Ангел смерти. Рассказы

Анастасия любила слушать тишину. Раньше всегда казалось, что ее мир наполняют слишком много звуков. И теперь, когда тишина мягкими лапками гладила по лицу, все казалось простым и понятным. Такая мудрость открывалась в тишине, и мечталось, чтобы это состояние длилось бесконечно.

Ночью Анастасии часто вспоминался, словно снился отец. Живо, как будто это было вчера, а не много лет назад, мнилось, что он стоял перед ней, семнадцатилетней, на коленях, протягивал руки и, сверкая безумными очами, молил:

– Настенька! Не откажи, не откажи! Не позорь отца, не гневи мать!

«Не мать, а мачеху!» – как и тогда наяву, хотела ответить Анастасия, но скромно молчала, не смея перечить.

Избавление от этих тяжелых воспоминаний приносило утро. Сегодня – яркое, свежее, умытое росой. Его первый солнечный лучик робко проник сквозь окно, занавеску и упал на старые половицы. Желтая дорожка из солнечного тепла пересекла зал, пролилась по полу, в ней зазолотились пылинки, которым вчера удалось скрыться от швабры уборщицы тети Фроси. И Анастасии показалось, что все вокруг заулыбалось – и Миша-Мишутка в противоположном углу, и пузатый самовар на столе, застеленном пожелтевшей о времени кружевной скатертью. И ей самой стало чуть-чуть радостнее и веселее. Анастасия знала, скоро придет Он. Он всегда приходит одним из первых. А она, Анастасия, будет первой, кто его увидит.

Но ночь еще давала о себе знать и от мыслей о Нем, Анастасии вдруг вспомнился муж. Седые волосы клоками на голове, рябое одутловатое лицо, тяжелый взгляд мутных бесцветных глаз… Странно в ее сердце никогда – ни тогда, ни сейчас – не оставалось места для ненависти, неприязни к нему. Жалость – большая и тягучая – огромной волной захлестывала отвращение.

– Он муж твой. А муж жене завсегда голова… – поучала мачеха во время редких визитов Анастасии в дом отца. – Глаза-то спрячь, нече ими сиять, в пол потупись. Да во всем слушайся мужа. Ну, а коли, муж суров, так такова, значит, судьба твоя.

Судьба… Странное какое слово. У каждого своя судьба, говорят. Кому, что на роду написано, тому и быть. Кому, какой жених, какой суженый предназначен, с тем и живи. Да разве Семен – старый, больной, избитый жизнью, деспотичный старик – ее суженый, ее судьба? Сердце сразу подсказало, что в нем погибель ее, а не жизнь, не любовь.

Анастасия тяжело вздохнула. Вспомнилось детство. Рождественские гадания ночью. Матушка жива еще была. Варенька, подружка, в гости зазвала, гадать уговорила. Зеркало бабушкино, старинное, из отцовского сундука стащила. Над страхом Анастасии только смеялась. «Смотри, – говорит, – внимательно смотри, и судьбу свою в зеркале увидишь». Смотрели до одури в зеркальное нутро, несколько свечей зазря сожгли, а когда Вареньку в глубокой ночи сон сморил, Анастасия увидела Его. Ничего не рассказала наутро подруге, да и ни одной живой душе, ни о том, как правильны черты лица его, как сини глаза, какой огонь в них горит.

Много лет ждала, что увидит все это наяву, даже когда под венец шла, все надеялась. Потом поняла, что зеркало в ту декабрьскую ночь сыграло с ней злую шутку. А когда несколько недель назад увидела Его, увидела и узнала, почувствовала – это Он, это судьба. Это ли не чудо? Неужели так бывает?

Наконец, застучали на крыльце, загремели тяжелым железным засовом. Тяжело вздыхая, отворили входную дверь. Это Василиса Сергеевна, огромная женщина в необъятных черных одеяниях, страдающая одышкой. Неуклюже запнувшись в дверях о забытое тетей Фросей ведро, она проворчала что-то о нерадивости и нерасторопности уборщицы и шумно, не взглянув на Анастасию, прошла сквозь комнату. Не выспавшийся Петрович нелепо засеменил вслед за ней, бормоча что-то в оправдание и своей, и чужой лености. Василиса – начальница, и гнев ее страшен.

Анастасия улыбнулась. Каждый день одно и тоже. Идут и ее словно не видят. То ли дело Он. Анастасии казалось, Он ловил каждый ее взгляд и видел каждый ее взгляд. Он появился недавно. Говорили непонятные слова о какой-то «практике», далекой Москве и о Московском университете. Анастасия вспомнила, как когда-то давно отец смеялся над неким Кузьмичевым, отправившим своего сына учиться в первопрестольную. И Его, верно, отец благословил на учебу.

В первый день, когда Анастасия в нем узнала, почувствовала того, о ком рассказало зеркало много дней назад, Он остановился около и смотрел на нее долго, так что и вправду, как мачеха говорила, захотелось потупиться в пол и спрятать глаза. И с того дня жизнь для Анастасии наполнилась смыслом, красками, а каждое утро ожидалось как праздник, как чудо.

Александр ступил на крыльцо. Трава вокруг сияла росой. Было тихо. Как всегда ранним утром в деревне все дышало сырой свежестью и поражало пустынностью. Мелькнула вдруг мысль: а как, если и вправду, нет больше на свете никого, кроме него, обезлюдело все, и он остался один – он и эта трава, он и это утреннее светило, он и подрагивающие зелеными листьями деревья, что растут много лет вокруг двухэтажного деревянного дома. Но нет, это иллюзия, и не потому, что людей в деревне предостаточно, а потому что стоит только переступить этот порог, и там внутри, в царстве старого дома среди скрипящих половиц и темных окон ждет Она – Анастасия.

Александр открыл дверь. Вошел и поздоровался в пустоту деревянных коридоров. Начальница Василиса вмиг услыхала, приоткрыла дверь. Он, было, поспешил к ней, но в самой большой – главной комнате дома, в той, в которой Миша-Мишутка и пузатый самовар на столе, застеленном старинной кружевной скатертью, не в силах был справиться с собой и остановился. Ноги, как в первый день, так и в последний, словно к деревянному полу приросли, сердце остановилось на миг, и дышать стало трудно. Как никогда раньше в жизни. «Мальчишка, мальчишка», – ругал себя Александр, но ничего не мог поделать. А Анастасия отвечала ему таким же завораживающим взглядом, необыкновенным сиянием карих глаз и вечной загадкой, которую разве мужчина в силе постичь? Жизни не хватит.

Анастасия в душе улыбалась. Утро, как и мечталось ночью в тиши, подарило новую встречу с Ним. И никто не помешает, даже Василиса, что, не дождавшись Александра в своем кабинете, прибежала сама, засуетилась, сыпя непонятными словами, которых ни Александр, ни Анастасия будто и не слыхали.

Он думал о том, что наступил последний день, сегодня в ночь поезд умчит его в Москву навсегда, и не увидеть ему больше этих глаз, этой тяжелой смоляной косы. Вспомнилось, как в первый раз глядя в эти глаза, он почему-то представил бескрайнее ромашковое поле и небо, бездонно голубое, в котором затерялся желтый бумажный змей, склеенный отцом в подарок на его десятилетие. А в Москве со дня на день тяжелая защита. И научный руководитель, который так «вовремя» улетел в Швейцарию. А в Москве невеста, о которой ни минуты не думалось без досады и сожаления о поспешном выборе. А глупая идея бросить все – и кандидатскую, и научного руководителя с его заманчивыми предложениями зарубежной стажировки, и невесту с нерусским именем Илона, и квартиру, что ее родители приобрели так своевременно в спальном районе столицы, и приехать сюда, в глухую провинцию – преподавать или заведовать этим заброшенным и богом забытым краеведческим музеем… чтобы каждый день видеть Ее… Глупая идея, но как от нее избавиться?

– Проходите, проходите! Смелее, да не толкайтесь, всем в нашем музее места хватит! – раздался громкий, зычный голос Елизаветы Сергеевны, заместительницы начальницы Василисы.

У входной двери вновь застучали, загремели, и через минуту в комнату забилось, затолкалось, шумя и гомоня, десятка два десятилетних школьников – мальчишек с озорными глазами и девчонок с растрепанными косами.

– Васильев! Не смей прикасаться к чучелу медведя, он у нас и так ветхий! Девочки, не ссорьтесь! – запричитала на детей Елизавета, которую детские группы экскурсантов всегда заводили сверх меры.

Но дети, заметив незнакомого им Александра, и сами уже угомонились, встали полукругом. А Елизавета, как всегда заунывно и заученно начала, словно запела:

– Вы находитесь в старинном доме купца Ерохина. Два столетия назад этот дом был самым богатым в нашей деревне, а хозяину его – Семену Петровичу Ерохину принадлежали все лавки в округе. Торговал он всем потребным в крестьянском хозяйстве – и…

Мальчик по фамилии Васильев, которого в этой комнате больше всего интересовал медведь – унылое бурое чучело в углу – тяжело вздохнул: байки о купце Ерохине весь класс давно уже знал наизусть. Васильев решил было дернуть Катьку Смирнову за косу, но та злобно шикнула на него, и мальчику ничего не оставалось, как слушать рассказ экскурсовода дальше.

– За этим столом семья Ерохиных собиралась за ужином. Бережлив, скуп, да жаден до денег был Семен Петрович, а на портрет своей молодой красавицы жены не поскупился – пригласил художника из губернского центра. Дети, можете подойти ближе! – Елизавета, вооружившись указкой, повела своих притихших экскурсантов к стене, на которой висел старинный портрет в тяжелой позолоченной раме.

– Лют был Семен Петрович. Через год, как написал этот портрет вятский художник, умерла с тоски и горя его молодая жена. А звали ее Анастасия…

Беседка

– Не проходите мимо! Постойте, девушка!

Питер. Жаркий, совсем не питерский, полдень. Солнце, победившее невскую прохладу и поджарившее каменное чрево северного города. Странная, непредсказуемая для многолюдного мегаполиса, совершенно иррациональная встреча с молодым человеком по имени Дмитрий в двух шагах от Гостиного двора. И еще этот старик – сгорбленная фигура, пронзительный взгляд и добрая улыбка на морщинистом лице:

– Постойте, девушка! Купите картину!

Мгновение и бывший однокурсник, бывший друг, бывший бойфренд по имени Дмитрий сделает шаг вперед, узнает и, с насмешкой щурясь на солнце, лениво спросит: «Ну, и как ты поживаешь, Стрельцова? Не ожидал тебя встретить! Вообще не предполагал, что ты еще в Питере. Думал, ты уже на историческую родину укатила».

– Девушка! Посмотрите! Вам понравится, – старик настойчив так же, как это солнце.

И Марина обернулась. Подошла к старику, подумала, что за рядами самодельных стеллажей с живописными полотнами в грубых рамках можно спрятаться не только от жары, но и от молодого человека, с которым больше ничего не связывает.

И Дмитрий ее не заметил, прошел мимо. Какое-то время, пока он не затерялся в толпе, Марина следовала за ним взглядом. Взглядом абсолютно безнадежным…

Произведение живописного искусства неизвестного художника странно смотрелось на фоне ободранных стен комнаты в студенческом общежитии, которую она покидала в спешном – пожарном порядке. Вечером – в поезд, чемодан совершенно неподъемен. Может, подарить картину вахтеру Семенычу на память о Маринке Стрельцовой – неудавшейся студентке Санкт-Петербургского государственного университета технологии и дизайна? Ну, уж нет, воспоминание о последнем дне в северной столице дороже, чем о двух семестрах сразу.

И вот картина красуется на верхней полке купе, единственная попутчица и заглянувшая на минутку проводница любуются видом на запущенный, сонный парк. В предрассветной дымке смутно угадываются заросший прудик, склоняющиеся над зеркальной водной поверхностью ивы, уточка, плывущая вдоль берега. А вдали, на противоположном берегу прудика – беседка, нежное кружево из белоснежных колонн под золотистым куполом. Идиллия… Что за бред – так шиковать на последние купюры? Не иначе – подарок родственникам? Только обрадует ли родителей такой подарок, а, главное, известие о возвращении блудной дочери? Вряд ли.

Соседка – такая же провинциалка, как и Марина, что-то мило щебечет о своих впечатлениях от Питера. Вагон мерно покачивается в такт движению поезда. А Маринка все думает и думает: что ждет ее впереди? С питерской жизнью покончено раз и навсегда, мобильный телефон отключен…

И вот дом – милый дом. Вещи разобраны, подарки из северной столицы торжественно вручены родственникам, шедевр самодеятельной живописи водружен на стену в Маринкиной комнате.

Как ни странно, родители приняли известие о бесславном возвращении дочери намного спокойнее, чем она ожидала. Отец только нахмурил брови и сурово изрек:

– Не получилось из тебя студентки – работать, значит, пойдешь.

– Ну, неделю хоть отдохнуть дайте… – притворно-жалобно заканючила Марина, в глубине души радуясь, что так легко отделалась, и туча стороной прошла.

– «Недельку»?! Нет уж, завтра же тебя куда-нибудь пристрою, хоть дворником, но баклуши ты у меня бить не будешь!

Райцентр Нечкино – по-питерским меркам та еще дыра, в выборе достойного места работы не разбежишься, его – этого выбора просто нет. И если твой отец заведует отделом культуры в местном исполкоме, дорога тебе одна, не в дворники, так в… библиотекари.

Районная библиотека разместилась в одноэтажном каменном здании на окраине центральной и, что уж душой кривить, единственной улицы села. Внутри – позади двух столов (один – для старшего библиотекаря Елизаветы Петровны, другой – для читателей) тянулись длинные ряды деревянных стеллажей, заставленных книгами, чем дальше ряд, тем более запыленными. За лабиринтом стеллажей скрывалась небольшая каморка, для читателей – словно тайная комната, потому что так далеко по книжным рядам никто не бродил. В каморке – покосившиеся облезшие шкафы каталогов, стол, два стула, на столе – чайник и вазочка с брусничным вареньем. Раздолье для хозяек библиотеки. В этой каморке Елизавета Петровна – улыбчивая пожилая женщина, настоящая библиотечная долгожительница и разместила свою юную преемницу. Разбирать каталог, проводить сверку инвентарных книг и инвентаризацию новых книжных поступлений – что еще делать? Благо, посетителей в библиотеке в середине лета почти нет. И, конечно, пить чай с брусничным вареньем под бесконечные рассказы-наставления Елизаветы Петровны – о библиотеке и ее истории, книжном фонде и погоде.

Тоска! Особенно тяжко Маринке дался первый рабочий день. После третьей чашки чая, второй вазочки варенья и четвертого заполненного листа толстой инвентарной книги ей пришло в голову, что, пожалуй, следовало более основательно готовиться к летней сессии. Не провалилась бы на экзаменах, гуляла бы сейчас по Питеру и не торопилась домой к родителям на каникулы. Студенту, ведь, как известно, главное – точно определиться, когда гулять, – до сессии или после. Вот эти «до» и «после», Маринкой перепутанные, судьбу и определили.

Накануне второго рабочего дня девушке не спалось. Она долго ворочалась в постели, заснула только под утро. И приснился Марине сон. Занимался рассвет, предрассветный туман шапкой накрывал первые несмелые солнечные лучи. От воды тянуло студеной прохладой, до жаркого полдня еще далеко. Но Марину влекло к реке неумолимое, непонятное любопытство, как заветное желание, которое непременно нужно исполнить.

– Аннушка! Не бойся! Здесь мелко… Вброд пройдем… – звал кто-то высоким мальчишеским голосом.

Босые ноги обожгло холодной водой, подол длинного фиолетового платья намок, но Марина упрямо следовала… за старшим братом.

– За мной, Аннушка, не бойся…

В резком звонке будильника чужое имя растаяло, и Марина проснулась. Странный сон. Предрассветные прогулки на реке и… старший брат. «Нет, хороший сон», – решила Марина, единственная дочь у родителей, вспомнив, как в первом классе просила у Деда Мороза старшего брата.

Начальница Елизавета Петровна, как и в первый день, встретила девушку приветливо, но вместо вазочки с вареньем вручила очередную инвентарную книгу. К обеду, изнывая от тоски и скуки, Марина осилила половину книги и решила развлечь себя прогулками между узкими книжными рядами. Фонд Нечкинской районной библиотеки не отличался разнообразием: русская классика, учебники и учебные пособия – от программы начальной школы до справочников для трактористов, масса литературы о сельском хозяйстве, истрепанные томики с детективными и женскими романами, пожелтевшие подшивки областной газеты… Н-да, новинками современной литературы тут явно не разжиться! А о любимом чтиве любой девушки – последних номерах глянцевых журналов 2012 года и говорить не приходится.

– Скучно тебе, Марина? – глаза Елизаветы Петровны светились проницательностью. – А нам выставку пора менять. Может, займешься?

У входной двери в библиотеку, на показ читателям был установлен небольшой стеллажик. «Вяжем всей семьей» – книжная выставка под таким названием красовалась на нем уже не первую неделю.

– «Легенды села Нечкино» – такая тема тебя не заинтересует? – спросила Елизавета Петровна.

Марина красноречиво промолчала (Какие легенды?!).

– Смотри, что я недавно получила, – сказала библиотекарь и с одного из стеллажей извлекла два глянцевых фолианта.

– Два тома «Истории искусства русского зарубежья». Посмотри, может быть, ты найдешь что-нибудь интересное …о нашем Нечкино.

– Вы шутите? – обиделась Марина.

Но Елизавета Петровна, вручая своей подопечной книги, загадочно улыбнулась.

«Что общего у русского зарубежья и села Нечкино?» – думала Марина, расположившись за столом в библиотечной каморке и рассеянно перелистывая красивые цветные страницы. Перед ее взором неспешно мелькали иллюстрации картин, изображения скульптур, портреты их авторов, статьи с биографическими справками… И вдруг одна иллюстрация на целый печатный лист привлекла внимание девушки. Заросший пруд, наивная и прелестная уточка, плывущая вдоль берега. «Где я это уже видела?» – удивленно подумала Марина.

А название картины повергло в настоящий шок – «Нечкинский пейзаж». «Где у нас в Нечкино такой пейзаж?» – думала Марина, напряженно разглядывая иллюстрацию. Река, что текла в километре от села, совсем не напоминала нарисованный водоем. Но почему мне так знаком этот пруд? И вдруг яркой вспышкой девушку озарила догадка. На стене в собственной комнате – вот где я видела этот пейзаж! Тот же рисунок неровных бережков, так же изогнуты ивы, склонившиеся над гладью прудика, та же мягкость красок предрассветного тумана! Вот только… только чего-то не хватает… Ну, да, на иллюстрации картины отсутствует беседка. Марина облегченно вздохнула. Все ясно, самодеятельный питерский художник, скопировавший это известное полотно, решил пофантазировать. Ну, надо же какое совпадение!

Дверь в каморку заскрипела и отворилась, а Елизавета Петровна с той же загадочной улыбкой на лице поинтересовалась:

– Уже догадалась, Марина, что я имела в виду?

– Да, кажется… Вот этот Нечкинский пейзаж.

Елизавета Петровна включила электрический чайник и наполнила вазочку новой порцией варенья.

– А имя автора картины тебе ни о чем не рассказало?

– «Нечкина А. С.», – прочитала подпись под иллюстрацией Марина.

– Да-да, Нечкина, – подтвердила библиотекарь, разливая чай себе и Марине. – Анна Семеновна Нечкина. Спросишь, почему ее фамилия совпадает с названием нашего села? Ничего удивительного. Лет сто тому назад Нечкино было родовым имением…

– …помещиков Нечкиных, – догадалась Марина.

– Именно. После революции судьба забросила Анечку Нечкину во Францию и…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.