Что же осталось от праздника? Да ровным счетом ничего. Ситуация, в которой оказалась Страна Вечного Праздника, напоминала картину, когда дворник подметает улицу, убирая весь оставшийся там после массового гулянья мусор: разбитые бутылки, обертки от еды и бычки от сигарет. В переносном смысле этим мусором стали нереализованные мечты народа в своё светлое будущее. Речь идет о периоде с 2014 по 2016 год. К этому времени средний класс практически исчез, а точнее обеднел так, что покупка нового автомобиля или зарубежное путешествие во время отпуска для многих стало недостижимой мечтой. Власти предержащие по-прежнему бездействовали и пускали пыль в глаза, уверяя народ, что заняты поисками пути устранения безработицы и сопутствующих ей проблем. Средства массовой информации им активно поддакивали и не прекращали искать козлов отпущения в предыдущей правящей партии, при этом главная роль в проблеме пошатнувшейся экономики отводилась эмигрантам. «Это они развалили нашу страну!» – выкрикивали поочередно с трибун политики и указывали на людей в потертой одежде и стоптанной обуви, волею судьбы не сумевших в это неспокойное время вернуться к себе на родину либо уехать в другое государство. «Как же это и чем мы могли её развалить?» – вяло оправдывались они, понимая, однако, что говорить что-либо в своё оправдание бесполезно. «А тем, что сюда приехали!» – продолжали обвинять их политики. «Но ведь и вы, европейцы, тоже расселились по всему миру…» – разводили руками эмигранты. «А ну молчать!» – заскрежетала зубами правящая власть, и именно так эмигранты поступили. Они замолчали, скуксились, съежились и постарались не попадаться на глаза разъяренному, да ещё разоренному экономическим кризисом народу Страны Вечного Праздника.

******

Скажете: «Ну вот, с самого начала – и сразу о грустном… Неужели никаких интересных и радостных событий в этот период не произошло?!» Почему же, было такое, сейчас расскажу. Хотя у этой истории счастливым был только конец, а начало, прямо сказать, не очень. Впрочем, обо всем по порядку. Как-то раз у меня возникли неприятные ощущения в нижней части живота, и по этой причине я пришла на приём к районной акушерке. В тот день среди пациенток я была последней. Акушерка не скрывала своей спешки и желания поскорее уйти домой, поэтому осматривать меня не стала и сразу выписала направление в больницу, чтобы меня там досконально обследовали. Когда я пришла в гинекологическое отделение, оказалось, что все кровати в нем заняты, поэтому меня уложили на каталку и отправили в отделение скорой помощи. Там врач с уставшим лицом заглянул в моё направление и нахмурился: «Понятия не имею, почему тебя направили к нам из гинекологии. Острых болей нет, высокой температуры тоже, а легкими недомоганиями мы не занимаемся. Так или иначе, выяснить причину твоего плохого самочувствия нужно, поэтому направлю-ка я тебя в гастроэнтерологическое отделение».

Через полчаса за мной пришел высоченный санитар косой сажени в плечах, энергично кативший впереди себя кресло на колесиках. Я пересела в него с каталки, и санитар повез меня в отделение гастроэнтерологии. Там на меня надели белую сорочку в мелкий цветочек, голубой халат, синие тапки, а затем тот же санитар вкатил меня на кресле в кабинет, где сидел врач в окружении двух миловидных медсестер. Гастроэнтеролог спросил: «На что жалуетесь?», – а затем приступил к более детальному осмотру, надавливая пальцами на каждый сантиметр моего живота. Давил он с такой силой, что от боли у меня искры из глаз посыпались. Если в области желудка я ещё сумела стерпеть эту боль, то когда дело дошло до нижней части живота, не выдержала и вскрикнула. «Ну, что же, – заключил врач, вытирая руки о влажную гигиеническую салфетку, – никаких проблем с желудком я не обнаружил, но в том, что у Вас всё в порядке с кишечником, не уверен», – и выписал мне направление в проктологию. За мной снова пришел рослый санитар, угрюмым выражением лица напоминавший заправского вышибалу, и, прихватив сопутствующие бумаги, повез меня к лифту. «Сколько же мне еще на этом кресле от отделения к отделению кататься?» – ненароком вырвалось у меня. «Сколько будет надо, столько и покатаем!» – гаркнул в ответ санитар.

Поприветствовавшему меня проктологу на вид было лет сто, не меньше. И хотя умом я понимала, что это не так, тем не менее, его сморщенность, скрюченность и мямлящий голос заставляли усомниться в том, что этот древний старичок в состоянии кого-то вылечить. Впрочем, вряд ли он преследовал такую цель, поскольку большинство пациентов проктологического отделения были хроническими больными, а если что-нибудь вылечить не удается, то остается лишь постоянно это лечить. Мне сразу бросилось в глаза, что все эти больные были на чем-то очень сосредоточены и погружены в себя, будто были поглощены решением какой-то невероятно трудной задачи: открытием нового химического элемента, изобретением «машины времени», оплодотворением с помощью гипноза, и т. п. Рядом со мной в палате проктологического отделения на соседних койках лежали две молодые пенсионерки и одна пожилая, и, судя по всему, они уже успели посвятить друг друга в детали своей жизни. Скучающие пенсионерки непрерывно беседовали. «У моей соседки Евстахии…» – «Той, что с третьего этажа?» – «Ну да. На этой неделе её муж сбежал к соседке с первого. Мне сегодня об этом дочь сказала». – «А чего сбежал-то?» – «Она его скалкой за что-то отдубасила, вот он и удрал из дома прямо в семейных трусах». – «Может, не надо было бить его скалкой? Тогда бы он не сбежал, а ушёл, как все нормальные люди». – «Это, смотря, что считать нормой. Вон у моей племянницы…» – «Лорены или Патриции?» – «У Лорены первый муж работал смотрителем в зоопарке. Я ей ещё до свадьбы говорила, мол, ну и нашла же ты себе муженька… Будто парней с нормальными профессиями уже не осталось. А она мне – Вы, тетя, в современной жизни плохо разбираетесь, работа с животными делает человека прекраснее, сближает его с природой». – «И что? Сблизился он с природой?» – «Не знаю, но когда его приставили к обезьянам, то с одной из них он сблизился, к тому же неоднократно». – «Ты это серьезно?» – «Ну да, с самкой по имени Мария». – «Что? Прямо в клетке?» – «Почему в клетке? У нее дома, а может, еще где-то. Она там за мартышками ухаживала. Еще одна любительница природы…» – «Надо было его сделать смотрителем у крокодилов или бегемотов, а то обезьяны без конца совокупляются, вот и ему захотелось». – «Тогда уж лучше приставить к жирафам, чтобы всю жизнь чувствовал себя мелким, низкорослым ничтожеством!»

Древний старичок, врач-проктолог, для уточнения диагноза отправил меня на колоноскопию, а когда выяснилось, что в обследованной части моего организма нет никакой патологии, это ввело его в состояние крайней задумчивости. «Хм, – сморщил он и без того морщинистое, как сушеная слива, лицо, и пристально на меня посмотрел: – А Вы не сами ли себе всё это придумали?» «Что?» – удивилась я. «Какие-то недомогания в нижней части живота… – задумчиво произнес старичок, постукивая ручкой по лежащей перед ним папке и всё больше хмурясь и морщась. – Если это так, то Вы просто не отдаете себе отчета в том, каково Ваше реальное заболевание». Ещё немного покряхтев, он встал и вышел из палаты, а потом выписал мне направление в психиатрическое отделение.

******

Вообще-то говоря, я не имела об этом ни малейшего представления, пока меня не привёз туда санитар. О том, куда именно меня направил проктолог, я поняла по выражению лиц бродящих по коридору пациентов психиатрического отделения. Кто-то из них пытался поймать ртом пролетавшую мимо мошку, кто-то отстукивал тапкой барабанную дробь у себя на голове, кто-то разговаривал с капельницей, кто-то – с порхавшими за окном воробьями, а один больной попросил меня уточнить, на каком из полюсов он находится: на Северном или Южном. От всего этого по спине у меня забегали мурашки. По мере продвижения по длинному коридору страх у меня всё больше усиливался, в отличие от санитара, толкающего кресло-каталку с невозмутимым видом. Наконец, санитар довез меня до кабинета врача и похлопал по плечу со словами: «Смотри тут, не балуй!», – после чего передал на руки улыбчивой медсестре, которая поспешила меня заверить: «Не волнуйся, мы сделаем всё возможное, чтобы тебе у нас было хорошо!» От её слов я еще больше испугалась. От нервного напряжения сердце заколотилось так, что, казалось, будто оно выскочит из груди. От инфаркта меня спас психиатр, любезно распахнувший двери своего кабинета. Кивком головы он поприветствовал меня и приступил к обследованию. «Опишите в подробностях, как Вы провели сегодняшнее утро!» – располагающим к беседе тоном начал он. «Помылась, сходила в туалет, позавтракала, – ответила я и подумала: – Как же еще можно провести в больнице утро, и каких подробностей он от меня ожидает?» «И всё?» – удивленно вскинул брови врач. «А что ещё-то?» – недоуменно проговорила я. «А как же сны? Особенно утренние, накануне пробуждения, яркие, красочные: эротические или страшные, приводящие в состояние экстаза или ужаса, паники…» Я опешила и честно призналась: «Не было у меня никаких снов». «Вы что никого не любите и никого не боитесь? – запаниковал психиатр и, не дождавшись моего ответа, просиял: – Я так и знал! Но пусть Вас это не беспокоит! Большинство моих пациентов испытывают точно такие же ощущения. Это состояние называется эмоциональной атрофией». «Вы шутите или издеваетесь?! – не выдержала я. – У меня физическое недомогание, а не психическое!» «А вот это мы сейчас и проверим!» – осклабившись, как клоун-убийца, нараспев проговорил врач и стал проводить тесты для оценки моего психического здоровья. Около часа мне пришлось отвечать на разные вопросы и выполнять элементарные, и в то же время довольно нудные задания (сказать, сколько будет, если из пятнадцати вычесть шесть, а потом прибавить двенадцать; перечислить дни недели; разложить на две кучки картинки зеленого и желтого цвета; объяснить, чем велосипед отличается от мотоцикла, а корова от лошади, и т.д.) Со всеми тестами я успешно справилась, и психиатру пришлось отпустить меня восвояси. Он не скрывал своего разочарования. Выражение лица у него было, как у рыбака, у которого слетела с крючка только что пойманная рыба. В заключительной части обследования он постучал молоточком мне по коленке, попросил с закрытыми глазами дотянуться пальцем до носа и сделать что-то ещё. Последнее я не расслышала и попросила повторить. «Так Вы меня, оказывается, не слышите!» – радостно воскликнул врач, а я в растерянности пожала плечами. «Вот Вам и ответ на Ваш вопрос! – продолжил он, хотя никакого вопроса я ему не задавала. – У Вас самое обычное нарушение слуха». Не успела я и рта открыть, как он черкнул что-то в своих бумагах и сразу после этого со мной попрощался.

Потом в кабинет врача зашла медсестра, выкатила меня оттуда на кресле-каталке, оставила в коридоре и сказала: «Подожди здесь пару минут, пока я вызову санитара». Около кабинета психиатра, неподалеку от меня, в кресле на колесиках сидела женщина, которая, в отличие от бродящих по коридору отделения странных личностей, вовсе не выглядела сумасшедшей. «Вас сюда тоже по ошибке привезли?» – осторожно поинтересовалась я у нее. «Конечно! – выпалила она и с нескрываемым раздражением пожаловалась: – Я на днях одной бабе руку сломала. А всё почему? Потому, что доверяла своему благоверному, как самой себе, а он, оказывается, пока я была в командировке, в наше семейное ложе баб таскал. Я про это ни сном, ни духом! Вчера приехала домой поздно, без предупреждения, от усталости грохнулась в койку, и прямо на его любовницу угодила. Она как завопит! Оказывается, я ей руку сломала. Мой муженёк для неё врачей из неотложки вызвал, а для меня – санитаров из психушки, да ещё в полиции на меня заявление написал за спланированное нападение в ночное время суток». «Нда-а-а», – сочувственно покачала я головой. «Ну, ничего, ничего, этот архаровец от меня по суду лёгким испугом не отделается!» – подвела итог женщина, гневно сверкнув глазами и проскрежетав зубами. В этот момент к кабинету психиатра подвезли на кресле-каталке мужчину с отрешенным взглядом. Наше внимание: моё и другой пациентки – тут же переключилось на него. «Мужик, с тобой-то что?» – не сдержала своего любопытства женщина, упавшая на любовницу мужа и сломавшая ей руку. «Последнее время я стал очень рассеянным, – посмотрев на нас томным взглядом, признался он. – Я всё постоянно теряю». «Это что же?» – попросила уточнить жена изменщика. «Преимущественно мочу и кал, а ещё мысли, слова, буквы, цифры», – ответил он. «А-а-а… понятно», – кивнула женщина, пересеклась со мной взглядом и покрутила пальцем у виска. Затем пришел санитар и повез меня в отоларингологическое отделение. В лифте этот высоченный детина прокричал мне прямо в ухо: «Надеюсь, теперь-то тебя вылечат!» «Я тоже на это надеюсь», – вздрогнув от его крика, пролепетала я.

******

В отделении отоларингологии перед кабинетом врача собралось такое количество пациентов, что осмотра мне пришлось ждать целых два часа. Все это время я наблюдала за сидящими в коридоре больными, которые переговаривались между собой странными по звучанию голосами. У кого-то он был хриплым, у кого-то – прерывистым, либо писклявым, либо осипшим, либо с гнусавым оттенком, а кто-то без конца повторял одно и то же. «У тебя что?» – «Гайморит. А у тебя?» – «Что?» – «Что у тебя-то?» – «Что?» – «Я спрашиваю, что у тебя?» – «У меня всё нормально – обычная глухота». Наконец, до меня дошла очередь, и медсестра вкатила мое кресло-каталку в кабинет к отоларингологу – высокому энергичному мужчине среднего возраста. Не теряя ни минуты, он приступил к обследованию и проводил его с такой скоростью, что я только успевала крутить головой и открывать рот по его требованию, а он в это время засовывал мне разные металлические инструменты в уши, горло, нос. Его движения были стремительными и хаотичными. Иногда, по ошибке, после обследования носа врач тем же инструментом обследовал мне горло, потом спохватывался и менял его на другой, параллельно с этим диктуя медсестре, и та молниеносно, громко стуча по клавиатуре, вносила данные в компьютер: «Отита нет, гайморита нет, ларингита нет, искривления носовых перегородок нет, инородных тел нет, аденоидов нет». «Странно… На слизистой оболочке ни язв, ни полипов, ни эрозии, ни фурункулов… Вы вообще-то на что жалуетесь?» – остановился на секунду отоларинголог и вопросительно на меня посмотрел. «Несколько дней назад в отделении скорой помощи…» – начала объяснять я. «Ладно, – прервал он меня на полуслове, – посмотрим, какой диагноз поставил ранее обследовавший Вас врач». «Ага, – отоларинголог заелозил на стуле, уткнувшись носом в бумаги. – Вот тут черным по белому написано, что у Вас обнаружена глухота». «Ну что же, – воспрянул он духом и скомандовал медсестре: – Готовьте её к операции по восстановлению барабанной перепонки! Возьмите кровь, мочу и кал на анализы, помойте ей голову шампунем от вшей потому, что недавно у нас в отделении была эпидемия педикулеза, тщательно промойте ей уши от серных пробок и…» «Вы что?! Не надо! – не своим голосом закричала я. – Никакой глухоты у меня нет!» «Что же Вы сразу мне об этом не сказали?! – нахмурился врач. – Столько времени потерял на Вашем обследовании! Как будто мне здесь заняться нечем… Вы видели, какая перед моим кабинетом длинная очередь?!» Он помолчал с минуту, а потом спросил: «Вы по ночам храпите? Только честно». «Не знаю, может быть», – замялась я. «А известно ли Вам, что во время храпа происходит нарушение дыхания? Эта проблема гораздо серьезнее, чем может показаться на первый взгляд». «Вам лучше знать», – пожала плечами я, а врач стремительно продиктовал медсестре: «В процессе обследования выявлен синдром остановки дыхания во время сна», – и выписал мне направление в другое отделение.

******

Медсестра прикатила меня на кресле-каталке к лифту и там передала на руки уже знакомому санитару. «А теперь меня куда?» – спросила я у него. «Туда, где всем положено крепко спать!» – ответил он, а я, ничего не понимая, оторопело на него посмотрела. Через пару минут санитар доставил меня в приемную отделения расстройств сна и, буркнув «спокойной ночи», пошел прочь. Оформлять меня никто из медперсонала не спешил, и около получаса я просидела в кресле-каталке перед большим информационным панно. В нем перечислялись заболевания, от которых лечили в этом отделении. Среди прочих, указывалось такое: синдром беспокойных ног. Мне подумалось: «Это о таких людях, наверное, говорят: „у него шило в одном месте“. Интересно, а как это лечится? Заковыванием в кандалы? Накладыванием на обе ноги гипса? Непрерывным бегом по восемь часов в сутки, пока не рухнешь от усталости на кровать?» Мои размышления были прерваны слащавым голоском медсестры, подошедшей со спины так тихо, что, услышав её, я от неожиданности подскочила на месте. «Врач будет проводить обход только завтра, а сегодня Вам нужно будет у нас немного поспать», – сказала она и с этими словами протянула мне на ладони таблетку, а потом подала стакан воды. Медсестра так неестественно широко улыбалась, что мне невольно вспомнился сюжет из художественных фильмов, когда попавший в психиатрическую лечебницу человек, движимый желанием оттуда сбежать, делает вид, что принимает таблетки, а сам кладет их себе под язык, а потом выплевывает на ладонь и выбрасывает в мусорное ведро. Я поступила так же: сделала вид, что выпила таблетку, а сама не стала ее глотать.

В палате, куда меня положили, лежали четыре женщины, две из которых в это время спали и храпели так громко, что я решила: «Если остальные мои соседки отличаются такой же силой храпа, то уже на следующий день меня можно будет отправить к отоларингологу для проведения операции по восстановлению барабанной перепонки». Две другие женщины смотрели в окно и вяло переговаривались. «Что сегодня по первому каналу после новостей будут показывать? Комедию или драму?» – «Откуда мне знать? Да и не всё ли равно?» – «Ты права. А в свежей газете о чём пишут?» – «Так, ни о чем, ничего интересного». – «А в журнале, который тебе сегодня сын принес?» – «Тоже ничего особенного». Однако, когда разговор зашел о лечении, обе женщины заметно оживились. «Тебя сейчас какими снотворными лечат? – спросила одна и, услышав ответ, возмутилась: – А меня три недели держат на прежних. Я уже несколько раз просила доктора поменять таблетки, а он ни в какую, говорит, что ещё не время. И когда это время наступит? Через месяц?! Через год?!» «Зато меня каждый день водят на электропроцедуры. Толку от них никакого, а врач все равно назначает. Будто у меня не нарушение сна, а шарики за ролики, как у какой-нибудь психопатки!» – возмутилась её собеседница. «Так ведь к лечению психопатов, в отличие от нас, врачи относятся серьезно и ответственно. У них в психиатрическом отделении к каждому пациенту индивидуальный подход. Там каких только специалистов нет: психиатры, психологи, и все они с широкой и узкой специализацией». – «Да толку от этих психологов…» – «Может, ты и права. Меня неделю назад к одному такому водили. Так он меня сходу огорошил: „Вы с кем-нибудь вместе спите?“ Глупейший вопрос. От моего храпа даже соседи на верхнем этаже уже два года не спят. Персонал здесь работает неквалифицированный». «Да уж, это точно, – кивнула её собеседница. – Ты представляешь? У меня диагностировали повышенную раздражительность. Сразу видно: в диагностике они не смыслят ровным счетом ничего. Раздражаюсь я не потому, что нервная, а потому, что живая. Только покойники ни на что не реагируют и не раздражаются. Что же теперь меня за это убить?!»

На следующее утро в отделении расстройств сна во время обхода уже немолодая и немного уставшая, с подглазьями, женщина-врач присела ко мне на кровать и, поправив прическу, приступила к опросу: «Скажите, как Вы храпите: громко, средне или поверхностно?» «Не знаю, – ответила я, – задайте этот вопрос моему мужу. Я себя во сне не слышу». «Логично, – согласилась врач и добавила: – Тем не менее, для постановки правильного диагноза мне необходима эта информация. Хорошо, продолжим. Скажите, на что похож Ваш храп: на собачий лай, коровье мычание, поросячье хрюканье или жужжание назойливой мухи?» «Понятия не имею. Может, на всё сразу, а может, попеременно: одну ночь храплю так, а другую иначе, то есть пробую себя в разных амплуа», – предположила я. «Как я уже сказала, отсутствие этой информации существенно затрудняет диагностику», – повторила врач и нервным движением руки убрала упавшую на глаза чёлку. «Ладно, – продолжила она свой опрос, – тогда скажите, чем Вы во сне дышите: грудью или животом?» Я ответила: «Лёгкими». – «Вас беспокоят тяжелые воспоминания и мысли?» – «Иногда. Было бы странно, если бы меня никогда это не беспокоило… Проблем у меня хватает». – «Наблюдается ли у Вас возрастание двигательной активности и появляется ли чувство неудобства в связи с частой сменой поз?» – «Каких поз? И вообще, как спящий человек может определить, в какой позе он лежит?» – «Хорошо ли Вы спите по ночам, и что является наиболее частой причиной Вашего пробуждения?» – «Сплю хорошо, пробуждаюсь редко по разным причинам». – «По каким?» – «То собака под окнами завоет, то пьяный на улице закричит, то ребенок в соседней квартире заплачет». – «Хорошо, поговорим о чувстве тревоги. Возникает ли оно у Вас в утреннее время сразу после пробуждения?» – «Да, если оказывается, что кофе в банке закончился». «Наблюдали ли Вы у себя синдром периодической спячки?» – продолжила опрос врач и стала нервно теребить челку. «М-м-м, – задумалась я. – Пожалуй, когда из-за шума под окнами приходится просыпаться несколько раз за ночь. Такое бывает в праздники, когда по улице ходит много заложивших за воротник весельчаков». «Понятно, – глянула на меня исподлобья врач и задала следующий вопрос: – Часто ли Вы бываете в публичных местах и в какое время суток?» – «Сейчас, например». – «Чувствуете ли Вы зуд в какой-нибудь части тела?» – «Временами на душе кошки скребут». – «Бывает ли у Вас головная боль, слабость, ощущение общего дискомфорта, задержка стула, понос?» – «Иногда, а что?» «В общем, так, – подытожила врач, – выраженных проблем со сном я у Вас не нахожу. Но, всё же, учитывая Ваши жалобы на неприятные ощущения внизу живота, выявленные в момент госпитализации, считаю необходимым: направить Вас в другое отделение, чтобы Вас там досконально обследовали на предмет скрыто протекающего инфекционного заболевания».

******

Лицо вновь пришедшего за мной санитара выражало смесь радости при встрече с давней знакомой и нескрываемое любопытство. «Ну что? – заулыбался он и крутанул моё кресло-каталку по направлению к лифту. – Всё никак не определят, чем ты больна?» «Не-а», – вздохнула я. «Значит, суждено тебе прославиться!» – «Чем?» – «Каким-нибудь редким заболеванием. Раньше ведь как было: если сводит пальцы на ногах или шумит в ушах, то это так и называлось „скрюченные пальцы“ и „шум в ушах“. А теперь врачи все детально изучают и раскладывают по полочкам. Шум в ушах, оказывается, бывает разным. Есть синдром дневного шума в ушах, есть синдром ночного шума, а еще послеобеденного, звенящего, гудящего, свистящего и, бог его знает, какого еще. Синдром скрюченных веером пальцев – это одно заболевание, а синдром пальцев, скрюченных в разных направлениях – совсем другое, и лечатся они по-разному». «Если это намёк, то меня пока ещё ни в какую сторону не скрючило, – ответила я. – Хотя, если пролежу на больничной койке ещё неделю, то, как знать, может, и скрючит…» Затем санитар вкатил меня на кресле в приемную инфекционного отделения и передал на руки своим коллегам. Те сразу попросили меня перебраться с кресла на каталку. Я присела на ней, но один из санитаров увидел это и гневно крикнул: «Ну-ка ляг и не двигайся! Не то твоё состояние ухудшится, а нам за это отвечать придётся!» Пришлось подчиниться, и я вытянулась на каталке по всей длине.

В палате, куда меня поместили, было две женщины. Молодая, лет двадцати пяти, сидела на кровати и держала на коленях планшетник, а дама, которой навскидку я бы дала около шестидесяти с гаком, лениво перелистывала какой-то женский журнал. Обе они с нескрываемым любопытством стали меня разглядывать, но заговорила только пожилая. «Что у тебя за болезнь?» – спросила она меня в лоб. «Врачи пока не знают», – ответила я. «А так вообще… что беспокоит? Понос? Рвота? Температура? Сыпь? Боли? Спазмы?» – настойчиво допытывалась она. «Нет, ничего этого у меня не было. А Вы с чем лежите?» – спросила я. «Меня положили с подозрением на желтуху, а соседку, – крутанула она головой в её сторону, – на сальмонеллез. Если диагнозы подтвердятся, то нас распределят по индивидуальным боксам, а если нет – отправят домой или в другое отделение, в случае, если это – аппендицит или что-то другое. В общем, пока неизвестно». «Поня-я-ятно, – кивнула я. – А когда это выяснится?» «После обследования крови, мочи и кала. Здесь эти анализы у всех берут». – «Так у меня уже брали, только в другом отделении». – «Еще раз возьмут. Здесь так положено. Тебе этого добра жалко что ли?» «Нет, конечно, не жалко», – пожала плечами я. По-видимому, пожилая соседка по палате выяснила у меня всё, что хотела, а потому потеряла всякий интерес к продолжению разговора и отвернулась к стене. «Наверное, боится от меня чем-нибудь заразиться», – подумала я, вспомнив о том, что некоторые заболевания распространяются воздушно-капельным путем. Заболеть гепатитом, сальмонеллезом или и тем и другим одновременно мне не хотелось, поэтому я решила, что правильнее всего, как можно меньше контактировать с обеими женщинами. Через некоторое время меня отвезли на каталке в отдельный бокс. Там меня ждал лечащий врач, мужчина лет пятидесяти, низенького роста, с большим круглым животом. Это придавало ему шарообразный вид и так и тянуло назвать его карапузом. Бегло меня осмотрев, он приступил к опросу: «Скажите, какого цвета Ваш стул? Он у Вас со слизью, прожилками, большими или мелкими вкраплениями? Если да, то какой они формы и консистенции: в виде кукурузных хлопьев, малинового желе, картофельного пюре, сливочного мороженого, густой или водянистой каши?», «Были ли у Вас контакты с опасными микроорганизмами, домашними или дикими животными, а также одичавшими, то есть домашними, которые при неблагоприятном стечении обстоятельств стали дикими?», «Совершали ли Вы путешествие в африканские или азиатские страны, либо оттуда недавно вернулся кто-то из Вашего окружения? Пользуетесь ли Вы предметами, произведенными в этих странах?». «Странный вопрос», – подумалось мне, так как на всей моей одежде были этикетки с надписями: «Сделано в Китае» (Индии, Малайзии), а на компьютере и телефоне: «Сделано в Тайване, Гонконге». Но вдаваться в объяснения мне не хотелось, и я отрицательно покрутила головой. Вместе с тем, некоторые вопросы врача поставили меня в тупик. К примеру, такой: «Когда Вы в последний раз прививались от тифа?» – «От какого?» – «От брюшного?» «А Вы?» – спросила я. Врач задумался, прокашлялся, а через пару минут продолжил опрос: «Проживаете ли Вы в эпидемически неблагоприятной местности?» «А Вы?» – снова спросила я. «Я?! – переспросил он и, побагровев лицом, ответил: – Нет». «А откуда Вы знаете?» – настаивала я на более подробном ответе, чтобы уяснить для себя самой, какими факторами определяется эпидемически неблагоприятная местность. «Там, где я живу, нет эпидемий», – раздраженно отрезал инфекционист. «Каких?» – попросила уточнить я. «Никаких», – сверкнул на меня гневным взглядом шарообразный врач и хлопком закрыл свою папку. «Ну что же, придется Вам полежать у нас пару дней, так как нам не известны сроки инкубационного периода Вашего заболевания, а пока займемся сбором анализов», – заключил он.

1 2 3...9 >

На страницу:

Перейти

1 из 9