пришел не спорить, а смотреть и слушать. А обстановка здесь, что не говори – поражала.

Целый таз винегрета стоял на полу в углу комнаты. Огромная эмалированная посудина, в таких хозяйки обычно стирают белье. Впрочем, тут же находился и ящик водки, что многое объясняло.

На продавленном и засаленном диванчике сидело несколько плохо выбритых, и длинноволосых людей. Одеты они были сплошь в какие-то фирменные джинсы, свитера с картинками и иностранными надписями на груди. Но только вся эта совсем не дешевая одежда была или не стирана, или помята крайне небрежно. Нарочитым пренебрежением к дорогим шмоткам эта братия подчеркивала свое отличие от модных фарцовщиков – королей Невского проспекта.

Это собрались музыканты. На что недвусмысленно указывали инструменты, горой сваленные при входе. Мне показалось знакомым только одно лицо – клавишника, которого я уже видел вчера в «Поганке». В квартире было настолько накурено, что перехватывало дыхание. А пепел они стряхивали в пустые трехлитровые стеклянные банки.