Полная версия
Сказания Меекханского пограничья: Север – Юг
Молодой вестовой видел, как в одном месте трое солдат отчаянно рубят веревки мечами, пока повозка наконец медленно, словно раздумывая, опадает на четыре колеса, занимая место в строю. А вот на другой оказался лишь один пехотинец. Повозка накренилась так сильно, что борта ее уже не защищали от стрел. Солдат обрубил ближайшую веревку, метнулся к следующей, и тогда стрела ударила его в загривок, сразу над слишком низко опущенным щитом. Он присел, тряхнул головой, словно раненый зверь, и с широкого замаха отрубил второй крюк. Получил еще одну стрелу, в бок, пошатнулся, сделал три неуверенных шага, потом отшвырнул щит и, подхватив меч двумя руками, прыгнул к двум последним веревкам. Рубанул первую, когда брошенный дротик зазвенел о его шлем, – сделал это слишком сильно, клинок меча вгрызся в дерево сразу подле крюка. Он выпустил рукоять и схватился за стилет.
Три стрелы ударили его в грудь, одна за другой, пробивая кольчугу и кожаный доспех под ней. Солдат упал на колени и тут же вцепился окровавленными пальцами в дерево борта, подтянулся вверх, чирканул стилетом по последней веревке. Казалось, что острие лишь скользнуло по волокнам, но те лопнули со звуком, что перекрыл даже шум битвы. Повозка опустилась на свое место. В нее сразу же вцепились другие пехотинцы, в сторону кочевников полетели дротики, мелькнули стрелы, артиллерийские машины послали над головами очередную порцию кувшинов с зажигательной смесью.
Еще несколько мгновений длился обмен выстрелами, после чего по неслышному вверху сигналу всадники развернулись и галопом помчались назад. Поле перед повозками было усеяно телами людей и лошадей, древками стрел – от лука и арбалета – и дротиками, лужицами догорающего масла. Защитники тоже понесли потери, как минимум с десяток солдат были мертвы или умирали. И – в два раза больше раненых. Вархенн смотрел, как с несчастной повозки снимают нашпигованное стрелами тело, и руки его, стиснутые на древке топора, сводило от боли.
Капитан поглядел на него проницательно:
– Ты хотел бы там оказаться, верно? Хотел бы уже смочить свое железо в крови. Не переживай, парень, еще получишь такую возможность. Уверяю тебя, – холодно улыбнулся он. – А теперь беги к полковнику и скажи этому проклятущему пехотинцу, что ему придется сдать первую баррикаду. Это глупо. Она слишком длинна. Еще один такой фокус с веревками – и они выворотят все повозки.
– Слушаюсь!
Дарвена-лав-Гласдерна он нашел у машин. Полковник негромко разговаривал о чем-то с командиром артиллерии, но при виде вестового прервался и вопросительно приподнял бровь.
– Капитан просил, чтобы я передал, что он не думает, будто вам удастся удерживать первую линию.
– Понимаю. А что произнес на самом деле? – Выслушав, офицер слегка улыбнулся и проговорил негромко: – Передай командиру, что какой-то там горец не станет учить меня обороняться. Ясное дело, нам придется отступить. Пусть он лучше начнет подгонять беженцев: те плетутся, будто пьяные улитки. И при следующей атаке он, коли хватит отваги, может не стесняться присоединиться к потехе.
– Слушаюсь!
Черный Капитан продолжал стоять у скрюченной сосны.
– Что он сказал?
– Господин полковник благодарит за ваше мнение. Он и сам намеревался отступить. Просит, чтобы вы попытались ускорить эвакуацию и помогли при следующей атаке.
– А дословно?
Вархенн сжал зубы и, не глядя командиру в глаза, повторил.
– А яйца у него есть. Клянусь ледяными сиськами Ан-дайи, есть у него яйца. Эвакуацией руководит Девен Ка-вацр, а ему я доверяю, как себе. Если придется гнать людей бичами, он сделает и это. Дай знать остальным, что все с арбалетами должны находиться наверху. Устроим нашим гостям неожиданность.
* * *Десятник прервался, вглядываясь в даль, потер седую щетину, пробивающуюся на татуированных щеках.
– Во время второй серьезной атаки он позволил нам стрелять. Всего у нас было чуть больше двухсот арбалетов, и каждый оказался наверху. Мы не сомневались, что еще одной атаки баррикада не выдержит, этому фокусу с веревками они должны были научиться у демонов с самого дна Мрака. Но я все равно видел, что солдаты готовятся отражать следующую атаку. Поспешно подновляли разорванные веревки между повозками, прибивали доски к сломанным бортам. Другие приносили и устанавливали на первой линии обороны какие-то кувшины и меха. Заваливали пространство позади возов вязанками дерева и фашинами.
Он усмехнулся собственным воспоминаниям.
– Я тогда был слишком молод и глуп. Не понимал до конца, в чем там дело…
* * *Вторая атака случилась через час после первой. Что не значило, будто секохландийцы дали защитникам целый час передышки. Небольшие, по нескольку десятков человек, отряды ярились на предполье, засыпая солдат стрелами и то и дело изображая начало атаки. Самые отважные подбирались на расстояние броска дротиком, хотя такое-то им редко сходило с рук. Арбалетчики имперской пехоты не зевали.
В главной же армии шла перетасовка. Отряды делились, маневрировали, разъезжались. Две огромные, по нескольку тысяч лошадей, группы заводных отправились в тыл, значительно уменьшая головные силы. Но и так силища, что осталась, пробуждала страх. Вархенн почти завидовал пехоте, которая, стоя на баррикаде, не видела всей армии противника. Потому что в той было куда больше тридцати тысяч воинов. Тридцать пять, может даже сорок, как оценил капитан. Только это не имело значения – тридцать тысяч их или триста. Следующая атака неминуемо пробьет оборону.
– Не стану приказывать вам вести огонь залпами или целиться, – сказал им Черный Капитан перед самым штурмом. – Попросту перезаряжайте так быстро, как сумеете, и стреляйте вниз. Вам нужно просто попасть в целую проклятущую армию.
А целая проклятущая армия как раз шла в атаку.
На этот раз было всего три колонны. Две с боков и одна по центру, зато, на глазок, насчитывала шесть-семь тысяч лошадей, идущих тремя глубокими линиями. В первой легкая конница, во главе второй – несколько сотен всадников на массивных скакунах, с крюками и веревками, третья трепетала лесом копий, сверкала кольчугами и стальными шлемами.
– Наездники Бури… – Капитан нахмурился, явно шокированный. – Бросают лучшие отряды уже во вторую атаку. Лети к полковнику и сообщи ему об этом.
Вархенн соскользнул по веревке, чуть не ободрав себе ладони, и помчался к артиллеристам.
– Где полковник?!
– На первой баррикаде. – Голос из-за черной маски был глухим. – Двигай отсюда, парень. Зажигай!
Подожгли шейки кувшинов, уложенных на ковши машин. Мотки пропитанных смолой тряпок задымились и зашипели, плюясь искрами. Артиллерист взглянул вверх, на возносящуюся над входом скалу, где маленькая фигурка как раз размахивала двумя цветными флажками.
– Триста ярдов! Прямо! Залп!!
Удар ковшом о поперечную балку заставил онагр дернуть задом, вся конструкция вздрогнула, подпрыгивая. Горящий снаряд пролетел над баррикадой, набирая высоту.
– Выставляй! Ровняй! Натягивай!
Заскрипели канаты.
Вархенн уже бежал в сторону следующих укреплений. В средней баррикаде оставили проход не шире одной повозки, приготовившись тут же его закрыть. Где-то впереди зажигательные снаряды ударили в стену напирающей конницы. Ржание – нет, не ржание – вой раненых лошадей слышен был по всей долине.
Перед средней линией обороны заостренные колья вбили в землю на полосе в сорок футов. И все еще добавляли новые. Оставляли между ними лишь узкую тропку: в несколько футов, с двумя поворотами. К бортам нескольких десятков повозок баррикады продолжали приколачивать новые доски, подпирая их спереди десятками балок. Меекханцы умели учиться на собственных ошибках. Эти повозки уж наверняка не вывернут несколько всадников.
Полковник стоял на первой баррикаде и наблюдал за приближающейся колонной.
– Медленно едут, будто ждут чего-то, – сказал он стоящему рядом лейтенанту.
– Капитан просил передать, что позади – Наездники Бури. – Вестовой произнес это на одном дыхании и замер. Оба офицера повернулись и внимательно взглянули на него. Дарвен-лав-Гласдерн слегка улыбнулся.
– А тихо крадутся эти горцы, верно?
– Истинная правда, господин полковник.
– Ладно, поглядим. Мы и так намеревались покинуть эту баррикаду. – Полковник пнул в один из висящих на борту мехов. – По крайней мере то, что от нее останется.
Сзади рычаги онагров снова грохнули о поперечины, и четыре огненных заряда мелькнули над головами солдат. Попали в середину колонны, живописно плеснув огнем. Визг лошадей перекрыл топот тысяч копыт, но на несколько минут все милостиво заволок дым. Когда он развеялся, колонна стояла, раздавшись в две стороны. В образовавшемся посредине проходе мелькало несколько пеших. Потом к ним подвели коней. Неоседланных, без узды.
– Жереберы… – Лейтенант сглотнул и крикнул: – Быстро! Двигайтесь! Больше дерева!!!
– Слишком далеко, шестьсот ярдов… Надеюсь, что Главеб хорошо промерил расстояние. У него будет не больше двух выстрелов. – Полковник уже не улыбался. – Ну, парень, давай к своему капитану. Скажи ему…
– Приближаются…
С обоих флангов нарастал топот копыт. С места неторопливо сдвинулся и главный отряд, но Вархенн не отрывал взгляда от восьми людей в сером, стоявших посредине. Самый высокий из них подошел к одному из коней, прижал лицо к его шее, погладил по ноздрям. Вдруг мужчина хлопнул животное по крупу, и конь рванулся с места. С каждым мигом он разгонялся: шаг, рысь, галоп. Обогнал голову колонны и вытянулся в диком карьере над землей. А через миг это уже был даже не карьер, но что-то большее – словно конь понес, оседланный стаей демонов. Задрал вверх хвост, вытаращил глаза, выдал неземное, безумное ржание. Топот копыт его заглушил все остальное; казалось, что и целый мир замолчал, а медленно приближающиеся отряды исчезли.
Мужчина же, пославший коня вперед, застыл в странной позе, с руками, вытянутыми вперед, и с полураскрытыми ладонями, словно пустив меж пальцами длинные нити. Внезапно он сжал кулаки и потянул их на себя. Шея коня выгнулась под прямым углом, треснули позвонки, он зарылся головой в землю и перевернулся, мертвый в тот миг уже, когда шаман выполнил свой жест. Рухнул в каких-то двухстах ярдах от баррикады.
Только вот топот не смолк. Наоборот – нарастал, делался сильнее, громче. Вархенн вытаращился, видя тучу пыли, вздымавшуюся над землей там, куда били призрачные копыта. Душа, дух коня, убитого миг назад чарами шамана, продолжала мчаться вперед, прямиком на баррикаду. Прямо на повозку, стоящую рядом…
– Береги-и-ись!!!
Несколько солдат в последний момент отпрыгнули в сторону. Колья, вбитые перед укреплением, брызнули во все стороны, словно пики, рассаженные конской грудью, а в следующий миг что-то грянуло в укрепления. С оглушительным треском тяжелый купеческий фургон, сколоченный так, чтобы перевозить по любой дороге тысячи фунтов товара, взлетел в воздух, вырванный из шеренги. Веревки и цепи, связывавшие его с остальной баррикадой, рвались, словно льняные нити, а доски, гвозди, куски дерева летели во все стороны. Фургон несколько раз перевернулся в воздухе и грохнулся о землю. Остановился только перед линией частокола, защищающего вторую баррикаду.
«Сто футов, – промелькнуло в голове вестового. – Он пролетел больше ста футов… Великая и Милосердная Госпожа!»
В возникшем проломе могло встать шестеро едущих стремя в стремя всадников.
– Еще один!
Второй конь как раз опередил наступающий отряд и вырвался вперед в безумном карьере. В ста ярдах позади него очередной шаман пропускал сквозь пальцы невидимый шнур. Конь летел прямо на повозку, на которой стояли Вархенн и два офицера.
За ними что-то брякнуло, и над баррикадой мелькнула стрела размером с крупный дротик. Ярко окрашенная, прекрасно видная на фоне неба. Где-то в половине расстояния между повозками и громадой армии она достигла вершины дуги и начала снижаться. Одного из бронированных всадников, что как раз проезжал мимо жереберов, словно сдуло с седла.
– Им нужно взять поправку. И лучше, чтобы не промахнулись.
А через мгновение одиннадцать скорпионов выстрелили залпом. Снаряды длиной в пять футов рванули в сторону шаманов. Тот, что держал на невидимой упряжи рвущегося вперед коня, внезапно сложился пополам, прижал руки к животу, упал, дергаясь. Стоящий подле него чародей схватился за бедро, в которое воткнулась тяжелая стрела. В двух из пяти приготовленных в жертву коней тоже попали, один встал на дыбы, затанцевал на задних ногах и свалился на землю, второй рухнул меж всадников, множа хаос и замешательство. Самый высокий из жереберов, тот, кто первым принес коня в жертву, взмахнул руками, отдав какие-то приказы. Ряды тяжелой конницы сомкнулись перед чародеями, заслоняя их собственными телами. Поднялись щиты.
– Ну, жереберов пока что – вон из головы. – Полковник отряхнул какой-то мусор с плаща, поправил щит на ремне. – Остались прочие.
А прочие как раз рванулись в атаку. Сперва с флангов налетела легкая конница, засыпав все стрелами. Вархенн скорчился за бортом, слыша стук снарядов, впивающихся в дерево. Часть из них шла почти вертикально вверх, чтобы потом упасть прямо на солдат. Две стрелы, одна за другой, воткнулись совсем рядом. Еще одна отрикошетила от шлема и скользнула по кольчуге. Вархенн готов был заползти под повозку, если б сумел.
Внезапно кто-то встал над его головой: полковник упер край щита в борт, создавая временную защиту. Второй офицер присоединился к нему. Оказывается, внизу они прятались втроем. По повозкам загромыхали тяжелые сапоги, и через мгновение вся баррикада была облеплена солдатами. Пехота упирала тяжелые щиты точно так же, как ее командир, арбалетчики сидели на корточках подле солдат или прятались под козырьками. Град стрел словно бы стих.
– Арбалетчики! Сейчас!
Двести стрелков выглянули из-за заслонов в миг, когда к баррикаде приближалась лава всадников, чтобы вывернуть повозки. Солдаты дали залп почти в упор, в конскую грудь, целясь именно в лошадей. Несколько десятков скакунов взвизгнули единым голосом и упали, стрелы из тяжелых арбалетов, предназначенные пробивать полный доспех, порой входили в конские тела полностью. После залпа арбалетчики подхватили оружие и бросились в сторону второй баррикады. В битву вступила пехота.
На баррикаде одновременно могло встать не больше роты. Вторая стояла позади, помогая обороняющимся ливнем дротиков. Тяжелые снаряды летели в нападающих, убивая или раня животных и людей. Однако солдатам не удалось сдержать всех атакующих, десятки крюков стукнули о борта, десятки веревок натянулись и мощно рванули. Несколько повозок, ослабленных предыдущей атакой, вывернулись наружу, пехотинцы, которые не успели соскочить, были вырезаны в мгновение ока. В баррикаде образовалось несколько очередных проломов.
Вархенн в этот момент уже отступал вместе с полковником в сторону второй баррикады и мог убедиться в умениях имперской пехоты вблизи. По знаку командира грянул горн, и почти половина солдат покинули баррикаду, бегом бросившись в сторону прохода в частоколе. Рота за ними сомкнулась, выставляя щиты. Горн заиграл снова, и остальные солдаты соскочили с повозок и бросились назад. Стоявшая рота пропустила их и снова сомкнула ряды. Вестовой встал подле полковника, сразу за тройным рядом пехоты. Вторая рота замерла впереди. «Отчего они не отступают?» – успел еще подумать Вархенн в миг, когда внутри появились первые всадники. Длинные копья они держали высоко, по нескольку человек въезжая в проломы. Были на них кольчуги, шлемы и щиты с начертанным знаком тройной молнии, а кони их носили тяжелые, укрепленные металлом кожаные доспехи. Имперская армия уже знала, что знак молнии принадлежит элите кочевников, Наездникам Бури, ближней гвардии Отца Войны всех секохландийских племен. Единственные отряды всадников, которые решались атаковать меекханскую пехоту и разбивали ее во фронт.
Без раздумий всадники бросились на стену щитов. Град дротиков нескольких смел из седел, ранил пару коней, но в следующий миг копья ударили в ростовые щиты. Древки их почти всегда ломались, но сила удара опрокидывала солдат, заставляла отступать, сбивая строй. В возникающие дыры въезжали кони, расталкивая пехоту своим весом, а тяжелые сабли и топоры на длинных рукоятях звенели о шлемы и щиты. Солдатам не хватало пик, копий, рогатин и гизарм, что позволило бы держать всадников на расстоянии. Коротких мечей – для схваток в тесном строю, когда от противника отделяет лишь дыхание, – было недостаточно. Казалось, что пехоту вот-вот припрут к заостренным кольям и вырежут. В пролом баррикады ворвались уже более двухсот всадников и продолжали въезжать все новые.
Полковник сохранял спокойствие. Несколькими экономными движениями он послал вперед с десяток солдат, подперших дрогнувшую было шеренгу. Потом отмахнул в сторону второй баррикады. Брякнули арбалеты. Сотня горящих стрел ударила в повозки покинутой оборонительной линии, куда перед атакой подвесили кувшины или меха. Все они уже были разбиты или продырявлены отступающей пехотой. Сложенные перед повозками купы дерева и сухих веток полыхнули едва ли не мгновенно. Лошади, въезжающие в проломы, ржали, становились на дыбы и отступали перед жаром.
Арбалеты щелкнули снова, и несколько десятков всадников, пойманных внутри горящего полукруга, повалились с седел.
– Щиты! Крыша!
Щиты пехотинцев, стоявших сразу перед лошадьми, пошли вверх. Нападавшие, которые уже должны были думать, что пробились сквозь пехоту, внезапно оказались в ситуации человека, чей конь по брюхо проваливается в зыбучие пески. Щиты пехоты создали ровную поверхность без дыр, куда можно было бы вбить острие, а удары саблей или топором не имели ни шанса проломить преграду. Несколько мгновений Наездники Бури отчаянно лупили в нее, а потом внезапно один, другой, третий конь заржали и свалились на землю. На глазах Вархенна под защитную крышу скользнули двое солдат, держащие вперехват, словно тяжелое копье, дротики. Молниеносно просочились между товарищами, добрались до лошади и нанесли двойной укол, снизу, ниже клепаной брони. Животное захрипело, словно от удивления, фыркнуло красными брызгами, ручей яркой крови заструился из его ноздрей и рта – и пало на землю. Всадник был убит, прежде чем сумел подняться на ноги. Меньше чем в полминуты все кочевники, что успели проломить строй, оказались мертвы. Как и их кони.
– Стена!
Шеренга выровнялась. Солдаты сомкнулись так, что между щитами не вошло бы и острие ножа. Мечи плашмя ударили в толстую оковку верхнего края щита, и более чем из трехсот глоток исторгся яростный вопль, вызов. Семнадцатый полк насчитывал двести лет боевой традиции, был гордостью Восьмого пехотного соединения, и никакие проклятые канальи не смогут считать их мясом, о которое тупят мечи.
Наездники Бури оказались в безвыходной ловушке и, как видно, поняли это. С баррикады их непрерывно осыпали стрелами, метя с расстояния в десяток шагов в явственные на фоне огня силуэты. Сверху, со скал, возносящихся над входом, также обрушивался град снарядов. Каждый миг кто-то из всадников валился на землю – сам или вместе с конем. Отгороженные кольцом полыхающих повозок, они таяли на глазах. Несколько десятков оставшихся наездников метались, пытаясь выскользнуть из ловушки. Проломы в баррикаде были в пару-тройку ярдов шириной, однако перед каждым из них оказались навалены кучи досок и веток, пылавших теперь не хуже повозок. Только там, где первую баррикаду атаковали магией, дерева не было, его сдуло вместе с фургоном. И именно там уцелевшие всадники искали спасения.
Но Дарвен-дав-Гласдерн не намеревался им этого позволить.
– Рота! Вперед! Бегущий град!
Стоящие в первой линии ряды расступились, пропуская вторую роту. Солдаты умело сформировали разомкнутый строй и двинулись в атаку. Первый ряд метнул свои дротики и встал. Второй миновал его, дал залп и также остановился, третий, четвертый и пятый повторили атаку. В миг, когда последняя линия метала дротики, солдаты первой сомкнули щиты и вытащили мечи…
* * *—Клянусь яйцами Дикого Быка! Не смогу описать этого лучше. Первая линия метает дротики и останавливается, их минует вторая линия, метает и останавливается, их минует третья, метает и останавливается… И так до последнего солдата. «Бегущий град» – так они это называют, и я лишь единожды видел эту штуку собственными глазами, именно у входа в долину Варес. Если хорошо выполнить такой фокус, то последний дротик бросается в миг, когда первый еще летит, и, пока противник успеет встряхнуться и сомкнуть строй, рота сплачивает ряды и ударяет во врага изо всех сил. Так было и там, в день, когда мы показали секохландийцам, что и сами можем быть такими же жестокими и беспощадными, как они…
Кеннет спросил:
– И ты принимал участие в той атаке?
Десятник широко усмехнулся.
– А как же. Шел вперед вместе с полковником: тот командовал второй ротой, прикрывавшей атаку. И ничто не смогло бы меня тогда удержать…
* * *Солдаты прижали Молний к пролому. На этот раз ситуация перевернулась зеркально, и уже кочевникам было некуда отступать, дорогу закрывала стена огня с единственным узким разрывом, через который они могли отходить лишь по одному, потому что жар, бьющий от пылающих повозок, сужал дорогу буквально до нескольких футов. Град дротиков возымел страшные последствия, всадники и лошади падали, громоздясь путаницей тел, бьющихся в крови и грязи. Из двухсот Наездников Бури осталось едва ли шестьдесят, прочие были мертвы или умирали, но те, что оказались между горящими повозками и стеной из щитов и мечей имперской пехоты, перестали искать пути бегства. Развернули коней и встали напротив атакующих меекханцев. Длинные копья склонились в сторону врага. Солдаты же расталкивали их щитами и подбирались поближе к лошадям.
– Щиты! Крыша!
Щиты взметнулись над головами. Объезженные для битвы кони пытались кусаться или подниматься на дыбы, бить копытами – безрезультатно. Пехотинцы в первой шеренге все силы клали просто на то, чтобы удерживать щиты на нужной высоте, а вторая шеренга тем временем ринулась в атаку. Солдаты шли под щитами товарищей и, добираясь до лошадей, вбивали копья и мечи им в грудь либо подрезали задние ноги. Клепаные доспехи не уберегали от достаточно сильного укола, нанесенного в упор, а кожаные ленты, обернутые вокруг лошадиных ног, не служили преградой для клинков. Ржание и визг коней наверняка можно было слышать и на вершине Лысицы.
В несколько минут весь первый ряд пал на землю, а пехота двинулась вперед, на ходу добивая лошадей и всадников. Вархенн держался позади, зная, что в тесноте и толчее схватки его топор будет лишним. Внезапно все смешалось: пехотинцы, кочевники, животные. Часть всадников, кони которых были ранены, соскочили на землю, чтобы сражаться с противником пешими. Но в схватке, ведомой в толпе и тесноте, меекханская пехота не знала себе равных. Тяжелый щит заслонял пехотинца почти полностью, а из-за него, в молниеносных выпадах, выскакивали клинки мечей. Пехотинцы старались сомкнуть ряды, сократить дистанцию, чтобы невозможно было размахнуться тяжелой длинной саблей или топором. Били щитами, опрокидывая противника или ломая ему кости. Убивали быстро и умело, как могут только профессиональные солдаты. В несколько минут все было кончено.
– Назад! – крикнул лейтенант.
Пехота отступила с поля боя, оставив на окровавленной земле более двух сотен мертвых кочевников. И, насколько можно разобрать, ранеными – в непосредственной стычке – оказалось всего лишь несколько пехотинцев. Когда меекханцам удавалось навязать врагу собственные условия битвы, их подготовка и вооружение превращали всякий отряд в машину для убийства.
Приближался полдень, и пока что победа оставалась за Семнадцатым.
* * *—Значит, на самом деле ты не сражался?
– В тот раз – нет, господин лейтенант. Просто стоял позади и сжимал топор, как последний дурак. Как я и говорил, скорее мешал бы им, пытаясь войти в толпу и ища место для замаха топором. Впрочем, я и был-то лишь вестовым, а вестовой не лезет в первый ряд. Но, – Велергорф кисло усмехнулся, – я надеялся, что, возможно, представится случай или еще что…
– Кочевники обычно используют своих шаманов.
– Мы тоже об этом задумывались тогда. Каждую минуту ожидали огненного дождя или орды демонов, призванных из-за Мрака. Но теперь-то я уже знаю, отчего они экономили их силы.
– И отчего?
– Жеребер – не просто чародей, это некто вроде нашего великого боевого мага, вроде Венриса Окелана или Йовеля-лес-Креаба. Правильно применяемые в битве, они стоят тысячи тяжеловооруженных воинов. Но потеря любого из них – серьезный удар для армии. А та армия, когда встала на битву против Семнадцатого и Двадцать третьего, имела, говорят, одиннадцать жереберов. Потеряли троих. Потом, в короткой стычке у баррикады, еще двух. Пока у нас оставались скорпионы, а то и вероятный чародей в резерве, се-кохландийский командир не желал их подставлять. Для него меньшей потерей были триста Молний, чем один жеребер.
