Императоры иллюзий

– Потребует энергии сотни сверхновых, – подтвердил алкарис. – Это убеждает. Но Бог не может жить на одной планете. Если он есть – то он везде.

– Я понимаю.

– К чему тогда планета Грааль?

Дач не ответил.

– Создатель Вселенной мог снизойти до человека, равно как и до алкариса, до булрати, до силикоида… Но не так. Не так, Кей Дач. В чем-то здесь ошибка.

– Я рассказал тебе правду. Все, что знаю о Граале и «Линии Грез». Ты понимаешь, почему Кертис не прошел ее сразу?

– Конечно. Он узнал, как творятся миры и что наш мир – тоже чья-то мечта.

– А ты догадываешься, чья она? Кто, в иной реальности, получил тот же подарок, что и Кертис?

Алкарис протянул крыло, словно собирался похлопать Кея по плечу человеческим жестом, абсолютно неуместным для птицеподобного.

– Я специализировался на вашем мышлении. Я могу попытаться.

– Ну?

– Самая удачливая раса Галактики. Глупее многих, с несовершенным телом, но самая удачливая. Этот мир создан для вас.

– А конкретно? Кто создал наш мир?

– Вы одержимы силой и властью даже больше, чем булрати. Это человек, который получает от жизни все, что хочет.

– Император, – тихо сказал Кей.

Алкарис опустил веки. Дач продолжал:

– Владыка Эндории и Терры, покровитель Горры, опекун Таури, властитель колоний – Грей. Просто Грей – без пышных прозвищ Кертиса. В нашем мире уже никто не сможет стать первым. Только он – Грей. Мы лишь декорации для него – единственного актера. Театр теней… под светом его власти. Кертис не вынес мысли о том, что он лишь марионетка. Решил отомстить…

– Вероятно, ты прав, и Кертис думал так же, – произнес Ищущий Истину.

– Знаешь, у Грея был еще один титул… еще три мира выделялись наравне с Террой, Эндорией, Таури, Горрой. Отец «Трех Сестер». Он выпорол непослушных дочерей.

– И ты одержим местью.

– Нет. Как отомстишь владыке мира… Я ненавижу Грея. Но не хочу такой расплаты, какую задумал Кертис – губящей всю расу.

– Мы не умеем ненавидеть долго, человек. Алкари больше не желает вашей гибели – нам это безразлично.

– Я надеялся на это.

– И что же ты хочешь от меня?

– Вы познали реальность лучше, чем кто-либо. Объясни, если Грей создал наш мир, значит, он живет вечно? Без всякого аТана живет миллионы лет?

– Не обязательно. Тот, кто создал наш мир, мог прийти в него в любой момент. Он появился в мире с готовым прошлым, вот и все.

– Спасибо. Я хочу верить, что это так и есть.

– И как же ты собираешься спасти свою расу, Дач?

– Это лишь мое дело.

– Повторю – Алкари это безразлично. Мы уходим. Я выполняю свою миссию – отдаю долг уважения тем расам, что предавали нас реже других. Ветвь накопила много знаний об этой Вселенной, теперь они не ценнее капли воды в облаках. Во мне говорит любопытство.

Дач на мгновение заколебался:

– У меня есть лишь один выход – убить.

– Кого же?

– Кертиса Ван Кертиса, или Императора Грея, или… Бога. Клекот – довольно похоже имитирующий смех. Дрожь крыльев.

– Кей Дач оказался глупее себя! Ты уже убивал Бога – сотни раз. Тебе это помогло?

– Тогда у меня лишь два кандидата. Но Грей неуязвим, раз этот мир создан его мечтой.

– Не обязательно, Дач. Ни одно разумное существо, даже человек, не стремится к полной неуязвимости. Создатель Вселенной не мог хотеть беспроигрышной игры. Он должен был допустить шанс поражения, пусть и не осознавая этого. Только чем тебе поможет гибель создателя мира?

– Кертис откажется от своих планов, я уверен. Сейчас на него давит превосходство Императора. Ты уверен, что Грей смертен?

– Повторю – тот, кто создал мир, должен был допустить шанс своего поражения. Иначе все для него утратило бы смысл – как исчез смысл для Бога.

– Ищущий Истину, – Дач перешел на церемониальный-прим, язык предельной откровенности, и алкарис в очередной раз поразился диапазону его голоса, – скажи, правдив ли ты до конца?

– Нет, человек. Все-таки мы враги.

– Что ты скрыл от меня?

– Ничего, что ты не мог бы понять сам.

Дач провел рукой по горлу, словно массируя гортань. Сказал на галактическом, сам для себя, но алкарис понял:

– Убить Кертиса или Грея – какой огромный выбор… Самые могущественные существа Вселенной…

– Власть – вот ваш бог, Кей. Она туманит и твой рассудок.

– Я не стремлюсь к власти!

– Стремишься. Но понимаешь ее по-другому. Тебе не нужна мишура титулов и тысячи юных самок. Тебе не нужно право даровать вечную жизнь. Ты – убийца по сути своей. И власть для тебя – свобода дарить смерть.

Дач покачал головой:

– Но и вы стремитесь к власти!

– Нет. Только к свободе. Потому и уходим.

– Удачи вам в пути, – сказал Кей.

– Благодарю тебя, странный человек, ненавидящий жизнь. Пожелание удачи от врага – это проклятие. Но ты враг самому себе.

Алкарис на мгновение полуприкрыл глаза. Он устал, не мог не устать. Его тело было куда менее выносливо, чем человеческое. Это всегда подводило птицеподобную расу.

– Я тоже хотел убить… убить тебя, Дач. За то, что ты посмел перехватить корабль Ветви, за то, что принудил к разговору. В этом контейнере, – короткий сухой стук лапы по металлу, – смерть. Та, что придумана людьми. Биотерминатор.

Кей вздрогнул, подавляя желание отпрянуть.

– Я передумал, знай это. Ты не принесешь удачи ни своей расе, ни своим друзьям. Продолжай жить… – Алкарис склонил голову и сообщил: – Твой корабль начал спуск к планете. Время истекает?

– Да, Ищущий Истину. – Вероятно, в перьях алкариса скрывался передатчик.

В небе родился гул – два корабля скользили сквозь атмосферу. Если в скалах израненной планеты еще была жизнь, она вжалась в отравленные радиацией камни, забилась в панике – перед неотвратимой надвигающейся смертью.

Истребитель алкарисов скользнул к земле. Перевернулся в воздухе – серебристая монетка, брошенная невидимой рукой. Замер «на ребре», повиснув над стеклянной равниной.

– О чем же ты умолчал… – прошептал Дач.

– Думай. Прощай навсегда, Корь.

Алкарис соскочил с контейнера, взялся за узкую ручку и, сгибаясь от тяжести, пошел к истребителю. Свободное крыло вздрагивало, било воздух, пытаясь удержать равновесие.

Кей отвернулся, подхватил свою сумку и стал смотреть, как в сотне метров от них Томми сажает корабль.

Они взлетели чуть позже, но и алкарисы не торопились. Медленный, плавный подъем, словно им хотелось полюбоваться местом своей самой страшной битвы и самого сокрушительного поражения.

Дач поднялся в рубку, почти бегом, Томми вел корабль аккуратно, как курсант-отличник на зачете по пилотажу. Ввалился в рубку, поймал быстрый взгляд юноши.

А парень-то волновался.

– Продолжай взлет. – Кей скользнул в свое кресло, выдвинул турель боевого пульта. Резерв мощности был. Истребитель лежал в сетке прицела – смешная цель для коллапсарного оружия. Нельзя применять его вблизи планет, но кому нужна эта планета?

– Что ты хочешь сделать? – быстро спросил Томми.

– Не знаю.

Дач держал ладонь на пластине управления огнем. Та уже потеплела, сменила цвет с красного на желтый, опознав капитана корабля. Легкое нажатие, и автоматика проделает остальное. Генераторы искривят пространство, и где-то внутри истребителя гравитация превысит предел допустимого. Пространство схлопнется, всосав в себя кораблик Алкари. Секунды… с полминуты, пока метрика мира выправится и искусственный коллапсар рассосется. Он даже не успеет достигнуть планеты и втянуть достаточно материи, чтобы стать полноценной черной дырой. Единственной жертвой будут четверо чужих.

– От них сообщение, – сказал Томми.

– Читай.

– Ты странен, Дач.

Кей смотрел на истребитель, который все медлил.

– Они запускают гиперпривод. Задержать их? – спросил Томми.

– Не надо.

Всполох – истребитель ушел в прыжок.

– Ну вас к дьяволу… или Богу, – прошептал Кей, убирая ладонь с пульта. – Проваливайте.

8

Кей никогда не давал своим кораблям имен. Его первая яхта, переоборудованная из бомбардировщика времен Смутной Войны, просто не заслуживала ничего большего, чем серийный номер. Полеты на ней, вероятно, были куда опаснее обычной работы Дача, но ему везло. Гиперкатер, который он позже смог себе позволить, имел достаточно мощный компьютер, чтобы в нем возникло то, что Кей предпочитал называть псевдоинтеллектом. Имя себе он должен был дать самостоятельно, однако гибель на орбите Грааля помешала псевдоинтеллекту понять, кто он такой.

Новый корабль оставался безымянным и лишенным какого бы то ни было подобия разума – Дач слишком хорошо понял, что металл порою слабее плоти, но боль потери от этого не уменьшается.

Из всех видов тяжелого космического оружия коллапсарный генератор был наиболее беспощадным и безотказным. Он действовал на небольшом расстоянии, но ему не служили помехой защитные поля и размеры вражеского корабля. Категорически запрещенный для частных лиц, генератор был причиной того, что Кей сумел купить корабль за те жалкие деньги, которые остались у него после Грааля. Такие корабли строились для одной-единственной акции, после чего беспощадно уничтожались. Но на этот раз кто-то решил подзаработать и перепродать паленый корабль.

Лишь три планеты человеческой Империи рисковали смотреть сквозь пальцы на законы. Лишь три планеты разрешали посадку подобным кораблям – Джиенах, Рух и Тааран, миры анархии. Грей не обращал на них внимания – пока. Позже, когда эти планеты обретут хоть какое-то значение, флот сметет их оборону, профильтрует жителей и установит более приемлемое правительство. Миры анархии исчезнут – и возродятся на новых рубежах Империи. В каждом порядочном доме должно быть мусорное ведро, чтобы отбросы не валялись где попало.

Нормальные люди редко забираются в мусорные ведра.

Кей вывел корабль из прыжка в получасе полета от Джиенаха.

– Я отвечу? – кивая на помигивающий огнями вызова пульт, спросил Томми.

– Валяй.

– Шестьдесят семь – тринадцать, – наклоняясь над пультом, произнес Томми. – Владелец – Кей Альтос.

– Орбитальный страж Христы Крим. Ваш допуск? – Неведомый оператор небезуспешно копировал тон дешевого автомата.

На Джиенахе не было правительства, не было и единых планетарных войск. Шесть орбитальных баз принадлежали различным хозяинам. Каждая из них имела свои пароли, за которые приходилось платить ежемесячно. Кое-кто, стараясь сэкономить, покупал допуск лишь на двух-трех станциях и проскакивал на планету в их зоне контроля.

Кей, однако, никогда не любил русскую рулетку.

Томми нажал кнопку, над которой была наклеена полоска бумаги с надписью «Допуск – Крим». Кодированный пакет пароля ушел в пространство.

– Допуск принят. – Голос оператора приобрел какие-то оттенки эмоций. – Эй, Дач, послезавтра смена пароля. Мне подкопить для тебя плазмы?

– Подогрей на ней свою бутылочку с молоком. – Томми подмигнул Кею. Тот кивнул.

Короткий смех, и связь прервалась. Христа Крим всегда подбирала для своей станции операторов с пещерным чувством юмора.

– Шестьдесят семь – тринадцать. – Еще одна база приняла эстафету. – Патруль Звездной Стражи. Ждем пароль.

Нажатие кнопки. Пауза.

– Принято. Пацан, Кей далеко?

Томми и Дач переглянулись.

– Далеко.

– Ладно, привет ему от Синтии. Она бы сама передала, но у нее рот занят.

Томми, похоже, эту шутку услышал впервые. Он на секунду замялся. Дач подключился к каналу:

– Это ты, Поль?

– Ага, – с явным удивлением в голосе.

– Только заступил на свой месяц?

– Да… Дьявол, ты здорово помнишь голоса!

– И адреса тоже. Я загляну к твоей жене, передам привет. Конец связи.

– Издевался? – полюбопытствовал Томми.

– Не знаю. Лица я очень плохо запоминаю.

Прежде чем корабль опустился на посадочное поле, их успели проверить еще две базы.

– Почему всегда дежурят такие придурки? – выбираясь из кресла, спросил Томми.

Дач, ставя корабль на консервацию, помедлил с ответом:

– Вахты длятся месяц или два. Хозяева экономят на мелочах, вроде челноков.

– И что?

– Месяц за пультами, а жилые отсеки не больше, чем в нашей лоханке. Читать они не любят, TV надоедает в первую неделю, игры запрещены. Кроме как постебаться с пилотами или поджарить неудачника – никаких развлечений.

– А почему запрещены игры? – с явной обидой спросил Томми.

– Потому что в них всегда можно победить.

– Ну и что?

– Как-нибудь объясню. Пойдем.

На первый взгляд Джиенах не отличался от любой малоразвитой колонии. Улицы, растущие вширь, а не ввысь, дома из бетона и камня, дороги, залитые мягким от солнца асфальтом.

Вот только над домами слишком часто мерцали климатизирующие поля, укрывающие решетки личных гиперантенн. По узким дорогам проносились «сабборо» и «тувайсы» последних моделей. В витринах вместо дешевой штампованной одежды и пластиковых кастрюль для микроволновок, плавящихся на первой же неделе, сверкали полихромные туалеты от Диора и кухонные автоматы «вечной» гарантии.

Деньги, деньги, неуловимый запах миллиардов плыл над убогим пейзажем. Никто не строил здесь роскошных особняков – планета жила лишь нынешним днем. Обогатиться, развлечься… и уйти, прежде чем Имперский флот получит приказ навести порядок. О да, планета платила налоги казне и исправно поддерживала Грея, чтобы оттянуть этот срок.

Но мусор уже заполнял ведро – вскоре его решат вынести. Формально в Империи не существовало рабства, а здесь было слишком много людей с пожизненными контрактами. В местной полиции удивительным образом выживали лишь уроженцы, а не присылаемые Службой профессионалы. Ну а реклама «курортов» Джиенаха красовалась на стенах всех турагентств Империи. «Традиционная школа детского массажа», «Танцоры-булрати в ритуалах прихода весны», «Секции медитации и самопознания».

Джиенах предлагал любой секс, любые наркотики и любую нейронную стимуляцию. То, от чего отказывалась Семья, было для этой планеты нормой. Даже порнофильмы и эротические журналы здесь снимали вживую, а не предлагали покупателям разрешенные министерством культуры компьютерные инсценировки. Многих это привлекало, хотя машины производили для людей куда более красиво поставленные и «снятые» зрелища. Организованные туристы были на Джиенахе в полной безопасности. Их патронаж осуществляли самые влиятельные кланы. Для одиночек проблем было больше.

Дач не стал брать такси – день только клонился к вечеру, жара спадала, а до темноты было еще далеко. От космопорта до города они добрались в вагончике монорельса, а от станции пошли пешком по узкой ленте тротуара. Не слишком хорошо одетая, но явно небезопасная пара – на поясе Кея открыто висел «Шершень», а на груди поблескивал жетон телохранителя личной категории. Томми внушал прохожим опасения скорее спокойным взглядом, чем столь же откровенно демонстрируемым «Шмелем».

Компания гопников, идущая навстречу, слегка притихла и ускорила шаг. Девушка с повязкой пожизненного контракта на руке опустила глаза. Клан ее хозяина был не настолько силен, чтобы защищать всех своих рабов, тем более уже не слишком молодых и красивых.

– Плесень, – тихо сказал Дач, проходя мимо очередной рекламы. Голографическое панно приглашало в клуб «всевозрастного садомазохизма». Подобные были по всей Империи, но туда мазохисты приходили по своей воле. Здесь ими почему-то оказывались пожизненные контрактники, нередко – несовершеннолетние.

– Ага, – почти равнодушно согласился Томми. Его шестнадцать лет и без того были недолгим сроком, но он помнил лишь пять последних лет. Четыре из них прошли с Кеем на Джиенахе.

Дач глянул на юношу, но не сказал ни слова. Он знал, на что идет, беря с собой мальчишку на анархическую планету. Либо его психика закалится, станет непробиваемой для любой дряни, либо Томми превратится в циничного подлеца.

До сих пор Кей не мог понять, что же произошло и не возник ли третий вариант – холодное безразличие.

– Я забегу, возьму пива. – Томми кивнул на открытые двери магазинчика. Кей бросил взгляд на вывеску – магазин охранялся кланом Крим. Вполне надежное заведение. В такое он рискнул бы отпустить Томми даже в самом начале, когда ему было двенадцать.

– Мне пару темного, – останавливаясь, сказал Кей. Ему не хотелось рафинированной прохлады, после которой духота навалится с новой силой.

Томми побежал к двери – стройный темноволосый юноша, с еще мягким по-детски лицом, в синих джинсах и футболке с надписью «Большая игра – Смерть!», помогающей казаться своим среди джиенахской молодежи. Во взгляде, которым проводил его Кей, не было любви – только привычная заботливость.

В конце концов, надо ведь отвечать за тех, кого приручил, хотя видит Бог – тот самый Бог – своего маленького убийцу он приручать не собирался.

Дач стоял на тротуаре, глядя в темнеющее небо. Будет дождь – короткий, но все равно приятно. Краем сознания он фиксировал каждого прохожего, оказавшегося слишком близко, неподвижные отблески окон и вращение детектора оружия на перекрестке.

Профессионал его профиля и класса не расслабляется никогда.

9

Сон был кошмаром, но Кей забыл о нем, когда скрипнула дверь и пришлось проснуться. Прежде чем вошедший Томми включил свет, прицельный луч уже коснулся его груди нежным оранжевым пятнышком.

Секунду они смотрели друг на друга – Дач с кровати, Томми с порога. Потом Кей спрятал бластер под подушку. Не «Шершень», на котором не уснул бы и толстокожий булрати, а обычный «Шмель» – излюбленную модель профессионалов.

– Решил стать лунатиком или увидел во сне псилонца? – закипая, спросил Дач. – Я два раза по одному человеку не промахиваюсь…

– Ты кричал.

– Что?

– Кричал. Это тебе что-то приснилось. – Томми пожал плечами, выходя.

– Подожди. – Кей сел. Адреналин еще буйствовал в крови, но теперь он вспоминал. – Что именно я кричал?

Томми заколебался. Потом, словно передразнивая голос Кея, прознес:

– Не смотри на меня… Не смотри!

Кей вспомнил.

– Я пойду.

Дач посмотрел на часы. Четыре по стандартному циклу. На Джиенахе короткие дни и ночи, за плотными шторами уже вовсю рассвело.

– Сядь, Томми.

Юноша присел на кровать. Спальня была маленькой – как все в этой дешевой квартире. Дач рылся в тумбочке. Достал бутылку бренди и отхлебнул. Спросил:

– Будешь?

– Я же еще маленький, – с очаровательной улыбкой ответил Томми.

– Не паясничай.

– Нет. Не хочу.

Кей поставил бутылку на пол, но пробку закрывать не стал.

– Ты еще собираешься спать?

– А что?

– Я хочу тебе кое-что рассказать. После этого ты не уснешь.

– Говори. – Томми зевнул. – После твоего вопля я бодр и крепок.

Дач сделал еще глоток. Он казался скорее возбужденным, чем подавленным.

– На самом деле я этого не кричал.

– Неужели?

– Тогда не кричал. На Хааране.

– Где тебя прозвали «Корь»?

– Вот именно. Понял почему?

– Я глянул в медицинском справочнике. – В голосе Томми появилось любопытство. – Ничего особенного, но тридцать шесть лет назад была пандемия. Погибали в основном дети.

Их глаза встретились, и Дач кивнул.

– Молодец. У нас тогда была неделя… от силы две. И негласный приказ – не оставлять живых. Колония должна была погибнуть вся, чтобы ни один мир Империи больше не посмел переметнуться к чужим. Вся, понимаешь? Неделя сроку, и никакого тяжелого вооружения.

Он потянулся к бутылке, но остановил руку.

– Десяток бомбардировщиков справился бы за день. А так… двадцать тысяч добровольцев на планету с полумиллионным населением. Правда, у нас были тяжелые танки, они и проутюжили всю их армию. Такую же скороспелую, как наша. Все взрослые мужчины Хаарана… с дрянным оружием в руках. Осталось четыреста тысяч. Женщины и дети.

Томми передернул голыми плечами.

– Эта сука… прославленный подручный самого Лемака… полковник Штаф… – Голос Дача неожиданно дрогнул. – Он согнал гражданских в концлагеря… импровизированные. Стадион, полный женщин и ребятишек, пустырь, обнесенный колючкой под током и полный детей… Они шли, как овцы. Ожидали сортировки и ссылки. Он собрал их вместе, Томми! Понимаешь? Было бы легче по домам… поодиночке. Но часть бы ушла, сообразила. Заселен был лишь один материк, голая степь, не спрячешься, но часть бы ушла.

– Выпей, – тихо сказал юноша.

– Мы тянули три дня. Ждали военных кораблей… террор-группы с их газами и вирусами, просто бомбардировщики. Потом Штаф собрал офицеров… у меня было временное лейтенантское звание. И сказал, что придется работать самим.

– Выпей, Дач.

Кей глотнул.

– Многие отказались. Очень многие. Наотрез. Их посадили в транспорты и отправили обратно. Все долетели. Потом им дали ордена, этот сраный «Клинок огня» второй степени. Все честно. Осталась половина, даже меньше. Те, кто понимал – надо. Девять тысяч. Мы прикинули – по сорок четыре на каждого. И по четыре десятых. – Он засмеялся нелепым, чуть пьяным смехом. – Подростков твоего возраста были готовы убивать все. Женщин, как ни странно, тоже. Труднее оказалось с детьми. Я первый сказал, что смогу. И добавил, что корь в прошлом году убила в десять раз больше детей, чем мы, при всем желании, сумеем. Вот и заслужил… прозвище. Имен в газетах не было, цензура бдила. Но слова лейтенанта, «который стал корью», гуляли по страницам долго. Как алкарис узнал имя, почему запомнил – не знаю.

– Это было нужно, Кей? Убивать всех?

– Со стратегической точки зрения – уже нет. Инфраструктуру планеты мы развалили, трудоспособных мужчин перемололи броней. Эти ошалевшие женщины и ревущие детишки алкарисам подмогой бы не стали. А вот с политической… не знаю. Ты хочешь слушать дальше?

Томми едва уловимо заколебался:

– Да… пожалуй.

– В моей группе было девять солдат. Нам досталась гимназия, где держали полтысячи учеников. От шести до шестнадцати. Они трое суток провели в спортзале, спали вповалку, ели какую-то дрянь, постоянная очередь в единственный туалет, от которого несло на весь зал. В первый день, как сказали охранники, они еще пели песни, школьные гимны… потом перестали. Мы зашли, и я сказал, что всех отпускают по домам. Чтобы выходили поодиночке, расписывались в журнале и запомнили гнев Императора на всю жизнь. Они сразу ожили и загалдели. Я стоял во дворе с лазерником «Старый Боб», с тех пор ненавижу эту модель. Вечер, полутьма. Дети выходили, я стрелял со спины. Ни шума, ни крови… лишь волосы на затылке дымились. Двое наших оттаскивали трупы за угол, на пустырь. Через полминуты – следующий. Так – трое… Потом я попросил смену, и ребята, эти вчерашние фермеры, которые верили в Долг, но шли как на собственную казнь, вдруг легко согласились. Минут пять я блевал в учительской, потом умылся и пошел таскать тела. Знаешь, что я увидел? Эти два недоумка, которые первого пацана несли как спящего сына, сейчас выкладывали на бетоне телами слово «ГРЕЙ». Я надавал им по морде, решил, что с перепугу нажрались наркотика. Вроде бы помогло. Потом пошел в зал, где было еще шесть рядовых.

Мне стало совсем не по себе. Нет, они не били детей, не запугивали, не насиловали девчонок постарше. Просто над ними, мучениками-добровольцами, вдруг стал витать веселый энтузиазм. «Мальчик, пропусти девочку вперед! Будь вежлив!», «Малыш, ты сам домой доберешься? Правда? Ну, иди…» Все были как обколотые, все. Рыжий толстяк, который рыдал по дороге и говорил, что у него самого двое детей и зря он согласился, студентик, что с утра не вылезал из сортира – нервный понос его прохватил. Все – пьяные. От крови, смерти, власти. А то, что власть над детьми, их сводило с ума еще больше. Тогда я понял – чем беззащитнее жертва, тем слаще это чувство. На их примере понял. Я-то начал убивать, еще когда сам был ходячей соплей…

– Кей, не надо. – Томми вдруг коснулся его плеча. – Перестань, не рассказывай. Тебе плохо от этого.

Дач смотрел на его руку долго и с удивлением. Потом покачал головой:

– Я закончу. Я снова пошел на выход, взял винтовку, стал ждать. Вышел мальчик лет восьми – и обернулся. Словно почувствовал что-то. Посмотрел на меня и сказал: «Не надо!»

– Так ты ему крикнул «Не смотри»?

– Хотел крикнуть… Парень, студентик, который вел мальчика по коридору, схватил его за плечи и закричал: «Стреляй щенка!»

– И ты…

– Выстрелил, – сухо сказал Кей.

– Все-таки ты дерьмо.

– Что-то подобное мне сказали в штабе. Правда, по другому поводу – когда я доложил, что после выполнения задания вся группа погибла в засаде. На проверки не было времени. Мне не поверили, но ничего выяснять не стали.

– И что, засада была?

– Из одного человека. А теперь иди и дай мне спокойно разобраться с бутылкой.

Пожав плечами, Томми вышел.

10

– Честно говоря, мне все равно, кого придется убить, – сказал Кей. Томми, не прекращая намазывать джемом тост, искоса посмотрел на него: