Полная версия
Озеро. У источника власти
Сергей Саканский
Озеро
У источника власти
Мини-роман
А Игорь князь поскочи
горнастаемъ къ тростию
и белымъ гоголемъ на воду.
Въвръжеся на бръзъ комонь
и скочи съ него бусымъ влъкомъ.
СЛОВО О ПЛЪКУ ИГОРЕВЕ,ИГОРЯ СЫНА СВЯТЪСЛАВЛЯ,ВНУКА ОЛЬГОВАДревнерусский текстНа обложке: В.М. Васнецов. «Царь Иван Васильевич Грозный».
ДЕРЕВНЯ ВЕЛИКАНОВ
Арсеньев не сразу понял, что эта деревня выглядит как-то неправильно, а если бы понял, то взял бы свою девушку за руку и бросился бежать с ней – хоть до ближайшей станции, хоть домой, в Брянск, да хоть на край света – от всего этого ужаса, который им предстояло здесь пережить.
А пока настроение у них было самое радостное. Они вырвались из города, полные желания любить друг друга вдали от людской суеты, и бодро шли рядом, деловито подтягивая ремни своих рюкзаков и переглядываясь с хитрыми улыбками.
День был солнечный, деревня, куда они вошли по асфальтированной дороге со станции Лаховка, таяла в голубом мареве, уходя вдаль двумя линиями дворов. На въезде в деревню асфальт кончался, переходя в неширокую травянистую улицу. Ступив на упругую зелень, Арсеньев ощутил легкий удар, будто разорвал грудью невидимую паутину. Казалось, сам воздух в деревне был прохладнее, чем на раскаленной дороге…
– Что-то здесь не так, – сказала Юля, внезапно нахмурившись.
– О чем ты? – удивился Арсеньев, оглянувшись по сторонам.
– Типа… – Юля тоже осмотрелась. – Не нравится мне это место.
У колодца она остановилась и сбросила свой рюкзак на траву. Арсеньев сделал то же самое.
– Вот, например, ведро…
– Ну, и что же с ведром?
Предмет, на который указала девушка, не вызывал у Арсеньева никаких подозрений.
– И лопата…
– А что с лопатой?
– Не бывает таких ведер и таких лопат, – твердо сказала Юля. – Какие-то они… Огромные!
Теперь Арсеньев и сам это заметил. Ведро выглядело действительно больше обыкновенного: бельевой бак, а не ведро. И лопата, стоявшая у колодезного сруба, была явно не заводского производства – пятимиллиметровая сталь, скрученная и свинченная болтами, а черенок лопаты… Да он был просто хорошей жердью в руку толщиной!
– Гм! – сказал Арсеньев. – Похоже на какую-то декорацию. Для великана.
– А тут и живут великаны. Вон, какие большие у них хазы. Двери большие и окна. И потолки внутри, я мыслю, высокие – метров пять.
– Ну, скажешь! Три с половиной где-то… Но и такое для обычной деревни странновато.
– Хорошо. Если бы, например, здесь были маленькие дома, и все было маленькое – ведра, лопаты… Тогда бы мы подумали, что в деревне живут карлики. И в этом не было бы ничего удивительного. И ничего страшного…
– И так нет ничего страшного, – резюмировал Арсеньев. – Наверное, здесь все жители – родственники, и у них такая порода. Все они высокого роста, крупные…
Но Арсеньеву вовсе не казалось убедительным собственное объяснение. Чего-чего, а встречаться с каким-то великаном в этой глуши он не собирался.
И тут они увидели его…
Человек вышел из дома, стоящего в отдалении на невысоком пригорке, тут же поставил на колоду березовую чурку и поднял с земли топор. Взмах, и чурка раскололась на две дольки. Человек поставил дольку на колоду и снова махнул топором. Обычно, буднично… Ничего особенного, казалось, не было в этом зрелище…
Юля схватила свой рюкзак, молча накинула на плечо.
– Идем отсюда!
Арсеньев накинул свой, пошел рядом с Юлей, которая быстро сорвалась с места.
– Да не бойся ты! – сказал он. – Просто большой человек и все.
– А я и не боюсь. К тому же, мы ведь не этой в гребаной деревне собрались жить…
В ее голосе прозвучала нежность. Слово жить неожиданно блеснуло своим вторым смыслом. И опять он увидел этот хитрый взгляд…
Арсеньев оглянулся через плечо на пригорок, где работал дровокол. Издали трудно было оценить его размеры, но, если соотнести все присутствующие предметы с домом, затем предположить, что дальний дом такой же большой, что и ближние… Получалось, будто и топор, и колода, и сами дрова были, по меньше мере, в полтора раза больше нормального. Казалось, что этот человек метра три ростом! И лицо у него какое-то странное – слишком белое, что ли…
Но к чему думать об этом? Чушь какая-то: в деревне живет клан великанов. Почему-то никакой информации об этом нигде не было, хотя, падкие на такие диковинки журналисты вряд ли прошли бы мимо подобного феномена.
– И по телеку о них ничего, – Юля будто услышала мысли Арсеньева, что его так порадовало…
Прекрасная девушка! Немного своенравная, не очень образованная, но… В конце концов, он ведь не всю жизнь собрался с нею провести!
– А ну их в… – выругалась она, что иногда ей очень даже шло.
– Точно! Ну их еще и на… – подыграл Арсеньев.
– А если, например, – озабоченно проговорила Юля, – все совсем наоборот? Не они выросли, а мы почему-то уменьшились?
– Ага! – рассмеялся Арсеньев. – И вся наша одежда уменьшилась. И рюкзаки, и палатка. Просто мы прошли сквозь какую-то аномальную зону. И вот эти сигареты…
Он достал пачку «Мальборо», прикурил на ходу две штуки, одну протянул Юле. Та приняла изящную отраву с легким поклоном.
Наконец, они вышли из деревни и оказались на лесной опушке. Здесь царил зной, жужжанье, стрекот…
– И куда дальше? – спросила Юля.
– В лес, – лаконично ответил Арсеньев.
Ее родители наивно полагали, что она будет жить на турбазе, питаться в столовой, один раз предпримет короткий поход с однокурсницами и так далее. Пусть это и было в какой-то степени опасно, например, гипотетическая столовая, но они отпустили Юлю без особых возражений.
Если бы они узнали, что их дочь собирается провести пять дней в одном из самых медвежьих углов России, варить еду на костре и примусе, то сочли бы план просто неприемлемым – ни о какой поездке и заикаться не стоило.
Но реальность оказалась настолько страшной, что маму и папу уж точно бы хватил кондратий, – только от самой мысли, что их семнадцатилетняя дочь собиралась прожить все эти дни и ночи в одной палатке с человеком, возраст которого приходился как раз на промежуток между ее матерью и отцом.
* * *Арсеньева звали просто – Иван Васильевич. Вряд ли его покойные родители имели намерение прославить знаменитого Рюриковича, но сам Арсеньев порой глубоко задумывался о судьбе первого русского царя.
А вот фамилия Юли была Каменская, а это ужасно!
Ивана Арсеньева и Юлю Каменскую связывали отношения учителя и ученика. Иван Васильевич (в просторечии – Иванвас) служил преподавателем словесности в одном из медицинских училищ города Брянска, а Юля в этом училище, можно сказать, «училась».
Честно говоря, она туда просто ходила и валяла там дурочку, чтобы в конце этого процесса получить корочку.
И вот однажды утром она заметила, что все медулище на нее как-то странно смотрит. Юля шла через вестибюль, а девчонки поворачивали за ней головы, будто она была каким-то магнитом любопытства.
На лестнице продолжалось то же самое. Юля забежала в туалет второго этажа и с удивлением изогнулась перед зеркалом, словно исполняя какой-то танец. Она подняла руки и заглянула себе под мышки, перекинула тяжелую косу с левой груди на правую, рассматривая шею, повернулась на мысках, изучая ноги со всех сторон. Ростом Юля была гораздо выше этого жалкого зеркала, поэтому ей пришлось и вприсядку пойти…
Никаких засосов на шее не было. Впрочем, их и не могло быть. С одеждой также все тип-топ: из-под короткой юбки ничего не торчит, белые гетры настолько чисты, что кажется, будто они сотканы из стирального порошка, который белее самого белого…
Хороша, спортивна, быстра! Неужели и сегодня он (Иванвас) не удостоит ее ни единым взглядом?
В коридоре к Юле подошел Петя Романов и, ткнув огромным пальцем ей в грудь, строго сказал:
– Каменская!
– Ну и что?
– Как что? – удивился Петя. – Каменская же!
Этот Петя хотел стать великим хирургом, резать и сшивать, ковырять и давить. Пока же он выполнял в училище одну важную, тайную и довольно скользкую миссию…
А на уроке продолжился этот странный кошмар внимания: все шушукались, постоянно поглядывая на нее. Урок вел, между прочим, сам Иванвас. На сей раз, он нес будущим медсестрам «Слово о полку Игореве», раскидывал руки в стороны, словно огородное пугало, помахивал ладонями, изображая плавное течение древнерусского языка.
И совершенно не обращал внимания на Юлю Каменскую.
– Если вы будете читать правильно, то получатся настоящие стихи. Дело в том, то в те далекие времена мягкий знак произносился примерно как «е», а твердый – как «о». Вот послушайте: «А Игоре князе поскочи горнастаемо ко тростию…»
В конце концов, Юле пришла записка:
«Браво, Каменская!!!»
Да что она такого сделала сегодня?
Оказалось, что она все сделала вчера. Потому что по телеку пошел какой-то дурацкий сериал, где главной героиней была именно Каменская, суровая, роковая женщина-вамп.
И началась для Юли новая жизнь. Каждый вечер Каменская совершала в прямом эфире очередной постельный подвиг, а утром в училище за нее расплачивалась Юля.
Каменская была любовницей какого-то вельможи, но крутила роман с самим императором. Днем она гарцевала на лошади, а ночью, в будуаре и пеньюаре, могла взнуздать то вельможу, то императора, то кого-то еще. Плюс за ней охотились секретные службы, да и сама она, похоже, была каким-то тайным агентом, постоянно спасающим мир, хотя речь шла о веке восемнадцатом, и мир, как всем известно, был давно спасен.
Юле уже совершенно не хотелось валять дурочку за корочку. Каждый день превратился для нее в ад.
Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не Иван Васильевич Арсеньев. По училищу пошли слухи, что между преподавателем и студенткой разразился бурный роман. И теперь уже никому не было интересно, что там, в образе Юли, творит Каменская с императором. Куда более важным для команды медиков стало то, что сама Юля творит с Иван Василичем.
Так могучая фрейлина канула в вечность… Если бы знала Юля тогда, весной, при каких странных обстоятельствах она снова увидит ее!
А вот с Иваном Василичем Арсеньевым Юля ничего не творила. Причиной всех этих сплетен был случай, когда в аудитории сломалась железная дверь, они с Иванвасом оказались запертыми, их выковыривали с привлечением МЧС… А потом в этой аудитории нашли какую-то окровавленную тряпочку. Только и всего. Тряпочка могла остаться от очередной операции будущего хирурга Пети Романова, который пока практиковал с детородными органами сестер милосердия. Или у какой-нибудь девчонки пошла носом кровь от передозняка…
И вот теперь, на летних каникулах, благодаря цепочке неожиданных и диких происшествий, они оказались здесь, чтобы поставить палатку на берегу озера и заняться в ней любовью. Все это как-то не укладывалось в Юлиной голове…
* * *Арсеньеву казалось, что он просто спит: девушка, о которой он думал целый год и думать себе запрещал, девушка, на которую было больно смотреть (он и не смотрел поэтому), теперь идет, покачивая бедрами, рядом с ним в лесной глуши, а за плечами у него была палатка, и карманы были набиты презервативами…
Нет, он не был в нее влюблен – конечно! Любовь, которую ему предсказала одна знакомая фея, представлялась ему совершенно другой. Более того: требования Арсеньева к этой эфемерной возлюбленной были настолько высоки, что он так до сих пор и не нашел ее. Правда, женщин у него было порядочно, и семнадцатилетние тоже встречались, хоть и давно: когда самому Арсеньеву было восемнадцать-двадцать… Важнейшие условия этой любви – тончайшее понимание его, Арсеньева, внутреннего мира, а также – пусть это и несколько странно звучит – глубокое знание древнерусской поэзии. Кроме того, она должна была быть ослепительно красивой…
Юля Каменская отвечала только последнему требованию. По литературе у нее была тройка, да и то – не очень уж твердая, а что касается понимания, то здесь Арсеньев пытался, используя всю свою наблюдательность, уловить хотя бы мельчайшие искорки. Иногда ему это удавалось, за последние сутки – уже несколько раз. Или он просто обманывал себя, и понимание между поколениями в современном мире – вообще идея-фикс? Одно Арсеньев знал наверняка: он безумно хотел Юлю, думал о ней уже целый год и страдал от невозможности осуществить свои мечтания. Каково же было его изумление, когда – по стечению нелепых случайностей и чудесных совпадений – в их отношениях произошел самый крутой поворот!
Арсеньев встретил Юлю на улице. Все, что они должны были сделать, внезапно увидев друг друга на углу Мичуринского проспекта и Заречной – это скромно поздороваться, как подобает учителю с ученицей, и спокойно разойтись по своим делам. Арсеньев так бы и остался в смутных страданиях по недоступной красавице, через год она бы окончила училище и исчезла из его жизни навсегда. Если бы не…
Ливень. Он внезапно ударился об асфальт, покрыв весь мир крупными пузырями. И сверкала молния, и гремел гром… Город стал диким и черным, будто дремучий лес. Им ничего не оставалось делать, как укрыться в ближайшем магазине.
Будь это какой-нибудь продуктовый магазин, ничего бы не произошло: они бы просто переждали ливень и все. Но, выжимая в вестибюле волосы (а вода текла с них на пол в два широких ручья), Юля глянула из-под локтя на витрины и раскрыла рот от удивления.
Здесь продавалось снаряжение для туризма, а ей вскоре как раз и предстоял турпоход… И Юля предалась воображаемому шопингу. Арсеньев ходил за ней по пятам и молча смотрел, как длинные смуглые руки девушки вытягивают из пачек рукава разноцветных ветровок, как ее музыкальные пальцы разминают ткань…
Арсеньеву казалось, что она и вовсе забыла о его существовании, но вскоре выяснилось, что это далеко не так. Они оказались перед плакатом, где упругие туристы-экстремалы рубили и кашеварили на берегу живописного лесного озера.
– Все бы отдал, чтобы пожить в каком-нибудь таком месте… – вздохнул Арсеньев в пространство.
Юля быстро обернулась к нему, ее глаза сверкнули.
– И я тоже! – с жаром воскликнула она.
– Поехали, нет проблем, – в шутку предложил Арсеньев, и в то же время сердце его отчаянно забилось, потому что Юля вдруг посерьезнела и сказала:
– Поехали.
Арсеньев опешил. Она стояла перед ним – медноволосая, мокрая, с крупными сосками, натягивающими ткань, и прямо смотрела ему в глаза.
– Шутишь, Каменская?
– Не называйте меня так! – сказал Юля и тихо, твердо добавила:
– Я люблю вас.
ОЗЕРО ИЗ МОНИТОРА
Все это было не далее, как вчера. С тех пор в голове Арсеньева началось плавное монотонное кружение, будто бы там заработала карусель.
На углу Мичуринского и Заречной он оказался по той причине, что получил гонорар за статью, пересланный Western Union, чей офис как раз находился в том самом районе. Статья была о… Впрочем, не важно. Они ходили по залам магазина и выбирали все, что им могло понадобиться в путешествии. Юле это занятие безумно нравилось: менеджер следовал за ними по пятам со счастливой улыбкой на лице, а девушка тыкала пальцем в это в и то, спрашивая, для чего оно служит и как с ним обращаться.
Палатка? О, да! Двухместная, легкая. Спальные мешки? Замечательно! Вы можете купить и один, двухместный… Юля покраснела. Нет, лучше два.
Они купили рюкзаки – большой и маленький, две куртки, котелок, ложки, кружки, миски…
– Вы собираетесь на озеро? Тогда вам нужна лодка. Только она тяжелая. Вы на машине?
– Мы на машине? – обернулась Юля к Арсеньеву.
Теперь пришел черед покраснеть ему: машины у него не было.
– Ну и ладно, – сказал Юля. – Тогда обойдемся без лодки.
В какой-то момент Арсеньев замер, пораженный простой мыслью, спросил:
– А как же ты это объяснишь родителям?
– Элементарно, Ватсон, – отмахнулась Юля, не прекращая играть с замысловатым разноцветным фонарем, который всучил ей менеджер. – Завтра я еду на турбазу с девчонками.
– Ах вот как… Зачем же тогда это все?
– Да как вы не понимаете! – Юля топнула ногой. – Все думают, что я еду на турбазу, а я…
– Нехорошо обманывать, – сказал Арсеньев, назидательно подняв палец, и вдруг расхохотался: пожалуй, только в этот момент до него по-настоящему дошло, что он и вправду отправляется на берег лесного озера с девушкой своей мечты.
Дело оставалось только за малым: не хватало озера. И Арсеньев понятия не имел, где его взять. Тем же вечером он сидел у себя дома, глядя на два плотно уложенных рюкзака, большой и маленький, и думал об озере.
Никакого уединенного лесного озера, подобного тому, что было изображено на плакате с туристами-экстремалами, Арсеньев не знал. Он знал озеро Байкал, где дует баргузин, и Чудское озеро, где состоялось Ледовое побоище. С таким же успехом можно было вспомнить озеро Чад, где бродит изысканный жираф…
Денег у Арсеньева почти не осталось: выбирая снаряжение, Юля освоила практически весь гонорар за статью в немецком журнале, о метафорических превращениях русских князей из рода Рюриковичей, а поскольку он жил, как все нормальные люди в городе, от зарплаты до зарплаты…
В общем, надо было срочно найти какое-то озеро в пределах досягаемости местной электрички.
Звонить кому-то из сослуживцев не стоило: начнутся расспросы… Да и все его знакомые, так или иначе, были связаны с медицинским училищем – ведь Арсеньева направили сюда по распределению, и все эти семнадцать лет он вращался, в основном, в педагогических кругах.
Семнадцать лет! Выходит, что в те самые времена, когда он, молодой специалист, только что приступил к освоению премудростей как учительского дела, так и слабой половины населения Брянска, – в Бежицком роддоме появился на свет красный орущий ребенок, и этим ребенком была не кто иная, как Каменская Юлия. Арсеньев тогда жил как раз на Бежице, каждый день ходил по ее улицам, а навстречу ему могла попасться молодая женщина, толкающая перед собой детскую коляску, и в розовой этой коляске лежала Юля… Немыслимо!
Карта области, которую Арсеньев купил в киоске, была слишком мелкомасштабной, чтобы показать какие-то там уединенные озера. Оставалось одно: прибегнуть к услугам всемирной паутины.
Арсеньев был продвинутым пользователем Интернета. Правда, продвинутому пользователю пришлось выкурить две сигареты, пока связь, наконец, установилась. Арсеньев набрал в окошке поисковика «озеро – лесное – туризм – отдых» и получил множество ссылок, в том числе на Байкал и Селигер. Он сузил критерии поиска, набрав «брянская область», и вышиб у Паука несколько турбаз и пансионатов, среди них – ту самую, куда должна была фиктивно отправиться Юля.
Неожиданно вспыхнула страница, где упоминалось озеро в Брянской области, и было сказано, как до него добраться. Сообщение возникло в окошке чата: кто-то спросил, как ему доехать, если он опоздает в экспедицию, и получил немедленный ответ. Арсеньев успел запомнить станцию Лаховка и направление пути, пока слова не уползи за нижний обрез окна.
Что ж, подумал он, заметим на случай, если ничего другого не найдется…
Ничего другого и не нашлось, потому что внезапно Арсеньев увлекся странной игрой, которую предложила ему Сеть.
Дело в том, что страница, им открытая, была если не секретной, то, во всяком случае, для служебного пользования. Она явно не предлагалась широкому читателю, а имела своей целью информировать ограниченную группу людей об условиях некой научной экспедиции.
Несколько человек, сидевших в чате, обсуждали детали предстоящей поездки, стационарно висел список необходимого снаряжения для зарегистрированных участников, а внизу болталась форма, заполнив которую, каждый желающий мог стать соискателем должности экспедиционного рабочего.
Шутки ради Арсеньев набил в предложенные графы свои данные, проставил нужные флажки, и получил отказ. Это его задело. Тогда Арсеньев несколько улучшил свои физические характеристики: увеличил рост, уменьшил возраст… И все равно получил отказ – от программы-робота, которая стояла за этой анкетой и определяла кандидатуру по каким-то своим загадочным критериям.
Арсеньев сгенерировал супермена: уж лучших характеристик для рабочего дремучей лесной экспедиции трудно было вообразить. Мифический молодой человек имел все возможные спортивные звания, экстремальные рекорды, большой опыт работы… И получил отказ.
– Да этот робот просто сломан! – в сердцах воскликнул Арсеньев и стал тыкать мышью, куда попало, наобум выбирая позиции списков и флажки.
И неожиданно его приняли. Программа выбросила форму следующей ступени, где уже надо было указать ФИО и адрес.
Этого Арсеньев делать не собирался. Он с удивлением смотрел в монитор и не мог понять, по каким принципам комплектуется экспедиция.
Может быть, дело вовсе не в тех положительных качествах, которые он не догадался указать, а в тех отрицательных, которые он уже указал?
Он проверил все с самого начала, и уже было нащупал мысль, как вдруг оказалось, что страница больше не загружается. Это могло значить многое. Например, обычные неполадки связи. Или другое: именно в ту самую секунду кто-то умышленно стер страницу. То есть – экспедиция уже укомплектована, все вопросы решены, и дальнейшая дискуссия бессмысленна.
И тут Арсеньев понял, в чем было дело, и почему робот так упорно отфутболивал его.
В графе «иностранные языки» Арсеньев честно указал немецкий. И только эта графа все время оставалась неизменной, пока он тут создавал суперменов.
Странная же это экспедиция! Важнейшим критерием участия в ней является – незнание немецкого языка.
* * *
Впрочем, Арсеньев вскоре забыл об этой нелепости. В течение последних суток он был настолько рассеян, что на многие вещи просто не обращал внимания, потому что его мысли были всецело поглощены Юлей. Всю дорогу он постоянно посматривал на нее, как бы опасаясь, что девушка внезапно исчезнет.
С Арсеньевым творилось что-то такое, чего он никогда в жизни не испытывал. Или, может быть, испытывал в юности, когда провожал девушку с дискотеки и в первый раз в жизни целовался, и девушка вдруг, почему-то покраснев, пригласила его к себе в общагу, выпить чашку чая. И они пошли по лестнице, вертикально преодолевая пятиэтажное здание во всю его высоту, и Арсеньев обалдело смотрел снизу вверх, как ступает эта, теперь уже безымянная девушка, по лестнице, как она выглядывает из-под локтя на поворотах – с таким странным, никогда раньше невиданным выражением лица…
А теперь такое лицо было у Юли – Арсеньев понял и вспомнил: немного сонное, немного хитрое – и вся дорога из Брянска казалось Арсеньеву той самой хрущобной лестницей. Вот почему и странная деревня великанов, и многие события – как предыдущие, так и последующие – воспринимались им, будто в каком-то фоновом режиме, в котором продолжалось карусельное кружение его головы.
Они шли по лесной тропинке быстро, Арсеньев едва поспевал за длинноногой Юлей, опасаясь, что она услышит его одышку, и дело было вовсе не в возрасте, а в животе, который выступал в качестве дополнительного переднего рюкзака. Если бы не этот живот, не дурная привычка пить по вечерам пиво – у телевизора или компьютера – в одинокой холостяцкой «однушке»… Впрочем, хотелось думать, что задыхался он не столько от тяжелой ноши и быстрой ходьбы, сколько от распиравших его чувств.
Временами становилось совершенно не о чем говорить, и молчание тяготило его.
– Лес где-то горит, торфяник, – деловито заметил Арсеньев, поведя носом, однако никакой гари не почувствовал.
– По барабану! – ответила Юля.
– Я к тому, что немного дымно, и поэтому видны все эти красивые лучи. И это не может быть туман, потому что туманы в июне маловероятны.
– Да? Это у нас урок естествознания?
– Ну… Просто: красивые лучи.
– Вижу, – сказала Юля.
Наверное, в ее представлении настоящий мужчина не должен тратить силы на то, чтобы любоваться природой. Что ж, запомним…
Лес был пронизан косыми дымными аппарелями солнечного света, с которых скатывались крупные сверкающие жуки. И вдруг вдали появился проблеск: острый, узкий, словно игла, – появился и сразу исчез за стволами деревьев. Как будто один из этих солнечных жуков запалил вдали столбик огня… Вот и другой столбик вспыхнул и погас, но тут же возник третий, четвертый, и уже целая вереница гейзеров забила из-под земли – так за стволами сосен возникло озеро.
Юля пошла быстрее, потом побежала – вниз, пологим склоном, к озеру… Через несколько минут деревья расступились, открыв широкий простор, полный воздуха и света.
Солнце уже стояло низко, слепило: ведь они добирались сюда весь день. Лучи умножались на глади озера, играя тысячами радужных бликов. Дальний берег таял в голубом мареве и едва различался, будто его и вовсе не было. Впрочем, и ближнего берега – тоже не было. Юля вопросительно посмотрела на Арсеньева: