Город. Энтропия в замкнутом пространстве. Две страшных повести

Город. Энтропия в замкнутом пространстве

Две страшных повести

Олег Зинченко

Фотограф Олег Зинченко

© Олег Зинченко, 2017

© Олег Зинченко, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4485-1235-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Город

Город.

В те дни люди будут искать смерти, но не найдут её;

пожелают умереть, но смерть

убежит от них.

Откровение Иоанна Богослова,

глава 9, стих 6.

В кафе ко мне за столик подсел человек, чью внешность можно охарактеризовать лишь одним словом – странный. Посмотрев на меня, он вкрадчиво, озираясь по сторонам, чем ещё больше укрепил меня в своей странности, произнёс:

– Здравствуйте, мне рекомендовали вас как человека и журналиста, которого интересуют аномальные, таинственные явления…

– Здравствуйте, но, простите, с кем имею честь? – стараясь скрыть раздражение от такой бесцеремонности, спросил я.

– Это не важно, моё имя вам лучше не знать

– Но…

– Прошу вас, выслушайте меня! У нас очень мало времени.

– У нас? – попытался сыронизировать я, но моя реплика утонула в его скороговорке.

– Вы знаете, что такое диэтиламид лизергиновой кислоты?

Понимая, что мне «посчастливилось» иметь дело с сумасшедшим химиком, я решил более не перебарывать возникшее желание встать и уйти, но что-то, возможно – потерянное выражение его глаз, удержало меня на месте.

Тем временем, не обращая внимания на мою нервозность, странный химик продолжил свой ликбез:

– Не знаете? Тогда наверняка, он вам известен под названием ЛСД!

– Если вы о наркотике, то – безусловно, слышал.

– Тогда вы, наверное, слышали о биохимической лаборатории профессора Логачёва?

– Естественно слышал, но что это, чёрт вас дери, за вечер вопросов и ответов?! – вскипел я, и жестом подозвав пробегавшую мимо сексапильную официантку, заказал вместо остывшего кофе, два холодных пива, мне тоже нужно было остыть.

– Нет, не вечер вопросов и ответов. Просто мне необходимо знать степень вашей осведомлённости. Поэтому, последний вопрос – вы знаете, чем занимается эта лаборатория?

Сказав это, он наклонился через стол и заглянул мне в глаза. Не выдержав взгляда его серых, глубоко посаженных глаз, я переключился на лежавшую передо мной пачку сигарет.

– Насколько я знаю, – медленно произнёс я, собираясь с мыслями, – они изучают грибковые паразиты, или что-то в этом роде.

– Вот! – почти завопил он, – Именно! – и тут же осёкшись и посмотрев по сторонам, продолжил, но уже шёпотом, – Они изучают ЛСД!

Принесли пиво. Он абсолютно бесцеремонно схватил один из бокалов, и жадно приложившись к нему, продолжил своё шептание:

– Но не это главное. Главное то, что в лаборатории профессора Логачёва, кроме производства или изучения ЛСД, это как вам будет угодно, производят эксперименты на людях, с целью пробуждения с помощью этого наркотика скрытых, аномальных способностей человека.

– Знаете что, господин не знаю как вас там, криминальные расследования не по моей части. С такими серьезными обвинениями вам лучше обратиться в прокуратуру. А я уже давно отошёл от таких дел, – спокойно, охлаждённый пивом, произнёс я, ожидая, что сейчас неизвестный начнет выкладывать передо мной кучу, так называемого компромата.

– А я ни кого не обвиняю, – неожиданно спокойно произнёс мой незваный собеседник, – просто мне необходимо передать кому-либо имеющуюся у меня информацию, а вы, так уж сложилось, вы сейчас единственный, кому я могу довериться. И прошу, не перебивайте меня, времени очень и очень мало!

– Ну, хорошо, говорите, я вас внимательно слушаю, – обречённо произнёс я, понимая, что только так я могу избавиться от этого одержимого типа.

– Итак, профессор Логачёв с помощью запрещённых средств активно воздействует на деятельность центральной нервной системы испытуемых и тем самым вскрывает непонятные, подчас опасные и отвратительные способности этих людей, если их можно так называть после подобных экспериментов. Поверьте, испытуемых много. Очень много. Про всех рассказывать нет времени, но по поводу одного из них я и пришёл к вам. Его исследуют уже более года и для профессора Логачёва он особенно ценен. Бесчеловечные эксперименты пробудили у этого несчастного потрясающие способности. Этот человек с абсолютной! точностью описывает события, которые произойдут в будущем! Эксперимент проходит так: под воздействием наркотика его погружают в транс и он описывает всё до мельчайших подробностей, из того, что видится ему в грёзах. Всё! До мельчайших подробностей! Поверьте!!! После того, как он выходит из транса, он в состоянии назвать точную дату, когда произойдёт описанное им событие. Иногда предсказанные события происходят с точностью до названного часа. Дальность видения, если так можно сказать, тем дальше, чем глубже транс, – на этой фразе он перешёл на еле слышный шёпот, – И, как следствие, и лабораторию, и этого несчастного, тут же взяли под контроль спецслужбы. А вы говорите – в прокуратуру.

Он отпил пиво и, опять оглядев внимательно кафе, продолжил рассказ. На удивление, но мне стало любопытно дослушать этот бред. Наверное, так благостно на меня подействовало пиво.

– Обычно этот испытуемый заглядывал на восемь, максимум – на десять дней вперёд. Но, чуть более двух месяцев назад, была предпринята попытка сверхглубокого погружения в транс. В ходе эксперимента всё шло хорошо. Однако лишь только он завершил изложение своих видений, то вместо пробуждения впал в коматозное состояние. В коме он находится до сих пор. Из-за этого дату описанных им событий установить невозможно. Но то, что он рассказал – это кошмар, апокалипсис! Это что-то, что вне понимания нормальных людей. Одно ясно, описанные им события произойдут, уж поверьте, он никогда не ошибался, и произойдут они здесь!

Незнакомец запустил руку за пазуху и извлёк оттуда объёмистый свёрток. Убрав его под стол, он сказал:

– Протяните руку под столом и возьмите свёрток.

«Наконец-то, вот он и компромат», – подумал я, решив для порядка повыпендриваться:

– Нет! Пока вы не скажете, что это, я свёрток не возьму.

– Здесь стенограмма последнего рассказа того несчастного, – после небольшой паузы проговорил он, – здесь описано, как бы ни было прискорбно, наше с вами будущее. Когда оно наступит – я не знаю, что делать с этими записями – я тоже не знаю. Хранить их у себя я более не могу. Просто возьмите и прочтите.

Я протянул руку и, взяв сверток, убрал его свой портфель. Незнакомец облегчённо улыбнулся, как будто избавился от бомбы с часовым механизмом, которая может взорваться в любую минуту. Потянувшись к остаткам пива, он бросил беглый взгляд в сторону выхода и вдруг как-то резко переменился в лице. Он немедленно встал и уже на ходу бросил:

– Прощайте!

А может, он крикнул: «Прочтите», – но шум кафе распорядился по-своему и я услышал то, что услышал. Быстро лавируя между столиками, мой странный собеседник исчез за дверью, ведущей в кухню. Почти сразу же в кафе вбежали два человека. Один из них направился следом за незнакомцем, а второй присел за мой столик:

– О чём вы говорили с этим человеком? – без обиняков начал он, заслонив белый свет своим кирпичеподобным лицом.

– Бесцеремонность, характерная черта у власти стоящих. Осталось только узнать, где именно вы стоите. Не хотите представиться? – стараясь быть как можно более равнодушным и понимая, что влип в историю, спросил я.

Кирпичеподобный раздражёно достал удостоверение сотрудника ФСБ с фамилией, которую я, конечно же, не запомнил.

– Ну, так о чём вы с ним говорили? – нажимая на «о чём», спросил он.

– Вы, собственно, о ком? – с видом возмущенной добродетели спросил я.

– Хватит Ваньку ломать! Я вас пока ещё по-хорошему спрашиваю, о чём вы говорили с тем человеком, который только что сидел здесь за столиком?! – взорвался эфэсбэшник.

– Не надо нервничать, – как можно спокойнее постарался ответить я, – ни о чём мы с ним не говорили. Странный он какой-то. Подбежал, выпил моё пиво и убежал. Странный.

Эфэсбэшник уставился на меня так, как будто у него в глазах был рентгеновский аппарат. Я спокойно отсчитывал деньги согласно стремительно появившемуся счёту. Официантка, поняв, что запахло жареным и клиента могут увести под белы рученьки, с видом беженки пересекшей линию фронта под свист пуль, втиснула этот счёт между мной и эфэсбэшником.

– Ну, смотри! – процедил, всё ещё глядя на меня, эфэсбэшник.

В этот момент подбежал его напарник:

– Ушёл, козёл, через чёрный ход.

– Ладно, пошли, – проговорил эфэсбэшник, обращаясь к напарнику, – А ты, – он вновь переключился на меня, – готовься к обстоятельной беседе, но уже не в кафе!

Они быстро вышли из кафе и сев, точнее впрыгнув, в подъехавший к входу автомобиль, растворились в потоке машин.

Придя домой, я переборол желание заглянуть в свёрток немедленно. На сегодня впечатлений было достаточно. Решено было заняться свёртком завтра. Но завтра закрутила рутина дел. Послезавтра повторилось то же самое. Эфэсбэшники на беседу не вызывали и свёрток успешно провалялся среди бумаг восемь дней, пока неожиданное событие не заставило о нём вспомнить.

Был вечер. По какому-то каналу показывали нудные местные новости, которые смотришь скорее по инерции, чем из желания узнать что-то новое. Вдруг, в криминальном блоке показали то, что меня заинтересовало. На экране мелькали картинки улиц, привокзальной площади, вокзала, а диктор за кадром методично читала:

– Сегодня, в районе железнодорожного вокзала был найден труп мужчины с огнестрельными ранениями в голову…

После того, как были перечислены все приметы, на экране появилось изображение погибшего. Холод пробежал у меня по спине. Это был он, тот странный незнакомец из кафе, что передал мне свёрток и рассказал такую фантастическую историю! Я тут же достал свёрток, уже практически погребённый под ворохом бумаг, и сев за стол, развернул его. Из свёртка высыпалось несколько десятков исписанных мелким почерком листков бумаги. Разложив их перед собой и усевшись удобнее, я принялся читать: «Влас проснулся от запаха пыли и разогретого кирпича…»

I

Влас проснулся от запаха пыли и разогретого кирпича. Он лежал на полу в пустой комнате какого-то заброшенного дома. Несмотря на то, что окна были заколочены досками, свет пробивался через щели достаточно интенсивно, чтобы можно было понять, что день уже в самом разгаре.

«Голова почти не болит, – подумал Влас, – это неплохой знак. Бог даст, и день пройдёт без проблем».

Влас встал. Зевая и потягиваясь, поднимая с пола клубы пыли, он подошёл к окну и осторожно, через щели между досками, стал осматривать улицу. Дом, который он выбрал наугад вчера ночью, стоял на пригорке, благодаря чему Власу открылась обширная панорама на Город.

Город был низкорослым – два, три этажа. Окраина Города, которую лучше всего и наблюдал Влас, была заброшенной. Это было понятно по заколоченным окнам и разобранным крышам. Улицы были завалены битым кирпичом и кусками ржавого железа. Вдалеке, в серой глубине Города, наблюдались дымы, похоже, что там жили люди.

«Да, живописный городок, – вполголоса пробормотал Влас, отходя от окна, – и здесь наставнички постарались».

Влас поднял с пола свою не то синюю, не то чёрную телогрейку и, отряхнув её от пыли, стал проверять карманы. Из их недр он извлёк две продуктовые карточки на хлеб и жир, очень ценную вещь – спички, литер на проезд до Города и временный паспорт, срок действия которого истекал через сутки.

– Хорошо! Значит, до завтра я свободен! – сказал вслух Влас. Его не смущало отсутствие еды, табака и воды. Свобода, пусть и мнимая, была сейчас дороже плотских радостей.

– Свободен, – продолжил рассуждать Влас, – если только контролёры не поймают…

Всё, кроме спичек, он положил в нагрудный карман засаленной обесцвеченной временем рубахи. Спички же Влас упрятал глубоко в тряпичный вещмешок, туда же отправилась и телогрейка. Затем, подкрепившись остатками отрубного хлеба, он закинул вещмешок за плечи и с огромной осторожностью двинулся вглубь Города.

На улице припекало. В тени редких кустов щебетали воробьи, откуда-то издалека доносился ленивый лай собаки. Всё это создавало картину ещё большей заброшенности и пустоты. Проходя мимо одного из домов, Влас увидел осколок чудом сохранившегося оконного стекла. Он подошёл поближе и заглянул в этот осколок прошлой жизни. Оттуда на Власа смотрело измождённое, обветренное, покрытое морщинами лицо. Глубоко впавшие глаза не отражали ничего, кроме затаившегося в них страха. Вместо тридцатипятилетнего мужчины, на Власа уставился ссутулившийся старик с головой покрытой редкими волосами и гноящимися струпьями. Влас уже несколько лет не видел своего отражения, а, увидев, понял, что это было самое глубокое разочарование сегодняшнего дня. В сердцах он ударил по осколку вещмешком. Стекло глухо звякнуло и утонуло в проёме окна.

Чем ближе Влас продвигался к центру Города, тем более отчётливо проступали следы обитания людей. На улицах стало меньше битого кирпича, но зато отчётливо стал слышен запах нечистот, а где нечистоты, там и люди. Правда, людей Влас ещё не видел и считал это для себя хорошим знаком.

«Что-то уж больно тихий город, – размышлял Влас, – Интересно, какой здесь режим? Если особый, то можно ожидать любой гадости».

Не успел Влас это подумать, как его слух привлёк звук приближающегося автомобиля.

«Контролёры!» – вихрем пронеслось в голове у Власа, и он стремглав бросился в ближайшую подворотню.

– Стоять, сука! – как взрыв грохнул над Власом усиленный громкоговорителем голос.

Согласно не единожды вбитой, в прямом и переносном смыслах, во Власову голову инструкции, он встал как вкопанный, повернулся на окрик, заложил руки за голову, встал на колени, прижал подбородок к груди. С противоположной стороны дороги, из окна второго этажа полуразрушенного дома, на Власа смотрел человек в чёрной форме контролёра. В одной руке он держал мегафон, а в другой нечто, напоминающее пистолет с очень длинным стволом. Это было любимейшее оружие контролёров – электрошоковый хлыст. Однажды Власу довелось испытать его действие на себе – ощущение жуткое. Хлыст стрелял пластиковыми контейнерами, наносящими человеку минимальный вред, разве что ушибы, в крайнем случае – переломы. Но аккумулированный в них электрический заряд, превращал любого человека в корчащееся от боли и брызжущее слюной и кровью существо. Так что, увидев хлыст в руке контролёра, Влас даже не попытался сдвинуться с места.

– Лежать, падла! – рявкнул контролёр, – морду в землю, руки в стороны ладонями к верху!

Влас покорно распластался в придорожной пыли.

– Надо же так по-глупому нарваться на контролёра, – сплёвывая песок, пробормотал Влас.

– А ну, заткнись! Гнида вонючая! – разошёлся контролёр, – Я тебе побубню, сучёнок!

В этот момент к ним подъехал изрядно потрёпанный, созданный ещё в те времена автофургон. Из машины вышли двое. Оба были в форме контролёров, но у одного была нашивка старшего контролёра, а у другого нашивка наставника. Через мгновение к ним подбежал запыхавшийся контролёр, тот самый, что задержал Власа, и вытянувшись по стойке смирно, доложил:

– Гражданин старший контролёр, это как раз тот, что вчера на КПП не отметился и где-то в развалинах спрятался, – и, ткнув для острастки Власа в бок ногой, продолжил свой доклад, – из-за него, суки, всю ночь здесь просидел. Ну, ничего, от меня не уйдёшь!

– Много говоришь, Вракин! – перебил говорившего старший контролёр, – А если бы он за ночь слинял? Что тогда? Пришлось бы тебя в поселенцы определять! – и, видя, что Вракин вот-вот грохнется в обморок от перспективы сменить мундир контролёра на робу поселенца, спокойно добавил, – да не дрожи ты, не ссы, будем считать, что ты молодец, промах исправил. Но впредь, смотри! Всё, собирай своих людей и бегом в казарму! Операции отбой!

– Есть, гражданин старший контролёр! – проорал Вракин и бегом бросился прочь, довольный, от макушки до пяток, тем, что всё обошлось.

Старший контролёр подошёл к Власу и, не говоря ни слова, выхватил электрошоковый хлыст, и выстрелил Власу в спину. Жуткая боль взорвала тело Власа, глаза закатились, изо рта потекла вязкая белая слюна. Сделав ещё несколько конвульсивных движений, Влас затих, казалось, что даже дыхание прекратилось.

Второй из присутствующих, с нашивкой наставника, подошёл к Власу и, убедившись, что он жив, сказал:

– А если бы ты убил его?

– Да и чёрт с ним!

– Что значит, чёрт с ним?! Тебе что, глаза промыть и уши прочистить?! В приказе ясно сказано – объект должен быть цел и невредим! И если ещё раз ты позволишь себе что-либо, не согласовав со мной, пеняй на себя! Я тебя уверяю, умолять будешь, чтобы тебя удавили. Ты понял?!

– Да ладно тебе, не ори ты так, ведь он жив. Так что чего теперь орать-то, – пробубнил, скорее для себя, чем для наставника, старший контролёр.

С этими словами он схватил Власа за шкирку и, приподняв от земли, забросил его в фургон машины. Затем он молча сел в кабину за руль, где его уже поджидал наставник и они поехали к центру Города.

Через полчаса тряски по разбитым улицам и проулкам, старший контролёр остановил машину у трёхэтажного кирпичного здания грязно-серого цвета. Над крышей здания развивался чёрный флаг с зелёным кругом в центре. Справа от входа висела массивная вывеска с надписью зелёным по чёрному: «Управление Контролёров Города при Совете Наставников Республики». Увидев прибывших, на крыльцо выбежал часовой и встал по стойке смирно.

– Стереги того, что в фургоне! – бросил на ходу старший контролёр и вслед за наставником проследовал в здание.

Пока они шли выкрашенными грязно-бурой краской коридорами, оба, как по команде, сняли фуражки и начали протирать лбы и шеи засаленными платками. День только начинался, а жара уже брала своё. Наконец они подошли к двери, на которой висели две таблички: «Старший контролёр Зуб А. И.» и «Представитель Совета Наставников, младший наставник Бадай Ф. П.»

Старший контролёр открыл дверь и, пропустив вперёд младшего наставника, вошёл в кабинет. Это была прямоугольная комната с одним запылённым окном в торце. Запылённым настолько, что свет еле пробивался через стёкла. Стены кабинета были выкрашены в тёмно-зелёный цвет, а цвет пола вообще невозможно было определить в этом пропитанном пылью полумраке. Из интерьера в кабинете был огромный стальной сейф, два стола и по одному стулу возле них. На столах стояли обшарпанные армейские телефонные аппараты. Младший наставник Бадай Ф. П. сел за стол справа от входа, а старший контролёр Зуб А. И., расположился, соответственно, слева.

Бадай, расстёгивая китель и продолжая утирать пот, начал просматривать какие-то бумаги. Он предпочитал не смотреть перед собой. Вот уже два года он изо дня в день наблюдал одного и того же человека за соседним столом. Старшему контролёру Зубу было тридцать лет, правильные черты лица, отягощенные мешками и синяками от частых возлияний и бессонных ночей, на удивление гармонично сочетались с гориллоподобным строением тела и плотным, чёрным волосяным покровом. Собственно, Бадая раздражала не фигура и волосы Зуба, а его постоянное желание подчеркнуть, что он здесь самостоятельный руководитель, делающий дело, а, дескать, ты, Бадай, непонятно для чего поставлен, и непонятно чем занимаешься.

Похожие чувства испытывал и Зуб к Бадаю. Управляя Городом, без малого, пять лет, практически со дня создания спецпоселения, ему было непонятно, для чего к нему приставили этого служаку. Ещё больше раздражало то, что ему, прошедшему через десятки боевых операций, приходится подчиняться этому необстрелянному юнцу. Собственно, насчёт юнца Зуб был не прав. Бадай был моложе Зуба всего на два года. Но при своём почти двухметровом росте, здоровой худобе, ухоженности правильного лица и безупречной стрижке русых волос, да ещё на фоне Зуба, Бадай выглядел значительно моложе своих лет.

– Бадай, по-моему, пора вскрыть конверт, – сказал Зуб, доставая из нагрудной кобуры пистолет и убирая его в верхний ящик стола.

Бадай, дочитав последнюю бумажку и продолжая вытирать пот со лба, отпер сейф и достал из него опечатанный сургучом пакет с надписью «Совершенно секретно».

– Похоже, ты прав, время пришло, – сказал Бадай и надорвал пакет.

Из пакета он достал папку так же опечатанную сургучом, с жирной надписью выполненной красными чернилами: «Влас Покровский, особая степень опасности!»

– Читать вслух, или ты сам прочтёшь? – спросил Бадай Зуба.

– Валяй вслух, – прокряхтел Зуб, стягивая с ноги сапог.

– Ну что ж, начнём.

Бадай достал из кармана пачку сигарет «Верный путь», вытряхнул оттуда сигарету, закурил, и, выпустив большое облако дыма, начал читать:

– Покровский Влас Дмитриевич родился… Ну это ладно, это всё мелочи, – он бегло пробежал глазами по строчкам, затем пролистнул страницу и сказал, – Вот! Вот оно, главное! – Бадай от удовольствия, как будто ему предстояла шикарная трапеза, начал потирать руки. – Слушай внимательно! В годы смуты ничем себя не проявил. Эти годы для изучения интереса не представляют. За полтора года до Великого Переворота, Покровский В. Д. попал в автомобильную катастрофу и получил сильнейшую черепно-мозговую травму, заключения медиков прилагаются. Долгое время лечился, но последствия травмы, сильнейше головные боли, не проходили, и он решил выписаться из клиники, прервав курс лечения. В тот день, когда произошёл Великий Переворот, Покровский В. Д. должен был покинуть клинику. Однако, исполняя приказ Тайного Совета Наставников, на территорию клиники вошёл отряд контролёров, с целью проверки находившихся там лиц на лояльность. Покровский В. Д., увидев вооружённых людей, обратился к ним с просьбой сложить оружие и покинуть клинику. Отборные бойцы, на подготовку которых ушло несколько лет, сложили оружие и, покинув клинику, отказались выполнять наши приказы. В ходе последующего расследования, они не смогли дать внятных объяснений своим действиям.

– Малодушные безвольные трусы! – неожиданно выпалил Зуб.

– Давай лучше послушаем их заключение, а не твои комментарии, – раздражённо бросил Бадай, недовольный тем, что Зуб перебил его. – Твоё мнение мне сейчас менее всего интересно! Слушай дальше! – с этими словами Бадай вновь обратился к папке. – Покровский В. Д. через некоторое время был арестован. При аресте ни сопротивления, ни воздействия на сознание сотрудников не оказал. На допросах Покровский отрицал, что он каким-либо образом воздействовал на сознание контролёров-отказников, объясняя их поступок исключительно проснувшейся гражданской совестью. Специальные допросы и глубокое медицинское обследование результатов не дали. Действия контролёров были списаны на их трусость, изучение Покровского В. Д. был прекращено и он был переведён в поселение.

– Я же сказал, трусы. – Пробурчал Зуб, на что Бадай только недовольно качнул головой, продолжая чтение:

– В поселении, куда был определён Покровский В. Д., произошёл акт неповиновения. В момент ликвидации бунта Покровский В. Д. вновь воздействовал на психику людей, и вывел из нашего подчинения целый гарнизон.

– Во, сука! – не сдержался Зуб.

– Как ты думаешь, что будет, если он очнётся? – взглянув на Зуба, проговорил Бадай.

Ничего не ответив, Зуб схватил телефонную трубку и рявкнул в неё:

– Убрать срочно всех людей от управления на расстояние пятьсот, отставить, тысяча метров! Я сказал всех! Идиоты! Выставить оцепление. Связь через седьмой пост. Об исполнении доложить через пятнадцать минут.

Зуб положил трубку и посмотрел на Бадая:

– Ну, а мы как поступим?

– Я понимаю, что мы влипли, – стараясь быть спокойным, проговорил Бадай, – Однако, сейчас остаётся только одно, ты будешь слушать, а я читать, чтобы узнать в этих чёртовых бумагах, что же нам делать с этим, как его, Покровским.

– Слушай, Бадай, а почему он с нами раньше ничего не сделал?

– Зуб, куда ты гонишь?! Я читаю, ты слушаешь! Помнишь, что было сказано в приказе? По прибытии объект подвергнуть полной изоляции, жизнь объекта опасности не подвергать, следовать согласно инструкциям. Что это значит? А значит это одно, все, что нам надо знать, здесь, в этих бумагах! Короче, я читаю, ты слушаешь.

Сказав это, Бадай встал и, подойдя к окну, продолжил чтение бумаг.

– Так, ну здесь идёт описание ещё двух его проделок и обоснование того, почему этого урода не грохнули.

– Ну и почему? – спросил Зуб.

– А потому, – выискивая глазами цитату, проговорил Бадай, – Изучение феномена Покровского, может стать крайне полезным в деле борьбы с врагами Республики.