Икар мне друг

Максим Замшев

Икар мне друг

«Снег сыплет с неба кашей рисовой…»

Снег сыплет с неба кашей рисовой,Ещё ошибки не исправлены,Ещё не все стихи написаны,Ещё не все слова отравлены.Ты – одинока и доверчива,Умна, немножечко несчастлива,А я – распутицей заверченный,И жизнь моя пока удачлива.Шампанским грёзы расколдованы,И смыслом полнится бессмыслица,И мы сознаньем очарованы,Что этот день нам не зачислится.Что было? Сущая безделица.Что будет? Верно, участь лучшая,Наш город нам под ноги стелется,Как простынь белая, летучая…Ах, как давно… Теперь не верится.Весьма банальная история:Жила-была царевна в тереме,Жила на радость всем, на горе мне.Осталось памяти бесправие…И фотографии отсутствие,Не исключение из правила,Не аромат цветов искусственных.Снег сыплет с неба кашей рисовой,Но воробьям всё так же холодно.Еловый наконечник высится —Не всё, что зелено, то молодо.Ты не видна, как тень Юпитера,Я стал другим… Ну так уж водится…Пойду, возьму билет до ПитераИ не уеду. Точка. Вольница.

«Как много от детства в обычной простуде…»

Как много от детства в обычной простуде,Как будто опять прорезается дискант,И ключ к объясненьям ещё не отыскан,И вряд ли возникнет сомнение в чуде.Не знаешь, что нрав твой для многих несносен,Вдыхаешь лекарственный запах квартиры.На птичьих правах заоконной картины,Простуде частенько сопутствует осень.И воздух, танцующий в колком ознобе,Разброд и шатанье оставит в придачу,А помнишь, как ездили летом на дачу?А помнишь, зимою валялся в сугробе?Что толку всё видеть в нерадостном свете!Любовь не прошла, миновала опала.Текло по усам, только в рот не попало…Никто так светло не болеет, как дети.

«Ему неведом кратких встреч сумбур…»

Ему неведом кратких встреч сумбурИ медленная пытка расставанья.Москвы поклонник, юный ПетербургО ней вздыхает лишь на расстоянье,Кусает губы (алые закаты),Поймав в порту её письма клочок,А ветер – словно сломанный смычокЗабросили за Ладогу куда-то.В проулках мечется беззвучный крик,У пешеходов вызывая кашель,Совсем другой любви другой язык.И он не внятен скудным мыслям нашим.Белеет ночь, подобная сурдине,За горизонтом – вечности вокзал.Таким нам город виден на картине,Которую никто не написал.

«Неповторимый мир не просто канул…»

Неповторимый мир не просто канул,А стал до отвращения не нов,Последние незвонкие стаканыНаполнили ловцы вчерашних снов.Казалось бы, обычная картина,И тишине ничьих не нужно слов,Но утром злобный вид чужих ботинокПогонит прочь от собственных домов.Когда же ты уже никем не станешь,Таким похожим станет всё вокруг,И в маете сменяемых пристанищУслышать бы один знакомый звук.Но жизнь идёт, и всяк живёт, как может.Забудется пронзительность разлук.Так забывают юные вельможиЛюбимых, но состарившихся слуг.

«Меня дыханьем не согрели…»

Меня дыханьем не согрелиУ века на руках стальных,Я берегу удел СальериОт равнодушья остальных.И, белой, как забвенье, нитьюСкрепив потерянный венок,Я вспоминаю по наитьюХолодную безгрешность нот.Они разбросаны по полю,Их на цветах находит шмель,А выйдешь вечером попозже —Волшебную услышишь трель!На одиноких полустанкахИ в тамбурах, где стынет стыд,Страницы ветхие листаюИ жить не пробую навзрыд.А по утрам в слезах потери,Придя ко мне издалека,Глотает сгорбленный СальериГустое пиво у ларька.

«Который август проживаю…»

Который август проживаюИ каждый раз всё не пойму,На что бесцельно уповаюИ розы дней дарю кому?Ещё вчера так исступлённоТоптало лето свой убор,А нынче кровь на пальцах клёнов —Природы горестный укор.В такую пору хорошо быИз бочки пробовать вино,От ненасытной жаркой злобыПора избавиться давно.Но не простить щедрот мгновенныхЛюбви потушенным печам.И шёпот клёнов убиенныхПокой ворует по ночам.

«Я мостовые переделывал в рояли…»

Я мостовые переделывал в рояли,Я дирижировал оркестром подворотен.Какую музыку твои шаги играли!..Такого скерцо больше не воротишь.Настой дождя на молодом бездельеЯ расплескал в окрестностях Арбата.Какое было детское веселье!Какая будет взрослая расплата!Я знаю, звёзды не бросают небо,А долгий сон ещё страшнее были.Но всё ж кричу от боли и от гнева:Зачем такое скерцо погубили?В который раз в дождливый понедельникНе хватит места гордому покою,Когда приходит к нам ноябрь-отшельник,Земные чувства тянет к водопою.И, на себя приняв мои напасти,Бредёт любовь, уставшая, как лошадь.Со свитою губительных пристрастийЯ потерялся в улицах оглохших.А где-нибудь в предместий БерлинаТы в новой жизни горестей не знаешь.Довольная, идёшь из магазинаИ никогда меня не вспоминаешь.

«Полковник в отставке сверкнул золотыми зубами…»

Полковник в отставке сверкнул золотыми зубами,И бывший хирург опрокинул на скатерть стакан.Один из гостей закусил с аппетитом грибами,И чьи-то подруги развязно сплясали канкан.Кого-то не в шутку буржуйским отродьем назвали,Но повод застолья давно уж не помнит никто.Актёр знаменитый, не зная о скором провале,В соседней квартире устало снимает пальто.Полковник в отставке во Франции был бы капралом,Актёр и хирург торговали б в Марселе сукном.Но как объяснить им, что видит себя генераломОборванный нищий, уснувший в грязи под окном?

«Сплетая паутину дел несрочных…»

Сплетая паутину дел несрочных,Не разберёшь – кто прав, кто виноват;В Европе любят девушек восточных,А в Турции блондинки нарасхват.Синее неба синие чернила,И крот трудолюбивей, чем поэт.Опять молва кого-то очернила,А с выставки сбежал автопортрет.Обидел бегемот гиппопотама,Хотя они похожи – что скрывать!Не ясно, для чего нужна панама:Для глобуса иль чтобы надеватьЕё на глобус. Ложь нежнее вздора,Как яблоко, земля почти кругла.Ей слыть всегда причиною раздора,На ней легко остаться без угла.Глухой Бетховен сочинил сонату,А ты в раздумье – стать ли пауком?Не мудрено слоняться по канату,Кода тебя заставили силком…

«Состарилось постельное бельё…»

Состарилось постельное бельё,И телеграмма умерла в пути.А за столом пастельное быльё,Которое без боли не пройти.На каждом перекрёстке светофор —Предчувствие, сводящее с ума.На полке в магазине сыр РокфорЛежит напоминаньем о Дюма.В кафе «Мечта» состарился тапёрИ лампочка потухла сгоряча.Пора дарить игрушечный топорНа день рожденья сыну палача.Покуда мир от жизни не отвык,Не вспомнишь – где начало, где конец.И в каждом жившем видится старик,И в каждом мёртвом видится юнец.

«Облака, Ленинград проплывая…»

Облака, Ленинград проплывая,Услыхали шипенье трамваяИ упрямых людей увидали,Что у них на глазах увядали.Облака, не сочувствуя горю,Потянулись к Балтийскому морю.Многолюдно на майском параде.Не хочу умирать в Ленинграде.

«Пена на гребне волны…»

Пена на гребне волны,Локонов запах на гребняхПерерождаются в сныИли в предания древних.Роется солнце в песке,Всё побережье согрето,В тонком, как волос, мазкеДлится испанское лето.Будет большой карнавалЛиц на развалинах замка.Август не короновалМаску – она самозванка.Этот позор не снести,Станут гримасами лица.Только верстах в десятиСын у рыбачки родится.

«…А время коротается…»

…А время коротаетсяИ скоро скоротается,А в Риме не останетсяНи Спартака, ни Цезаря;Тяжёлая, как цепь, заряСкуёт страну Италию.А время коротаетсяИ скоро скоротается,А в раме стёкла таялиОт жгучих взглядов солнечных,И день сказал, пополдничав,Что вряд ли кем-то станем мы…И вровень сны со стаямиСтремятся к чудо-острову,Но осенью непросто имУкрыться от восстания….А время коротаетсяИ скоро скоротается,А мне б немного таинства,И скука бы развелась,С годами холоднее страстьК сомненьям и скитаниям.Уже не слиться в танце намС беззвёздной синей вечностью,Холопы быстротечности,Мы пропустили станцию…А в Риме пахло падалью,И осы в розы падали,Овраги темень прятали,И врозь старели статуи,А Вронский умер в СербииПод воскресенье Вербное,А Байрон умер в Греции,Эх, хоть чуть-чуть согреться бы…А время коротаетсяИ скоро скоротается,И врать уже бессмысленно,Уже грехов бесчисленно,Мечты уже прокисли, ноНе всё ещё потеряно,Осталась шляпа с перьямиИз детского поверия.Когда уйдёшь непрошено,Узнаешь цену проседи,В ружье опять патрон сидит,Но время коротаетсяИ скоро скоротается,А в ране боль беснуется,А в раме глохнет улица,А в мире всё по-прежнему.И в Риме неизбежностейОт нас лишь пыль останется —И время скоротается.

«О чём молчит валет обыкновенный…»

О чём молчит валет обыкновенный,Пока ещё не торжествуют ложь?– Каких был лет царевич убиенный?– Молчи, старик, Григория спасёшь.Покрой тузом валета козырногоИ между ними ниточку продень.Вот над детьми Бориса ГодуноваНависла самозванца злая тень.История разбрасывает угли.Отрепьев мёртв. Марине нужен вор…На теплоходе проплывая Углич,Я с девушкой затеял разговор.У спутницы моей капризны ушки,Ей хочется мартини и со льдом.А в Угличе усталые старушки,Шепча молитвы, крестятся с трудом.На миг представьте: был бы жив царевич,Он русский бы наследовал престол.Не нагличал бы польский королевич,В боярах не змеился бы раскол,И не было б ни Шуйского, ни смуты.Побей тузом – и кончена игра.Но в Угличе кровавые минутыГурьбой бегут с церковного двора.А девушку опять зовут Мариной,Ей странна жизнь предшественниц своих,Она периной или пелеринойВслепую тычется в свободный стих.Народ! Народ! Ты помнишь ли? Когда-то…Юродивый… Кремлёвская стена…Страна своими нищими богата,Чужими самозванцами скудна.

«Густая пыль на письменном столе…»

Густая пыль на письменном столе.Здесь некогда писатель исписался.Потом он взял холодный пистолетИ с одинокой жизнью распрощался.Давным-давно темно в его окне,Уехал сын, с другим живёт супруга.Лишь на могиле видят по веснеЕдинственного преданного друга.Спустя года наглеющий юнецУвядшей даме, водкой разогретой,Небрежно скажет: «Что ж, такой конецОн заслужил». И пыхнет сигаретой…

«Шершавый собачий язык…»

Шершавый собачий языкЛизнёт бесполезную руку.Шептали, срывались на крик,Дрожали по первому стуку,Кляли ненавистный уделИ лгали доверчивым птицам,А дождь моросил, как умел,По крышам, по листьям, по лицам.Стоим у кремлёвской стены,Как будто у двери в таверну,В пространства огромной страныЗалили тягучую скверну.Немеющий воздух смущёнЕдинственной правдой на свете,На золоте бывших знамёнИграют румяные дети.С тоскою на письма глядятПочтовые старые марки,И падает навзничь солдатВ немецком запущенном парке.

«В октябре на Патриарших…»

В октябре на ПатриаршихПили пиво с жирной рыбой,Не хотели слушать старших,И земля, как стол накрытый,Всё отведать нас манилаБлюда пряные сырые,В них неведомая силаИ повадки озорные.А долги росли так быстро,Как растут чужие дети,И цыганское монисто,И помада на конфетеВ дневниковые просторыИз других стихов стучались.И признания, и спорыДаже утром не кончались.В октябре служили чуду,Хохотали, веселилисьИ не знали, что повсюдуМысли мрачные селились,И ещё о том не знали,Что ноябрь – сварливый отчим,Что себя мы потерялиМежду прочим, между прочим…

«По клавишам времён порхают чьи-то пальцы…»

По клавишам времён порхают чьи-то пальцы.О чём же мне писать? О чём же мне грустить?Всплывают из глубин шопеновские вальсы,И мне так сладко их на волю отпустить.Плечистая тоска у двери караулит,Она явилась к нам из рода великанш,Пора уже разбить мой опустевший улей,Пора уже сыграть мой привокзальный марш.Сомненья тяжелы, как золотые слитки,Упрямо ждёт беды пожухлая трава.Вчерашнее меню, вчерашние улыбки…О чём я говорю? Ведь это всё слова….Любимые друзья пророчили дурное,Любимые враги пытались застращать.И я при них сжигал обличье шутовское…Простите, господа! Я так хочу прощать…

«Помнишь, мы всё потеряли…»

Помнишь, мы всё потеряли…Утро плелось по мосту,Бодрые марши звучали,Спал часовой на посту.Техника в город входила,Публика шла на парад.Помнишь, как ты не любилаПраздничный пёстрый наряд?Флаги алели на стенахЗаспанных серых домов.В улицах узких и тесныхЯ оставаться не мог.Солнечной пеной пролилосьПиво из кружек больших.Прошлое не торопилосьПламенно жить за двоих.А командиры орали,А подчинённые шли.Помнишь, мы всё потерялиИ ничего не нашли.

«Прижалась ко мне плечом…»

Прижалась ко мне плечомВ троллейбусе краснобоком.– В чём я виноват? Ни в чём…Так что ж всё выходит боком?Упрашивают меня,А я не хочу остаться.– Привычки, – твердят, – меняй,Хватит, – кричат, – скитаться.А ты молода, как снегНа первой декабрьской пьянке,И жмёшься ты не навек,А только до Якиманки.И вряд ли когда-нибудьВернётся орёл двуглавый,И вряд ли мой бренный путьЗакончится громкой славой.Но это всё ни при чём…Не стоит искать участья.Прижался ко мне плечомКусочек земного счастья.

«Рассвет умывается жёлтым и красным…»

Рассвет умывается жёлтым и красным,С домов облетает пожухлая краска,И машут платками деревья-солдатки,И чья-то мечта наступает на пятки.А осень, на что уж учёная дама,И та покупает бутылку «Агдама»,И клён огорчённый с утра угощает,И он ей былую измену прощает.А штора от ветра, как парус, надулась,И мне показалось, что детство вернулосьС дворовой гурьбой, в шоколаде, в заплатах,Со всеми любимыми, без виноватых.

«Почернели костры, отгоря…»

Почернели костры, отгоря,От обиды, бессилья и злости.На богатом пиру сентябряВеселятся незваные гости.Остаётся так мало домов,Где радушно меня принимают.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.