Единичка. Мир, где каждое прикосновение отнимает год жизни

Единичка

Мир, где каждое прикосновение отнимает год жизни

Элла Чак

Дизайнер обложки Анна Крапива

© Элла Чак, 2023

© Анна Крапива, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0055-1312-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Единичка

Мир, где каждое прикосновение отнимает год жизни

Часть 1

Солнечное затмение

Глава минус первая. Точка отсчета

3 сентября 2100 год

Случившаяся самым обычным вечером встреча, чуть не лишила ума молодого, но амбициозного ученого по имени Нестор. Всю жизнь он не мог обрести душевное равновесие. Слишком много знаний с трудом помещались в голове двадцатидвухлетнего парня. Он постоянно размышлял, во что люди превратят его научные труды? Как распорядятся придуманными им технологиями?

Порой Нестор вел себя эксцентрично, если не сказать пугающе.

– Апельсины… – произнес голос за спиной ученого.

Нестор обернулся. Повода испугаться не было. Потому он спросил как можно более равнодушно:

– Кто здесь?

Ученый увидел человека. Нестор не знал, как описать явившийся перед ним образ словами науки. Ведь были нарушены сразу три закона монументальной физики. Он пытался осознать, что видит, но не мог.

Неравнодушный к апельсинам собеседник управлял гравитацией. Он парил в воздухе, а кожа его светилась на скулах фиолетовыми бликами, напоминающими отпечаток Млечного Пути.

– Апельсины похожи на солнце, – произнес человек, не сводя глаз с сетки фруктов в руках Нестора. – Не перебивай меня. Сегодня твой круг замкнется.

После этих слов, их разговор продлился пару часов. То, что услышал Нестор, сказалось на нем очередным приступом. Мозг молодого мужчины не справился с потоком полученной информации от парящей в воздухе незнакомки. Может, эта деталь не важна, особенно для ученых, не замечающих половых различий, но тот человек, что окликнул Нестора за пару метров до двери в его подъезд – был девушкой.

Незнакомка ушла. Или улетела. Нестор не знал, может ли он доверять собственным глазам и рассудку? Он был изобретателем. Видел мир иначе. Иногда не понимал – где его фантазия, а где реальность. Может, и девушка привиделась? С учетом того, что печатают газеты, не мудрено, что мозг его воспламенился очередной порцией догадок.

К тому же ничего хорошего незнакомка не сказала. Наговорила такого, что разум Нестора вот-вот выплеснулся бы из его ушей. У него не было с собой блокнота, но хорошо, что у него хотя бы были апельсины.

– Да, да… апельсины… я запишу… я должен оставить послание!

Дыхание его сбилось, горло пересохло, Нестор кашлял и хрипел от нехватки кислорода. Не было сил, чтобы дотянуться до звонка в квартиру, где ждала жена. Не было и желания. Никто его не поймет! Нужно оставить записи прямо здесь. Прямо сейчас. Вгрызаясь в кожуру апельсина зубами, Нестор прижал половинки фруктов к стенам подъезда и начертил огромный круг.

Его жена Нина за дверью квартиры поправляла косу: свернула ее в пучок, подколола шпильками. Она давно заприметила мужа. Смотрела на него с балкона, но окрикнуть не решилась. Два часа назад Нестор застыл на тротуаре в нескольких метрах от двери в подъезд и вел себя невероятно странно. Нет, Нестор всегда был себе на уме, и почти ко всем его выходкам Нина привыкла. Ее муж обладал нестандартным мышлением. Разглядела ведь Верховная Академия в его идеях особый талант.

Два года назад юному претенденту, единственного, кого выбрали из сотен тысяч других кандидатов, выдали грант на разработку проекта под кодовым названием «СЕКТОР». Нестор подписал тонну бумаг о неразглашении и сверх секретности поручения. Он сдал отпечатки пальцев, отсканировал роговицу и обслюнявил ватную палочку, предоставил ДНК код, буквально «подписываясь кровью» под строками «СВЕРХСЕКРЕТНАЯ ИНФОРМАЦИЯ. ПРОЕКТ ВЫЖИВАНИЯ ВИДА В УСЛОВИЯХ ТОТАЛЬНОГО МИРОВОГО ВЫМИРАНИЯ».

Нина никогда бы не узнала над чем трудится ее муж, если не его разговоры во сне. Чаще всего он шептал слова: «сектор», «двушник» и «башня». Нина надеялась, муж прикидывает в уме вариант новой для них квартиры, ведь скоро в их семье станет на одного члена больше. Неплохо бы переехать в «двушку». В каком-нибудь зеленом «секторе». В домик с «башенками».

– Девять м-миллиардов… девять… д-девять. Девять м-миллиардов… – свалился обессиленный Нестор, закончив чертить круги. – Умрут… все умрут… тотальное… вымирание… серебряный… серебряный… д-дождь… все имеет начало… и все имеет к-конец… – заикался Нестор.

Каждое произнесенное слово доставляло ему физическую боль. Лицо скривилось, сморщилось, рот косило в сторону, мышцы век свела судорога.

Когда за дверью дважды раздался грохот, похожий на звук падающего тела, Нина догадалась – это ее муж. Она могла узнать его обморок по одному только звуку. Бывало, Нестор впадал в забытьё. Бормотал о какой-то живой Системе, пыхтел и разговаривал сам с собой, поедая апельсины.

– Нестор, очнись!

Нина схватила ледяную ладонь мужа. Красные прожилки проступили в его глазах, с обветренных губ капала слюна. Рыжую шевелюру пронзили седые пики прядей, которых еще утром не было.

– НЕТ! – выдернул Нестор руку, будто его ошпарило кипятком, – НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! НЕ ПРИКАСАЙСЯ! Отвыкай… нельзя прикасаться! Ты умрешь, если дотронешься. Они все умрут… Мне надо… записать… надо… записать идею о серебряном… д-дожде…

В его руке осталась сетка апельсинов. Выхватив очередной фрукт, Нестор разорвал зубами кожуру. Лестничная клетка наполнилась ароматом цитрусовых.

– Солнце… солнце… – шептали его губы. – Она сказала, я их всех… их всех.

– Кто сказал?! Нестор, у тебя приступ! Отдай мне это, – попробовала Нина выхватить у него сетку.

– Оставь… Она умерла из-за них… – защищал Нестор апельсины, как родных детей.

– Я вколю тебе успокоительное! Сейчас, потерпи!

Когда Нина вернулась со шприцом, Нестор лежал на каменной плитке лицом вниз. Она подошла к стене, заметив, что муж не просто рисовал круги, он написал слова, идущие по кругу. Прислонившись щекой, Нина разглядела бликующие разводы фраз: «все имеет начало и все имеет конец», «серебряный дождь», «замкнуть круг», «убить Систему».

Пыхтя на плитке, Нестор пробовал встать на четвереньки:

– Нина? Что происходит? – прижал он руку с опустевшей сеткой ко лбу.

– У тебя случился приступ. Ты кричал, чтобы я к тебе не прикасалась. Что кто-то умер из-за апельсинов! Нестор, – вздохнула Нина, – ты обещал пойти к врачу, если приступ повторится.

– Это правда… она умерла.

Он не хотел, но его глаза дернулись к животу супруги. Нина сделала вид, что не заметила. Она не собиралась расстраиваться и рисковать ребенком. За столько времени должна была привыкнуть к припадкам мужа.

– Еще одно слово, и ты со своими апельсинами будешь спать на раскладушке в коридоре. Или нет. Прямо здесь!

– Нина, что мне делать? Пожалуйста прости! Но я видел…

– Ты уже много чего видел Нестор… видел летающие велосипеды и черный снег.

– Байки, – поправил он ее, – на антигравитации. А снег был серым.

– Этой субстанции нет в природе! Сам объяснял! Антигравитации не существует. И черного снега тоже.

– Но я… – выдохнул он, ударяясь головой о стену, – я могу логически обосновать возможность.

– Обоснуй потом нашей дочери, почему папа поздравляет ее с днем рождения по видеосвязи из дурки, в смирительной рубашке.

– Думаешь, я схожу с ума? Но я видел… Видел девушку… Она управляла силой притяжения, – не стал он говорить «летала».

Нестор знал, его гениальный разум давно балансирует на тонком канате реального и вымышленного. Нет, не канате. Уже на нитке. Ну в самом деле! Какой черный снег! Какие парящие над землей люди! И главное, что галлюцинация сказала – будто Нестор станет причиной смерти девяти миллиардов людей. Она вообще знает, что их всего девять миллиардов?! На всей планете?!

– Бред, – сделал единственно верный, пусть и не научный вывод Нестор, – я никого не видел. Ни с кем не говорил. Устал. Мне привиделось. Мой труд спасет человечество, а не уничтожит. Это стресс. От недосыпания. У меня шизофрения или ранняя деменция. То, что я видел – невозможно. То, что она сказала – ложь. Я пойду к врачу, как просит Нина. Я не убью мою Систему. Не убью ее!

И Нестор не сделал ничего, о чем просила незнакомка. Или галлюцинация.

На следующий день у Нестора родилась дочь, а небо разразилось катастрофой, получившей в истории название Перерождение солнца. Что это было на самом деле – никто не знал. На восемь минут солнце закрыл черный круг, из-за которого пробивалось восемь лучей.

Спустя время, после этого случая правительства всех стран объявили о прорыве озонового слоя из-за катастрофы. Прибывать на открытым солнцем стало опасно для здоровья и жизни. Накопленная радиация убила бы каждого лет за пять.

Хорошо, что у Верховной Академии нашлось решение. Гениальный ученый Нестор разработал уникальный препарат искусственного экранирования. Формула его хранилась внутри суперкомпьютера, такой она была сложной. Некоторые считали машину искусственным интеллектом.

Бета-один, получившая в народе название Единичка, стала мировым спасением. Все опыты на облученных показали положительные результаты. И бета посыпалась на головы буквально с неба. Ее доставляли в самые удаленные уголки планеты, сбрасывая ящиками с самолетов. Раздавали бесплатно всем и каждому.

Оранжевые кругляшки походили на леденцы. У них был приятный запах и вкус апельсина. Дети глотали их, как конфеты. Было достаточно даже одной, чтобы получить пожизненное экранирование и защиту от радиации.

На первые странные смерти особого внимания никто не обратил. Страны перестраивались под новый порядок, пока не появилась Единичка Нестора. А после нее, когда эйфория прошла, началось что-то… необъяснимое. То здесь, то там совершенно здоровые люди падали замертво. Всех возрастов. Во всех точках планеты.

Нестор не понимал, что происходит и виновата ли в этом бета? Все его опыты дали положительный результат. Единичка работала. Но люди продолжали гибнуть. Сотнями. Тысячами. Сотнями тысяч, когда наконец стало понятно что их убивает.

Убивали прикосновения. Единичка не спасала от радиации. Что-то мутировало в ней. Каждое прикосновение друг к другу лишало людей года жизни. А максимальным возрастом стала планка в сорок. Если человеку было двадцать пять, ему было достаточно получить пятнадцать прикосновений от кого угодно, чтобы погибнуть. Сминуситься. Так это теперь называлось.

Через семнадцать лет от девяти миллиардов остались жалкие сотни тысяч выживших. Нестор продолжал эксперименты, придумывая план, как уничтожить Единичку. Как разрушить генную кодировку максимального возраста в сорок. Он не понимал, откуда она вообще взялась. И не верил, что галлюцинация, любительница апельсинов, была права, предупреждая его.

В последний год жизни Нестора, пока ему не исполнилось сорок, произошли события, лишившие его остатков разума. Теперь Нестор повторял только три фразы. Он больше не произносил ни слова, кроме тех, что написал семнадцать лет назад соком апельсина на лестничной клетке: «все имеет начало и все имеет конец», «серебряный дождь», «замкнуть круг», «убить Систему».

Глава первая. Солнечная метка

Плюсовая эра,

34 года после катастрофы Перерождения Солнца

Сильвия исследовала желтое здание городского острова вторую неделю. Весьма полезная домина ей попалась. Кажется, люди приходили сюда «на работу», как делал лет сорок назад ее дедушка Нестор. «Работа внутри бетонной коробки» – что это вообще такое? Сильвия не понимала, чем могли заниматься две тысячи человек в одной норе. Да и в две тысячи ей верилось с трудом. Невероятно, что когда-то на Земле жили миллиарды людей. В ее время и десять человек не встретишь. Даже двух. А встретишь, беги или стреляй.

На первом этаже возле лестницы расселся человеческий скелет. Изъеденная червями черепушка валялась возле пальцев, сжимающих прямоугольник с разбитым стеклом. Сильвия часто видела такие «черные зеркальца» на городских островах. Кажется, минусовые люди называли их «смартвонами». Или как-то так. Бесполезная плашка. Лупа и моток веревки куда полезнее для выживания.

Почти каждый электроприбор вводил Сильвию в ступор. После окончания минусовой эры вся электроэнергия, любое топливо, телефонные линии – исчезли. Дороги встали. Города опустели. Жизнь словно поставили на паузу, разрешив побегать по планете горстке оставшихся. Без энергии и связи началась эра плюсовых, где ценилось оружие, фольга и количество минусов на счету – оставшихся лет до наступления сорока.

Сильвия ловко перепрыгнула кости скелета и побежала обыскивать комнаты. Она не церемонилась. На пол летели ящики столов, сыпались стопки пожелтевшей бумаги, под ногами хрустела высохшая коричневая листва диких вьюнов. Через разбитые окна семена, попавшие в здания много десятилетий назад, дали всходы. По стенам расползлись сорняки и лианы. Растения пробили корневищами бетонные трещины, быстро разрушая постройки.

Дома превращались в рухлядь. Заброшенными скалами они высились между бушующей зелени, словно суша посреди зеленого моря. Бывшие вершины небоскребов стали называть городскими островами.

Опустевшие унылые коробки домов напоминали Сильвии надгробия минусовых. Заброшенные, пугающие и одинокие, как могильный мрамор в жухлом бурьяне. Пока оставшиеся в живых не поняли, что прикосновения отнимают годы жизни – улицы городов наполнялись трупами. Их никто не хоронил. Мертвых испепеляли фитокроновыми разрядами. Органика превращалась в пепел, отчего в городах постоянно шёл серый снег. Это был пепел сожженных тел.

– Полезная вещица. Повезло-то как! – рассматривала Сильвия блестящий клинок острого ножа.

В лезвии отражались ее спутанные рыжие волосы, шрам над бровью, полученный в схватке с первым кабаном, и конопатый нос между серых глаз.

– Не поржавел ни капельки… отличная сталь!

Острие врезалось в поверхность стола, заросшего длинными колючками. Сильвия накарябала клинком круг с восемью лучами. Так выглядела солнечная метка выживших. Если где-то был такой символ, значит недалеко есть люди. Те, кто борется с Сектором и комиссарами-охотниками.

Тетя Ли рассказывала племяннице, как сорок лет назад на их планете жили миллиарды людей. За семнадцать лет Сильвия не видела даже троих рядом… Большую часть жизни она скрывалась в городской норе – квартире минусовых. Тетя возвращалась к ней раз в четыре месяца. Остальное время Ли проводила в Секторе. Сектор разработал и спроектировал ее отец Нестор. Ли говорила, всю свою жизнь он придумывал, как спасти человечество от собственной ошибки. Вот только плюсовые сделали из Сектора тюрьму. Комиссары-охотники отлавливали выживших, перенаправляя их за стометровую стену. Из кого-то создавали двушников – клонов, а кто-то отправлялся на пожизненные работы к станкам.

Ли нужно было оставаться в Секторе. Только там можно раздобыть комбинезон второй кожи, защищающий от радиации. Кроме этого, Ли продолжала дело отца. Изо всех сил она пробовала разгадать, что означают четыре фразы, написанные Нестором по кругу: «все имеет начало и все имеет конец», «серебряный дождь», «замкнуть круг» и «убить Систему». По крайней мере, так думала о тете ее племянница.

Сильвия выглянула в окно. Стены желтого дома, что она исследовала, были обиты всяким хламом, который минусовые использовали как экранирование. Всем, что люди могли утащить с помоек. На внешние стены крепились автомобильные капоты, пенопласт, рубероид, листы линолеума, содранные с пола квартир. Каждая фольгированная обертка от шоколада шла в дело. Их копили и вшивали защитными слоями в одежду. Сильвия бросила взгляд на кромку бушующего леса. Теперь в городах властвовали хищники, привыкшее к человечине. Нужно быть начеку.

Никто толком не знал, сколько осталось выживших за тридцать четыре года после Перерождения солнца. Лишь черные тучи трупных мух, обволакивающих небо, напоминали жужжанием, что кто-то всё ещё дышит. Слышишь мух, значит живой.

– Что там, Либери? Кого-то почуял?

Гнедой конь мотал гривой и нервно бил задними копытами.

– Спускаюсь! Уходим!

Она убрала в сумку раздобытые предметы, в число которых входила книга «Сто природных ядов», порошок для опреснения воды, моток изоленты и, конечно, отличный клинок.

Сильвия побежала к выходу, охраняемому скелетом, когда в нос ей ударил мускусный запах гнили. Она резко вцепилась за иссохшую перилу, тормозя возле лестницы. Старая деревяшка хрустнула. Три коричневые шкуры вздернули вверх скалящиеся морды.

– Бурые медведи… и сюда уже добрались! – отступала Сильвия, старалась не шуметь, но животные все же учуяли запах ходячего мяса.

С тех пор, как люди перестали править природой, хищные звери возглавили пищевую цепочку. Человечина стала привычным кормом. Оставшиеся на улицах трупы, еще до появления испепеляющего фитокрона, в избытке кормили расплодившихся волков, пум, медведей, а позже и аллигаторов. Климат на всей планете стал одинаковым. Без снега и заморозков. Существовало лишь два сезона – сухой – без осадков, и влажный, когда полгода шел дождь.

Квадратные бурые морды резво косолапили по широкой лестнице старого желтого дома, и Сильвия рванула по коридору через третий этаж. Здание пересекало бессчетное количество переходов, дверей, тупиков и залов.

– Трое самцов… молодые… – обернулась Сильвия на слюнявые пасти.

Хищники не отставали. Задирая верхнюю губу, они решали, как лучше напасть. Десны горели алым под белыми шести сантиметровыми клыками. Такие перекусят череп так же, как Сильвия кусает яблоко. Она попятилась, удерживая с животными зрительный контакт. Нащупав ручку двери, дернула.

Из распахнутой двери ей на спину рухнули кости, изъеденные трупными жуками. В комнате были заперты десятки сминусившихся.

Бурые перешли на бег в погоне за двуногим обедом. Сильвия бросилась прочь от медведей, скелетов, прочь из этого желтого дома ужасов.

– Еще двери! В левую или в правую?

Она слышала рык зверей метрах в пяти за спиной.

– Ладно! Вправо! – ударив плечом дверь, девушка повалилась на пол.

Захлопнув дверь ногами, она зарядила ней молодому самцу по морде. Из-за хлипкой, изъеденной термитами перегородки, раздался рык. Сильвия отползла на локтях к окну. Трухлявая дверь надолго их не задержит. Сгребая руками разбросанный на полу мусор, оголенная рука Сильвии чиркнула что-то прохладное. Кожа девушки всегда оставалась особенно горячей. Необычный холодок не мог не привлечь ее внимания. Она подняла с пола серебряную лепешку на кожаных ремнях.

– Часы?

Сунув находку в карман, Сильвия встала на ноги и обомлела. С минуту на минуту она станет обедом для медведей, а вместо этого – замерла напротив стены, не в силах прекратить пялиться на солнце. На рисунок солнца. Круг и восемь лучей. Такого огромного она никогда раньше не находила.

– Выжившие… – уставилась Сильвия на метку.

Возле солнца снизу и сверху был записан ряд цифр с точками и запятыми.

– Координаты.

Пришлось потратить найденный обеззараживающий уголь. Задрав рукав от ладони до плеча, Сильвия обслюнявила кругляш и изрисовала кожу цифрами.

– Наконец-то! Это Штаб! Точно, они!

Тетя Ли рассказывала, что в Секторе среди заключенных ходят слухи про Штаб повстанцев. Они сражаются с комиссарами. Защищают выживших. Вот только найти их Сильвии никак не удавалось. К тому же, как старший химик лаборатории, Ли могла покидать Сектор в поисках ядов лишь раз в четыре месяца, а племянница отказывалась уходить в Штаб без нее. Да и не знали они раньше, где он находится.

– Такую огромную метку точно Штаб оставил! – обрадовалась Сильвия, что сегодня, когда вернется Ли, они смогут наконец-то сбежать.

Пока Сильвия возилась с углем и координатами, медведи выломали дверь. Они загнали жертву в комнату, откуда не сбежать.

– Когда бежать некуда… остаётся прыгать!

Троица голодных тварей ринулись на свежее мясо, но Сильвия кувыркнулась назад спиной с подоконника третьего этажа. Сшибая древнее экранирование мусором, она скатилась на потрескавшийся асфальт. На голову ей упали пластиковые канистры для воды и сбитая автомобильная покрышка.

В зеленом море разросшегося леса через пару километров возле ручья Сильвия разыскала Либери. Он стоял по грудь в прохладной воде и радостно мотал гривой, заметив её.

– Я в порядке! – сбросила она на кромку берега самодельную защиту от радиации: устланную внутренним слоем фольги куртку, ботинки с металлическими подошвами, налокотники и наколенники из тонкого свинца, что раздобыла год назад.

Сильвия нагнулась к воде умыться. Конь снова зафыркал. Видимо, был недоволен тем, что она сняла защиту в разгар дня, когда солнечная радиация наиболее активна.

– Знаю, не кряхти! Мне хватает Ли с ее нравоучениями. Сам попробуй в плюс тридцать побегать в металлических трусах! – плеснула она себе в лицо речной водой.

Длинные рыжие кончики волос намокли. Со щеки закапала розовая вода.

– Царапины, сами затянутся. Представляешь, Либери, эти минусовые догадались присверлить пустые консервные банки к наружным стенам! Как будто не от радиации защищались, а от армии зомби!

Опустив голову под воду, она почувствовала, как приятно охлаждается ее пылающая кожа. Сильвия не знала, какой должна быть температура человеческого тела или рук. Она никогда ни к кому не прикасалась. В их с тетей норе, в квартире заброшенной многоэтажки, они ходили в перчатках и капюшонах. Длинные рукава и брюки не обсуждались.

В книгах писали, что здоровый человек нагревается до 36,6 градусов. Все термометры, которые удавалось раздобыть Сильвии, оказывались неисправными. Она давно бросила эту затею. Подумаешь, горячая кожа. Важно продолжать искать Штаб. Сильвия мечтала, что станет одним из их бойцов, получит оружие и сразу же прикончит парочку охотников-комиссаров!

К счастью, Сильвия никогда раньше не встречала охотников. Ли предупреждала, что от них не скрыться. Она учила племянницу собирательству, медицине, охоте, биологии и химии. Правило выживания для Сильвии было только одно – встретишь комиссара, беги!

Охотники парили по небу на антигравитационных байках, которые назывались триглами и отлавливали выживших металлическими сетями. Триглы разгонялись до пятисот километров в час и перемещались бесшумно. Четыре светящихся над головой красных диска – последнее, что успеешь увидеть. А дальше только Сектор и тюрьма.

Целыми днями тетя пропадала на службе. Сектор был последним оплотом людей, куда свозили отловленных выживших. Его огораживала стометровая бетонная стена, а внутри торчала башня. Как игла, она протыкала небосклон. В сезон дождей шпиль скрывался за тучами, пронзая грозы.

Лидеры Сектора превратили тысячу отловленных выживших в заключенных. Людям там не полагались имена, только буквенно-числовой код. Взамен за работу каждому выдавался профессиональный защитный комплект второй кожи и экранированный шлем.

Вторая кожа препятствовала радиации. Но, чтобы люди на себя не напялили, хоть аквариум из свинца, каждый все равно умрет ровно в сорок. Это если повезет, и никто не прикоснется, не сминусит на годик, другой.

Развалившись на берегу в тени ветвей дерева Мангуба, Сильвия рассматривала добычу с городских островов.

– Смотри, Либери, это часы, – приложила она к уху прохладный кружок, – не тикают.

Пальцы чиркнули по шершавым буквам:

– «Ракиура» – прочитала Сильвия нацарапанную на днище надпись.

Слово писали впопыхах, скорее всего гвоздем.

– Ракиура, Ракиура… – повторила она несколько раз. – Что это такое? Чье-то имя из минусовой эры?

Сильвия застегнула широкий ремешок. Часы скользнули вниз по ее тонкому запястью.

– Вот, Либери! Эта штука самая крутая! – выхватила она клинок.

Широким размахом провела по высокой осоке. Трава на мгновение замерла и рухнула.

– Ничего себе! Острый! Минимум шестьдесят два по шкале Роквелла.

Либери фыркнул.

– Да я не выпендриваюсь. В книжке читала! В желтом доме со скелетами куча полезных книжек.

Она убрала нож за пояс и продолжила разговор с единственным собеседником:

– Мы нашли Штаб, Либери. Теперь заживем совсем иначе. У тебя появятся сородичи. И у нас с Ли тоже. Штабные смелые, они спасают заключенных, устраивая всякие диверсии. Ли постоянно видит их метку в Секторе. То на пыльной полке, то на на запотевшем окне. Круг и восемь лучей.

Она смотрела на записанные на коже цифры:

– Солнце.

Сильвия закрыла глаза, жмурясь от рвущих листву бликов. День начался так удачно. Клинок, координаты и часы. Ей не терпелось показать находки тете.

Вернувшись к дому, такому же нагруженному хламом, как остальные, Сильвия завела Либери в импровизированное стойло. Она знала, как отпугивать медведей. Вместе с Ли они сварили знатное зелье, и хищники обходили их каменную ёлку здания за километр.