Экстремист. Хроника придуманной жизни

Приключений на сегодня было достаточно, я вполне прочувствовал дух Саранска и вспомнил молодость, поэтому бодрым шагом шел к себе домой, думая о чем-то неизбывном, как пишут в психологических рассказах. Проходя мимо остановки, я обратил внимание на девушку, которая в одиночестве сидела на скамейке. Она показалась мне знакомой, я подошел к ней – так и оказалось. Это была Жанна, девушка с которой у меня был роман несколько лет назад, когда я еще жил в Саранске. Я давно уже не видел ее, но отлично помнил, что она была интересным человеком, необычным для нашего города, в котором не приветствуется хоть какая-нибудь оригинальность.

Я подошел к ней, она узнала меня и обрадовалась. Странно, мы не виделись несколько лет, а она все еще рада мне. Я сел рядом и сказал:

– Автобус ждешь?

– Да.

– Была на концерте в «Строителе»?

– Ага, оттуда.

– Я тоже.

Помолчали, но чувствовалась, что у нее еще осталось напряжение от всего этого действа в ДК. Наконец Жанна возбужденно сказала:

– А ты в драку не попал?

– Я нет, почти. А ты?

– Я за сценой была, ушла сразу.

– Молодец.

– Там сразу было понятно, что что-нибудь начнется, когда эти скины приперлись.

– Да уж.

Замолчали. Я вспоминал наше знакомство.

Жанна была тем, что называется в нашей культуре словом «бард», но, несмотря на это, она мне очень понравилась. Я обратил внимание на нее на каком-то акустическом концерте, она играла после Петровича. Почему-то я сразу запал на нее, хотя она не была особой красавицей. Хотя нет, что-то в ней было – она была стройная, среднего роста, брюнетка, с правильными чертами лица и монгольскими скулами. Чем-то в своей внешности она сразу цепляла, хотя я и не мог понять – чем. Я смотрел на нее, не отрываясь – на то, как она играет, как смотрит куда-то вдаль невидящим взглядом, как встряхивает челкой, закрывающей ей глаза. Песни ее были довольно интересны, по крайней мере – оригинальны, голос тоже был хорош, но я находился под впечатлением всего ее образа – какого-то неземного, словно она была не от мира сего. Конечно, тогда я был совсем неопытен в этих делах, но может быть, это и было самым замечательным.

После концерта я попросил Петровича нас познакомить, что он и сделал. Жанна оказалась весьма милым и общительным человеком. Как водится на всех местных концертах, самое замечательное происходит после них – мы направились пить пиво в сквер за Центром Культуры, в котором собственно был концерт. Стояло жаркое лето, кажется, был июнь, и было так замечательно пить холодное пиво в тени деревьев. В этом сквере всегда по вечерам тусуется неформальная молодежь, попивая пиво или покуривая «траву» – такое место встречи. Иногда появляются менты, задерживающие кого-нибудь за распитие спиртного в общественном месте, но это происходит редко. В общем, там неплохо.

Так мы и просидели до самого вечера, а потом, когда сгустились сумерки, уже изрядно пьяные мы целовались с Жанной в кустах по соседству, потом я пошел провожать ее домой, и мы долго стояли возле ее старого «сталинского» дома, о чем-то говоря, но, по большей части, просто опять же целуясь. Наконец, она все-таки пошла домой, а я долго еще гулял по центру, чувствуя себя совершенно счастливым.

Так начался наш летний роман, о котором я и теперь еще вспоминаю с удивительной теплотой. Жанна училась в музыкальном училище игре на фортепиано, кроме того, она писала стихи, сочиняла песни… в общем, была творческим человеком. Мне было с ней интересно, я тоже старался поддерживать реноме, цитировать умные книги. Впрочем, обычно этого не требовалось, к счастью, мы вели себя как самые обычные влюбленные – гуляли по городу, взявшись за руки, целовались где придется, судорожно хотели заниматься любовью. Вскоре мы осуществили это наше желание в квартире у Жанны, пока ее родители были на работе. Все было замечательно, все уже что-то где-то попробовали, и нам не приходилось мучительно стыдиться и краснеть от каких-то сложных слов. Так продолжалось до осени, пока в один погожий сентябрьский день я не узнал от Жанны, что у нее теперь есть новый парень – музыкант из группы, которую она собрала, и нам надо расстаться. Ну что же – пришлось расстаться, хотя я и мучался из-за этого некоторое время. Впрочем, вскоре я забыл Жанну, или точнее говоря – не думал о ней. А потом я уехал в Москву.

И вот теперь мы сидели вместе на автобусной остановке в этот уже январский вечер. Я не знал, что сказать.

– Как у вас с Мишей?

Ее музыканта звали Миша.

– Никак. Мы расстались с ним еще осенью.

И снова потянулась пауза.

– Что домой не едешь? Три маршрутки уже прошли.

Она обернулась и посмотрела в упор мне в глаза. Выражение лица ее было каким-то растерянным, кончики рта дрожали, а в глазах, как мне показалось, застыли слезы. Да что там показалось – она и в самом деле плакала, теперь я уже точно видел это. Я обнял ее, она сильно дрожала и прильнула ко мне всем телом. Я гладил ее по волосам, она тихо хлюпала носом и размазывала слезы по лицу.

– Может, выпьем чего-нибудь?

Она утвердительно кивнула, и мы поднялись со скамейки. Так, в обнимку мы и дошли до ларька неподалеку, где я купил пару коктейлей. Потом мы присели на скамейку в соседнем дворике, немного посидели там, потягивая из банки. Было уже часов одиннадцать вечера, когда Жанна немного успокоилась и закурила длинный «Гламур». Я тоже взял у нее сигарету, так мы посидели минут пять, когда она внезапно сказала:

– Слушай, тут ведь недалеко кладбище?

За соседней улицей, недалеко от телебашни действительно было старое городское кладбище, на котором давно уже никого не хоронили.

Жанна еще отпила из банки и сказала:

– А пойдем туда.

– Зачем?

– Просто погуляем.

Я знал, что одно время Жанна была готкой и, наверняка, посещала это кладбище, так что не особо удивился ее предложению.

Мы пошли на кладбище, взяв по пути бутылку вина в круглосуточном магазине. Перейдя через дорогу, мы зашли за ограду сквозь почему-то незапертые ворота и пошли по длинной аллее. Центральная аллея была освещена, свет отражался от снега, и рядом с этой аллеей было довольно светло, хотя уже в соседних стоял полумрак. Мы дошли до памятника павшим воинам, постояли у вечного огня, рядом с которым валялись «бомжпакеты» и пустые бутылки, а потом повернули куда-то вглубь кладбища, туда, где все тонуло в сумраке, сквозь который светились огоньки домов.

Забравшись в глубину кладбища, мы сели на скамейку у какой-то могилы. Могила была занесена снегом, так что из сугроба торчал только железный крест. Вокруг нас то тут, то там из таких же сугробов тоже торчали покосившиеся кресты или железные надгробия, но мне нисколько не было страшно – наоборот, на кладбище было интересно и даже, можно сказать, весело. Вокруг стояла тишина, ближе к ночи стало чуть холоднее, и я выдыхал изо рта едва видный белый пар, который медленно поднимался к небу, утыканному яркими колючками звезд.

Мы открыли вино, и пили его из горлышка, передавая друг другу. На снег случайно пролилось несколько капель, и стало казаться, что здесь только что совершили ритуальное убийство. Мы пили молча, и казалось, что нас самих уже давно нет в живых.

Наконец я все-таки спросил Жанну:

– А почему ты плакала на остановке?

После паузы она ответила:

– Так, ерунда.

Потом она вдруг обернулась ко мне и поцеловала. Мы целовались с ней долго, и во время поцелуя она начала судорожно снимать с меня куртку, потом засовывать руки мне под свитер. Я все понял, встал и, сняв куртку, постелил ее на снег. В это время она уже снимала свое пальто, потом кофту, и через минуту мы уже занимались с ней сексом прямо на моей куртке возле занесенной снегом могилы. Хотя на улице было уже довольно холодно, мы, разгоряченные алкоголем и желанием, почти не замечали этого, и любили друг друга раз за разом. В этом было что-то первобытное, я обнимал Жанну, целовал ее лицо, вдыхал запах ее волос, в голове проносились какие-то обрывки мыслей. Мне казалось, что это наше совместное путешествие в ночь длится целую вечность, что мы занимаемся сексом уже несколько месяцев, лет, что все это никогда не прекращалось. Все вокруг нас было каким-то ирреальным, каким-то выдуманным, и только мы двое, лежавшие посреди этого чертова мира, были единственными, кто еще оставался в живых, и мы должны были спасти этот мир, спасти тем, что мы сейчас делали – и это было единственное по-настоящему важное дело, которое от нас требовалось.

Сколько все это продолжалось я не помню, но определенно довольно долго. Наконец все закончилось, и мы постепенно приходили в себя, лежа на все той же моей куртке. Впрочем, скоро нам стало холодно, мы стали одеваться, а потом уже сидели на скамейке, допивая вино. Я снова гладил Жанну по голове, мы снова молчали, но теперь уже все было по-другому. Что-то изменилось, как будто мы сами стали другими людьми, ранее не знакомыми и лишь только теперь узнавшими друг друга. Звезды над нами по-прежнему светили равнодушными колючками, но теперь это было не важно.

Вино закончилось, и я сказал:

– Ну что – домой?

Жанна кивнула, и мы пошли к выходу из кладбища. Фонари бросали свой свет на могильный снег, и, наверное, мы выглядели в этом свете двумя мертвецами. Впрочем, это тоже было неважно. Больше пить мы не стали, на остановке я поймал машину и посадил Жанну. На прощание она поцеловала меня и крепко сжала мою ладонь, потом я захлопнул дверь, и машина, взвизгнув на обледеневшей дороге колесами, быстро тронулась с места и помчалась, вскоре я видел только ее задние огни в темноте. Самому мне надо было в другую сторону, но я не стал ловить машину, а пошел пешком.

По дорогу мне в голову лезли всякие мысли о прошлом и будущем, но я старался отгонять их, чтобы сохранить внутри себя это ощущение какого-то вселенского покоя и отчужденности, какой-то странной умиротворенности.

Придя домой, я почти сразу лег спать, но почему-то долго не мог заснуть. Казалось, что если заснешь сейчас, то навсегда потеряешь это замечательное состояние души, которое я так явственно ощущал. Я смотрел в окно, и думал, что теперь уже долго не увижу Жанны. Впрочем, мне этого и не хотелось. Жалко было лишь забыть запах ее волос. Незаметно для себя я все-таки уснул.

Глава 7

Утром, вспоминая вчерашний вечер, я понял, что все то, что было на кладбище – было лишь один раз, и больше такого уже никогда не повторится. А еще я понял, что с Леной у нас все по-другому, и вот это – это уже очень серьезно. Теперь я уже совсем не сомневался, что люблю ее.

Постепенно я приходил в себя. Все, что меня волновало в Москве, теперь казалось пустым и незначительным. Важно было лишь любить Лену и делать то, что от тебя требовалось. А что от меня требовалось – я должен был решить сам.

Так получилось, что в этот мой приезд домой я, наконец-то, окончательно принял это решение. Помогло мне в этом наше государство.

Дело в том, что мой отец был тяжело болен, ему необходимо было доставать дорогие лекарства. До этого как-то все обходилось, государство более-менее обеспечивало его ими как льготника. Но этой зимой случилось то, что называлось «монетизация льгот», и дорогие лекарства льготникам больше не давали. Это был удар под дых.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.