bannerbannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5

Лифт остановился.

* * *

Аудитория была историческая, на два этажа, я когда-то видела про нее документальный фильм. Все уже расселись: выйдя почти к самой кафедре, я сжала в кулаке амулет…

И сразу увидела пульсирующий отблеск. Миша сидел левее от центра, на виске у него светилось клеймо, рот и подбородок блестели свежей кровью. Я разжала руку – в обычном мире крови не было и знака не было: озабоченный студент раскладывал свои конспекты.

Мишин сосед толкнул его локтем и указал на меня. Мы встретились глазами; нет, он мне не обрадовался. Он не мог понять, за что ему такая радость: полузнакомая девушка таскается следом, будто на резинке.

Я замахала руками, умоляя, требуя, чуть ли не угрожая. Он нехотя выбрался из ряда – благо, сидел почти у прохода – и спустился ко мне:

– Оставь себе фонарик, ладно?

Я протянула ему бумажку, на которой косо-криво был написан мой телефон:

– Слушай… Если тебе станет плохо или случится что-то… непонятное, позвони, хорошо? Меня зовут Дарья Лебедева…

– Хорошо, – он почти успокоился, догадавшись, что я сумасшедшая. – Только больше не ходи за мной, ладно?

Я не успела ответить.

– Девушка, мне можно войти или еще нет?!

Я отпрыгнула. Монументальный преподаватель стоял за моей спиной, раздувшись от возмущения, а я преграждала ему путь к рабочему месту. Двести насмешливых взглядов наблюдали с амфитеатра, любовались бесплатным цирком.

– И-извините…

Из-за спины преподавателя в аудиторию проскользнул уже знакомый мне очкарик. Неожиданно подмигнул, расторопный какой.

Я выскочила из аудитории алая, как паруса, которые увидела на горизонте Ассоль. Ну, теперь обо мне точно пойдут легенды…

Зазвонил и задергался в кармане телефон.

– Лебедева, – закричала Настя в трубке, – тут Содом и Гоморра!

– Где?!

– На физре! В бассейне меньше половины группы, ты в списке системных прогульщиков! Или срочно прибегай, или ты без зачета и без стипендии!

И оборвала разговор.

* * *

Звонок Лизы застал меня на полпути между корпусами:

– Ну что, ты выяснила? Это его девушка?

– Не знаю, я не успела…

– Ну так поторопись! Если она хорошо присосалась, так через пару часов от парня будут рожки да ножки…

– А ты не можешь мне помочь? Ты или Гриша…

В трубке уже были короткие гудки. Я подумала: ну, за одну-то пару с Мишей ничего не случится, и рысью вбежала в спорткомплекс.

Вопли физрука были слышны уже в раздевалке. Обожаю этот принцип со школьных времен: за тех, кого нет в классе, влетает хорошим детям, которые явились.

– Я вам устрою! – трубным гласом ревел физрук. – Я в деканат пойду! Где Лебедева? Где Свиридова? Где эта, как ее… где половина группы, я вас спрашиваю?!

Приседая, подкрадываясь и применяя стеллс-технологии, я ухитрилась пристроиться к общей шеренге. Надо ли говорить, что резиновая шапочка у меня съехала на одно ухо, очки болтались на шее, а шлепанцы я и вовсе несла в руках?

– Лебедева здесь! – отважно крикнула Настя.

Физрук некоторое время разглядывал меня, покачиваясь, как кобра на хвосте перед атакой.

– Ладно, – сказал наконец, – в последний раз, Лебедеву из позорного списка вычеркиваем… Работать! Всем в воду!

Я прыгнула с бортика, не дожидаясь своей очереди на лесенке.

* * *

Миры существуют рядом – повседневный и тот, что за гранью. Это интуитивно понятно всем, это отлично знают дети и некоторые взрослые, об этом написаны тысячи книг. Кто-то видит другой мир средоточием кошмаров под тонким льдом, который вот-вот проломится. Кто-то – волшебной страной, где кроме чудовищ обитают чудеса. Кто-то боится заглянуть в едва приоткрывшееся окошко, кто-то всю жизнь ждет у запертой двери. А мне достаточно зажать в кулаке свой амулет с изображением глаза.

Я нырнула поглубже, метра на три, и, потихоньку выпуская воздух из ноздрей, сжала кулон. Задрожала вода; я увидела силуэты странных существ, не то рыб, не то медуз, слишком огромных для простого человеческого бассейна, они проявились – и тут же исчезли, как сахар. Рядом покрикивал физрук, бултыхались в воде мои однокурсницы, шлепали ноги по бортику, поднимались пузыри…

И вдруг меня захватило, как в пригоршню, и резко потянуло вниз!

Мне восемь лет. Я в ледяной воде, меня тащит на черное дно, воздуха не хватает, перед глазами мечутся цветные искры, а дна все нет, в этой речке нет дна, я тону, умираю, проваливаюсь в бездну, в преисподнюю. Все дальше свет, все меньше надежда, ее не было и нет, я тону, я проваливаюсь, я…

Пальцы судорожно сомкнулись на бортике бассейна. Я кашляла, хватала воздух ртом, а надо мной нависал физрук:

– Ты что? Ты что?! А ну быстро выходи из воды!

Я еле выползла, шатаясь. Перед глазами было темно – единственное светлое пятнышко, размером с почтовую марку, кое-как помогало мне ориентироваться.

Меня усадили на скамейку. Темнота перед глазами понемногу разошлась.

– Ты сегодня завтракала? – с подозрением спросил физрук.

– Не помню, – призналась я.

– Так иди и поешь! Анорексички хреновы! Хочешь, чтобы меня инфаркт хватил?!

Я побрела в раздевалку.

Миры существуют рядом, но повседневный хотя бы соблюдает правила. А тот, что за гранью, правил не знает – твоя жизнь для него столь же важна, как осенний листок в костре, как отражение стрекозы на водной глади, как прошлогодний билет в кино. Если забудешь об этом, если возомнишь себя бессмертным эльфом – что же, твои проблемы…

Я вышла из-под душа и подошла к зеркалу. И сразу увидела, что амулета на шее нет.

Обморочное состояние слетело с меня, как шляпа. Я метнулась назад, в бассейн, где все так же плескались и шлепали по воде мои однокурсницы, и через секунду была снова в воде.

– Лебедева, я куда сказал идти?!

– Я потеряла кулон…

– Я сколько раз говорил: перед занятием снимать кулоны, сережки, побрякушки!

Я не слушала его. Я ныряла и ныряла, ползала по дну, всматриваясь в белую плитку на своей дорожке – и на соседней…

Никаких амулетов. Чистое клетчатое дно.

* * *

– Лиза, я потеряла амулет и теперь ничего не вижу.

Она долго молчала в трубке. Я не знала, куда деваться от стыда.

– Круто, подруга, – пробормотала она наконец. – Даже не знаю, что тебе сказать…

Я отключила телефон и наконец-то разревелась как следует.

Бессонная ночь, рыдающая Настя, кровь и татуировка на виске, амулет в урне, подземелье, портал, Инструктор, мехмат, бездонная черная дыра посреди бассейна – все это наконец сложилось, сплавилось в единый груз, и у верблюда моей души подломились тонкие ноги терпения. Единственным пристанищем человека в таком состоянии мог стать только сортир – и я бросилась к первой же двери с подходящей пиктограммой. К счастью, внутри никого не было, занятия еще продолжались.

Скорчившись над раковиной, я ревела, оплакивая свою судьбу и себя, неудачницу, когда вдруг обнаружила, что в кабинке, только что пустой, теперь кто-то есть.

Внутри деликатно кашлянули. Приоткрылась дверь, и Гриша, в майке с анимешным персонажем – на этот раз ведьмочкой Кики, – посмотрел на меня с искренним сочувствием:

– Ну, все нормально на самом деле…

Я так растерялась, что даже перестала рыдать:

– Это женский туалет!

– Не вылезать же мне из стены в общественном месте, – резонно заметил Гриша. – Не все к этому привыкли, знаешь. А я тебе подмогу привел…

Он посторонился, выпуская из кабинки еще одного внезапного гостя: этому с виду было лет тридцать, высокий, мрачноватый, небритый, совершенно не похожий ни на студента, ни на препода.

– Это Пипл, – представил Гриша. – То есть его так зовут.

– Это! Женский! Туалет!

– Так здесь же никого нет, – возразил Гриша с восхитительной непосредственностью. В этот самый момент снаружи послышались голоса – и цокот каблуков, приближающийся с каждой секундой. Гриша насторожился:

– Ладно, я пошел…

Он исчез за дверцей кабинки, я толкнула этого Пипла в другую – и закрыла дверцу, загородила собой. Еле слышно зашипел баллончик, одна из старшекурсниц, вошедших в туалет, наморщила нос:

– Краской воняет?

– Ремонт, – приветливо объяснила я.

К счастью, она не стала ничего выяснять.

* * *

– Нет, ну додуматься до такого! Детский сад…

Я выглянула в коридор, дождалась момента, когда никто не смотрел, и выпустила этого Пипла. Не сказать, чтобы он мне очень понравился – у него был взгляд верблюда, снисходительный, свысока. А кроме того, вся эта унизительная суета с кабинками?..

– Ну, Гриша, он извращенец, что ли, или совсем дурак?..

– Ты всегда так много болтаешь?

Сказано было небрежно, будто невзначай. Я закрыла рот и для верности представила, что на губах у меня застежка-змейка и что она крепко заперта. Очень хорошее психологическое упражнение, помогает смолчать в ситуациях, когда каждое слово работает против тебя.

В молчании мы вышли из корпуса, прошли к Главному зданию, и здесь, на ступеньках, я снова увидела Мишу. Он резко изменился за те пару часов, что я его не видела: казался бледным, растерянным, даже стал ниже ростом. Его девушка стояла напротив и обеспокоенно спрашивала, а Миша нехотя отвечал – и мне безо всякого амулета было ясно, что он что-то от нее скрывает.

Она была невысокая, смуглая, черноглазая; она была Тень и сейчас, расспрашивая, тянула из парня жизненные соки. А у меня, как на грех, не было амулета.

– Эти? – спросил Пипл, проследив за моим взглядом.

Я кивнула. Застежка-змейка все еще надежно скрепляла мои губы.

Не говоря ни слова, он направился к ним. Подошел и начал о чем-то расспрашивать; брюнетка непроизвольно подняла брови – кажется, этот Пипл сумел ее огорошить. Она замотала головой, даже попятилась; мой новый знакомый обошел их по кругу, будто принюхиваясь, и вернулся ко мне.

– Она не Тень, – сказал озабоченно.

– Как?!

– Да вот так. Просто девчонка. А парня пиратят, и сильно.

– «Пиратят»… в смысле?

– Ну, я это так называю. Вроде как фильмы скачивать незаконно. Пиратским образом. Так и его сейчас скачивают…

– Скачивают… с торрентов, что ли? Человека?!

Он посмотрел на меня уже знакомым взглядом – умудренного верблюда, сверху вниз:

– Гриша сказал, ты с позавчерашнего дня в службе Доставки?

– Со вчерашнего.

Он вздохнул, типа, просвещать новичков не нанимался.

– Тень установила с жертвой контакт и выкачивает из нее жизненные силы. Так понятнее?

– Откуда ты знаешь? Ты что, тоже видишь эти знаки, кровь на лице…

Он помотал головой:

– Нет. Я чую. Нюхом.

Его ноздри чуть дернулись:

– У тебя вторая группа крови, духи Kenzo Flower By Winter Flowers, сегодня ты была в бассейне, ела пиццу «Маргарита» и пирожки, типа, с мясом.

Я долго молчала. Он доброжелательно ждал, пока я справлюсь с очередным шоком.

– Я тебя боюсь, – выдавила я наконец.

– И тратишь кучу времени на ненужные эмоции, – сообщил Пипл. – А парню-то осталось жить сутки от силы.

– Жить?!

– Из него качают время жизни – конкретно так… За час отбирается несколько лет. Завтра утром из парня будет труп.

– А что же нам делать?!

Он посмотрел снисходительно.

* * *

Миша и его подруга сели в маршрутку. Я подняла руку, останавливая машину. Притормозила зеленая «копейка»:

– Дорогу покажешь?

Пипл грубовато дернул меня за локоть, оттащил от машины и кивнул водителю, проезжай, мол.

– Ты чего? – я вырвала руку.

– В этой машине вчера такое возили, что я рассказывать не хочу, – сказал он отрывисто. – Вон синий едет, тормозни его.

Мы влезли в старую синюю «Мазду». Пипл повел ноздрями, но промолчал. Водитель ехал за маршруткой, ни о чем не спрашивая – благо, движение было небыстрое.

– Тебе, наверное, трудно, – сказала я, забыв о застежке на губах.

Он вопросительно поднял брови.

– Ну, с таким нюхом, – уточнила я.

– Я привык.

– Ну, «Парфюмер» Зюскинда ты читал? – я была уверена, что он заинтересуется, но он равнодушно покачал головой:

– Нет.

– Хоть кино смотрел?

Он ухмыльнулся:

– Ты все-таки очень много болтаешь.

Я оскорбленно прикусила язык. В этот момент маршрутка, за которой мы тянулись, остановилась впереди у обочины, и из нее выбрались Миша со своей брюнеткой.

* * *

Пипл шел по следу, как собака, не особенно при этом напрягаясь и, уж конечно, не водя по земле носом. Поэтому мы могли отстать и не бояться, что наши подопечные заметят слежку.

У подъезда девятиэтажки им повстречалась, видимо, соседка. Ее мы сперва услышали и только потом увидели.

– Я позвонила хозяину вашей квартиры! – кричала немолодая женщина. – А в следующий раз позвоню в милицию!

Миша что-то примирительно сказал, я расслышала только «Тетя Света, ну что вы…».

Женщина повысила голос:

– Бессовестные! У мужа мигрень, а они музыку врубают в семь утра!

Брюнетка вошла в подъезд, даже не глянув на расстроенную соседку. Я догадалась: это девушка врубает музыку. Она делает зарядку и будет делать, хоть соседи о стенку разбейся. Бедный Миша…

– Эта тетка не Тень случайно? – спросила я Пипла. Он мотнул головой.

Мы дождались, пока возмущенная женщина отойдет подальше, и двинулись к подъезду. На двери был кодовый замок, Пипл наклонился, будто невзначай, обнюхал кнопки и сразу набрал правильный номер. Внутри, в подъезде, было темно и сыровато, мне на секунду вспомнилось подземелье с порталом.

Пипл шел, неторопливо поднимаясь по лестнице, иногда останавливаясь, иногда склоняясь к дверям квартир.

– Младенец, мальчик, искусственное вскармливание. Пуделиха, у которой течка. Духи «Шанель», поддельные, фу… А здесь что?

Он остановился, подобравшись, как охотничий пес. Я замерла, боясь ему помешать.

Пипл выдохнул и расслабился:

– Ничего… Ничего здесь нет, никакой Тени, мы зря сюда приехали.

И зашагал по ступенькам вниз.

* * *

– Ты знаешь, в какой они квартире?

Он посмотрел на окна:

– В сорок первой.

– Тогда почему… ты… не можешь пойти к ним и сказать всю правду? Ты же видел, этот парень… Миша… он уже что-то чувствует, с ним что-то не так…

Пипл промолчал. Я сама вспомнила: не далее как сегодня утром я сама хотела предостеречь Мишу, и теперь он считает меня в лучшем случае дурочкой.

– Ты сказал, что ему осталось жить сутки от силы…

Пипл кивнул.

– А мы будем смотреть и ждать?!

Он зашагал прочь от подъезда, на ходу поманил меня за собой. Мы прошли мимо тети Светы – Пипл приветливо с ней поздоровался.

– Дело такое, – заговорил он, когда мы снова вышли на улицу. – Перед финалом Тень обычно вылезает из укрытия и подходит к жертве поближе. Если мы ее выследим раньше, чем он помрет, – мы молодцы.

– Он здоровый молодой мужчина. От чего ему умирать?

– Внешне это будет выглядеть как авария, криминал, внезапный инсульт – у молодых тоже бывает, хоть и редко. Даже самоубийство. По сути, внезапный конец жизни, которую сожрала Тень.

Мне стало холодно. Я остановилась:

– Послушай, значит, все аварии… взрывы, пожары, инсульты…

– Не все, – мягко возразил Пипл. – Тени подстраиваются под существующий тренд. Подкладывают, так сказать, своих жертв под несчастные случаи.

– Зачем это надо? Зачем они убивают?

– Питаются. Греются. Получают свой ресурс… Тебе куда сейчас? В общагу?

Я помотала головой:

– Подожди… Тень всегда подходит к жертве в последний момент?

– В девяноста процентах случаев.

– А если эта Тень, которая убивает Мишу… окажется в тех десяти процентах, что не выходят?

Пипл вздохнул. Я привычно потянулась рукой к амулету – и ухватила пустоту.

– Не переживай, – сказал Пипл. – Не видишь Теней – о’кей. Научись определять их по косвенным признакам.

– Это по каким же?

– Они вечно мерзнут, во-первых. Если в жаркий день видишь человека в теплом свитере и шарфе – обрати внимание. Во-вторых, они боятся молока: оно для них как кислота. Сомневаешься в ком-то – предложи хлебнуть молочка или выпить кофе со сливками. Откажется – значит, Тень.

– Или просто не любит молока.

– Или не любит, – легко согласился Пипл. – Ты как себя чувствуешь?

– Паршиво.

– У тебя сегодня был нехилый гормональный выброс, – сказал он задумчиво.

– И что это значит?

– Значит, что ты встретила кого-то, кто потом появится в эротических снах… У тебя как с сексуальной ориентацией?

– Традиционная! И это не твое дело! И перестань меня обнюхивать!

На меня с подозрением покосились прохожие. Я, спохватившись, замолчала.

– Прости, – сказал Пипл очень искренне. – У меня это профессиональная деформация. Я бываю бестактным.

И улыбнулся без капли высокомерия – искренне и с симпатией.

Глава шестая

Голуби и соколы

В коридоре на подоконнике Павлик проделывал манипуляции с огромным цветочным букетом. Когда я подошла, он подпрыгнул от неожиданности, потом расслабился и выдохнул:

– А, это ты…

В букет был вправлен плюшевый медвежонок, в лапах у медвежонка помещалась шоколадка, к шоколадке скотчем крепилась открытка с извинениями и признаниями в любви. Медвежонок и видом, и взглядом походил на Павлика. Мне сделалось жалко их обоих.

– Павлик, может, тебе пока подождать… Пускай она как-то остынет…

Я врала. Я знала, что Настя не остынет и не согреется. Я не сумела объяснить это Павлику, который изнывал от чувства вины, хотя не был ни в чем виноват.

– Даша, передай ей, пожалуйста, а то я сам боюсь…

Я кивнула. Взяла букет с медведем и открыткой. Вошла в комнату: здесь было непривычно чисто и прибрано, Настя валялась на кровати с ноутбуком на животе.

– Это тебе, – я протянула ей букет. Она даже не повернула головы:

– Спасибо. Пойдешь на кухню – оставь в помойном ведре.

– Настя, – я села напротив. – Послушай меня, Павлик…

– Я читаю, ты что, не видишь?!

– Павлик тебя на самом деле…

– Новые новости! Устройство чужой судьбы на доступных условиях… Не хочу слышать этого имени, не знаю этого человека, и не продолжай, или я обижусь!

И она демонстративно уткнулась в экран. Я знала, что Павлик там, снаружи, ловит любой шорох и ждет затаив дыхание, как будет принят его подарок. Сейчас мне придется вернуть цветы и сделаться вестником несчастья.

Я вдруг разозлилась: какого лешего я должна работать посыльным голубем? Один раз пожалеешь человека – и готово, ты уже его доверенное лицо, чуть ли не духовник-исповедник…

Злость сменилась осознанием вины. Если бы я остановила Тень раньше, чем она успела прикончить Настину любовь, – все было бы по-другому, и сейчас я шаталась бы где-то по улицам, дожидаясь, когда влюбленные завершат очередной романтический вечер.

Я встала, чтобы отнести букет обратно Павлику, и в этот момент дверь открылась. Точно такой же медведь, как был прикреплен к букету, но только в человеческий рост, шагнул к нам в комнату, зацепившись о притолоку мохнатой плюшевой головой.

Даже Настя при всем своем стоицизме удивилась.

– Павлик, – процедила она, – размер, конечно, имеет значение… но не в этом случае!

Медведь посреди комнаты поглядел на нее без интереса – и перевел взгляд на меня. Поднял мохнатую лапу; в лапе чудом удерживалась связка ключей, как если бы медведь был сторожем тюрьмы… Или спер с режимного объекта полный набор дубликатов.

А еще через минуту выяснилось, что внутри медведя спрятан вовсе не Павлик.

* * *

– Зачем ты нацепил эту дурацкую шкуру?

– Чтобы пройти в общагу, не привлекая лишнего внимания, – он даже не улыбнулся.

Я с трудом сдержала нервный смех:

– А зачем ключи?

– Пойдем, все узнаешь.

– Послушай, Семен…

– Сэм.

– Сэм… Почему ты уверен, что я с тобой пойду?

– Потому что сегодня вечером я покажу тебе кое-что, чего ты никогда не видела.

Я вздохнула. Эх…

Парень был настолько уверен в себе, что не боялся выглядеть идиотом. Он жил, играя ради игры, развлекаясь ради чистого фана. Может, он поспорил с кем-то, что уведет меня сегодня в кабак или в клуб. А скорее всего, ни с кем не спорил, ему просто взбрело в голову. Увидел девочку – на секунду заинтересовался – поужинали, потанцевали, развлеклись… Почему нет?

– Спасибо, Сэм. Но я не могу. У меня много работы на сегодняшний вечер.

– Ты не понимаешь, от чего отказываешься.

– И не объясняй, а то я умру от горя.

Похоже, ему нечасто говорили «нет». По крайней мере, сейчас он казался удивленным. Мы стояли в коридоре у входа в кухню, и всем жительницам нашего этажа вдруг понадобилось зайти за йогуртом, или заварить чай, или неторопливо пройтись туда-сюда. Я ловила на себе заинтересованные взгляды: Сэм был известной личностью на факультете, а я традиционно считалась участником массовки – таких, как я, в каждом вагоне метро едет пятнадцать человек.

Завтра скажут: «Она ему отказала, чтобы покрасоваться». Зачем ждать завтра – уже сегодня скажут, да впрочем, мне-то что за дело…

…Когда он отстегнул смешную мохнатую голову, когда я увидела его в медвежьей шкуре, веселого, нелепого, мне вдруг померещилось на секунду, что я его давно знаю, что это мой друг, зачем-то надевший маску… нет, не медведя. Маску высокомерного заносчивого мажора.

Короткое наваждение явилось – и пропало: он был не друг мне. Я бы с удовольствием погуляла с ним под дождем, посидела на автобусной остановке, обсудила нюансы современного прочтения Свифта, но все это было невозможно. Сэм – парень с другой планеты, и, отправившись в космос на его корабле, я рискую задохнуться без скафандра…

– Жаль, – сказал он, будто эхом отвечая на мои мысли. – А мне казалось, что ты хочешь в музей Землеведения.

Пришла моя очередь удивляться:

– Откуда… А-а, ты прочитал мой статус на «Фейсбуке»!

– Неправда. Мне явился призрак Ломоносова и велел показать тебе великие тайны.

Чистая работа: за вечер он сумел уже второй раз меня удивить. Я действительно любила наш музей Землеведения, не была там с прошлого года и буквально пару дней назад сокрушалась в Сети, что никак не доберусь до двадцать четвертого этажа Главного здания.

– Тогда пошли, – сказал он, довольный моей реакцией.

– Прямо сейчас?

– Зачем откладывать?

– Музей закрыт!

Он торжественно показал мне связку с ключами:

– Нет закрытых путей. Есть пути, которые хорошо охраняются – там Сцилла, здесь Харибда… Но ты же не трусиха, правда?

* * *

Мы прокрались по музею, освещенному в этот час только дежурными лампочками. Мимо витрин с минералами и драгоценными камнями, каждый из которых можно разглядывать целый день. Мимо портретов выдающихся ученых и чучел тех, кого они исследовали.

Сэм попробовал ключ к балконной двери – не подходит. Тогда он стал пробовать ключи один за другим, напоминая ретрохакера из викторианских времен.

Наконец дверь поддалась. Снаружи повеяло прохладным воздухом и запахом травы – внезапно, на двадцать четвертом этаже посреди колоссального города. Сэм подал мне руку:

– Здесь осторожно: высокая ступенька. Смотри под ноги.

Я вышла под небо – и так и остановилась.

Вокруг лежала Москва в огнях мостов и набережных, в изгибах реки, в потоках красных и белых фар на запруженных улицах, в темных пятнах парков, в геометрическом узоре дорожек у смотровой площадки. За моей спиной высился шпиль университета, я стала частью этого здания, я сделалась одной из статуй, химерой на фасаде и рисунком на гербе. Минуты шли, я не двигалась, только город подо мной перетекал огнями, мерцал, светился…

– Разрешите, миледи, скромно презентовать вам этот вид.

Он откупорил бутылку шампанского. Сунул мне в руку бокал. Я поморщилась: ну кто же пьет шампанское на балконе музея?

Но я не решилась его обижать. В конце концов, он исполнил обещание: показал мне то, чего я никогда не видела и вряд ли еще увижу.

– Ты на Эйфелевой башне была? – он глядел на Москву через свой бокал, на просвет.

– Нет.

– И не ходи. Там такие очереди, давка, духота… Здесь – совсем другое дело.

– Буду знать.

Он уловил иронию в моем голосе, но ничего не сказал. Надо было как-то объяснить, что я благодарна ему за эту фантастическую прогулку, но по-прежнему ничем не обязана. Мы отдельные люди, мы из разных миров, но я не хочу показаться грубой…

– Там сверху, за гербом, живут соколы, – сказал он.

– Правда?!

– Точно. Охотятся на голубей. Здесь кое-где можно косточки найти.

– Ужас какой.

– Хищники, что с них взять. Живут себе на верхушке исторического здания, как в горах или в лесу. Свободные…

В его голосе мне послышалась зависть.

– На фиг такую свободу, – я снова посмотрела на огни. – Если тебе интересно мое мнение – я на стороне голубей. И…

Я на секунду запнулась, думая, можно ли говорить об этом вслух.

– …И я бы защищала голубей от этих соколов… если бы могла, конечно.

На страницу:
4 из 5