Конан идет по следу

Долгих двадцать лет Ламици прослужил прежней династии и ее последнему представителю – королю Куллану. Вот кто был чистокровным бритунийцем! Не то что его преемник на троне, этот, с позволения сказать, король – Эльдран. Ламици не мог без возмущения думать о том, что в жилах нынешнего монарха текла непотребная смесь бритунийской, кезанкийской и, страшно вымолвить, гиперборейской крови. Кезанкийских горцев традиционно считали бритунийцами, однако, с точки зрения Ламици, это были всего лишь крестьяне, годные только пахать поля и разводить коз. Евнух без устали проклинал тот день, чуть более года назад, когда ничтожного козопаса выбрали королем.

Справедливости ради следовало заметить, что Эльдран был безупречным солдатом, а потом – воеводой на границе. Но кровь, кровь!.. Недопустимо, чтобы такой человек правил страной. Уже сбывались худшие опасения Вальтреско: Эльдран предпочитал не воевать, а вести переговоры и торговать с соседними странами. Этот человек вел себя так, словно земли и народ его королевства были товарами, которые выторговывают на рынке! Видимо, у него не хватало мужества держаться с венценосными соседями на равных. Он предпочитал прятаться за никому не нужными перемириями и пустыми словами переговоров, точно последний бесхребетный трус!..

Нет, для трона требовалась сильная личность, и притом ничем не замутненных, самых что ни есть благородных кровей. Только такой человек сумеет объединить бритунийский народ и вернуть державе ее былое могущество.

Когда Ламици был маленьким мальчиком, его бабушка служила правящему Дому того времени. Бабушка немало рассказывала ему о былых годах и о том, какой влиятельной и могучей была Бритуния прежде. Как горд был Ламици, когда его выбрали старшим королевским евнухом! Поистине, утрата мужского достоинства была невеликой платой за столь высокую честь, как служба королевской семье.

Шли годы, и он стал безмолвным свидетелем постепенного бесславия и упадка бритунийского трона. Мало-помалу дошло до того, что сама страна готова была распасться на несколько грызущихся между собой княжеств. Сменялись поколения, и некогда просвещенный и гордый народ все больше скатывался к варварству. Нашествия из сопредельных стран перестали быть чем-то необычным. Соседи-монархи не воспринимали всерьез королей Бритунии. Для них это были шуты, правившие деревенщиной, Однажды услышанная от кого-то язвительная фраза так и горела в сердце Ламици. Как бы он хотел заставить тех, кто ее произнес, подавиться пакостными словами!

Вальтреско!.. Вот кто сможет воплотить его мечту в жизнь. Уж он-то не потерпит «случайных» наскоков на границы Бритунии, которые все чаще совершали соседние державы. Не-ет, он соберет достойное ополчение и отодвинет западную границу за Желтую реку. А восточную – далеко в Коринфию!

Король Вальтреско!..

Вот с кем для народа Бритунии начнется новая эра. Эра империи. Предел которой положит только великий Западный Океан!..

Ламици уже воочию видел сверкающие города, а над ними – гордо реющие в небе знамена Бритунийской Империи…

Вот уже много месяцев евнух строил всевозможные планы, обдумывая, как бы свергнуть ненавистного козопаса. С тем же успехом можно было доставать луну с неба. Короля день и ночь охраняли свирепые, беспредельно преданные ему кезанкийские горцы. Каждый из которых почитал величайшей честью умереть, защищая Эльдрана. Их мечи были острей острого, их бдительность ничто не могло притупить….

В довершение всех бед какой-то безмозглый, но жаждущий власти барон из юго-западной Бритунии совсем недавно нанял убийцу и поручил ему отравить короля, Увы, дурацкий план вельможи пошел прахом, и возмущенный народ спалил заговорщика живьем в его собственном замке. Схваченному убийце отрубили голову – обычная казнь за государственное преступление. Король сделался подозрителен, и теперь даже наиболее опытный наемный убийца не мог гарантировать успеха. А рисковать Ламици не мог. Случись королю заподозрить его, и последним, что он в своей жизни увидит, станет отточенное лезвие палаческого топора. Евнух с жаром молился богам, упрашивая их помочь…

И вот поздним вечером три недели назад его страстные молитвы наконец были услышаны. Он отправился за покупками в город, и на улице его окликнула некая молодая женщина, откуда-то знавшая его имя. Она попросту вышла из какого-то ничем не примечательного переулка и заговорила с ним, назвавшись Азорой. Помнится, на ней был бурый бесформенный плащ, доходивший до щиколоток, а на руках – тонкие кожаные перчатки. На голову был наброшен капюшон, не дававший рассмотреть ни лба, ни волос. Он вообще сперва заметил только глаза: они багрово светились в вечерних сумерках, словно рубины при факельном свете. Он удивленно сморгнул и посмотрел снова: нет, глаза у женщины были самые обыкновенные, карие. Она сказала ему, откуда она родом, но теперь он почему-то не мог припомнить названия места. И вообще вся эта встреча прошла для него точно во сне. Он запомнил немногое, только сохранил впечатление, что длилась встреча долго. Наверное, несколько часов.

Почему-то (а в самом деле, почему? Вспомнить бы причину!) он последовал за Азорой в безлюдную старую часть города, которую ему никогда прежде не доводилось посещать. Там стояли сооружения незапамятной древности; они были гораздо старше города, разросшегося вокруг. Суеверный народ обходил развалины стороной. Их давно объявили запретными, и городская стража зорко следила за тем, чтобы туда не совались ни бродяги, ни любопытные. Но в тот вечер Ламици с Азорой незамеченными миновали патруль. Стражники смотрели куда-то сквозь них, точно они были пустым местом. Ламици было очень не по себе, однако он шел.

Азора провела его в полуразвалившееся старое здание. Без сомнения, здесь когда-то был храм – аскетически простой, без украшений и какой-либо обстановки. Азора произнесла несколько слов, и тяжелый каменный блок у дальней стены стал поворачиваться, открывая проход в извилистый коридор. Ламици сразу поразил резкий контраст между роскошным убранством коридора и скудостью внешнего покоя. Серый каменный пол здесь покрывали пышные ковры цвета запекшейся крови, а на стенах виднелись более чем странные факелы. Они горели ровным зеленым огнем и совсем не давали дыма. Ламици проследовал за Азорой к двойным бронзовым дверям высотой почти в два его роста. Деревянные ручки, покрытые невиданной резьбой, соединял увесистый замок. По слову Азоры замок открылся, и двери разошлись, как если бы изнутри их распахнул невидимый великан…

…И евнуха окатила волна невыносимого смрада, хлынувшего из-за двери. Желудок Ламици едва не вывернулся наизнанку прямо перед порогом, так разило из-за дверей смертью и разложением. Ему захотелось бежать, немедленно бежать прочь… Он не побежал, потому что более не был хозяином себе самому. Он вошел следом за Азорой во тьму, лежавшую за порогом. Странная женщина зажгла несколько дюжин свечей, расположенных ровным рядом вокруг массивного предмета, занимавшего середину чертога. Когда глаза Ламици привыкли к сумрачному полусвету, он рассмотрел, что таинственный предмет был алтарем и что он-то и являлся источником омерзительной вони. Щурясь, он попытался разобрать непонятные символы, высеченные на его поверхности, но тут Азора повернулась к нему и заговорила.

– Я знаю, евнух, кто ты такой и чего ты желаешь, – сказала она. Ее прекрасный, полнозвучный голос отдавался под сводами неестественным эхом. – Я знаю все это, ибо я – жрица мутари высокого посвящения. Я привела тебя сюда, ибо ты можешь доставить мне нечто такое, в чем я нуждаюсь. Если ты это сделаешь, я употреблю свое могущество для свержения нынешнего короля и замены его другим, по твоему выбору.

– Ты в самом деле настолько могущественна?.. – изумленно спросил он и сразу пожалел о вырвавшихся словах. И поспешно спросил: – Как… как же я могу послужить тебе?..

– Король тебе доверяет, – ответила мутари. – Ты имеешь свободный доступ во дворец. Более того, король поручил тебе заниматься образованием его дочери. Я дам тебе мазь: если втереть ее в кожу женщины, она крепко заснет. Коснись этой мазью тела принцессы. Когда ока заснет, ты доставишь ее сюда ко мне.

– Но если меня увидят?.. И почему ты, при твоей волшебной силе, не…

– Не сделаю этого сама? – перебила она. – Дело в том, что от женщины невозможно скрыть мое истинное лицо. К сожалению, природа мутари накладывает некоторые ограничения.

– Твое… как ты сказала? Твое истинное лицо?.. – пробормотал он потрясение.

Вот тогда-то это и произошло. Она откинула капюшон и стащила с рук перчатки. А потом улыбнулась, показывая ряды угольно-черных зубов. Еще Ламици понял, что первое впечатление было верным: ее глаза действительно светились, прямо полыхали оранжево-алым, как горячее железо, только что вынутое из горна. Ногти жрицы тоже оказались черными как сажа. Это при том, что кожа у нее была нежнейшей белизны…

Евнух навсегда запомнил охвативший его ужас. Он едва не обмочился тогда, словно перепуганный младенец.

– Теперь ты знаешь, евнух, что я такое, – говорила между тем жрица. – Никто не должен видеть меня. Жрецы Митры – исконные враги мутари, а мне некогда тратить на них время. Знай еще: дела этой страны меня не касаются. Мне все равно, кто станет пасти стада двуногих овец. Меня заботят совсем другие дела, которых ты, с твоим убогим человеческим рассудком, не поймешь все равно. Все, что ты должен сделать, – это доставить мне девушку. Целую и невредимую. Долго, очень долго ждала я такой возможности… Белокожая, золотоволосая девственница, дочь короля, правящего этим городом! Так написано, и пророчество не обмануло!..

Знай же, евнух: если ты будешь слушаться меня, никто не увидит тебя и никакое подозрение тебя не коснется. Приведи ее ко мне. Когда я с вей покончу, распорядись ее телом так, как сочтешь нужным. А потом я устрою так, что король скончается от изнурительной болезни. От тебя ничего больше не потребуется. Ничто не сможет его излечить, в том числе и бессильные молитвы полоумных жрецов Митры к их смехотворному божку. Эльдран умрет, и народ выберет себе нового короля…

Объяснив Ламици свой план, Азора дала ему два ключа. Один приводил в действие механизм, отодвигавший каменный блок в помещении храма. Другой подходил к замку в дверях, что вели в алтарный чертог. Еще она вручила ему небольшую баночку мази. Когда Ламици наконец выбрался из развалин и вернулся во дворец, час был очень поздний, и голова у евнуха раскалывалась от боли. Проснувшись на следующее утро, он готов был решить, что вчерашнее ему попросту приснилось. Но баночка и ключи лежали на ночном столике – зримое свидетельство реальности жрицы мутари. Он поспешно спрятал то и другое в тайник – за кирпич, вынутый из стены спальни…

Теперь, по прошествии нескольких недель, его часть сделки была исполнена. Теперь настал черед Азоры исполнить обещанное. Стоя у дворцового окна, Ламици смотрел на огромное золотое солнце, встававшее из-за далеких гор на востоке. Теплые утренние лучи ласкали в небе пухлые белые облака. «Вот он, – думал Ламици. – Вот он, долгожданный рассвет новой эпохи. Эпохи, когда имя Бритунии прогремит по всей земле. Наконец-то мои старые глаза узрели этот рассвет…»

Улыбнувшись готовой сбыться мечте, евнух отвернулся от окна и поспешил по коридору к личным покоям Эльдрана. Как-то чувствует себя нынче его величество, не заболел ли ненароком?..

ГЛАВА 3

ЦЕЛИТЕЛЬ И ВОИН

Конан проснулся от едва слышного звука закрывающейся двери. Он проспал несколько часов, но пробуждение было мгновенным и полным. После того, что ему выпало перенести минувшим вечером, большинство цивилизованных людей очнулось бы, что называется, с глазами в кучку. Конан был свеж и готов к немедленному действию, как лесная пантера.

Его рука привычным движением нащупала рукоять меча: мало ли что могло приключиться в следующий момент! Он слегка вздрогнул, попытавшись сжать кулак. Пальцы не повиновались ему, казалось, ниже локтя висел сплошной ком тупой, глухо пульсирующей боли. Голова тоже болела, но эта боль была привычной и понятной: не зря же он давеча осушил два кувшина вина. Зато во рту было сухо, точно в заморийской пустыне.

Напрягшийся варвар отчасти успокоился, когда понял, что шум, разбудивший его, был порожден возвращением Ивэнны: по всей видимости, девушка привела лекаря. Мужчина, вошедший с нею вместе, был одет как жрец Митры, но казался гораздо моложе большинства жрецов, которых Конан до сих пор видел. Одежда его выглядела потрепанной в дальнем пути, но чистой, на ногах были чиненые-перечиненые сандалии. Серьезное светлокожее лицо обрамляли длинные рыжевато-русые волосы, густая бородка и усы красиво курчавились. Он держал в правой руке тяжелый, окованный железом березовый посох, а с левого плеча свисала большая кожаная походная сумка. Жрец был подпоясан веревочным кушаком, и никакого оружия при нем не было заметно.

Конан неторопливо слез с мехового ложа и прошел в угол комнаты, где стоял большой кувшин с водой. Прислонив меч к стене, он поднял кувшин здоровой рукой и напился.

– Конан, – озабоченно обратилась к нему Ивэнна, – это Мадезус, тот самый целитель, о котором я тебе говорила вчера. Ему можно доверять: он никому не расскажет, где ты находишься.

Варвар с большим подозрением оглядел молодого священнослужителя.

– Значит, Мадезус, ты жрец? – спросил он, кивая на его облачение.

– Я был жрецом, – прозвучало в ответ. – Три года назад в Коринфии я действительно служил в храме Митры. Теперь я – просто Мадезус, именуемый также Целителем. Я ношу эти одеяния по праву и по своему свободному выбору и по-прежнему являюсь верным поклонником Владыки Света… – Ему явно не хотелось пускаться в дальнейшие объяснения, и он переменил тему: – Твое запястье… Перелом очень скверный. Позволь мне заняться им, и я не буду надоедать тебе больше, чем необходимо. Ивэнна совершенно права: я никому не выдам тебя. Я целитель, меня учили помогать страждущим, а не допрашивать и выдавать.

Он расстегнул свою сумку и принялся расставлять на столике всевозможные пузырьки, коробочки, баночки и еще множество непонятных предметов. Попросив Ивэнну налить из кувшина воды, жрец нашел в сумке несколько свечей и зажег их.

Конан недоверчиво хмурился, но помалкивал. Если целитель обманывал, все равно поздно было что-то предпринимать. Да он и так собирался как можно скорее уносить отсюда ноги. Шут его знает, со стражников станется перерыть весь хренов город в поисках мнимого убийцы принцессы. А вылечит его или нет этот молодой жрец, особого значения не имело. В любом случае, с одной рукой или с двумя, он отыщет Хассима и рассчитается с ним за паскудство. Отправит его торговать краденым в преисподнюю…

Киммериец вновь посмотрел на стол, где Мадезус как раз смешивал какое-то тошнотворного вида снадобье. Запашок у зелья был еще тот.

– Пожалуйста, протяни руку… нет, не так, ладонью вверх… – Мадезус натер приготовленной мазью распухшее, обезображенное запястье, потом взял его в ладони. Закрыл глаза, склонил голову и начал: – Отче Небесный, Даритель Света и Жизни, Защитник Правды, услышь молитву смиренного слуги Твоего…

Несколько минут он нараспев произносил священные слова молитвы. Вскоре Конан ощутил странное покалывание в предплечье, и волосы у него на затылке непроизвольно зашевелились. Варвар никогда не доверял сверхъестественному и, вообще говоря, побаивался его. Ему до смерти захотелось выдернуть у целителя руку и послать его подальше со всеми его штучками. Он удержался, хотя и не без труда. Он ничего не имел ни против Митры, ни против его почитателей. У самого у него был совсем другой бог – угрюмый Кром, обитавший под стылыми серыми кряжами Бен Мора, что в Киммерии. Его народ редко беспокоил Крона молитвами. Кром давал своим детям при их рождении один-единственный подарок: волю сражаться и убивать. Молить свирепого бога о чем-либо еще считалось недопустимым признаком слабости. Конан весьма сомневался, что Кром вообще обращал внимание на молитвы…

Наконец Мадезус завершил молитву и выпустил запястье киммерийца. Лоб жреца усеяли крупные бисерины пота; он вытер лицо ладонью, и было заметно, как дрожала его рука. Вылив в чашку с водой содержимое небольшого фиала, Мадезус выпил. Скоро его руки перестали дрожать. Заметив озадаченное выражение на лице Конана, священнослужитель улыбнулся и ободрил его:

– Исцеляющая молитва коротка, но отнимает немало сил. Попробуй пошевелить пальцами, друг мой.

Конан послушно сжал правую руку в кулак, потом расправил ладонь. Пальцы, хотя и неохотно, все же повиновались. Запястье было все еще багрово-синим и вздувшимся, но опухоль быстро спадала. Конан решил про себя: что бы там ни представлял собой этот жрец, шарлатаном он не был уж точно. Он ворчливо поблагодарил Мадезуса, а потом спросил:

– Чем заплатить тебе за лечение?

– Лично я, – был ответ, – не могу принять никакой платы. Однако ты должен вручить мне нечто для приношения в храм. За подобную услугу, оказываемую иноверцу, жрецы обычно берут три золотых. К сожалению, воздействие молитвы скоро прекратится, если я не получу ничего.

Конан хотел было возразить, но вовремя прикусил язык. Жизнь уже приучила его не пускаться в споры со священниками и колдунами. К тому же накануне он выиграл в кости вполне приличную сумму. Его кошелек всегда пустел с той же легкостью, с какой и наполнялся. Дай только время, и скоро в нем опять зазвенит золото. Киммериец потянулся к поясу… и потрясенно осознал, что кошелька нет на месте. Он быстро обежал комнату взглядом, надеясь, что попросту уронил его накануне. А может, это Ивэнна сняла его, когда промывала ему раны?..

– Мой кошелек! – сказал он. – Ивэнна, ты его не видала?

Девушка непонимающе уставилась на его ремень, где полагалось висеть кошельку. Теперь на этом месте болтались лишь потертые ремешки.

– Наверное, – предположила она, – ремешки оборвались, когда вчера ты дрался с… то есть я хотела сказать, во время того несчастного случая, – неловко поправилась она, поймав предостерегающий взгляд Конана.

– Понятно, – сказал Мадезус и покачал головой: – Увы, если в самом скором времени я не сделаю приношения…

– Погоди! Возьми вот это, целитель. Эта штука стоит гораздо больше трех золотых, но дьявол с ней, с ценой, я благодарен тебе за помощь, – с этими словами Конан вытащил завернутый в тряпку браслет, по-прежнему надежно сохранявшийся во внутреннем кармане его безрукавки. Он покупал его для Ивэнны, но, если учесть историю, связанную с этим браслетом, девчонка все равно не сможет носить его открыто. А если учесть, что Конан заплатил за него всего два золотых, он оставался еще и при выгоде. Развернув украшение, он передал его жрецу. Мадезус взял браслет… и тотчас же, издав невнятное восклицание, выронил его, словно ядовитую змею.

– Да оградит нас Митра!.. – вырвалось у него. Вновь подобрав браслет, он внимательно и с любопытством осмотрел изящную вещицу. Потом пояснил: – От этого браслета исходит аура страшного бесовского зла! Аура уже померкла, но я сразу почувствовал се, как только взял браслет в руки. Тот, кто последним носил украшение, умер чудовищной, неестественной смертью. И, судя по силе ауры, это случилось совсем недавно… Как попала к тебе эта вещь?

Мгновение Конан раздумывал, как бы поубедительнее соврать, но потом решил, что, если он расскажет целителю правду, хуже, чем есть, уже всяко не будет.

– Я купил его вчера вечером у заморийца по имени Хассим. Он продавал браслет за бесценок, и потому я не очень-то расспрашивал, где он сам его раздобыл. Я решил, он скорее всего украл его. Или выманил у кого-то обманом…

Пока Конан говорил, Мадезус смотрел ему прямо в глаза, словно пытаясь решить, правду ли говорит ему киммериец. Лицо целителя было очень озабочено и серьезно.

– А не подскажешь ли, – спросил он, – где можно отыскать этого Хассима? Боюсь, здесь, в этом городе, пробудилось древнее зло! Если вовремя не отыскать и не обезвредить его источник, оно может набрать столь страшную силу, что никто уже не сможет ему противостоять! Да убережет нас от этого Митра!..

Руки у него опять задрожали. Он вновь вытряс в чашку содержимое какого-то пузырька и проглотил жидкость.

Конан и Ивэнна с большим сомнением посматривали на молодого жреца – часом не свихнулся ли парень? Что еще за такое древнее зло, о котором он толкует? По глубокому убеждению Конана, Хассим был самый обычный лгун и мошенник, притом вконец опустившийся. Могло ли за ним в самом деле стоять нечто значительное?

– Желтобрюхий подонок теперь, скорее всего, удирает в сторону заморийской границы, – проворчал наконец варвар. – А что это за зло, которым ты нас пугаешь? И как ты сумел ощутить его присутствие, просто прикоснувшись к безделушке?

– Нас, жрецов Митры, с самых начальных ступеней научают распознавать следы и знаки присутствия Врагов Света, – ответил Мадезус. – Позже вырабатывается особого рода чувствительность к предметам и даже местам, вблизи которых недавно побывали создания Тьмы. При этом чем сильнее зло, тем проще распознать его след. Мы называем эти невидимые простым глазом следы «аурой». Аура ощущается только путем прикосновения к предмету. Как опытный охотник различает зверей по отпечаткам их лап, так и искусный жрец узнает своего врага по его ауре. Священство, редко покидающее храмы, современен утрачивает эту способность. Им ведь редко приходится встречаться со Злом лицом к лицу.

Что до меня, то по меркам жречества я совсем молод. Но в своих странствиях я сталкивался с таким количеством бесовских созданий, какое и не снилось седобородым старцам, живущим в безопасности своих храмов. И я утверждаю: этого браслета касалась злая Сила неведомой мне природы. Я чувствую ее смертоносную мощь, ее ненависть ко всем живым существам, ее жажду уничтожать и калечить. Я буду молиться, и, может статься, Небесный Отец сочтет возможным поведать мне, что это за Сила. Если же нет, я восприму это как Его указание не вмешиваться…

Теперь мне пора, друзья мои, но позвольте предупредить вас: берегитесь Хассима! Он может оказаться всего лишь пешкой в руках Зла, но кто поручится, что за ним не стоят неведомые и страшные Силы? Кто-то ткет паутину: остерегайтесь запутаться в ней так, что потом не сможете выбраться!..

Голос Мадезуса становился все громче, а последние слова он для убедительности сопроводил ударом подкованного посоха в пол. Поднявшись, он собрал свою потертую сумку, завернул браслет в белую тряпочку и бросил его внутрь.

Конан не слишком серьезно воспринял предупреждение целителя. Весь этот бред сивой кобылы насчет каких-то там аур и колдовских паутин у него в голове обычно не задерживался. Пусть ими и прочей потусторонней белибердой занимаются жрецы и им подобные. Конана интересовали понятные, земные материя. Хассим, например. Хассим, по крайней мере, был человеком из плоти и крови, а значит, эту плоть можно было проткнуть мечом и не сомневаться, что потечет кровь. Пускай безумный Мадезус гоняется за колдовскими заговорами и прочей чепухой, Его дело. Пускай только не становится у Конана на дороге и не метает ему мстить. Варвар кивком попрощался с целителем и пристегнул к поясу меч, поразившись при этом, насколько быстро выздоравливало запястье.

Лекарь был прав в одном: Конану следовало соблюдать предельную осторожность. На всех воротах будет стоять стража, получившая его приметы. Что ж, он извлечет из этого выгоду: если все кинутся следить за воротами, значит, меньше стражи будет околачиваться в городе, а именно там он и планировал начать охоту за Хассимом. Ивэнна подтвердила, что не далее как вчера было объявлено о крупной награде за розыск браслета; навряд ли заморийский мошенник не явится за деньгами! Конану оставалось только где-нибудь спрятаться и понаблюдать за входом во дворец. Ивэнна, со своей стороны, будет держать ушки на макушке и внимательно слушать все новости, касавшиеся вчерашнего происшествия. Тем более что все городские пересуды и сплетни неизбежно стекались в «Золотой Лев». Распространялись же слухи быстрее удирающих крыс.

Конан молча сидел и строил какие-то планы, Ивэнна же принялась готовить еду: тушеное мясо с пряностями, козий сыр, пастушеский хлеб с толстыми корками…

Отклонив приглашение Ивэнны отобедать, Мадезус рассеянно побрел улицами к древнейшему и самому бедному из трех городских храмов, посвященных Владыке Света. Жрец был уверен, что всей правды Конан ему не сказал. Навряд ли, однако, варвар имел хоть какое-то отношение к тому злу, которое он ощутил сразу, как только прикоснулся к браслету.

Увы, парень и девушка не отнеслись к его предупреждению с должной серьезностью. Что ж! Его дело – отыскать источник зла и истребить его, если хватит сил. Митраитское священство больше не признавало его настоящим жрецом, но Мадезус не считал для себя возможным трусливо отворачиваться от проявлений Зла и притворяться, будто их вовсе не существует. Взял след – разыщи и сразись, хотя бы это принесло тебе гибель. Так наставлял молодого жреца его Учитель, Калетос. Несколько лет назад, перед его уходом из Коринфии, между ними состоялась заключительная беседа, и сказанное Учителем навсегда запало в сердце Мадезуса.