Хранитель закрыл книгу. То событие, о котором он прочитал только что, вот-вот должно было произойти, и оно обещало непременно затронуть души Мастеров, заставить их задуматься. Он знал, что многие из них наверняка захотят получить ответы на свои вопросы, а это грозило ему новыми заботами.

Совсем недавно… Да. Именно «совсем недавно», именно так – отсутствие времени для их расы казалось порой таким невозможным! Но они жили вне времени. И даже само слово «жили» здесь неуместно, так как оно означает существование кого-то живого в течении опять же времени, которого у них и не было.

Итак… Совсем недавно он прочитал в книге о неминуемом событии, которое было прописано просто одним из пунктов, хотя должно было быть прописано, как он думал, красными буквами, на крайний случай подчеркнутым шрифтом или, хотя бы, курсивом, что тоже выделяло бы его среди черного текста… Но ведь не просто же страница 1113, пункт 26!

Хранитель в недоумении закрывал книгу и открывал ее вновь, словно пытался найти какой-то тайный смысл в написанном, но не находил его.

Сейчас он стоял на самом высоком этаже, под самым куполом их Вселенной, куда любил сбегать от всех, потому что только тут никто не мог помешать ему думать… Здесь находились только лишь судьбы старых, давно вымерших племен, так что это по сути было кладбище для судеб.

Этажи простирались в стороны под ним, перед ним и вокруг него. Белые этажи со стеклянными дверями и лампы, лампы… кругом свет… Белые стены, белые одежды… все белое. Порой ему казалось, что он слишком устал от белого. И тогда он закрывал глаза и пытался представить все в цвете. В красном, оранжевом, желтом, зеленом, голубом, синем и фиолетовом, наконец. В вечных цветах земной радуги. В цветах спектра, на которые распадается белый цвет…

Хранитель услышал звон бьющегося стекла, но понял, что это лишь очередная игра его фантазии: слишком далеко он находился сейчас от места происшествия, и это был лишь знак: звон разбившегося полотна, означающий всегда начало чего-то нового, начало новой жизни, начало перемен… Однако же Хранитель помнил, сколько раз ошибался в своих ожиданиях и догадках и решил не ждать ничего. Лучше ничего не ждать, чем в тысячный раз убеждаться в своей глупости.

Книга засветилась синими огнями: это означало, что событие свершилось, надпись о нем перемещена в главу «выполнено».

А значит, он должен спешить.

Ночь была, казалось, бесконечной. Один и тот же кошмар преследовал Генриха, не давал забыться, выражался криком в ночи, холодным потом, дрожанием рук, ничто и никто не мог ему помочь. За эту ночь он проживал свою жизнь заново, все ее самые ужасные и счастливые дни. Все, что снилось ему сегодня, уже было с ним когда-то.

Это был не просто кошмарный сон, который порой мучает каждого: бред смешанный с реальностью. Такие сны обычно всплывают на основе реально происходящих событий, когда разум сам домысливает все в черных красках – все предчувствия и страхи смешиваются в одном безумном коктейле, пропадая после пробуждения и нехотя уступая место чувству облегчения.

Нет. То, что видел Генрих во сне, не было бредом, даже отчасти. Он знал каждый кусочек этого сна, знал, что будет дальше, и, периодически просыпаясь, домысливал продолжение. Воспоминания тяготили его разум, он проваливался в них, словно в наркотический сон, и никак не мог проснуться окончательно. Несколько раз он вставал с кровати, выходил на свежий воздух, полный презрения к самому себе за свой страх перед происходящим, молил луну исчезнуть, а солнце выглянуть в надежде, что кошмар закончится с его появлением. Но и в этом он не был уверен, ведь все, что с ним сейчас происходило, было, с одной стороны реально (он когда-то уже проживал это), но с другой стороны…

Он мог выйти на балкон, а через мгновение оказаться в своей кровати снова, мог с легкостью выпить стакан вина и раздавить его рукой, увидеть, как осколки врезаются в кожу, и темная в свете ночи жидкость стекает по пальцам, услышать странное шипение за спиной, обернуться с непонятно откуда взявшимся мушкетом в руке и узреть картину из своего прошлого – мальчика, бегущего по саду от воспитателя, прочувствовать снова восторг игры, легкость молодости, а потом проснуться от боли в груди, возникшей из-за донесшихся ему голосов близких людей, из-за осознания того, что их скоро не будет с ним.

Голоса! Они звучали так, словно доносятся из соседней комнаты, словно все, кого он знал, собрались там и ждут его самого, общаясь друг с другом, смеясь и споря порой. Он услышал даже свой детский голос, который разговаривал с ним же – взрослым. Смеясь и подкалывая, им вторил Генрих-подросток, рассказывая свою историю, полную восторга и жизни. Женские голоса были тише, они плакали, смеялись, и в шуме он не мог узнать их все… Но один голос он узнал. И как только услышал, захотел быть рядом с его обладательницей. Быстрее, быстрее! Пока он не затих, нужно встать, открыть двери и войти – ведь она же там ради него, ждет его и может пропасть, не дождавшись! Генрих вскочил с кровати и почти сразу оказался у дверей соседней комнаты, что не показалось ему странным, поскольку эта ночь его изменила. Полный трепета и восторга, в этот момент он себе напоминал ребенка, открывающего подарки на Рождество. Двери со скрипом отворились, и …Генрих услышал собачий лай. Все громче и громче…

Он открыл глаза. В окна светило солнце, а перед кроватью сидел пес. Большой, черный, лохматый пес заходился лаем, а когда хозяин подал признаки жизни, завилял огромным хвостом и уткнулся влажным носом в свисающую с кровати руку Генриха.

– Ареон, чертяга! – Генрих не сразу узнал свой голос. – Ты не представляешь, как же я рад тебя видеть. Но как ты сюда пробрался?

– Он уже несколько минут сидит около вашей кровати и лает. Весь дом поднял на уши. – В комнату зашел слуга и поставил принесенную чашку кофе на прикроватный столик. – Вы кричали во сне, он, видимо, услышал.– Пожилой слуга бросил взгляд на пятно от вина на ковре и кучу осколков. – Не поранились, ваша светлость?

Генрих посмотрел на ладонь и не нашел ничего страшного в своем ранении, только пару царапин.

– Нет, спасибо за беспокойство… Бернард. Я когда-то запрещал Ареону заходить в спальню, теперь я снимаю запрет. – Он потрепал по лохматой челке пса.

– Все равно, если захочет, то зайдет. Нет силы, способной его остановить. Такая громадина…, – слуга отворил шторы и открыл окно настежь, после чего пожелал доброго утра, и вышел.

Вдыхая аромат утреннего кофе, Генрих задумался. Сон его не отпускал: он до сих пор был реальным. За одну ночь прожить все свои годы, до сегодняшнего дня заново – наказание или дар? Он вспомнил, как несколько раз за ночь просил у всех высших сил о прекращении мучений и несколько раз о продолжении, чтобы прожить счастливые дни снова и прочувствовать их всем сердцем. Познание мира вокруг, осознание себя человеком, первая любовь – все было совсем недавно. И Генрих все помнил, до последней минуты. Сейчас, при желании, он мог с легкостью воскресить в памяти любое событие, словно из только что прочитанной книги, словно найти на полке нужную вещь. Все события жизни выстроились друг за другом, как в галерее, где картины расположены в строгом хронологическом порядке…

Он поднялся с кровати, и его взгляд привлекла кучка осколков на напольном ковре. Весеннее солнце – частый гость в доме, обычно надоедающее своим светом – сейчас же резвилось, играя лучами в них, окрашивало осколки в разные цвета… На какой-то момент Генрих ясно увидел кусочки стекла разных цветов, и ему стало дурно.

Перестав искать причину пережитого, он не докопался до истины, хоть и делал робкие попытки предположений… Но ему, как и любому человеку, не могло прийти в голову, что этой ночью его судьба была разбита и ее часть разноцветными осколками светилась на мраморном полу…

Высокая, светловолосая девушка стояла босыми ногами на каменном полу и плакала от осознания того ужаса, который сотворила. Осколки под ногами, мелкие и крупные, яркие, светящиеся под лучами ламп и преломляющиеся в ее слезах, говорили о том, что уже ничего не исправить. Полотно было разрушено, со звоном и страшным стоном оно рухнуло ей под ноги, невредимой осталась только небольшая его часть, которая не разлетелась из-за крепежа рамы.

Девушка услышала голоса: мужские, женские, детские. Плачь, смех, крик- все слилось в одном стоне. Что это был за стон! Он пронзил ее до глубины души, смешался с каждой ее частицей, затронул струны нервов, разлился невыносимым жаром в груди!

Не в силах больше слышать его, она упала на колени, закрыла уши руками и зажмурилась. Стало намного легче. Впрочем, вскоре звуки стихли и наступила тишина. Девушка поднялась с колен и огляделась.

Главный виновник всего происшедшего- человеческая игрушка, мяч, подарок отца на день ее рождения- лежал рядом с осколками, как виновник случившегося. И совсем зря она одушевляла его, давала ему различные имена, неблагодарный! Как он мог так подвести ее!

Послышались шаги, за ними шелест одеяний, девушка вдохнула воздуха полную грудь и замерла… Как она и предполагала, вошел отец. Вошел и остановился в дверях.

– Что ты натворила! – послышался его шепот. – Что ты натворила! Ты разбила жизнь, судьбу! Целую жизнь! Ты понимаешь?

– Мне очень жаль!

– Не сомневаюсь! Мне тоже жаль! – он вскинул руку в сторону мяча и тот послушно исчез, разлетелся на мелкие частицы.

– Нет, отец! – Видя, как «друг» превращается в пыль, девушка расплакалась.

– Ты слышала это? – мужчина схватил дочь за плечи и сильно встряхнул, словно куклу.

– Что? – она виновато подняла на него заплаканные глаза, в глубине которых он увидел положительный ответ на свой вопрос.

В ее зеленых глазах зарождалась чернота. Плохой знак. Смертельный знак. Конечно же, она все слышала, хоть и недолго, иначе чернота расплылась бы по всей роговице…

– Что же теперь будет? Я стану такой, как ты? – словно прочитала она его мысли.

Мастер молчал, обдумывая, что же стоит рассказать дочери сейчас, а что нет? Необычно было чувствовать сейчас целый шквал эмоций, после стольких лет служения мастерству сложения судеб. Оказалось, что он все еще может чувствовать и переживать. А ведь на его шее уже много лет висел кулон, дарящий своему носителю безразличие!

Этот кулон он сам выбрал когда-то, по совету своего отца. Правда, в молодые годы любовь и надежда привлекали его больше, но именно сейчас пришло осознание того, что много лет назад выбор был сделан правильный. Ведь именно безразличие- лекарство от всех переживаний, связанных с его обязанностями. Любовь же и надежда приносят только страдания своим носителям.

– Собери все! Все, до крошки! Нельзя терять ни минуты. А мне надо поговорить с твоей матерью, – приказал Мастер и удалился.

Энж, так звали девушку, после упоминания о матери, испытала приступ отчаяния, вспомнив, сколько же раз за последнее время заставляла ее переживать за себя.

Сколько Энж себя помнила неприятности так и сыпались одна за другой на ее голову, как ни старалась она их избежать. Следуя советам матери, она изменяла случайности: шла туда, куда не должна была по сути, занималась тем, чем минуту назад не планировала… «Будь хитрее. Все ждет того, что ты что-то сделаешь не так, готовит ловушки, а ты передумывай в последний момент. Меняй настроение, обстоятельства. Будь непредсказуема. И тогда неприятности не будут знать, где поджидать тебя. Будь быстрее их, доченька, живи. И пусть сначала все не получается, не отчаивайся», – учила ее мать, а Энж, словно назло, каждый день преподносила ей все больше неприятностей, сама того не желая.

Собирая осколки чьей-то жизни, Энж была полна раскаянья и страха, ведь все на этот раз было настолько хуже ее обычных неудач, что грозило большими переменами, а может даже гибелью.

Сложный разговор состоялся вскоре после происшествия. Семейство Энж собралось на кухне за круглым столом, за которым собиралось каждый вечер. Ужин в семействе Энж всегда был чем-то священным, чем-то большим, чем просто традиция. Каждый член семейства делился за ужином своим собственным восприятием мира за день, но когда очередь доходила до рассказа отца, тот ограничивался лишь парой слов, и все за столом понимали, что он молчит не из-за того, что ему нечего рассказать. Наоборот, он молчал потому, что каждый его день хранил в себе столько, что не расскажешь за ужином.

Отец всегда казался нереальным, невозможным и… представлял собой целый мир волшебства для Энж. Пару раз после ужина, в те нередкие разы, когда он задерживался ненадолго в их доме и слушал рассказы жены о детях, Энж, несмотря на протесты матери, освободившись от ее удерживаний благодаря своей природной изворотливости, залезала к нему на колени, надеясь на то, что уж ей то он расскажет пару историй из тех, что видит в судьбах! Но отец всегда лишь улыбался, целовал ее в лоб и уходил. Энж тогда все додумывала сама. Борясь со сном, дождавшись, когда в комнате наступит тишина, смолкнут нескончаемые детские разговоры, она погружалась в свой собственный мир, фантазия рисовала ей новую историю, либо продолжала старую, не законченную еще вчера.

В этот вечер за столом как обычно была вся семья- мать, отец, братья и сестры, но той атмосферы, что ранее, не было и в помине. От этого стол казался просто огромным, а все члены семьи дальше, чем обычно- словно на другом конце Вселенной.

Первым взял слово отец:

– Хочу сообщить вам, что сегодня с вашей сестрой случилось непоправимое.

Младшие по возрасту захихикали. Старшие не смогли сдержать улыбки. Все было ясно. Снова Энж что-то натворила, чего еще ожидать от нее! Мать сделала замечание по поводу насмешек, и наступила тишина.

– Сегодня по неосторожности она разбила судьбу. – Продолжил отец. – Это значит, что теперь ее жизнь поменяется. Она станет моим учеником, и под моим присмотром будет собирать разбитую судьбу заново. Есть возможность оставить все так, как есть, в таком случае человек просто исчезнет из своей жизни и все. Все его потеряют, потом забудут. Такое бывает с людьми.

– Не нужно, – Энж поднялась с места. – Я все исправлю!

– Не перебивай старших! – прикрикнул на нее отец, и всем стало очевидно, что за его спокойствием таятся слезы.– Когда я закончу говорить, я дам тебе слово. Нам повезло, человек еще жив, но еще три дня человеческого времени и полотно прервется. Точнее два дня и тринадцать часов с минутами осталось до края. Поэтому за работу нужно браться уже сейчас. Энж должна стать Мастером, как и я. С этого дня она будет жить в мастерской, пока не освоит мастерство. Надо сказать, что не было еще ни одного мастера судеб- женщины. Вы все знаете, что им отводятся совсем другие обязанности в нашем мире. Но у меня нет выбора. Все очень серьезно и у Энж в глазах расплывается чернота, которая не уйдет просто так, сама по себе.

Семейному совету помешал раздавшийся стук в дверь.

– Заходите!

В комнату заглянул маленький, плешивый человечек, в таком же белом одеянии, как и отец семейства. В руках он держал книгу со множеством закладок-ленточек, некоторые из которых были связаны между собой. Сама книга светилась желтым цветом и была настолько большая для человечка, что он держал ее двумя руками.

– Мастер, снова та же проблема. Снова на уровне, за который вы отвечаете, разбилось несколько судеб и начинается самопостроение новой…

Мастер вздохнул и нахмурился. Сколько он себя помнил, на этом уровне всегда были проблемы. До недавней, постоянно повторяющейся странности, происходили и другие непонятные вещи, абсурдные порой. Они сводили его с ума. Обладая любопытным умом, он взял на себя ответственность за этот уровень по молодости, потому что сначала задачи, которые ему приходилось решать, отвечая за него, развлекали. Погружаясь в каждую судьбу, он испытывал волнение, разгадывал ребусы, а порой удивлялся, каким удивительным образом этот уровень мог налаживать сам себя…

– Хорошо, сейчас подойду. – Последние слова были сказаны семье: Не поминайте лихом. – Он улыбнулся им, сказав фразу, которую слышал неоднократно. Так говорили люди на том уровне, которым он занимался. – Энж, иди за мной.

Энж отправилась за отцом, даже не догадываясь, какое ей предстоит жестокое испытание и что, возможно, она никогда не вернется в свой дом, никогда не увидит своих братьев и сестер.

Но ее сердце было открыто навстречу чему-то интригующе новому, и она верила, что непременно хорошему, верила, что крылья, которые вырастают за секунды, не умеют обманывать.

Выйдя из дома, находящегося на 113 этаже их Вселенной, отец с дочерью оказались в коридоре. Двери вокруг, огромный колодец по центру этажа круглым кольцом возвышался над полом. Строгие линии ламп расчерчивали потолок, серый пол под босыми ногами отзывался на каждый шаг легким звоном.

Пока ничего не предвещало начала чего-то нового. Разве что только запах родного дома, запах ванили и смеси корицы с лимоном сменился на холодный запах лаванды.

Энж помнила, как заботливые руки матери раскладывали благовония по дому: на кухню, несомненно ваниль! Под детские подушки для лучших снов – лаванду, но совсем немного, ровно столько, что стоило только оторвать голову от нее, как сразу улавливался запах корицы, бодрящий и теплый. Скоро ли она вновь почувствует запах родного дома?

Пока отец со смешным чудиком обсуждали что-то, Энж в сотый раз за свою жизнь перегнулась за перила колодца и посмотрела вниз. Голова приятно закружилась и поманила глубина. Сто двенадцать этажей дверей снова предстали ее взору, а там, в самом низу, двери казались маленькими точечками, образующими окружности. За каждой дверью- Энж это знала – кто-то живет. Но она не была знакома с другими такими же, как она сама. И ей это не казалось странным. Так было всегда.

Как же часто, пока не видит мама, Энж со своим «другом» смотрели вниз, помышляя о будущих достижениях! Мяч собирался спрыгнуть и спорил, что вернется обратно с легкостью, а Энж не пускала, говорила, что боится его потерять, предчувствие беды не давало ей покоя.

И вот сейчас она испытывала страшные угрызения совести из-за того, что не дала ему этого сделать в то время, пока он существовал. А теперь его нет, и ей жаль его и себя. Она утратила не только «друга», но и часть ее самой умерла, та часть, которая не давала покоя, не давала сидеть на месте. Радость безумной беготни по коридорам, радость общения… Ее теперь не было!

Потеряв друга, Энж сделала для себя один единственный вывод: если что-то хочется, то надо обязательно это сделать, какой бы безумной ни казалась затея. «Если хочется, то нельзя запрещать никому… Если он хочет, то нельзя запрещать… нельзя! Никогда…».

Энж была неглупой, и вскоре над голосом сердца взял верх голос разума, говоривший о том, что если бы родители не запрещали ей делать некоторые вещи, то ее, наверное, давно не было бы в живых.

– Энж! – окликнул ее отец.

Подойдя к нему, она буквально кожей почувствовала излишнее, а потому пугающее внимание к себе. Мужчины смотрели на нее с любопытством, человек с книжкой пытался заглянуть в ее глаза, хотя у него это плохо получалось в силу его роста.

– Ну, что скажешь, Хранитель? – спросил отец Мастер у коротышки.

– Если ты действительно уверен, что в глазах стала появляться чернота, то боюсь, у нас нет другого выхода.

Мастер побледнел.

– Но мы можем дать ей амулет забвения или безразличия! – Тут же попытался утешить собеседника Хранитель. – Я знаю много случаев, когда они помогали, – книжка в его руках вспыхивала на каждое слово желтым сиянием.

– Да, это единственный выход…

Они двинулись по этажу, и как только остановились, откуда-то с верхних этажей спустилась мигающая плоскость и опустилась к их ногам. Мастер и Хранитель ступили на нее, и теперь ждали Энж. От Мастера не ускользнуло ее удивление, но на объяснения не было времени. Чуть позже они поговорят с ней обо всем, он ей все расскажет. Сверкающая штуковина резко взмыла ввысь и в сторону. Энж вскрикнула от испуга, когда перед ее глазами стали проноситься с безумной скоростью различные картинки: этажи, лампы, представители ее расы, коридоры… Рука отца, желая успокоить, легла ей на плечо. Сверкающая штуковина под их ногами сделала еще пару движений вправо, а затем влево и остановилась перед стеклянными дверями, которые сразу же распахнулись.

«Добро пожаловать на уровень, Мастер» – прозвучал женский голос.

– Будь внимательна и ничего не трогай! – Прозвучал приказ, но Энж слышала слова отца уже вполуха: поразительнее того, что она увидела сейчас, она не видела никогда.

Огромный зал, освещенный настолько, что сильно слепило глаза, простирался в стороны. Длинные ряды, конца которым, казалось, не было, -состояли сплошь из полотен, разноцветных, сверкающих. Делая робкие шаги, Энж невольно остановилась, залюбовавшись одним из них. Цветное полотно сверкало разноцветными кусочками, маленькими и большими, и лишь на самом его верху была черная полоса… А где-то посередине полотна, практически незаметная, справа налево двигалась горящая точка.

Неужели и Энж когда-нибудь создаст такую красоту? Вот было бы здорово! Хотя… Никогда ничего у нее не получалось: ни шить, ни готовить, учеба давалась тяжело. Так зачем же мечтать о невозможном? Конечно, судьбу, которую она разбила, придется восстановить все равно, но в этом она рассчитывает на помощь.

Как зачарованная, Энж приблизилась к полотну, вглядываясь в него, рука ее потянулась и дотронулась до рамы. То, что произошло сразу же после этого, заставило девушку вскрикнуть от испуга: полотно сначала покрылось белесой пленкой, а затем постепенно, от краев к центру, стало белеть, пока не побелело совсем.

Разрываясь между двумя желаниями: догнать отца и рассказать ему о происшедшем и вторым: просто убежать отсюда, не сказав ему ни слова (ведь по сути ей ничего хорошего ее рассказ не принес бы наверняка) она увидела, как к полотну подошли Мастера и погрузили его в огромную корзину на колесиках. В корзине было много таких же белых полотен, отличающихся только размерами и цветом рамки, и девушку это успокоило, ведь до них-то она не дотрагивалась. Чуть позже, все еще пытаясь догнать родителя, она видела среди рядов еще несколько белых полотен.

По пути ей попадались маленькие человечки с тележками, наполненными до краев кусочками судеб, словно драгоценными камнями. Проследив за одним из них, она увидела, как он подвез свою ношу к одному из Мастеров, трудившихся над полотнами, легким движением руки высыпал содержимое в вазу, стоящую рядом с ним, и отправился в обратном направлении, едва не столкнувшись с Энж. Она поразилась тому, с какой легкостью человечек опрокинул тележку, и подумала, что Хранитель с огромной сверкающей книжкой, наверное, тоже из их расы- расы маленьких лысых человечков, способных с легкостью таскать, казалось бы, неподъемные для их роста вещи.

Вдруг, до ушей девушки донеслись необычные звуки, они были похожи на женские голоса, немного на детский смех. Словно происходил разговор невидимок. Но слов было не разобрать, а двинувшись навстречу им, она поняла, что слов и не было. Просто необычные звуки, но какие! Будто неведомая сила высекала их из воздуха. Звуча все громче и громче, они отзывались доселе неизвестными чувствами в ее душе. Они были невесомы, легки и озвучивали каждое ее движение, каждый ее шаг сопровождался звуком.

Спеша навстречу этому чуду, она вскоре увидела отца. Он был великолепен: глаза горели синим цветом, в тон светящемуся кулону. Волосы были растрепаны- рукой он всегда лохматил свою шевелюру. Энж улыбнулась. Вот оно-волшебство.

Мастер творил. Его руки двигались быстро, уверенно. Почти не глядя, он захватывал разноцветные кусочки и выкладывал один за другим в полотно, которое было ему послушно- с каждым вложенным кусочком по глади полотна пробегала едва заметная дрожь.

Энж поразилась тому, как судьба благоговейно внимает отцовским движениям: словно ребенок, терпеливо ждущий, когда же, наконец, ему поправят одежду, причешут волосы или залечат раны, чтобы он мог выплеснуть энергию жизни, накопившуюся за эти минуты спокойствия.

Зрелище было потрясающим, и Энж, невольно залюбовавшись, не заметила, как к ней подошел Хранитель, вздрогнула от неожиданно зазвучавшего шепота за ее спиной:

– Не мешай ему.

– Я и не собиралась.

– Слишком много зависит сейчас от работы твоего отца, он лечит судьбу человека, очень важного на том уровне, которым он занимается. Не многим из людей суждено играть такую роль в судьбах других. – Объяснил он девушке, в общем- то в объяснениях не нуждающейся.

1 2 >

На страницу:

Перейти

1 из 2