– Неужели ты не видишь, как он смотрит на тебя, Риа?! Ты бы хоть раз оглянулась, когда уходишь. Это уже не любовь, Риа, это страсть. Норт с ума по тебе сходит. Он невменяемый, серьезно. И эти твои хождения к нему по ночам…

– Рик! Занимаюсь я у него! Занимаюсь, понимаешь? Мне головы от книг поднять некогда! – чуть не закричала я.

– Понимаю. – Парень отпустил мое лицо и словно сгорбился. – Понимаю. Только, Риа, прекращай все это.

– А Гобби?! – прямо спросила я.

Убойный аргумент подействовал. Рик отступил, и мы зашагали по дороге мимо ангаров с нечистью. Из ангаров слышалось рычание, вой, скрежет – ректор часть нежити из лесу попросту загнал на территорию Некроса и запер, потому что учебный материал некромантам нужен как ни крути, а по лесам дознаватели бегают.

– Сегодня до скольки свободна? – Рик забрал у меня куртку.

– До одиннадцати, – грустно ответила, думая о Норте.

Сначала мы зашли в оружейную, сдали взятые под расписку мечи. Коренастый пожилой мэтр Олар опасливо принял оружие, протянутое Культяпкой, недовольно глянул на нас, но возмущаться не стал – некромантам в Некросе не запрещено пользоваться помощью умертвий, так что все в пределах допустимого. Расписавшись в ведомости, отпустили орка и уже вдвоем отправились в учебный корпус.

Но не дошли шагов сорок, как из-за поворота показался Эдвин, и решительно двинулся к нам. Рик остановился, едва увидел носатого, а я лично ни тормозить, ни разговаривать с ним не собиралась, и потому, едва некромант остановился передо мной, плавно обошла, планируя вернуться в аудиторию и почитать перед следующей лекцией.

Не вышло. Эдвин ухватил за запястье, рванул на себя, чуть ли не заставив уткнуться ему в грудь носом, и прошипел:

– Тебе что, жить надоело?

Едва не зашипев от боли, попыталась вырвать запястье из некромантского захвата, но носатый даже не пошевелился.

– Харн, отпусти ее. – Рика такое отношение ко мне тоже злило.

– Заткнись, выродок! – рыкнул на него Эдвин, но захват ослабил и, склонившись надо мной, прошипел: – Я запретил высовывать нос из Некроса. Запретил категорично и четко. И с Кероном вопрос согласовал сам, лично, утром. За какой Тьмой ты…

У меня две няньки. Некро-няньки. Согласовывать свои перемещения я, по их мнению, должна с обоими. Утром к Керону подошел сначала Норт, переговорил, вся группа понимающе покивала, насмешливо глядя на меня, но после пришел Эдвин. Взял профессора за локоток, отвел в сторонку, переговорил. После чего Керон и заявил, что я остаюсь в аудитории поливать цветочки и вышивать крестиком, а вся группа идет заниматься фехтованием. Так стоит ли удивляться, что я тоже пошла со всеми?!

Но говорить об этом Эдвину смысла не было – он пока не успокоится, что-либо адекватно воспринимать не способен. Так что я молча подождала, пока парень не разжал пальцы, после чего, растирая запястье, осуждающе посмотрела на некроманта.

– Прости, сорвался, – без какого-либо раскаяния произнес носатый.

– Я заметила. Извини, лекция скоро начнется.

И уже беспрепятственно обойдя Эдвина, направилась в учебный корпус. Рик догнал и зашагал рядом.

А вот в аудитории меня ждал сюрприз – огромный, совершенно несуразный букет красных роз, перевитый белой лентой. И к букету имелось послание, с которого уже давно сорвали печать и прочитали двенадцать раз. Откуда я знаю? Число прочитываний фиксировалось самой печатью, и отправлялось собственно отправителю, как отчет о том, сколько раз адресат прочел любовное послание. А теперь самое неприятное – и Норт, и Эдвин более чем лояльно относились к моему новообретенному поклоннику, сами читали послания, и по многу раз, наслаждаясь тем, как увеличиваются цифры. И почему-то к этой игре с радостью присоединились и мои одногруппники, включая Рика.

– О, очередное письмецо. – Некромант прошел через всю аудиторию, схватил свиток. – Почитаем.

Прочел, закрыл. Открыл снова:

– Еще почитаем.

И меня лично уже не удивляло, что некромант, который якобы спас меня от чудовища в комнате Норта, искренне верит в мои к нему пламенные чувства. А что еще думать парню, если он четко знает, что каждое его послание перечитывается раз по сто.

– И еще разок, – возвестил Рик. – Кстати, а ты прочитать не хочешь?

– Нет, – устало сказала я, садясь на свое место, – мне вечером Норт обязательно вслух прочитает… раза два-три-четыре.

– Да? – удивился Рик. – И даже такое: «Время придет, и Дастел падет, путь открывая истинным чувствам. Жди меня, жди, вместе нам быть, на зависть поэтам и стихоискусствам»?

– И такое читает. – Я тяжело вздохнула. – А потом они с Даном изгаляются над грамотностью и пополняют свой «Словарь влюбленного идиота».

– Весело. – Рик свернул свиток. – А ты с парнем говорить не пробовала?

– Пробовала, – тихо простонала я. – Он же у Норта почетный часовой теперь, постоянно под дверью стоит.

– И… не внял? – переспросил некромант.

– Нет, – хмуро глянула на розы, – он искренне убежден, что я это ему говорю исключительно заботы ради, чтобы Норт не прибил.

– Или глава Дома Мечей, – задумчиво добавил Рик.

– Да, или Эдвин, – угрюмо согласилась я.

И несмотря на то что Эдвин на меня никаких прав типа фиктивной помолвки не имел, говорить ему что-либо я не собиралась, потому что некромант был тем единственным, кто каждый вечер неизменно появлялся у Норта и не уходил до тех пор, пока не уходила я.

– Я за учебник, – сообщила Рику, открывая «Темные ритуалы».

Сложный предмет, на грани запрещенного законом и крайне опасный. Вести его должен был ректор, но в связи с обстановкой его заменял профессор Альдей, который не столько рассказывал, сколько гонял по параграфам и заставлял пересказывать прочитанное. На сегодня было задано сразу два параграфа, и вот как раз второй, по восстаниям ДемЭгра, немного не дочитала, времени не хватило. Так что устроившись поудобнее и закинув ноги на стол, наполовину занятый букетом, я принялась читать. Рик устроился рядом, тоже взявшись за учебник.

Спустя некоторое время начала возвращаться наша побитая событиями и обстоятельствами группа, и адепты, занимая свои места, молчаливо принимались читать заданное. Да, времени тут не хватало всем. Когда прозвенел звонок, никто даже не пошевелился – профессор Альдей всегда минут на пятнадцать опаздывал, так что все продолжили читать – кто сидя на столе, кто устроившись на подоконниках, кто оккупировав преподавательскую кафедру, а кто и следуя моему пагубному примеру закидывал ноги на стол и в полулежачем положении покачивался на стуле.

А все дело в том, что никто, вот совершенно никто не ожидал, что едва стихнет звонок, дверь распахнется и в аудиторию стремительной легкой походкой войдет сам лорд Гаэр-аш!

Его просто никто не ждал! И примерно с секунду все потрясенно смотрели на ректора. Лорд остановился, обвел взглядом распоясавшуюся аудиторию и произнес:

– Трупов, адепты.

Ответом ему стал грохот! Я свалилась одной из первых, Рик каким-то образом удержался, но, по сути, почти половина всей группы рухнула на пол. Поднимались быстро, молча, не глядя на ректора и вообще ни на кого не глядя. Но когда я, пунцовая, как и все свалившиеся, торопливо встала возле парты, то нечаянно задела розы, и те с шорохом и хрустом повалились на пол.

Сделав вид, что букет не мой и вообще я эти розы впервые вижу, невозмутимо села на свое место, разгладила складки на платье, сложила руки на столе и только после этого подняла голову, чтобы продемонстрировать преподавателю полагающееся внимание.

Напрасно. Вот лучше бы мне этого холодно-презрительно-порицающего взгляда не видеть вовсе. Потому что ректор смотрел именно так – с холодным презрением. Несколько секунд потрясенно пыталась понять, за что мне такая немилость, но затем в аудитории послышались смешки, причем указывали некроманты куда-то вниз. Поднявшись, перегнулась через парту и тоже посмотрела – поверх роз упало письмо от моего настырного поклонника, причем упало так, что открылось, и теперь всем было отчетливо видно его содержимое:

«Комната 478. Жду тебя сегодня, моя страстная богиня, на рассвете, как только выйдешь от Дастела».

И в углу всего этого безобразия сверкающая надпись: «Прочитано двадцать четыре раза».

У меня внутри все похолодело. Совершенно красная, я вышла из-за стола, рваным движением подняла письмо и вернулась на свое место. Хотелось плакать. Стыдно было так, что глаз не поднять, а все в группе попросту ухохатывались. И перед ними мне стыдно не было – до собственной комнаты утративший связь с реальностью адепт приглашал меня в склеп, на могилу Огра, под валун, под лестницу, и даже под двери кабинета ректора, дабы было веселее. Но проблема в том, что сам лорд Гаэр-аш всей предыстории не знал и…

– Извините, – едва слышно произнесла я.

Мне не ответили. Ректор развернулся, направился к преподавательской кафедре и хмуро приказал:

– Приготовиться к лекции.

Смешки мгновенно стихли. Зашуршали тетради, заскрипели перья, все приготовились слушать и записывать.

– Ритуал вселения духа «Акшаратас», – четко продиктовал лорд Гаэр-аш.

Я записала, как и все, вот только сомневаюсь, что у всех как у меня строчки расплывались перед глазами, а рядом с записью шлепнулась капелька воды, грозя превратится в кляксу. Торопливо вытерла, постаралась не думать о случившемся и сосредоточиться на лекции.

Получалось плохо. Совсем плохо.

Ровно до слов ректора:

– Медная пыль один из самых устойчивых проводников и потому нередко используется в ритуалах насильственного вселения.

Холодная изморозь ледяными узорами пробежалась по спине, и только тогда я поняла, что больше не пишу, а пальцы сжимают перо с фатальной для писчего предмета силой.

Медная пыль!

Мне это словосочетание запомнилось сладковатым привкусом во рту, а впоследствии головной болью, невероятной слабостью и всем набором симптомов, характерных для простуды, разве что живот болел очень сильно, особенно если надавить. Именно так, случайно надавив на живот, когда укладывал меня на постель, дядя Тадор и понял страшное – я нарушила запрет и игралась со сверкающим порошком из трех закрытых банок, к которым мне было категорически запрещено приближаться. Так что лечил он меня вовсе не от простуды, а от отравления медью, игнорируя и тогда и в дальнейшем вопросы на тему, для чего ему нужен такой красивый, но очень опасный порошок. Я просто никак не могла понять подобной несправедливости – почему мне трогать медную пыль было нельзя, а все новые слуги дяди непременно были ею испачканы.

– Риа, – прошептал Рик, толкая меня локтем в бок, – отомри.

Я кивнула, поняла, что со своим внеплановым погружением в воспоминания перестала писать под диктовку, глянула в тетрадь некроманта, отступила, оставив пустое место, чтобы потом переписать, и продолжила. И напрасно, потому что лорд Гаэр-аш скомандовал:

– Теперь отложили перья и слушаем внимательно.

Уверена, в этот миг все адепты жадно внимали каждому слову, и только я головы не подняла, но слушала крайне, крайне внимательно.

– «Акшаратас» – один из базовых ритуалов отступников, ритуалов, которые те используют… никогда не догадаетесь – в быту.

По группе прошелся удивленный ропот, прекратившийся, едва ректор продолжил.

– Как вам известно, маги-отступники способны жить от трехсот до четырехсот пятидесяти лет. Возможно и больше, но так как случаев более длительной продолжительности жизни зафиксировано не было, не стану и я делать голословные заявления. Так вот – долгая жизнь имеет свои плюсы и минусы. Из плюсов – способность к постоянному обучению и совершенствованию, из минусов – неизбежная потеря близких и окружающих. Казалось бы, мелочь, но мелочи это то, что формирует нашу реальность, смысл нашего существования, комфорт нашего проживания. То есть, как вы понимаете, мириться с такой «мелочью», как потеря окружения, маги-отступники не пожелали. «Акшаратас» – один из способов сохранить привычный комфорт, который обеспечивает прислуга.

Теперь никто ничего не говорил, все потрясенно слушали. Особенно я.

– Сомневаюсь, что вы в своей жизни сталкивались с таким неприятным занятием, как обучение прислуги, но должен заметить – дело это не простое. Более того, порой проще сделать самому, чем объяснить постороннему человеку, как нужно наводить порядок в магической лаборатории. Неудивительно, что раздражительные и нетерпимые отступники крайне трепетно относились к тем, кому удавалось соответствовать их высоким требованиям. Такую прислугу берегли по мере сил и возможностей, но все люди смертны. Можете представить, какую досаду вызывала у отступников смерть квалифицированных слуг. «Акшаратас» позволил решить эту проблему самым кардинальным образом. – Ректор сделал небольшую паузу, и продолжил: – Когда слуга или служанка по старости лишаются возможности качественно выполнять свою работу, маг-отступник подбирает удовлетворяющее его запросам тело мужчины или женщины в зависимости от пола прислуги и помещает жертву в темное место, лишенное доступа дневного света. Подвал, подземелье, пещера – не имеет значения. Здесь человек находится сорок дней и содержится в условиях голодания, а главное, полнейшего отсутствия воды. Воду в чистом виде жертва не получает, лишь вино с кровью раз в два дня. Цель подобного содержания – ослабить, но не убить и ни в коем случае не нанести вред. В ночь после сорокового дня проводится ритуал – маг, расположив оба обнаженных тела на одной плоскости в соприкосновении друг с другом, использует медную пыль как проводник, для чего натирает ладони, виски, грудь жертв, а затем приступает к переселению душ. Процесс болезненный. Чаще всего старый слуга гибнет сам во время ритуала, в редких случаях магу приходится использовать удушение, а затем происходит естественное – под воздействием магии более сильный дух слуги захватывает молодое тело, вытесняя ослабевший без доступа света дух жертвы.

Он вновь остановился. Пауза была достаточно долгой, после чего лорд Гаэр-аш продолжил:

– С первыми лучами солнца ритуал завершался, и маг-отступник получал старого обученного слугу в новой, более молодой и прочной оболочке. Естественно, слугу максимально быстро приводили в норму – питание, режим сна, подпитка магией.

Откуда-то от передних парт донеслось:

– И как долго проживало новое… тело?

Ректор не стал отчитывать за неуместный вопрос, как иные преподаватели, он дал четкий ответ:

– Двадцать – двадцать пять лет. Не больше. Несмотря на все попытки отступников увеличить срок эксплуатации нового тела, есть, видимо, в человеке что-то такое, что начинает умирать, едва истинная душа изгоняется. Именно поэтому «Акшаратас» применялся исключительно для решения бытовых вопросов, но никогда для переселения душ тех, кто действительно был крайне дорог отступникам.

В аудитории вновь наступила тишина, все пытались осознать услышанное. Да, некроманты из моей группы и раньше говорили, что лекции ректора потрясающие, но почему так – я поняла лишь сейчас. Гаэр-аш умел вызвать интерес к преподаваемому им предмету.

– Да, поганенькая у этих слуг была «вечная жизнь», – произнес кто-то от окна.

Смех ректора стал неожиданностью. Мы все удивленно посмотрели на него, даже я решилась оторвать взгляд от конспекта. Глава Некроса прекратил смех, присел на край стола и рассказал невероятное:

– Вот действительно поганенький случай был под Тарраком. Дом Мечей суров к врагам, и обычно те, кто бросают вызов роду Харн, не осознают, что эти… – усмешка, явно при воспоминании о гоблинском переводе, – суровые воины не умеют отступать.

Вот после слов про суровость к врагам вся группа разулыбалась, читали-то все, но стоило ректору продолжить, улыбки исчезли.

– Так вот, воины Дома Мечей осадили логово отступника. Действовали профессионально и быстро – почти вся охрана мага была перебита в течение часа, затем воины ворвались в замок. Тарн, – ректор взглянул на Рика, – насколько мне известно, ваш отец участвовал в захвате, не так ли?

Мой сосед величественно кивнул. Гаэр-аш продолжил:

– Так вот, прислуга мага так же была перебита, но раненого мужчину отступник успел увести и скрыть. Ненадолго. Дом Мечей не тот противник, которого легко сбить со следа, – скоро юная прелестная девушка с лексиконом пьяного матроса была схвачена на ближайшем рынке. Думаю, вы уже догадались, кем она была.

Справа от нашей парты раздался осторожный вопрос:

– Тот самый раненый слуга?

– Именно так, – усмехнувшись, подтвердил ректор. – И суть в том, что новые тела отступников обычно зачарованы от боли и магических повреждений, то есть пытать таких слуг практически бесполезно. Если бы не одно но – это было тело юной девушки, красивой и невинной, и вселенный в нее мужчина прекрасно знал, что могут сделать разозленные воины. Так что палачам Дома Мечей хватило лишь пары непрозрачных намеков, чтобы слуга заговорил. И он выдал все – местоположение скрывшегося, но не имеющего возможность покинуть Таррак мага-отступника, тайные ходы, наличие охранных заклинаний. Абсолютно все.

– Да, – протянул Ревис с первой парты, – оказаться в теле женщины, это действительно погано.

И группа всем составом повернулась, чтобы одарить меня долгим сочувствующим взглядом. Наверное, стоило промолчать, но неожиданно вспылив, я заявила:

– Скажите это своим мамам. Уверена, им будет очень «приятно».

– Достаточно! – отрезал лорд Гаэр-аш. – Записывайте.

И лекция продолжилась подробным описанием ритуала, с рисунком требуемого положения тел, магической формулой и скрупулезным внесением схемы повреждения магического фона, которая позволяла определить факт состоявшегося ритуала даже без наличия косвенных улик.

Я записывала машинально, старясь не думать, как однажды вместо старой кухарки Тали появилась молодая женщина, которая двигалась как прежняя кухарка, готовила все мои любимые десерты и называла меня «Линни». А на мои удивленные вопросы следовало: «Так тетушка Тали мне все-все про тебя рассказала, девочка моя, вот я и знаю». И я верила, потому что чувствовала и любовь, и заботу, и мне было очень приятно, когда женщина время от времени гладила по голове или приходила читать сказки, когда дядя задерживался. Впрочем, в доме Тадора меня любили все, даже садовники с жуткими рваными ноздрями, что, как я потом узнала, является свидетельством осуждения на каторгу. А ведь из них никто не сквернословил, не грубил, не вел себя как преступник. Никто. И никто не остался в доме после гибели дяди Тадора – когда я появилась там, дом был разграблен и пуст. Но если бы только дом – убежище в горе, доступ в которое так стремились заполучить дознаватели, тоже оказалось безлюдным.

Не стоило предаваться воспоминаниям – после того разговора ректора с дознавателем Нардашем я старательно гнала прочь все мысли о дяде Тадоре. Абсолютно все. Мне не хотелось думать плохо о единственном человеке, которого я так искренне любила. Единственном, кто любил меня.

Прозвенел звонок. Мы все поднялись, выказывая уважение к преподавателю, и когда дверь хлопнула, я рухнула на стул и закрыла лицо руками. Усталость, опустошенность и горечь накатили разом, отнимая последние силы. Хотелось расплакаться навзрыд и так, чтобы после слез не осталось никаких эмоций, хотелось спрятаться под одеялом, укрыться с головой и обнять Пауля, который будет тихо и успокаивающе пищать что-то хорошее. Хотелось.

– Риа, – Рик осторожно обнял за плечи, – ты чего? Риа?

На его вопрос Лоргас с передней парты отозвался веселым:

– Осознала, что девушка, и теперь в обоснованном ужасе.

Все загоготали. Наверное, в другое время я ответила бы хоть что-то, а сейчас не смогла. Повернулась к Рику, уткнувшись лбом в его плечо, и просидела так, пока все не вышли. Сидели мы долго: я, ни о чем не думая, и Рик, просто обнимая меня. Лекция ректора была последней, и опустела не только наша аудитория, опустел и весь корпус – некроманты спешили на ужин.

– Попробуй поплакать, – неожиданно предложил Рик.

– Не смогу, – едва слышно ответила, – просто не смогу.

Погладив меня по волосам, парень тихо спросил:

– Что тебя так сильно расстроило, помимо той гнусности, которую прочел ректор?

Я высвободилась из объятий некроманта, медленно сложила тетради и учебники, зачехлила писчее перо и карандаши, убрала свои вещи в рюкзак и, не поднимая головы, неожиданно для самой себя призналась Рику:

– Я два года прожила в доме, где слуги, судя по всему, проходили обряд «Акшаратас».

На Рика я не смотрела, но почему-то отчетливо ощутила, что парень перестал дышать, не в силах принять услышанное. И все равно добавила:

– Этот человек был мне не просто другом, он, после смерти родителей, оказался единственным, кто любил меня и обо мне заботился. Я не хочу и не буду думать о нем плохо. Никогда не буду.

Некоторое время Рик молчал, а затем в тишине пустой аудитории прозвучали его глухие слова:

– Моих родителей убили наши слуги, которые, как выяснилось позднее, были подвергнуты обряду «Акшаратас». Мы уезжали на совет в Дом Мечей, собранный отцом Харна, вернулись через полтора месяца.

Я в ужасе посмотрела на некроманта, а он продолжил:

– Первый удар нанесла кормилица моего отца. Неожиданный, от которого бывалый воин не смог уйти. Маму убил мой учитель фехтования. Не вставая со стула даже. И потому отец, который и со смертельной раной продержался до появления воинов, защищая меня, о том, что она погибла, узнал, лишь падая на пол, – мама умерла мгновенно, но оставалась сидеть с открытыми глазами.

– Рик! – испуганно выдохнула я.

Парень молча повернулся, как-то невесело улыбнулся мне и отчеканил:

– Ненавижу отступников.

Протянув руку, осторожно сжала его ладонь, Рик накрыл мои пальцы сверху, погладил, молча стараясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Справился и тихо произнес:

– Они всем отомстили, Риа. Всем, кто участвовал в зачистке. Твой отец, отец Эдвина Харна, мои родители – видишь, прошли годы, и мы все встретились в Некросе. Причем ты даже не в курсе случившегося. Идем, – он поднес мою руку к губам, нежно поцеловал, – время.

И Рик поднялся, начал собирать свои учебники и тетради, запихнул все в рюкзак, остановился, вопросительно глядя на меня.

– Ну? – вопрос вслед за взглядом.

Мне не оставалось ничего иного, кроме как встать и двинуться следом.

Глава вторая. Ритуальная

Войдя в свою комнату, я на мгновение глаза прикрыла – Пауль экспериментировал с занавесями, и сегодня эксперимент проходил с применением сосулек. А потому последние солнечные лучи, попадая на парад ледяных кристалликов, вплетенных в кружево из паутинки, яркими брызгами расцветили всю комнату. И настроение подняли с ходу.

– Добрый вечер, я дома! – радостно объявила своим домочадцам.

Гобби подошел, обнял, после чего начал забирать у меня по мере снимания рюкзак, плащ, сапоги, а Пауль, увидевший мое появление через им же натертое до блеска стекло, радостно пискнул и, открыв форточку, протиснулся в комнату. Его стремительный полет через все пространство закончился счастливым «Ии!» у меня на руках.

– Красота какая за окошком, – похвалила я его, почесывая пузико.

Пауль млел от счастья, раскинув лапки, а Гобби расставив вещи в шкафу, подошел к столу и написал на листке «Плакала».

– Я? – делаю искренне удивленное лицо.

Умертвие кивнуло. Паучок вскинулся, встревоженно глядя на меня, а я, отпустив Пауля и расшнуровывая платье, села на край постели и тихо призналась:

– Сегодня поняла страшную вещь – я никогда не думала о смерти моего отца. Никогда. Для меня осталась формулировка «Погиб в бою», и я с ней полностью смирилась. Вот и получается, что смерть родного отца для меня совершенно не имеет значения, а гибель дяди Тадора и до сегодняшнего дня – настоящая трагедия.

Гобби присел рядом, в тетради, где легко, как-то у него это удивительно и красиво выходило, написал:

«Ты совсем маленькая была, и дома он практически не бывал».

– Это так, – я подхватила запрыгнувшего ко мне на колени Пауля, – но все же мне стыдно.

«Думаешь, твоему отцу было бы приятно видеть, что ты рыдаешь каждый день, скорбя о его гибели?»

И вот просто строка, но то, что кое-кто мертвый иронизирует – сразу понятно. Хмуро глянула на умертвие, Гобби приписал:

«Нет, ну если хочешь, я сбегаю за пеплом, будем скорбно посыпать им твою голову».

Рассмеялась, едва прочитав, и как-то разом стало легче. И когда Гобби протянул план сегодняшней охоты на дармовую энергию, веселее стало вдвойне.

Ибо план был таков:

«Темной-темной ночью среди разбросанных могил (зачеркнуто) корпусов пробирается одинокая фигура черного-пречерного монстра».

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти