bannerbannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 6

Иншалла. Во имя Аллаха…


«Голубые купола»…

Это место причудливым образом сочетало в себе Запад и Восток и, будучи построенным еще в шестидесятые, почти сразу стало культовым. Здесь причудливо сочетались европейские и азиатские традиции строительства: например, кушали не в закрытом помещении, а на открытой огромной террасе с бетонным ограждением по пояс; с трех сторон было построено искусственное озеро с небольшими фонтанчиками, поэтому даже в самые жаркие дни здесь была благословенная прохлада; зала – то есть закрытого помещения – здесь не было вообще, эта терраса и была всем ресторанным залом; и, наконец, голубые купола на крыше, как в старой Бухаре. Когда это построили, ресторан заклеймили «китчевым», но теперь он был одной из достопримечательностей Ташкента.

Ну и кухня. Здесь не подавали модный европейский фьюжн, здесь не кормили блинами и пирожками. Только местная кухня, богатая и самобытная, которую ставил сын главного повара Эмира Бухары, не желающий работать во дворце.

Второй рассвет это заведение пережило с тех пор, как Ташкент стал отправной точкой на пути русских в Афганистан. Такой рассвет, что владелец даже открыл еще два ресторана, точно таких же – в Кабуле и в Мазари-Шарифе. Почему-то именно это место стало популярным среди среднего и старшего офицерского состава, возвращающегося на родину после нескольких лет кошмара…

Появиться здесь – было в какой-то степени вызовом. Но с другой стороны, именно здесь нас бы и не тронули: потому что – кто такие заговорщики? Это подонки, отщепенцы, предатели. Их мало, очень мало, и, если бы они посмели открыто высказать свои взгляды и убеждения, их бы просто разорвали на части. Они и пошли-то на заговор потому, что легально им просто «не светит» – никто их не поймет, никто не согласится. Так что здесь – самое место.

Место Араб заказал с самого утра, иначе бы не нашлось. Как только мы заняли его, к нам подлетел половой-узбек.

– Слушаю, господа хорошие…

Вот этот вот все-таки китч – купеческое «господа хорошие» и половой – типичный молодой узбек – наверное, и привлекали сюда людей. В мире, где все поставлено с ног на голову – это вполне даже нормальное место…

– Стол на троих… – начал распоряжаться Араб на русском, – третий подойдет. Китайский лагман на первое – по большой тарелке. Дальше чучвару и ачич-кудук. И чая. Зеленого чая, побольше. К каждому блюду.

– Да мы не съедим… – усомнился я

– Еще добавки попросим, – безапелляционно заявил Араб. – Давай, бача, сделай красиво…

– Сей момент, господа хорошие… – узбек побежал на кухню.

Оркестра тут не было – живой музыки вообще не было, как и сцены. Когда-то была, еще в восьмидесятые, помнят и говорят, что тут выступали лучшие современные ансамбли Туркестана. Играли совершенно нетипичный для этого места джаз, блюз, даже рок. Но если когда-то сцена здесь и была, то сейчас не было, ее снесли, чтобы увеличить вместимость зала. Мест не хватало практически всегда, но у Араба, видимо, были здесь подвязки.

Невидимые колонки развлекали гостей музыкой. Играли новый вариант «На сопках Маньчжурии».

Тихо вокруг.Сопки покрыты мглой.Вот из-за туч блеснула луна,Могилы хранят покой.Белеют кресты —Это герои спят.Прошлого тени кружатся вновь,О жертвах боев твердят.Тихо вокруг,Ветер туман унес,На сопках маньчжурских воины спятИ русских не слышат слез.Плачет, плачет мать родная,Плачет молодая жена,Плачут все, как один человек,Злой рок и судьбу кляня.Пусть гаолянВам навевает сны,Спите, герои русской земли,Отчизны родной сыны.Вы пали за Русь,Погибли за Отчизну.Но верьте, мы за вас отомстимИ справим мы славную тризну.

Этот вариант появился в тридцатые годы после второй русско-японской, когда нам удалось отвоевать Желтороссию, прекратить продвижение японцев в районе Внутренней Монголии – но не удалось нанести поражение японскому флоту и вернуть половину Сахалина. Предыдущий вариант, классический, был одновременно и слишком длинным, и слишком надрывным, даже антигосударственным. Совсем не победным.

Как-то мы разучились побеждать, вам не кажется? Заканчивать войну победой. Война превратилась для нас в работу, которой нет ни конца ни края…

Принесли китайский лагман, как раз кстати. Густой и насыщенный суп, но не слишком острый, китайский его вариант. В самый раз, потому что плов, который мы отведали, был на самом деле слишком острым, заставляющим тяжело отдыхиваться…

– Ждем?

Араб посмотрел на часы, махнул рукой.

– Опоздал, засранец. Сам виноват…

Словно отвечая на эти слова, на пороге появился Аскер, одетый во все местное, с короткой бородкой, загорелый. Начал протискиваться к нам – столы здесь стояли плотно…

– Салам алейкум. Не опоздал?

– Опоздал, – сказал Араб.

– Ну, бакхена гварим[10], как говорится…

Он присел, как и мы, за стол, махнул рукой, чтобы несли…

– Что нового?

– По телику вальсы передают.

– Вальсы?!

– Так точно, вальсы. Изволите слышать…

Я вдруг понял, что «На сопках Маньчжурии» – это и есть вальс, который передают по центральному телевидению. Зело плохо, зело плохо, господа. Когда по национальному телевидению начинают передавать один вальс – жди беды.

– А Интернет?

– Отрублен. Просим прощения, работы, связанные с предотвращением массированной вирусной атаки.

– Идиотизм…

– Он самый.

– Ладно. Что на местах?

– На местах движуха… – Аскер начал жадно поглощать лагман. – Причем движуха нездоровая. Те люди, о которых я вам говорил, – ну, поняли. Так вот – их тайно вывели к аэродромам взлета. Вот только проблема – аэродромов-то не стало.

– Твои все отошли?

– Обижаете. Мы даже старались не лишкануть. Свое все-таки. Денег стоит. По движкам пострелять пришлось, правда.

Классические операции спецназа, как в учебнике. Патрон к винтовке калибра двенадцать и семь или четырнадцать и пять стоит от полутора до четырех рублей. Но этот же патрон, выпущенный в стоящий на аэродроме самолет, может вызвать миллионный ущерб, а в заправочный терминал – миллиардный. Истребитель-бомбардировщик – грозная штука в воздухе, но на земле всего лишь мишень. Один точный выстрел в двигатель – и он как минимум на день прикован к земле, а техники будут суматошно менять двигатель и не смогут заняться ничем иным. А если выведены из строя все самолеты, то придется заказывать и ждать запчасти.

– А что прикрытие? – поинтересовался я чисто из профессионального интереса.

– Пфе… – презрительно сказал Аскер, – детский сад, штаны на лямках. Таких только дрючить и дрючить. Только в двух случаях нас обнаружили и ни в одном из них – не попали. Козлы.

Да уж…

– Они могут вылететь гражданским рейсом, – предположил Араб, – реквизировать самолет.

– Не могут. Утром у главного терминала нашли заминированную машину. Разминируют. И кто-то позвонил и сообщил о бомбах в самом терминале. До вечера, наверное, проищут. С собаками.

Ну, вот и… ладушки. Те, кто все это затеял, думали, что все пройдет на ура, но ошиблись в одном. До этого – они сами подсыпали песочку в работающий механизм, вредили и выигрывали на этом. Теперь – они оказались на другой стороне баррикад, в роли тех, кому вредят. Звонок с сообщением об акте терроризма, парализовавший аэропорт, обстрелянная и разрушенная взлетная полоса, поврежденные самолеты. Ну как, господа, хорошо? Нормально себя чувствуете?

То ли еще будет…

Узбек нес нам чучвару – разновидность пельменей, только они меньше, чем русские, мясо тут без свинины, рубленное ножом, а не прокрученное, и подаются они в бульоне, со столовым уксусом и острыми приправами, – как вдруг глаза его уставились куда-то за нас, он что-то увидел за фонтаном, что-то, что привело его в совершеннейший ужас. И я крикнул «Атас!», как в мальчишеском детстве, на одесских и константинопольских улицах, и толкнул моих друзей, потому что я сидел лицом к узбеку и увидел это первым…

Через долю секунды по нам открыли огонь из нескольких автоматных стволов.

Сопротивляться смысла не было – это был настоящий, черт возьми, ад. Единственное, что нас спасало – это та самая бетонная стенка ограждения – за нее успел спрятаться тот, кто не успел расслабиться после Афганистана, а тот, кто успел – увы, умер…

Пули летели градом, раскалывая и разнося все на своем пути, и толстый и довольный жизнью в Ташкенте молодой узбек упал под градом пуль первый, и сейчас я видел подошвы его ботинок, подкованных гвоздиками. Почему-то именно это врезалось в память…

Араб, с озверелыми глазами, перебросил мне из сумки пистолет-пулемет и запасной магазин. В удлиненном пятьдесят – значит, сто патронов. Если просто стрелять на прикрытие – уйдут минуты за две.

Работать надо конкретно…

– Щас пройдут к входу и порежут всех… – прошипел Аскер. У него был старомодный, но мощный автоматический «кольт» с удлиненным магазином на двадцать пять патронов.

Попытаться снять их, используя стенку ограждения в качестве укрытия? Скорее всего – ляжем, по крайней мере, кто-то из нас. Проверяемый не опередит проверяющего – старое, но не потерявшее актуальности правило. Нам надо встать, прицелиться, выстрелить. Им – только нажать на спусковой крючок, окатив роем пуль, каждая из которых пробивает стальной рельс…

Огонь резко утих – перезаряжались. Не профессионалы… чему только учат. Скорее всего – местные, террористы.

– Шумнуть?

– Не надо, – резко сказал я.

Если ты силен – показывай, что слаб, если слаб – показывай, что силен. Совершенно не к делу показывать, что у нас есть автоматическое оружие.

Кто-то из офицеров поднялся, выстрелил несколько раз – и упал. Боевики перезарядили оружие и снова открыли огонь… к счастью он успел убраться с линии огня прежде, чем пули достали его. А вот повар или один из его помощников, выскочивший в зал, понять, что происходит, на свою беду, не успел.

– Давай к кухне. Не высовываемся…

Если я что-то понимаю в жизни, эти отморозки – не единственные, кто хочет нас убить. Должен быть еще кто-то… снайпер, к примеру.

Нет. Снайпер тут вряд ли будет – слишком много зелени вокруг, нет чистой линии прицеливания. Просто стрелок, возможно, переодетый, замаскированный. И разумнее всего разместить его сзади и справа, чтобы пробивал выход из ресторана и задний двор, откуда привозят продукты…

Послышались сирены. Ближайшая трасса – проспект генерала Каппеля, в нескольких сотнях метров – здания Полицейского управления Ташкента и модерновая высотка центральноазиатского представительства Интерпола. Полицейские должны прибыть быстро…

И нам тут с оружием оставаться тоже не обязательно.

Снова – опустошены магазины, но звука перезарядки не последовало. Вместо него – взвыли моторы мотоциклов. Так и есть – местные отморозки. В Средней Азии после того, как проложили скоростные трассы, молодежь на мотоциклах как с цепи сорвалась. Дешевый, но мощный мотак, на котором можно круглый год по теплу гонять, дешевая наркота, трава-мурава, которую тут хоть на огородах выращивай, и дешевые стволы. Убийственное сочетание…

– Давай!

Мотоциклы уже набирали скорость, им надо было проехать всего несколько метров, чтобы вырваться из зоны обстрела. Один вырвался, второй не успел – автоматы ударили разом, водитель удержался в седле, а вот пассажира тяжелая пуля «кольта» сбросила с набирающего ход мотоцикла, как начинающего ковбоя сбрасывает со своей спины необъезженный бык. Он ударился об асфальт, перевернулся – было видно, как полетел автомат. Попытался подняться… но мы двумя очередями прикончили его.

Рев моторов становился все тише. Вой сирен – все сильнее. Похоже, на площади Космонавтов пробудились-таки от дневной сиесты…

– Валим! – Аскер дернулся первым.

– Стоять. Не туда…

Ох, чует мое сердце – еще хлебнем…

Противоположное движение от проспекта генерала Капелля – это Шимкент, еще называемая «Шымкент-стрит», по аналогии с Кабул-стрит, известной улицей дуканов в Кабуле, где можно было купить что угодно и продать что угодно. Угадайте с трех раз, куда мы бросимся бежать – на Каппеля, навстречу поднятым по тревоге силам полиции и наверняка еще и роте немедленного реагирования жандармерии, охраняющей полицейское управление, или – на знакомую каждому офицеру Шымкент-стрит?

А вот и не угадали.

– Господа, что…

Едва отошедший офицер с полковничьими погонами решил покачать права и побелел, как мел, наткнувшись на смотрящий ему в грудь глушитель автомата.

– Лежать…

Офицер опустился на пол, с лицом, не особо отличимым по цвету от листа бумаги. Сапог дырявый… а еще спрашивают, за что мореманы таких вот ненавидят и бьют смертным боем…

– Через кухню. Двинули!

На кухне пахнет мясом – жареным, свежим… приправами. Персонал, который еще не смылся, испуган и пытается сделаться незаметным на фоне стен и казанов…

– Аскер! – шедший первым Араб показал стволом на то, что нужно. Узбек-повар был одного роста с Аскером.

– Клифт одолжи, дядя… – проникновенно попросил Аскер, подойдя вплотную. Узбек трясущимися руками начал расстегивать пуговицы халата…

– Да не трясись ты так. Не страшный я. В Афгане – только бородатых мочил, а ты – вон какой, бача…

Узбек от такого юмора едва в обморок не грохнулся. И есть от чего – скверный юмор. А может, от вида пистолета с длинным изогнутым магазином…

Точно так же белым халатом обзавелся и Араб, а я – снял свой с вешалки на входе. Дворянское и мореманское воспитание грабить не позволяет. Пусть немного в рукавах коротко – но, надеюсь, не заметят…

К кухне был пристрой с большими холодильниками, работающими на полную мощность, там было холодно, как бывает холодно в афганских горах ночью, после жаркого летнего дня. Идущий первым Араб толкнул дверь, присмотрелся. Нюх у него – нам обоим фору даст. Он на Востоке с рождения, казак…

– Чисто.

Интересно, знают они, что нас было трое, или нет? Интересно, полицейские перекроют Туркестон или нет? Твою мать, это центр города, чуть дальше – русский драмтеатр, памятник и сквер генерала Кауфмана, по левую руку – дворец наместника. Здесь же полно сил безопасности… должно быть.

Глаз зацепился за что-то… сразу и не понял что. А когда дошло – как ледяной водой из проруби окатило…

Среди нервничающего, суетящегося народа – двое. Молодой парень, одетый как местный, но лицо слишком светлое… на подбородке светлое! Катит коляску. Рядом с ним семенит дама, одетая как местная соблюдающая[11]: то есть светлое платье до земли и светлый платок, закрывающий волосы.

Перед ними коляска. Они идут на нас так, как будто только что и не было перестрелки. И ребенка везут грудного!

И до них метров тридцать. Я встретился глазами с глазами женщины – черными, озлобленными – и она поняла, что я все понял…

– Контакт на двенадцать!

Парень с силой толкнул вперед коляску, вырывая из-под полога «АКС-76».

Наше оружие было в сумке – не идти же с оружием по парку. Мы не успевали, но Аскер в этот раз переиграл всех нас. Я даже не успел понять, не успел различить отдельные выстрелы – они прогремели одним непрерывным грохочущим звуком. Ликвидаторов, идущих нам навстречу, буквально снесло тяжелыми пистолетными пулями.

Шум в голове от грохота выстрелов. Легкая ошеломленность – она всегда бывает, через сколько бы перестрелок не прошел. Стоящий на колене Аскер с пистолетом. Лежащая навзничь женщина, белая ткань платья, окутавшего ее ноги. Медленно катящаяся коляска…

– Ходу!

Да, надо валить… Так, чтобы пятки дымились…

Люди – как пришли в себя после секундного оцепенения – закричали, бросились врассыпную. И полицейские у нас за спиной – сообразили…

Но мы уже бежим. Чертов халат путается, ждешь, что того и гляди упадешь. Но бежишь. Сердце бухает в груди, и про сердечный приступ не хочется даже думать – но бежишь. Только бы добежать…

Справа – книжный магазин Глазунова, известный по всему Туркестану, и мальцевский универмаг. Вперед – проспект Туркестон. Интересно – его успели перекрыть или нет?

Направо!

Перескакивая через кованую, по пояс, ограду парка, мы оказываемся в цивилизованном мире. Мальцевский универмаг – четырехэтажное, старинной архитектуры, здание, где нас может поджидать еще один террорист.

А вот – и благословенный таксомотор. Невозмутимый молодой узбек, жующий жвачку, лупоглазый «Фиат».

– Гони к вокзалу.

Алексашка – пятидесятирублевая купюра с портретом Александра Четвертого – заставляет узбека забыть о глупостях. Это примерно пятьдесят счетчиков, столько он еще никогда не зарабатывал…

Выруливает на Туркестон. Мимо с воем проносятся полицейские машины… спохватились. Уже на повороте – видим в потоке высокий, бронированный «АМО» в черной раскраске, а вот и жандармерия прибыла, антитеррористический взвод подняли. Идет со стороны проспекта Кауфмана, значит – от Нукусских казарм.

Ловите конский топот…

– Не гони так, бача… – говорю я, пытаясь контролировать дыхание, – полтинник ты уже заработал.

«АМО» проскакивает мимо.

Железнодорожный вокзал. Людское месиво, здесь и местные, спешащие на электропоезд, и купцы, покупающие билет на скоростной. Здесь полно видеокамер, отрабатывающих толпу, но я знаю, как защититься от опознания. Да и в розыск нас не объявили… если только заранее не кинули…

– Рахмат, бача…

– Эфенди… – Таксист улыбается… – Я просто ехал к вокзалу, чтобы посадить богатого русского господина, правильно…

Понятливый народ. В Афганистане бы так.

Я наугад достаю еще купюру.

– Ты прав, бача. Очень прав. Так все и было…


– Господа, свежий выпуск «Звезды»! Стася Валевская в Ташкенте!

Не знаю, кто такая Стася Валевская. Отстал от жизни. Наверное, актриса какая-нибудь польская, красивая. Или певица. Да это и неважно. А важно то, что газета закрывает лицо и сильно затрудняет опознание. По менее чем сорока процентам изображения лица – надежное опознание невозможно…

– Дай газетку, бача…

– Извольте, господин хороший, двадцать копеечек всего. Пожалуйте, господин хороший. Еще кому, господа!? Стася Валевская в Ташкенте!

«Звезду Востока» – местную желтоватую газетенку – покупают и мои спутники. Вот уж не ожидал в них поклонника таланта Стаси Валевской…

– Кто такая Стася Валевская? – спрашиваю вполголоса.

– Стася Валевская? – возмущенно переспрашивает Аскер, – как можно не знать? Молодое дарование, актриса синематографа, в двадцать четыре года – Золотой Ангел в Одессе[12] – «Уйти и не вернуться», «Выхода нет». Сейчас вот в «Бремени Империи» снялась…

– Впечатляет… – оценил я, – кстати, ты молоток. Пират настоящий. Я и сообразить не успел, старый…

– Да чего там… Я из секунды давно уж вышел[13]. Если бы вы не предупредили…

– Моя школа… – ревниво заметил Араб.

– Ладно нам, татарам.

Мы протиснулись в кондиционированную прохладу вокзала. На входе были жандармы, был и металлоискатель. Не работающий…

– Позвольте… – Араб технично забрал у меня сумку, удалился в сторону камер хранения. Наверняка запас там чего на черный день – сумку с минимумом денег, документов, лекарств, чистым сотовым. Он в городе не первый день и должен был позаботиться об этом.

Мы отошли к автоматам, купили по большому стакану холодной, приторно-сладкой газировки…

– Местные совсем обнаглели… – констатировал Аскер.

– Отсюда ты доберешься до своей базы? – спросил я.

– Конечно. Электричкой полчаса. Там переждем пару дней и…

– Ждать некогда. Окажешь мне услугу?

Глаза Аскера вдруг стали очень серьезными.

– Не вопрос.

– Знаешь, что такое «Дворец слез»?

– Конечно, кто не знает.

– Там мои жена и сын живут. И дочь… теперь тоже моя. Вытащишь, и в долгу у тебя буду уже я, понял? Только готовься к худшему.

Аскер бросил салют, как скаут.

– Всегда готовы!

– Да ты не азардуй, не азардуй. Просто останься в живых и их вытащи. Я попробую достать вертолет, но если не получится – эвакуируйся на машинах. Самое главное – отправить их с территории Туркестана. В Верный… куда угодно.

– Есть.

Подошел Араб. В руке у него была сумка, но другая.

– Связь есть?

– А как же? – Он вытащил два поцарапанных, явно подержанных спутниковых телефона «Парус» – защищенная.

Один я отдал Аскеру.

– Держи, солдат. И готовься к неприятностям. Да, еще…

На одном из листов «Звезды Востока» я набросал примерную карту и ориентиры с расстояниями до них.

– Черный ход в периметр. Доходит?

– Да.

– Вот и отлично. Меньше шума, меньше пыли. Действуй.

Аскер пошел к билетным кассам. Араб вжикнул молнией, я коротко глянул.

– Живем… Да, Александр! Александр!

Аскер – его давно не звали по имени, на войне все зовут друг друга по кличкам – недоуменно обернулся на свое имя. Вернулся…

– Помнишь, о чем мы говорили в моем кабинете в Арке?

– Да, – насторожился он.

– Номер один – Саид Алим-бек, ротмистр гвардии, наследник Бухарский. Номер два – полковник Панкратов, оперативная группа Генерального штаба по Афганистану. Извини, но они оба уже вне игры…

Аскер внимательно слушал.

– Но есть и номера три и четыре. Они где-то здесь. Сделаешь то, о чем прошу, потом – начнем охоту и на них. Иди…

Аскер молча кивнул головой. Пошел к билетным кассам.

– Чем дальше, тем жить веселее, – сформулировал Араб, – нам-то куда?

Я глянул на табло. Первым отходил скорый, на Самарканд, «Афросиаб» называется. В отличие от самолета – в него без рамки металлоискателя пускают.

– К познанью Вечности вершим мы странствие благое, в священный город Самарканд дорогой Золотой. Надеюсь, билеты еще есть…

04 марта 2017 года. Санкт-Петербург, Российская Империя. Дворцовая площадь. Штаб Петербургского военного округа

Полковников – продукт нового времени. Это – тип тех офицеров, которые делали революцию ради карьеры, летели, как бабочки на огонь, и сгорали в ней без остатка <…> 34-летний полковник становится главнокомандующим важнейшего в политическом отношении округа с почти 200 000-ною армиею. Тут начинается метание между Керенским и Советом и верность постольку-поскольку. Полковник помогает большевикам создать движение против правительства, но потом ведет юнкеров против большевиков. Много детской крови взял на себя он…

П.Н. Краснов о Г.П. Полковникове, предпоследнем командующем Петроградским военным округом, сначала ведшем переговоры с большевиками, а потом ими же и расстрелянном.

Штабом восстания назначили штаб Петербургского военного округа, находившийся на Дворцовой площади в красивом четырехэтажном, классической архитектуры, здании. Здание Генерального штаба отвергли потому, что там у заговорщиков не было даже примерного перевеса, многие на словах сочувствовали и ругали власть – но твердой поддержки не было. В штабе Петербургского военного округа поддержка у заговорщиков была – твердая, с перевесом…

Мятеж начался с утра, когда главноначальник[14] Петербургского военного округа, генерал-полковник Олег Васильевич Романов (не из Августейшей семьи, просто однофамилец, к чему сами Высочайшие особы относились с юмором и нередко приглашали генерала за свой стол), прибыл на службу. «Руссо-Балт» подкатил к главному входу в здание штаба, часовые привычно взяли на караул, и генерал-полковник привычно взял толстенную папку из машины и привычно кивнул им вместо отдания чести. Он и в самом деле был больше управляющим поместьем, чем офицером, и, привычно идя на службу, думал о том, как, не вылезая за рамки отпущенных на этот год ассигнований, позволить себе закупить новые тренажеры с виртуальной реальностью, которые ему показывали вчера. Можно, конечно, перебросить деньги из статей, отпущенных на боевую учебу – но эти статьи защищенные, их трогать нельзя. Разве что с Высочайшего соизволения, но и во дворец идти по таким мелочам – право же, неловко.

Так он прошел в свой кабинет, скромно обставленный, как кабинет бюрократа, – и увидел двоих: командира одной из частей гвардии, графа Шубова, и начальника военной контрразведки округа, генерал-майора Латыпова. То есть Петрова и Котова. Точнее наоборот – Котова и Петрова. Первый – как раз и был тем, кому удалось-таки заманить в ловушку сверхосторожного Ахметова – но об этом тогда никто не знал.

– Господа…

– Срочное дело, господин генерал-полковник. По квартирмейстерской части.

Квартирмейстеры – так раньше называлась разведка, это слово использовали по сей день. Генерал-полковник не обратил внимания на тот факт, что в присутствии – кроме этих двоих офицеров – больше никого не было. Что было удивительно – кабинет главноначальника осаждали с утра до ночи. Олег Васильевич даже порадовался: будет время спокойно разобрать документы.

– Десяти минут вам хватит, господа?

– О, вполне, господин генерал-лейтенант…

– Извольте…

Они прошли в кабинет. Закрыли за собой дверь.

– Что опять произошло? – спросил Олег Васильевич, садясь за свой стол.

На страницу:
3 из 6