Северный шторм

Адреналин, колотивший Ярослава с момента казни им часового, превратил княжича в такого же безумца, какими являлись все датчане. Ярославу тоже было наплевать на семью несчастного Защитника Веры. Все, чего желал сейчас княжич, – это выжить и не уронить достоинства перед дружинниками и побратимом, причем оба эти желания были неотделимы друг от друга. Прочее княжича не волновало. С ноющей совестью он собирался разобраться позже, и то если будет настроение слушать ее брюзжание.

Между тем на вершине гряды стало не по-зимнему жарко. Рота резерва объединилась с караульной ротой, и обе они усердно взялись поливать захваченную высоту свинцом. Защитники прятались за камнями и не рвались в лобовую атаку. Что они собирались предпринять, мог предсказать даже Ярослав. Наверняка группы Крестоносцев уже взбирались по склону гряды на безопасном расстоянии от батареи, после чего, выйдя на вершину, намеревались ударить по норманнам с обоих флангов. Тогда-то и начнется настоящая заваруха. Но пока летящий снизу свинец был не слишком опасен для артиллеристов.

У датчан имелось в запасе мало времени на постижение новой для себя науки, но они обладали природной предрасположенностью к быстрому изучению военных ремесел. Подгоняемая конвоирами, троица пленных наводчиков сверилась с таблицами и ускоренными темпами перенацелила восемь орудий на тот район, который на служебных картах Бенсона был заштрихован красными линиями, – место дислокации готовой к удару армии Крестоносцев. Обмануть Фенрира и направить огонь гаубиц в ином направлении наводчикам не удалось бы, и вот почему. Пока датчане-артиллеристы возились у орудий, Горм оперативно разобрался в устройстве вражеской радиостанции и теперь готовился слушать, что начнут сообщать ему – вернее, не ему, а покойному майору Бенсону – из штаба армии Защитников. От того, будет ли в этих сообщениях лишь недоумение или же панический испуг, зависело, насколько точно трофейные гаубицы накрыли нужный квадрат. Столь оригинальный и достаточно действенный способ координирования огня наверняка удивил бы тех ватиканских генералов, кто относил норманнов к неотесанным дикарям.

«Божий Гнев» открыл огонь до того, как штурмующие гряду Крестоносцы ударили датчанам во фланги. Ранее Ярослав не подозревал, что такое физическое явление, как звук, иногда бывает тяжелым и твердым, словно железобетонная плита. Нечто подобное обрушилось на княжича прямо из воздуха, когда восемь гаубиц нестройным залпом потопили окружающий мир в грохоте. Камни под ногами дрогнули, а голова наполнилась звоном, сквозь который оружейная стрельба стала казаться лишь стрекотом цикад. Несколько каменных оползней сошло с гряды, а с елей у ее подножия посыпались снеговые шапки. Ярослав не догадался заранее заткнуть уши и сразу же об этом пожалел. Однако живо смекнул, как в дальнейшем оградить себя от грохота: подобрав две стреляные гильзы, княжич плотно вставил их в уши, что позволило ему хоть как-то смягчить боль в барабанных перепонках, раздираемых ревом «Божьего Гнева».

Как и ожидалось, рация включилась незамедлительно. Горм с трудом расслышал сквозь гвалт, что именно кричит в эфир разъяренный командующий Крестоносцев. Даже не верилось, что такой благородный человек, как Апостол, знаком с грязной базарной бранью. Согласись покойный Бенсон пособничать врагу, от обещанных ему неприятностей майор застрелился бы гораздо раньше Леонетти.

«Бенсон, Леонетти! Что там у вас происходит? – примерно так звучали слова Апостола, если опустить все его ругательства в адрес горе-артиллеристов. – Кто дал приказ стрелять?! Вы же только что разнесли нашу понтонную переправу! Немедленно остановить огонь и проверить координаты!..»

Понтонная переправа, переброшенная Крестоносцами через Рейн, была отображена на картах Бенсона. Фенрир быстро сориентировался в обстановке и заставил пленных наводчиков немедленно исправить погрешность в наведении. Второй залп «Божьего Гнева» выдался почти идеальным, поскольку после него Апостол заверещал от злобы и ужаса, его голос перебивали доносившиеся из динамика разрывы. После третьего залпа радиопередача прекратилась – либо бесновавшийся от ярости Апостол был разорван снарядом, либо со всех ног бросился спасать свою шкуру. А уберечь ее под ураганным огнем восьми гаубиц являлось очень и очень проблематичным.

Далее новоявленные канониры повели огонь уже не залпами, а в зависимости от того, кто в каком темпе успевал перезаряжать свое орудие. Подсмотрев, как наводчики настраивают прицел, фьольменны начали сами вносить коррективы в стрельбу, дабы увеличить радиус поражения и уничтожить как можно больше разбегающихся из опасной зоны Крестоносцев. Грохот перешел в непрерывный шквал, и Ярослав пожалел, что не удосужился выучить заблаговременно язык глухонемых – княжич сильно сомневался, что когда-нибудь к нему возвратится слух. Ярослав втянул голову в плечи, но продолжал удерживать на прицеле своего подконвойного – мерзавец мог воспользоваться суматохой и рвануть вниз по склону, к своим. И пусть изменника ничего хорошего там не ожидало, кто знает, какая смерть покажется ему привлекательней.

Но выбирать смерть Крестоносцу не пришлось – костлявая сама нашла его, да к тому же проявила к предателю снисхождение. Ярослав поначалу даже не понял, что случилось с его подконвойным. Внезапно тот рванулся вперед, будто решил убежать, но, сделав всего шаг, споткнулся и ничком рухнул на снег. А через секунду княжич увидел, как из разверзнутого затылка Крестоносца хлынула кровь.

Ярослав резко повернулся, желая выяснить, кто прикончил его подопечного, и вовремя: прямо на него неслось что-то невидимое и быстрое, фонтанчиками разбрызгивая снег. Княжич метнулся в сторону, уступая дорогу этому стремительному нечто, и припал к земле. И только потом испугался, поняв, что в последний миг увернулся от пулеметной очереди.

Относительной безопасности, которая была на артиллерийских позициях, настал конец. Защитники взобрались на вершину гряды и теперь наступали на батарею с флангов. Перестрелять друг друга они не боялись – гряда в этом месте изгибалась дугой, а «Божий Гнев», как назло, располагался на самом ее изгибе. Датчане угодили под перекрестный огонь, но, в отличие от Крестоносцев, они уже закрепились на вершине, обустроив позиции в камнях и за бронированными корпусами гаубиц. Ватиканцам же приходилось идти в атаку по отлично простреливаемому пространству. Эта затея не выгорела, и после двух бесплодных попыток отвоевать высоту натиском солдаты Леонетти прекратили жертвовать собой. Их временно утешила промежуточная победа: враг блокирован, и ему уже никуда с этой горы не деться.

Потеряв подконвойного, Ярослав остался без дела и хотел было присоединиться к отбивающим нападение датчанам, но вскоре работа для княжича снова отыскалась. Перемещаться по позициям стало практически невозможно – отовсюду летели тучи пуль. Поэтому норманны отлеживались за укрытиями да поглядывали, не рванули ли Крестоносцы в очередную атаку. Но гаубицы, несмотря ни на что, продолжали свою адскую какофонию. Площадки для орудийных расчетов были обнесены бронированными бортами, однако это порой не спасало артиллеристов от шальных пуль. Едва Ярослав собрался обустроить себе позицию, как из-за борта ближайшей гаубицы высунулся дружинник, быстро огляделся и, заметив княжича, призывно махнул ему рукой, после чего мигом нырнул обратно. Ярослав чертыхнулся, но подчинился: заскочил на корпус самоходной установки и, не задерживаясь под огнем, сиганул через борт, под защиту брони.

Фьольменну, который его позвал, срочно требовался заряжающий, поскольку прежний лежал сейчас у орудия с простреленным горлом.

– Перекатывай болванку сюда и тяни этот рычаг, а потом отжимай и фиксируй этот! – проорал Ярославу стрелок-наводчик, поочередно указав на элементы зарядного механизма. Ничего сложного в этой работе не оказалось, и княжич без проблем справился с перезарядкой гаубицы с первого раза. Упавшую к ногам стреляную гильзу он безо всяких напоминаний вытолкал в специальное отверстие в полу, потому что еще снаружи заметил, как избавлялся от гильз его мертвый предшественник.

Грохот внутри бронированной коробки был и вовсе невыносимый. Ярослав хвалил себя за то, что не потерял гильзы-затычки, поскольку те, с которыми он сейчас имел дело, для подобных целей явно не сгодились бы. Лежащий на полу труп мешался под ногами, ботинки скользили по липкой крови, но княжич не обращал на это внимания. Обливаясь потом, он работал, словно заведенный. Ярослав старался не думать о том, что происходит снаружи, и надеялся, что успеет умереть до того, как почувствует боль. Он уже ни капли не сомневался, что въедет во врата Валгаллы именно на этом грохочущем стальном монстре…

Вороний Коготь вывел из Базеля дружины и бронетехнику сразу после полуночи, захватив с собой даже те «Радгриды», что дежурили в окопах у стен города. Разведка еще вечером доложила, где встала лагерем армия Крестоносцев. Наведя понтонную переправу, Защитники форсировали Рейн, продвинулись немного вперед и расположились на холмах примерно в пяти километрах от Базеля, ожидая, пока подтянется арьергард. Атаковать с ходу ватиканцы не стали – поход был долгим, и солдаты нуждались в отдыхе. Также необходимо было привести оружие и технику из походного состояния в боеготовность.

Грингсон считал, что убедил Крестоносцев в том, будто он собирается ждать их под защитой городских стен. Окопы, заграждения, огневые позиции… Парламентеры и ошивающиеся в округе вражеские разведчики видели, с какой тщательностью норманны готовятся к отражению штурма. Что ж, предстояло разочаровать Защитников – их планы менялись. Если штурм Базеля и состоится, то, во всяком случае, не в это утро.

Стратегия Грингсона была простой и гибкой. Пока «Датская Сотня» занимается поиском и уничтожением гаубиц, конунг приближается вплотную к расчехляющим оружие Крестоносцам и в пять часов утра, на рассвете, атакует их лагерь. «Божий Гнев» начнет удары по Базелю гораздо раньше, поэтому норманнам так или иначе необходимо держаться этой ночью подальше от города.

Состоявшийся артналет даст понять конунгу, что операция Фенрира провалилась и единственное в данной ситуации спасение северян от «Божьего Гнева» – это находиться ближе к врагу, сиречь вступить с ним в битву на относительно равных условиях, и пусть победит сильнейший.

Если же до пяти утра артналет не начнется, значит, Вороний Коготь может быть уверенным в успехе датчан и действовать по обстоятельствам: либо биться с Крестоносцами в поле до победного конца, либо отступить обратно в город и ждать их там. Уничтожение гаубиц развязывало Торвальду руки и уже позволяло диктовать врагу свои условия.

Бронированная армада норманнов двигалась по прибрежной долине Рейна, разрывая тишину зимней ночи ревом сотен моторов. Сошедшая с лодок пехота пересела на квадроциклы, а также на броню «Радгридов» и «Ротатосков». Нельзя было, конечно, подвести незаметно такое войско к позициям врага, однако Торвальд все равно приказал водителям не зажигать фары. Коварных препятствий на пустынной холмистой долине не имелось, да и шла армада не слишком быстро, дабы сохранить боевой порядок.

Штабной броневик Торвальда «Атрид» находился в арьергарде. На нем была установлена такая же, как на «Бельверке», радиостанция, которая должна была сопровождать Вороньего Когтя до стен Ватикана. В данный момент радист занимался тем, что пытался перехватить переговоры Апостола Защитников Веры с командиром «Божьего Гнева». В эфире царила тишина, хотя, по всем предпосылкам, артналет должен был начаться с минуты на минуту. Либо все распоряжения были уже отданы, либо у артиллеристов отсутствовала рация, что, впрочем, маловероятно – подобных игрушек у Пророка имелось куда больше, чем у Грингсона. Торвальд судил об этом хотя бы по тому, что, в отличие от Скандинавии, в Святой Европе вовсю пользовались телеграфом. Скандинавская наука возрождения технологий Древних двигалась в ином направлении. Грызущиеся между собой ярлы не жалели средств на производство оружия, которое ценилось ими куда выше, нежели средства связи. В будущем Грингсон намеревался исправить эту фатальную историческую ошибку, если, конечно, до того момента Видар не призовет его к себе.

Натянув на лицо теплую маску, Торвальд ехал на броневике, высунувшись по грудь из люка на башне. Конунг не любил прятаться в укрытии без веской причины; мягкий для северянина европейский холод такой причиной, разумеется, не являлся. Грингсон пристально всматривался во мрак, то и дело бросая взгляд на хронометр. Удалось ли Фенриру найти и захватить «Божий Гнев»? Все должно было выясниться с минуты на минуту…

Громовые раскаты и всполохи зарниц на юго-востоке заставили конунга нервно стиснуть зубы. Вот и ответ… Что ж, если Фенрир до сих пор не обнаружил гаубицы, теперь он их быстро отыщет. Плохо то, что «Божий Гнев» рассекретил свое местоположение и ко встрече норманнов там будут готовы во всеоружии. Поэтому никакой внезапности у Горма уже не получится. Вороний Коготь надеялся, что у осторожного и благоразумного форинга хватит ума поберечь бойцов и не штурмовать высоту под плотным огнем.

Грянувшая вдалеке канонада послужила для норманнов заранее оговоренным сигналом к остановке. Не заглушая двигателей, армада встала посреди поля, после чего ярлы повыпрыгивали из своих бронемашин и поспешили к броневику Грингсона для получения дальнейших распоряжений. А Торвальд обернулся и глядел в направлении Базеля, что обязан был вот-вот ощутить на себе всю мощь «Божьего Гнева».

Испугать Вороньего Когтя было не так-то просто. Отец Торвальда, воинственный ярл, павший четверть века назад в одном из сражений, приучил сына к любым превратностям войны. Поэтому Грингсона нельзя было выбить из седла даже во время редких, но случавшихся-таки с будущим конунгом поражений. Давно миновали те годы, когда Торвальд вздрагивал от грохота взрывов, и вот сегодня с ним вновь это случилось, как ни обидно было себе в этом признаваться.

Грохот, равного которому по силе конунг еще не слышал, ударил не за спиной, а где-то впереди. Мгновение спустя до норманнов докатилась сильно ослабленная холмами, но все равно ощутимая ударная волна, а звезды на юге застила непроглядная завеса снега и пыли, поднятых взрывами на огромную высоту. Земля содрогнулась несколько раз подряд, а спешившие к броневику дроттина ярлы замерли от неожиданности на полдороге.

Однако смятение конунга продлилось куда короче, чем эхо от разрывов.

– Го-ор-р-рм!!! – громогласно проревел Вороний Коготь, потрясая кулаками. – Хвала Видару, тебе удалось это! Удалось, любимец богов!.. – После чего крикнул, обращаясь к ярлам: – Все назад! Назад, слышите?! Отходим к берегу и ждем моего приказа! Выполнять! – И вполголоса добавил: – Молодец, форинг! Только смотри не ошибись с прицелом…

Новая канонада и новая серия взрывов прогремели через три минуты. На сей раз звезды померкли чуть восточнее, а грохот раздался гораздо ближе. Холмы надежно уберегали норманнов от взрывных волн, но не от комьев мерзлой земли, что дождем посыпались на то место, где только что стояли дружинники. С этого момента гаубицы уже били вразнобой, превратив утреннюю тишину в оглушительный звуковой террор, слышимый, наверное, за сотню километров. Пылевая завеса затянула всю южную половину неба. Ветер доносил пыль даже до излучины реки, куда отступили варяги, дабы «Божий Гнев» ненароком не зацепил и их.

Сквозь нескончаемую какофонию порой прорывались отзвуки менее мощных взрывов. Только по ним и можно было определить, что датчане палят не вслепую. В подвергшемся артналету лагере Защитников детонировали боеприпасы и баки с топливом, отчего обстановка там стала еще жарче. Но для Грингсона эти взрывы служили аккордами божественной музыки, ласкающей слух и конунгу, и его воинственным богам.

Внезапно десятки мельтешащих лучей света прорвались сквозь пелену пыли. Лучи дергались и метались во все стороны, словно в темноте, навстречу варягам бежал сейчас сторукий монстр, держащий в каждой руке по фонарю. Невидимое чудовище неумолимо приближалось, но ни один из норманнов не дрогнул, поскольку все они отлично знали, кто именно покажется через минуту из темноты.

При виде световых всполохов лицо Торвальда искривилось от злобы.

– Добить! – рявкнул он столпившимся у его броневика ярлам, которые немедля бросились к своим дружинам. – Ни одного не упустить! Всех до последнего отправить к их жалкому богу!..

Разъяривший конунга свет испускали фары множества автомобилей, несущихся из лагеря Защитников Веры. Водители Крестоносцев мчались напропалую, словно звери, что стремились удрать подальше от лесного пожара.

Приказ конунга эхом разлетелся по дружинам, и норманны ринулась наперерез противнику. При этом «башмачники» старались удерживать атакующий порядок, дабы стрелки в бронемашинах не угодили случайно в кутерьме из пушек по своим.

Первые вырвавшиеся из мрака вражеские автомобили напоролись на такой плотный свинцовый шквал, что обратились в груды горящего металла еще до того, как их водители сообразили, что происходит. Расправа над остальными – бронетранспортерами, легкими БТР и армейскими внедорожниками – протекала дольше, но и она походила скорее на масштабные стрельбы, нежели на полноценное сражение. Трудности возникли лишь с тремя танками, не слишком быстроходными и потому следовавшими последними. Пока гранатометчики на юрких квадроциклах сумели «зажалить» танки бронебойными снарядами, те успели подбить три «Радгрида» и раздавить гусеницами пять легких «Ротатосков».

На этом волна убегающих от «Божьего Гнева» Крестоносцев спала. Правда, ошалелые одиночки еще продолжали то и дело выскакивать из-под огня гаубиц, но их становилось все меньше и меньше. По приблизительным подсчетам Торвальда, за десять минут его дружинники уничтожили пятую часть всей вражеской бронетехники.

Рация на «Атриде» вдруг ожила, и осипший голос Фенрира потребовал дать ему переговорить с дроттином. Связь была отвратительной, но Торвальд разобрал, о чем спрашивает его Горм.

– В самое яблочко, форинг! – довольно прокричал ему в ответ конунг. – Прекращайте огонь – эти крысы уже разбежались по округе! Теперь наш черед давить их!..

– Все гаубицы захвачены, но мы окружены! – донеслось до Вороньего Когтя сквозь шум помех. – Требую подкрепления! Мы находимся в квадрате… Повторяю!..

– Держись, форинг! – обнадежил его Грингсон. – Подкрепление в пути!.. – И, высунувшись из люка, проорал посыльному на квадроцикле: – Ярла Маргада ко мне! Живо!..

За две с лишним недели войны Торвальд Грингсон не видел более прекрасного рассвета, чем этот. Солнце вставало над Альпами, и его лучи багровыми стрелами пробивались сквозь оседающую пыль и клубы черного дыма. Перед конунгом простиралась огромная, изрытая чудовищными воронками долина. Уже нельзя было определить, где именно находился на ней недавно лагерь Крестоносцев. Взорванная и раскуроченная техника усеивала все видимое пространство. Огонь доедал горящие покрышки и обломки деревянных автомобильных кузовов. Толстый слой пепла заметал останки человеческих тел. Теперь пепел укутывал долину вместо полностью растаявшего на ней снега. Тлеющие обрывки палаток саванами лежали поверх растерзанных трупов. То, что творилось здесь час назад, обещало войти в историю как самое сокрушительное поражение Защитников Веры со дня образования этого святоевропейского братства.

Торвальд решил, что Сверкающий Хьюки, который сопровождал его на «Атриде», непременно должен увидеть такую картину.

– Посмотри на это, Сверкающий Хьюки! – приподняв священную секиру, будто малого ребенка, обратился к ней Грингсон. – Жалкий бог Крестоносцев отвернулся от них! Он отказал в покровительстве истово верившей в него армии! Гляди внимательнее, Сверкающий Хьюки, и запоминай то, что видишь! Сегодня на пиру в Валгалле ты расскажешь о нашей победе Видару и Вали! Знал ли Мидгард что-нибудь подобное со времен Рагнарека? Нет! Но это лишь начало! Скоро великие боги увидят падение Ватикана, этого нового Миклагарда рабов, который презренные европейцы именуют Божественной Цитаделью! «Божий Гнев» у нас, и он готов повернуться против тех, кому служил верой и правдой долгие годы! Разве это может быть простым совпадением?.. Потерпи еще немного, Сверкающий Хьюки, и я отблагодарю тебя и богов так, как не благодарил еще никогда! Они снова будут дуть в свой Гьяллахорн, а ты изопьешь божественный нектар – кровь самого повелителя рабов, что величает себя Гласом Господним. Потерпи, Сверкающий Хьюки, и твое терпение будет вознаграждено!..

Несмотря на то что в лагере Защитников не осталось ни одной живой души, праздновать победу конунгу было еще рано. Вокруг Базеля шла сейчас грандиозная охота, какую в этих местах еще не видывали. Норманнские дружины колесили по окрестностям и методично уничтожали выживших Защитников Веры, кому удалось скрыться из зоны артобстрела. Таковых оставалось достаточно много, но они были разобщены и дезорганизованы потерей большей части командного состава. Норманны прикладывали все усилия к тому, чтобы не дать врагу объединиться. Остатки грозного воинства Крестоносцев окружались и немилосердно истреблялись. Каждому фьольменну не терпелось лично изловить Апостола Защитников Веры и доставить его к Вороньему Когтю. Воистину, щедрый получился бы дар – выше Апостолов в Святой Европе стоял только Пророк.

Но командующий армией Крестоносцев так и остался непойманным. Впрочем, мало кто из «башмачников» расстроился по этому поводу. И без того трофеев скопилось столько, что Торвальду было впору за голову хвататься. Оружие, боеприпасы, уцелевшая техника и, пожалуй, самое ценное – артиллерийская батарея «Божий Гнев» и несколько бензовозов. Последние были эвакуированы из-под огня неизвестными героями-Крестоносцами и потом отвоеваны не менее героическими «башмачниками», которые помешали окруженному врагу взорвать бесценные цистерны с топливом.

Битва, что началась с залпов «Божьего Гнева» и потом распалась на множество мелких стычек, длилась целые сутки. Норманны также понесли в ней потери, но эти потери не шли ни в какое сравнение с прогнозируемым уроном. Пророк уже не мог сформировать новую, равносильную погибшей армию, приди ему на подмогу хоть сам Всевышний. И если раньше святоевропейцы не верили, что норманны доведут войну до штурма Божественной Цитадели, то после тотального разгрома Защитников Веры под Базелем в этом перестали сомневаться даже отъявленные скептики. Наглый грабительский поход, каким считалось поначалу вторжение «башмачников», превратился теперь в трагедию национального масштаба. Северяне чувствовали себя в Святой Европе полноправными хозяевами, выставив беспомощным самого Гласа Господнего. Много призраков успело побродить по Европе за тысячи лет, и вот теперь на эту многострадальную землю забрел размахивающий кровавой секирой Призрак Видаризма…

Новая Мировая война, как назвали ее российские газетчики, продолжалась. Эпоха Стального Креста, что наступила в Европе двести с лишним лет назад, грозила завершиться уже в этом году. Что придет ей на смену, страшно было и предположить…

Чья-то тень заслонила солнечный свет, и Ярослав, зажмурившийся и греющий лицо в лучах утреннего солнца, встрепенулся. И тут же не на шутку испугался, спохватившись, что Фенрир вряд ли одобрит такое халатное несение службы.

К счастью, Ярослава побеспокоил не форинг. Да и, надо полагать, тому сейчас было вовсе не до княжича, придремавшего на посту у орудия. Горм докладывал конунгу по трофейной радиостанции об итогах операции и требовал выделить для «Сотни» из захваченной под Базелем техники несколько тягачей, поскольку некоторые из тех, что приволокли сюда гаубицы, пострадали во время боя. Бойцы покойного Леонетти не предполагали, что утром им придется уносить ноги от подоспевшего к датчанам подкрепления, и потому не уничтожили оставшиеся тягачи. А без них транспортировать «Божий Гнев» через горы было бы невозможно.

К Ярославу наведался на пост его побратим. Лотар остался не у дел, поскольку охраняемую им гаубицу только что погрузили на тягач и отправили в Базель. Нервозное дергание очнувшегося от дремоты княжича позабавило Торвальдсона. Он что-то произнес и потрогал себя за ухо. Однако Ярослав не разобрал ни слова, поскольку до сих пор пребывал в легкой контузии. Этим недугом страдали все без исключения герои сегодняшней ночи, кому пришлось услышать рев «Божьего Гнева».

– Не понимаю! Говори громче! – попросил Ярослав, с трудом различая даже собственный голос.

Вместо ответа Лотар рассмеялся, а затем поднес руку к левому уху Ярослава и, словно фокусник – монету, вытащил оттуда гильзу. Ту, которую княжич не вынул по забывчивости сразу же после приказа о прекращении артиллерийского огня.

Ярослав чертыхнулся, хлопнул себя по лбу и вытащил гильзу из правого уха. Хорошо, что побратим заметил это раньше Фенрира. Вот вышел бы конфуз, явись княжич на доклад к форингу с гильзами в ушах! Никакие бы оправдания не помогли – гарантированно получил бы по шее перед братьями.