Меня зовут I-45

Игра слишком затянулась, но I-45 все-таки кивнула. Даже почувствовала какую-то глупую гордость за свою способность. Чужое внимание льстило.

Вновь замигали цвета, на этот раз так быстро, что I-45 не успела моргнуть. Она ткнула в квадраты, и те вспыхнули; снова верно.

– Глянь на экран. Видишь это? – подал голос Егерь. Он обращался к женщине, и I-45 торопливо убрала руки от блокнота – вдруг что-то сделала неправильно? Но ее грубовато толкнули в плечо.

– Не-не, ты продолжай. Как у тебя это выходит?

– И правда. Как при взломе, да? – Женщина подсела ближе, прижалась боком. – Смотри сюда.

– А я про что.

Да что случилось?! Егерь подтолкнул еще раз. I-45 часто задышала и нехотя взяла пластину блокнота. Они ей не нравились, совсем не нравились. Ни Егерь, ни женщина, ни блокнот. Хотелось бросить все и убежать.

Пальцы защекотало – совсем как тогда, в машине. Экран вдруг замерцал и потемнел. Запахло паленым.

– Ой, – только и смогла сказать I-45. Да что с ней творилось?

На этот раз никто не смеялся.

– Ты что сделала?!

– Извините, я не знаю… Что-то нажала… – пробормотала I-45. Она поднялась на ноги и попятилась.

– Извините?! Да ты мне блокнот сломала!

– Одним извините сыт не будешь, – согласился Егерь с другого бока. Загнали в угол. И никуда не скроешься, не убежишь – сразу догонят…

I-45 вытащила из кармана разменную карту и протянула на вытянутой руке.

– Вот, – сказала она, стараясь держаться как можно спокойнее. – Это все, что у меня есть.

Карту выхватили. I-45 хотела уйти, но запястье стиснула большая рука.

Егерь. Крепко держал, не вырваться.

– Думаешь, этого хватит? – Его голос раздался совсем близко. I-45 почувствовала странную тяжесть в глазницах. На миг даже увидела себя со стороны – белый силуэт, испуганное лицо. Похоже, вместо глаз у Егеря были окуляры.

– Отпустите!

Крик потонул в общем вое, донесшемся от ринга. I-45 попробовала освободиться, вцепилась в его пальцы.

Егерь фыркнул.

Фыркнул! Ему было смешно, как она, беспомощная, билась в его хватке!

I-45 накрыла глухая злость. Чтоб он подавился, гад. Чтоб окуляры перегорели.

Кольнул заряд. Егерь вскрикнул, разжал руку. Раз – и его силуэт исчез. Донесся звук упавшего тела. Вскрик женщины.

I-45 бросилась прочь. Быстрее, пока Егерь не пришел в себя.

Она даже не хотела представлять, на что он будет способен, когда очнется.

* * *

– Готово, Малая! Теперь на вокзал.

Энцо торжествующе махнул пластиковыми картами и лишь затем понял, что фигура, притулившаяся в углу, была куда крупнее Малой. Баба подняла голову и уставилась на него черными от «псиона» глазами. Бритая наголо. Потасканная, как униформа, в которую была одета.

Энцо огляделся. Малой видно не было.

– Тут девчонка сидела. Не видела?

– Неа.

Она врала. Энцо чуял запах Малой на ее одежде.

Он оперся на мусоросборник и склонился ниже. Баба взирала на него спокойно.

– Где слепая?

– Какая слепая? – Она оценила номер, выбитый на ключице. – Не знаю, крио, о чем…

– Не ври мне! Куда она пошла?

– Без понятия. Убежала! – рявкнула баба в ответ.

А глаза так и бегали. Нехорошо, очень нехорошо. Энцо нахмурился и только собрался поговорить по-плохому, как за спиной раздался знакомый голос.

– Она блокнот сломала, ты в курсе?

Энцо обернулся.

Егерь. Служил Алариху давно, был самым верным из его «псов» – посыльным, охранником и лучшей шестеркой. Рябой и рыжий, со столь же рыжими пятнами на коже, острыми стальными зубами и парой окуляров вместо глаз. Левый почему-то не работал. На шее золотился ошейник. Энцо отметил усилившийся рельеф плеч под курткой; ноги под штанами тоже вздувались буграми. Похоже, со времени их последней встречи Егерь успел улучшить тело новыми имплантатами.

Заметив подошедшего «пса», баба оживилась. Вытащила из-под куртки панель блокнота и сунула ее Энцо под нос. Та была явно сломана и мигала диковинными цветами.

– Вот да. Кто будет за него платить? – она осклабилась. – Может, ты?

О чем они вообще толковали? Энцо нахмурился. Эта баба что, играла с Малой на деньги? С безнадежной слепой, которая даже пару шагов не могла пройти ровно, вечно спотыкалась…

Мразь.

Энцо ухватил бабу за ворот и приподнял над полом. Сунул пальцы в нагрудный карман куртки и вытащил разменную карту. Как он и думал, та пахла Малой.

Он будто держал не пластик, а тонкие белые пальцы.

Ярость заволокла глаза. Рука нанесла удар прежде, чем он успел подумать. Кулак окрасился кровью, баба завизжала.

– Эй-эй, Двести Шесть! – Егерь захватил его за шею и оттащил. – В руках себя держи! Она своя.

Энцо сплюнул, задыхаясь от ненависти. Свои так себя не вели.

Разборки он оставил на потом – времени было мало – и кинулся через толпу у ринга. След Малой вел к автомату с водой, где становился сильнее и нитью поднимался по выщербленной лестнице. Дверь наверху заело; она застыла на середине проема, мерцая аварийными индикаторами. Из мокрой тьмы двора доносился чей-то хриплый смех и болтовня. Деда видно не было.

Энцо протиснулся в кривую щель и остановился. С досадой прикрыл глаза. Правильно говорила мать: рожденные в грозу всегда притягивали неприятности.

– Куда же ты пошла?.. – пробормотал, осматривая закуток.

След увел вдоль автострады, в гущу центральных улиц, где работали подъемники на верхний уровень. Энцо ступил на двигающуюся платформу, и напирающая толпа притиснула его к решетке ограждения. Дрожа, платформа поползла вверх, прочь от смрада нижних кварталов. По мере подъема стали видны огни рынка, светящиеся полосы дорог, расчерчивающие муравейник трущоб вдоль и поперек. По ним жужжали светляки автомобилей. Вдалеке непристойно алела башня лупанария с девицами всех сортов за стенами прозрачных ячеек.

Вскоре обзор закрыли конструкции опор верхнего уровня. Платформа поравнялась с тротуаром, остановилась, и поток людей вынес Энцо на площадь.

Здесь запах Малой потерялся окончательно.

В отчаянии Энцо взъерошил волосы и развернулся кругом. Мимо торопились патриции с охраной, номера и роботы-мусоросборщики. Стояли такси с призывно поднятыми дверцами. Площадь обступили густо-синие, словно наполненные водой высотки. В небе между ними мерцала назойливая реклама, под которой летали точки легионерских дронов. В отдалении, у белых стен храма, толпились попрошайки и номера с банками вечного огня. Из динамиков за колоннами рвались песнопения, тягуче разливались в воздухе над царящим на площади хаосом. Чистые голоса накатывали, умолкали и накатывали вновь, совсем как урчание морозильной установки в подготовительном отделе криотюрьмы. Там тоже было темно и влажно. А после пришел удушающий холод.

Энцо спрятал озябшую руку в карман. Задумчиво посмотрел на металлические пальцы второй, натянул капюшон и двинулся к вышке у пустого фонтана. Привалился к ее боку и принялся ждать. Старался не светить лицом перед камерами.

Рядом заливисто рассмеялась девушка, ветер принес сладкий шлейф духов. С другой стороны вышки кто-то хрустел лепешкой с завернутой в нее колбаской; запахло чесноком. В животе заурчало, и Энцо с легкой тоской вспомнил обеденное мясо, умятое за мотелем. Мысли перетекли на экспресс, который отправлялся через три часа. Он поежился. Стоило поторопиться, или их шанс выбраться в Четвертую грозил угодить прямиком в Стикс.

Заслышав тихое жужжание, он глянул наверх из-под края капюшона. Подпрыгнул, на миг очутился над толпой и схватил полосатую тушу легионерского дрона. Тот принялся вырываться, вращая камерами, но Энцо быстро вывел из строя и камеры, и крылья. Сунул дрон под куртку и помчался с площади под встревоженные крики свидетелей.

В паре кварталов он остановился. Стащил зубами перчатку. Пальцы имплантата раздвинулись на фалангах и выпустили тонкие нити датчиков и манипуляторов. Те гибко ввинтились в бело-синее брюхо дрона. Энцо привычно сломал защиту и подключился к данным видеонаблюдения. Ничего не изменилось. Программы информационного щита остались теми же, что и семь лет тому назад. Империя любила экономить на системах общественного наблюдения.

Дрон мигнул индикатором, заурчал, и в память Энцо потекли видеоданные за последние часы.

Именно за такие фокусы он однажды загремел в тюрьму. И, похоже, рецидив не заставил себя долго ждать.

* * *

По привокзальной площади сновали люди, много людей – I-45 не нашла лучшего пункта назначения для наушника-поводыря. А куда еще идти? Они же собирались уезжать, значит, на вокзале Энцо появится точно. Небо над Седьмой курией почернело, зажглись огни фонарей. Один светил прямо на I-45, выделяя ее, как на витрине. Она даже порадовалась. Если что, Энцо не пройдет мимо.

Если вообще станет ее искать.

I-45 лязгнула зубами – скорее от страха, нежели от холода. Тронула наушник, и шум толпы утонул в глубоких басах электронной музыки.

Что же все-таки произошло? Нет, иногда и дома бывало, что лампочки взрывались, стоило понервничать. Но чтобы так?.. Управлять программой и спалить блокнот? Отправить кого-то в обморок? I-45 закусила губу. Может, и с тем патрицием в машине вышла не случайность. Она же чувствовала имплантат в его голове.

Ее накрыла высокая тень, и I-45 сощурилась. Выключила наушник.

– Энцо?

Некто присел рядом на скамью и положил одну руку на спинку. Чужие пальцы коснулись плеча.

– Кто такой Энцо? – осведомился незнакомый мужской голос.

– Нет, я не… Я жду кое-кого, – промямлила I-45, растеряв последнюю уверенность. Она сдвинулась на край лавки и уставилась на снующие по площади тени. Наверное, стоило уйти и не дожидаться очередного конфликта. И куда девались слова, когда были так нужны? Ее уже тошнило от собственной беспомощности и постоянного бегства. Жалкая, тощая слепая, с тихой ненавистью подумала она. Тело номер Сорок Пять.

– Мальчик, ты тут сидишь уже несколько часов.

– Я не мальчик! – огрызнулась I-45.

Сосед умолк. К сожалению, ненадолго.

– Ты не замерзла?

Продрогла немного, но I-45 скорее откусила бы себе язык, чем сказала об этом.

– Я живу неподалеку. Не хочешь прогуляться?

– Нет.

– Что?

– Нет, говорю.

О боги, помогите. Снова бежать не было сил.

– Но у вокзала оставаться опасно. Если тебе некуда идти, мы могли бы…

– Могли бы что? – его оборвал знакомый низкий рык. – Пшел отсюда, урод.

Судя по звуку, приставучего соседа вытолкнули с лавки.

И ударили.

– Да что ты себе позволяешь?! – заголосил он. – Да как ты смеешь?!.

I-45 вскочила, не дожидаясь, пока на крик сбегутся все имперские легионы. Энцо жадно ухватил ее за руку и потащил вперед.

– Марсовы извращенцы… – рычал себе под нос, продираясь в гуще народа. Его металлические пальцы сжимали запястье слишком сильно, но I-45 не жаловалась. Спотыкалась и старалась не отставать.

– Как ты меня нашел? – крикнула она через нарастающий гул толпы.

– Ты в порядке? – вопросом на вопрос ответил Энцо.

– В полном.

– Точно? Он ничего с тобой не сделал? Не говори со всякими паскудными номерами, поняла меня?

I-45 кивнула и охнула, с разбега влетев в его плечо.

Они словно уперлись в стену. Живую изгородь тел, спрессованных у входа на территорию Трансзонального вокзала.

– Иди рядом, – велел Энцо, проталкиваясь впереди. Хотя в такой давке I-45 не потерялась бы даже при сильном желании.

– Подайте, прошу… – сказали на ухо.

– Деньги есть? – хрипло проговорили с другой стороны.

– Билетик, один билетик…

I-45 закашлялась, когда ей дохнули едким дымом в лицо.

– Малыщка, – пробасили со странным говорком. – Не хочещ слехка развлещся?

– Анупшелвонмля! – рявкнул Энцо, и едкий дым развеялся, словно его и не было. Пару раз по штанам скользнули паучьи лапы карманников. Где-то молотили по решетке – судя по звуку, железкой. I-45 отчаянно не хватало воздуха. Она даже принялась дышать ртом – мерно, считая про себя.

Раз, два…

– Десяток денариев, всего десяток…

…Пять, шесть…

– Куда прешь?!

…Семь, восемь…

– У меня маленький ребенок, ему нужно лечение! Прошу, добавьте на рейс…

…Десять, одиннадцать…

– Потерпи, почти дошли, – процедил Энцо, и I-45 кивнула. «Все отлично», – хотела сказать, да в горле пересохло. А после уже было поздно.

Она выпала в пустое пространство и с размаха ткнулась грудью в воротца турникета.

– Ваши билеты и чипы, – сказали ей. Тон вежливый, голос безразличный; девушка-контролер явно устала от смены в гуще вокзального бардака. I-45 задрала рукав куртки и вытянула руку вспотевшей ладонью вверх. Вздрогнула, когда экран сканера коснулся запястья. Сверкнул луч.

– Номер I-45, Десятая курия, – с легким удивлением сказала контролер, и I-45 похолодела. Она даже не знала, что ответить. Что-то пошло не так?

– Номер, и даже два. Какие-то проблемы? – вмешался Энцо. I-45 немного успокоилась, когда он взял ее за руку. Стало не так страшно.

– Нет, простите. Просто господа с… номерной регистрацией редко пользуются услугами нашего экспресса.

– Теперь будут чаще. Там, в Десятой, лотерея прошла в честь цереалий. Столько народу выиграло… – Он присвистнул. – Закачаетесь. Сажать некуда будет.

– Приятно это слышать, – промямлила контролер. Рядом с ее силуэтом вспыхнул зеленый сигнал, и Энцо легонько подтолкнул I-45 за турникет.

– Прошу вас, поднимите руки… – донеслось откуда-то спереди.

Энцо витиевато выругался.

– Досмотр, – прошипел. – Твою же, забыл…

Он подался за I-45. Ладони легли на ее талию, поставили ровно перед собой.

– Сейчас… Иди прямо, не крутись.

– У тебя что, с собой что-то есть? Ты же знал, куда мы идем… – глупо переспросила I-45.

Она шагнула вперед, и голос легионера зазвучал ближе.

– Малая, – шепот Энцо обжег ухо, – я ж не хочу, чтоб нас с тобой раздели в какой-нибудь подворотне. Опасно с пустыми руками-то.

I-45 невесело усмехнулась. Вот, оказывается, что стоило брать с собой из дома; не одежду и даже не наушник с поводырем. Нужно было выменять нож у соседа под мостом. С другой стороны, за ношение оружия номерам полагался тюремный срок…

– Следующий!

Что-то тихо звякнуло и откатилось. Энцо толкнул I-45 вперед. Она сделала шаг, уперлась в ворота пропускного пункта и подняла руки, повинуясь инструкции электронного голоса.

– Везете ли вы с собой оружие? Клик-препараты? – осведомился легионер, дохнув гарумом и луканской колбаской. I-45 качнула головой. Наверное, со своими синяками и дрожащими пальцами она выглядела очень подозрительно. Чувствовала себя настоящей обманщицей. Казалось, что с минуты на минуту к ней подойдут и выведут обратно в чад и крики привокзальной площади, где ей было самое место.

Но никто ее не вывел. Они с Энцо оказались в здании вокзала, светлом и бесконечном, судя по гулявшему эху. Фильтрованный воздух наполняли сладкие, вкусные запахи, в термополии неподалеку звякали чашки и вилки. Стоял ровный гул голосов; высоко под куполом носилось эхо объявлений о готовящихся рейсах.

I-45 наконец захлопнула рот. Она словно попала в иное измерение – из душной Седьмой прямиком в рай для патрициев.

«Трансзональный экспресс до курии Четыре отправляется с пятого пути. Приятной поездки».

Энцо нетерпеливо потянул ее за руку, и I-45 поспешила следом. Теперь ботинки скользили не по грязи, а по гладкому камню. Запах выпечки сменился столь же неземным ароматом духов. Кругом распускались цветные огни, звучала тихая музыка, бормотали новости на общегалактическом – I-45 узнавала отдельные слова из потока речи, выучила кое-что за время работы на заводе.

У экспресса стоял странный шум, словно под напряжением гудели сотни, тысячи проводов. Энцо дошел до конца платформы и затолкал I-45 в вагон: через выступающую подножку, по узкому коридору, где ноги утопали в податливом бипреновом напылении, прямо в купе. Щелкнула дверь, и гул двигателей поутих.

– Это вышло случайно, – вырвалось у I-45, когда Энцо, вздохнув, опустился на сиденье напротив. – Я не хотела сбегать.

– Знаю.

Теплые пальцы ухватили ее руку, перевернули ладонью вверх, и кожу что-то кольнуло. Угол пластиковой карты, поняла I-45.

– Нет, мне не нужно. – Она протянула карту обратно, но Энцо был непреклонен. Пришлось сунуть ее в карман.

Экспресс тронулся. I-45 привалилась плечом к вибрирующему боку вагона. Снаружи что-то мелькало, порой яркое, порой темное. Вдали тянулись световые линии магистралей, число которых становилось все меньше.

Перед зоной отчуждения настроение резко упало. Состав втек в иной мир, над выходом из купе загорелась красная лампочка. Находиться в коридоре во время прохождения земной атмосферы было крайне нежелательно – только в туалет и обратно. В случае аварии и разгерметизации салона двери автоматически блокировались до прибытия службы помощи.

А кто не успел, тот опоздал, сообщил приятный и веселый голос из динамика у потолка.

Купе заливал багряный пульсирующий свет, от которого стало неуютно и тревожно. На ум лезли жуткие версии аварий – как поезд с железным визгом сходит с путей и заваливается набок. Как стекло трескается, впуская жаркий, зараженный радиацией воздух. Или выскочившего в туалет Энцо блокирует в коридоре. I-45 представила, как он будет метаться между бронированными перегородками, а она будет стучать ему из относительной безопасности купе… Подземные духи всегда преследовали ее, уносили близких людей прямиком в Тартар.

Она потерла щеку; та горела и чесалась. В купе вдруг стало нестерпимо душно.

– У меня родители недавно умерли, – вдруг сказала она.

Энцо невнятно хмыкнул в алой темноте.

– Они не были моими настоящими родителями, знаешь? – добавила I-45 после недолгой паузы. – Нашли меня или что-то в этом роде.

На сей раз не последовало даже хмыка. Должно быть, Энцо не захотел слушать ее болтовню и уснул.

I-45 скривила губы и уставилась в марево за стеной. В памяти всплыл бесстрастный голос и скупо отмеренные слова легионера, который навестил поселение под мостом за неделю до смерти мамы. «Надзирающий Отдел Управления Десятой курии», – сказал он тогда.

«Встать в центр комнаты, руки поднять».

Номера всегда подвергались особенному вниманию как нестабильные и склонные к насилию. Стучали выдвигаемые ящики, шуршало вывернутое на пол белье, звенела посуда. А I-45 стояла, поддерживая мать за морщинистую и странно легкую руку. Словно полую кость обтянули шершавой прохладной кожей…

Глаза защипало от слез, и она торопливо зажмурилась. Ткнулась затылком в мягкую спинку сиденья, сложила руки на груди и провалилась в тревожный алый сон.

* * *

За прозрачной стеной купе проносились долгие стадии красных песков. У горизонта они смыкались со столь же кровавым небом. Тусклый пятак луны едва пробивался сквозь туман с рыжей взвесью. Его свет выхватывал торчащие то тут, то там остовы древних небоскребов и брошенных установок. Вдали блестели воздушные купола действующих шахт. Как пузырьки в воде.

Издержки – в графе с именно таким названием Служба Контроля отмечала убывших рабочих, освобождала регистрационные номера и присваивала их кому-то еще. Новому родившемуся муравью. Энцо даже не знал, что было хуже: когда папаша сбегал (как, например, сделал его собственный) или когда любимого отца, кормильца семьи, заливало радиоактивной водой в шахте, после чего добывающая компания отмечала эту смерть как месячную «издержку».

Энцо глянул на бледное и узкое лицо слепой. На скуле размазанная кровь, разбитый нос распух, старый синяк под глазом уже начал светлеть. Заметив, как дрожат ее пальцы, Энцо недовольно цыкнул, снял куртку и набросил на тощие плечи. Тронул белую щеку.

Прохладная.

И мягкая, покрытая детским пушком.

Энцо оперся на кулак и вновь уставился на пропитанную радиацией равнину.

Должно быть, Малая тоже родилась в грозу. Потому ее и забыли на улице.

Энцо в глазури

– Булочная?!

Они сидели на людной, залитой светом улице. Не за столиком кафе, конечно, а на ступенях крыльца. Но жевали восхитительно мягкие булки, с которых на укрытые бумагой колени сыпалась сахарная пудра. Булки для патрициев – слишком дорогие для номеров, но Сорок Пятой и Энцо выделили четыре порции в честь новой работы.

Всюду слышались голоса: протяжная, высокая речь патрициев, электронное кряканье автоматов для чистки обуви, крики зазывал-номеров. Рокотали автомобили. Из булочной за спиной тянуло мукой и ванилью.

– Ну да. А ты чего хотела?

– Я… Я думала, что ты…

– Ты думала, я со своим имплантатом пойду воровать и чипы кодировать, да? – Энцо хмыкнул. – Я с этим завязал, Малая.

I-45 еще больше захотелось расспросить его о прошлой жизни. Сотни вопросов так и вертелись на языке. Кто он? Откуда? Чем занимался раньше? Но этот прекрасный день не хотелось портить плохими воспоминаниями.

Почему-то казалось, что у Энцо могли быть лишь такие.

Пальцы тронули ее подбородок, мазнули у уголка губ.

– У тебя сахар налип.

I-45 ударилась в жар. Сидела с грязным лицом, вот же… Она отвернулась и тайком вытерла рот. Место прикосновения горело.

Энцо поднялся со ступеней – широкоплечая тень заслонила небо. Зашуршал смятый пакет. Сорок Пятая неловко встала следом, рассыпая липкую пыль с коленей. Пальцы тоже слипались от растаявшей пудры.

– Наверное, я вся в нем, да? – пробормотала она и смутилась, услышав смех Энцо.

– На тебе не заметно. Ты сама как сахар.

И что ответить на такое? I-45 нащупала перила и заторопилась обратно в булочную.

Иногда казалось, что это происходило не с ней. Что совсем не ее взяли на работу на верхнем уровне Четвертой курии, дали денег и комнату в общежитии. И совсем не ее опекал сильный и добрый парень, похожий на бродячего пса.

Такого счастья она не испытывала никогда. Лучшие дни ее жизни.

* * *

Иногда Энцо ловил себя на мысли, что проживает лучшие дни своей жизни.

В булочной на Тициановом проспекте они устроились неплохо. Он перебирал сломанные детали в подвальной каморке, калибровал печи, чинил упаковочные машины, которые любили съедать бумагу, да так, что часть корпуса приходилось снимать. Новые машины хозяин производства покупать отказывался. Выходец из не очень богатой патрицианской семьи старался экономить на всем.

Малая заправляла мешалки для теста. Облизывала испачканные ванильной смесью пальцы, когда думала, что рядом никого нет. Вся в муке, которая удивительно подходила ее прозрачной коже, глазам и белым волосам. Казалось, она сама была слеплена из ванильного теста; кукла тонкой работы.

Так Энцо и запомнил эти дни: спокойные, с запахом ванили и машинной смазки. С ранними подъемами, тихим смехом, прогулкой от общежития до работы, цепкими пальцами на его локте. С разговорами; Энцо любил описывать все, что видел по дороге. Чувствовал себя гордым старшим братом, когда учил Малую, как следовало себя вести. Куда бить, когда хватают за руку.

Такие были дни. Предсказуемые и уютно скучные.

Пока уют не нарушил гость.

* * *

– Здорово, – оскалился Егерь, привалившись на дверной косяк. Автоматическая створка долго думала, закрываться или нет, после чего мигнула индикатором и замерла в режиме ожидания.

В том же режиме замер и Энцо, чувствуя, как неприятный холодок взбирается по ногам. Он отложил чип, настройкой которого занимался, и свернул манипуляторы.

– Хорошо устроился. – Егерь тронул свисающую со стеллажа связку чипов. – В булочной, надо же. И в Четвертой курии. Аларих как узнал, сразу послал меня к тебе.

– И зачем? – Энцо подобрался на стуле. Ногами нащупал опору, чтобы быстро вскочить; сдвинул руку к лазерному резаку, который, весьма кстати, лежал рядом, под ворохом металлических стружек. С «Псами Свободы» стоило быть настороже.

– За булочками, ясен пень! – Егерь лающе рассмеялся. – Дело есть.

Энцо мотнул головой.

– Теперь с имплантами не бегаю. Передай Алариху, что я отдам всю сумму. Нужно время. Мы договаривались.

Он вживлял новую руку не для того, чтобы снова загреметь в крио.

Егерь прошелся вдоль стеллажей, что тянулись вдоль стен мастерской. Заглянул под крышку короба с крепежами, постучал по пластиковому боку. Хитро усмехнулся и с размаха уселся на стул напротив, раскинув длинные ноги. С ботинок посыпалась грязь.

– Ну это уж не тебе решать, когда и чем долг отдавать, ага? И я не про взлом говорю. Аларих выходит на местный рынок. В этом округе есть ребята, которым позарез нужны «жуки», – он указал на личный чип под кожей на запястье. – Но мы с ними пересекаться не хотим.

Энцо молчал. Это Аларих с «псами» были ему должны за кучу дерьма, которую он взял на себя. Договорились же. Дали денег, большую рассрочку. Но разве что докажешь? Уже нарисовался посыльный, не сотрешь.

Энцо знал, он знал, что не стоило к ним лезть.