Россия 2020. Голгофа

С трудом оторвавшись от зеркала, человек прошел в малую комнату. Сев на продавленный диван, какое-то время тупо смотрел на стенку шифоньера. Потом, закрыв руками лицо, не сдерживаясь, навзрыд заплакал…

Вот и здравствуй… Вот я и дома…

Еще через полчаса человек проверил газ, свет, воду. Ни того, ни другого, ни третьего не было…

Постелив на стол нашедшееся на кухне старое полотенце, человек положил на него пистолет. Начал неторопливо разбирать его…

Здание Управления ФСБ по Удмуртской Республике находится на улице Пушкинской, которая идет через половину города и до прокладки и застройки улицы Удмуртской была главной улицей города. Здание УФСБ представляет собой четырехэтажное здание в стиле сталинский ампир, примыкающее к стадиону «Динамо». С другой стороны – прямоугольная бетонная безликая высотка здания МВД, дальше жилая сталинка и концертный зал МВД. Все это было цело, но на белых, гипсовых стенах виднелись пулевые отметины. Бой шел и здесь после короткого и бесславного присоединения Удмуртии к Татарстану. Сейчас боя не было. Бронетранспортер стоял дальше, высовываясь острым ребристым колуном рыла из ворот ХОЗУ…[8]

Человек подошел к главной двери, ведущей внутрь, толкнул ее. Дверь не поддалась…

– Простите…

Человек повернулся.

– Вы к кому?

Человек достал корочку.

– Полковник Сизокрылов на месте?

СОМовцы переглянулись.

– Вход сейчас в другом месте. Все переехали в МВДшное здание…

Вход в здание, которое теперь делили МВД и ФСБ, был через дворик. Во дворике сумбурно, суетливо завершался развод. Дежурная смена сдавала технику: «уазики», реквизированные пикапы с установленными на них пулеметами, банковские бронеавтомобили. Шутили, курили, хлопали друг друга по плечам. Бронетранспортеры сюда не загоняли, тут они как слон в посудной лавке. Бэтээры стояли на въезде, частично перекрывая Советскую и занимая проулок…

– Вы к кому?

Крыльцо, через которое сейчас входили в здание, было дополнительно укреплено. Краном составили один на один блоки с ЖБК, оставили бойницы для автоматов и пулеметов, вставили бронированную дверь с «кормушкой», наверное, из какого-нибудь СИЗО притащили. Работы по укреплению здания продолжались, и сейчас было видно, как работают каменщики. На каждом этаже закладывали кирпичом окна, оставляя лишь узкие щели бойниц. Ни у кого никаких иллюзий уже не было, об этом свидетельствовал побитый бетон стен и кратеры от попаданий гранатометных выстрелов. Готовились ко всему…

Просунутое в щель удостоверение не вернулось.

– Вы к кому? – раздраженно повторил боец.

– К Сизокрылову.

– Кто такой?

– А ты не о…л, боец? – спросил человек. – Ксиву посмотри!

Кормушка с лязгом захлопнулась.

Московская ксива уже не была пропуском везде и всюду. Трудно было ожидать иного. После того как Москва всех предала, продала, сдала, бросила на растерзание охреневшему от безнаказанности подполью… чего еще ждать. Парадокс, гребаный парадокс жизни – где, в какой стране мира еще было такое, чтобы страну фактически распускали сверху? Чтобы целенаправленно ломали структуры безопасности, создаваемые как иммунная система государства. Чтобы разгоняли профессионалов, многие годы воевавших против ваххабитской чумы. Чтобы ублюдок с министерскими корочками обнимался на митинге с бородатой мразью под приветственные крики собравшихся на митинг ваххабитов и гробовое молчание всех остальных, кого власть, русская власть предавала, бросая на произвол судьбы на земле, в одночасье ставшей чужой.

Человек закрыл глаза. Картины плыли перед глазами… те, которые он хотел бы забыть. Лента воспоминаний разматывалась, набирала ход с болью, с кровью, со вспышками. Веселые, ветреные языки пламени, рвущиеся из окон элитного дома, выщербленная пулями стенка с лужами крови под ней. Мчащийся по Садовому кольцу бронетранспортер с изуродованным телом, привязанным тросом.

Контрреволюция…

Надо сказать… этот урод оказался не робкого десятка. В то время как его соратники разбегались, штурмом брали Шереметьево, скрывались на своих виллах, рвали к Бресту по Минке, погрузив в машины все, что удалось наскоро похватать, – этот нет, этот остался в Белом доме до конца. Даже в американское посольство не попытался уйти… хотя, наверное, мог бы. Успел выпустить телеобращение к народу до того, как прекратило вещание Останкино. Верил…

Лязгнула засовом стальная дверь. На пороге стоял СОМовец, автоматчик. Смущенная репа, красные от недосыпа глаза.

– Прошу прощения, служба. Приказано пропустить без сопровождения.

Это было высшей степенью доверия в таких местах – приказ пропустить без сопровождения.

– Нормально, боец. Кабинет какой?

– Двести пятый. Второй этаж, направо.

– Я знаю, боец. Я знаю…

Внутри было неустроенно, шумно. В коридоре – кипами папки, старомодные, картонные, с четкими иероглифами номеров. Скорее всего, и нулевка[9] здесь – просто некуда и негде складывать пока. Снуют люди, пополам форма и штатское, автоматы на плечах у многих, раньше по зданию Управления так никто и никогда не ходил. Да времена сейчас другие…

На двести пятой не было таблички с именем, был только темный прямоугольник на двери с двумя неаккуратными дырками, оставшийся от таблички предыдущего владельца. Человек стукнул одними фалангами, надавил на ручку. Дверь не поддалась – заперто. Прислушался. Постучал еще раз, затем еще…

Приглушенный мат, тяжелые шаги…

– Кого, б…, несет?!

На пороге – кряжистый, полноватый мужик в камуфле без знаков различия. «Стечкин» в кобуре, скупая орденская колодка на груди.

– Б… до кого еще не дошло…

Мужик оборвал себя на полуслове.

– Виктор Иванович… – сказал человек.

– Вася… – неверяще пробормотал мужик, – говорили же…

– Живой я, дядь Вить. Живой…

– …короче, так по недоверию меня и ушли. Тогда нам сюда Салимова посадили, тот еще б… фрукт. То, что он Аллаху молится, это еще хрен с ним, так он не в мечеть ходит, хрен знает где молится. Началась, короче, чистка. Тупо на кого есть заявы – по недоверию, и все дела. Чем сомневаться, лучше так. Потом стало получаться, что работать вообще некому. Так они, б…, два курса из ментовской учебки досрочно выпустили, представляешь? Б…

– А этот Салимов, где он?

– Где-где. Как только запахло жареным – к себе мызнул. Это быстро – граница в тридцати километрах. С…а, нулевые дела забрал, все по подполью, мы как слепые теперь. Гад ползучий…

– Кончать надо было.

– Да многих кончили… Короче, Бехтерева убрали, Казанцева убрали, Галямова убрали…

– Галямова?!

– И его тоже. Он ведь какой… ершистый, сам помнить должен. Знаешь, что он этому… в лицо сказал. У меня национальность, говорит опер, так и пиши. С концами. Потом сердце не выдержало… хоронили… с…а комендантский взвод зажал, мразина конская. Как работягу закопали…

Галямов был человеком хорошо известным, можно даже сказать, легендой. Совсем молодым пацаном, лейтенантом еще патрулировал парк Кирова. Пешком, ночью. Навстречу хулиганы – семь человек. Арматуру, ножи тогда еще не принято было носить, но палкой тоже только так огреешь. Напарника сразу по башке, как раз такой палкой. Галямов на поражение – два трупа, один тяжелый. Обвинили в превышении, дали пять лет, не сдался. Писал, требовал справедливости. Дело пересмотрел Верховный суд – оправдали, восстановили в органах. Преподавал оперативную тактику, учил их, дураков. По выслуге лет не ушел… ушли, получается…

– А как тут было-то?

– Как-как. Так и было, Вася. Присоединили нас, в первый же день – гости с Казани пожаловали. Всю агентуру тряханули, мы разом и ослепли и оглохли. Меня уже не было, мне-то что – много надо? Уехал в Завьялово, там и телочка, и курочки. На жизнь как-никак хватит. Потом разборки начались. В мясо, в кровь. Здесь ведь вахов не было, ты знаешь. Начали сюда приезжать – в один день на площади пятьсот человек дрались, пока подъехали – два трупа. Потом до автоматов дело дошло.

– А удмурты?

– А чего удмурты? Люди безответные, ты знаешь. С Татар-базара тоже далеко не все пошли, как электричка с Казани идет – так драки у самого вокзала начинаются. Потом шандарахнуло… там у вас. Здесь шесть дней терпели. Потом собрались, у кого что было – взяли. Пошли – рынки, ДОСААФ, деревяшки, Татар-базар. Татары напополам раскололись, многие нам как раз и помогали. В общем, гнали, как сидоровых коз… у Агрыза под обстрел попали. С той стороны бэтээры – и у нас. Пострелялись… ночью отошли, у нас пара десятков двухсотых, и у них тоже. Так как-то граница и установилась. Сама по себе, б…

Мужик встал с места.

– Ты пожрал ли? А то мне невестка вон – колбаски конской…

– Спасибо, сыт…

– Давай хоть чайку попьем. Ты пить так и не научился?

– Да какое там…

Родственники у Виктора Ивановича были татарами. Тестя зарезали за то, что выступил в мечети после пятничного намаза, проклиная ваххабизм и сепаратизм.

Чайник быстро зашипел, порская паром…

– Ты мне скажи, Вася… – сказал Виктор Иванович, разливая чай по старым, треснутым чашкам, – вот что за б…ство такое происходит? Почему люди не могут жить как люди, а? Чего всем надо?

– Да откуда мне знать.

– Я ведь старый человек. Совсем по-другому жили. А сейчас – как в войну…

– Почему как?

Чай был самодельный, терпкий, с листьями малины и смородины. Просто так уже никто не пил – дорого, да и просто нету. Горячее, вяжущее язык варево согревало заледеневшие на холодном ветру перемен души…

– Нет, а все-таки… – старый мент не мог успокоиться, – вот скажи мне, как так получается, а? Как ограбили – спасите, помогите! А как спокойно живут – взяточники, оборотни в погонах. Вот кому в голову пришло расформировать МВД, а?

– Ну, не расформировали же, а?

– Но ведь говорили, а? С трибун, б…, орали! Апологеты, нах! Знаешь, что было? Все углы, все блатные сориентировались разом. Комиссию письмами завалили. Мы как-то раз пришли все вместе, на разбирательство дела Поварницына. Пробили адреса, данные тех, кто жаловался, – все же углы синявые, в хлам засиженные, меньше двух ходок и нет ни у кого. Правильно, простым-то людям больше дела нет, кроме как на милицию жалобы писать, да? Я там тоже был. Богданов говорит этой мымре: «Вот, Степнюк Борис Иванович. Сто пятьдесят восьмая, часть третья, сто шестьдесят первая, часть вторая – мало вам?[10] А она смотрит глазами оловянными и говорит: «Так может быть, вы его специально и посадили!» Мразь…

Мент хлебнул чаю.

– А как резать стали – так опять к нам же.

– Это народ.

– Дурной у нас народ.

– Какой есть.

Зазвонил телефон. Виктор Иванович, не глядя, скинул трубку с рычага.

– Надолго к нам?

– Не знаю, как получится.

– Квартира-то твоя цела.

– Проверили, что ли?

– Ну да. Послал наряд.

– Благодарю.

– Да чего там…

Человек аккуратно поставил на стол стакан.

– Начальство у вас – кто и где?

Вечером, уже дома, человек заварил чай из своих, привезенных из Москвы запасов. Нашел и притащил несколько больших листов фанеры, заделал окна. Стекла, как ни странно, были, но так целее будут. Примостил растяжку на балконе… мало ли, а балкон – место уязвимое.

Чайник поспел быстро. Плеснул в чашку, бросил пакетик. В соседнюю миску раскрошил пачку «Ролтона», залил кипятком…

Сидел на темной, пронзительно пустой кухне допоздна, сжимая в обеих руках давно остывшую чашку. Ничего – ни крики на улице, ни треск автоматной очереди на Ижевске-Товарном, который сейчас был так же обычен, как раньше ночной гул поездов, не могли отвлечь его от невеселых мыслей, роившихся в голове, как стая ворон над помойкой…

Информация к размышлению

Документ подлинный

…Как много чепухи и мусора у вас в головах, уважаемые комментаторы. На дилетантском уровне пытаетесь решать судьбы народов. «Все гениальное просто». Татары просто хотят быть равными среди равных. И даже не в этой русской псевдофедерации. А на уровне ООН, где будет развеваться и флаг Татарстана. Не надо пытаться искать общие гены. Ценность народов не в их безликости и однообразии, а в яркой самобытности. Поверьте, мы с русскими очень разные на самом глубинном уровне. У нас совершенно другой менталитет, особая культура. Наше мировоззрение никогда не будет русским, а потому (уж извините) нас воротит от него. То, что излил, например, А. Халим на страницы своих книг (можно без преувеличения сказать), в головах миллионов татар. Нам нужно грамотно разойтись. Исторические процессы развиваются по законам, которые нельзя изменить. Любая империя рано или поздно приходит в упадок. Нужно готовить общественное мнение и готовить максимально безболезненный демонтаж этой империи. Наверное, многие в душе согласятся, что Татарстан в течение более четырехсот лет выстрадал свою независимость (как, впрочем, и многие республики). И тогда у нас будет основание и, самое главное, доверие друг к другу, чтобы объединиться, как независимые государства, по примеру Европы.

Tatar Devletiwww.km.ruкомментарии

1 июня 2016 года

Республика Ирак

Севернее Басры

Ветер завывал голодным псом, предчувствуя богатую поживу. Куда ни кинь взгляд – нищий, больной пейзаж, бурый, пропитанный грязной водой песок, пустынное болото[11] и ветер. Хамсин давал о себе знать своей предтечей – поземкой, где вместо снега крупный, метущий как пескоструйка песок. Сам хамсин громоздился на горизонте, огромный, необъятный, как здешняя ночь – бурая туча, заслоняющая весь горизонт. Хамсины бывают здесь каждый год, но этот обещал быть особенно свирепым…

Небольшая группа людей скрывалась неподалеку от дороги Басра – Багдад в давно заброшенных укреплениях саддамовской армии, которые по какому-то странному стечению обстоятельств не взорвали американские саперы. Отсюда куда ни глянь мрачный, постапокалиптический пейзаж: ямы, прорытые когда-то саперными экскаваторами и земляными машинами, а сейчас заполнившиеся грязной, стоячей водой, остатки боевой техники, еще не сгнившие, напоминающие о самой страшной войне восьмидесятых, в которой сложили головы больше миллиона человек и которая ни к чему не привела. Редкие, бледно-зеленого больного цвета обрывки болотных зарослей на буром песке, кое-где громоздящиеся пальмы. Дорога – она была примерно в миле, ухабистая, но широкая. Дорога смерти, можно сказать, по аналогии с Дорогой жизни. По этой дороге американцы входили в Ирак со стороны Кувейта, очевидцы вспоминали, что стальной змее на дороге не было ни начала, ни конца. По этой же дороге уходили последние бронекавалерийские части… как наши, как советские по дороге через Саланг. Уходили, тая злобу на эту странную и страшную страну, так им и не покорившуюся, уходили, оставив ее в худшем положении, чем она была до их прихода. Воистину, благими намерениями можно вымостить дорогу в ад и еще останется. Но даже то, что происходило здесь в десятом, не могло сравниться с тем, что происходило здесь сейчас, в этой больной, бьющейся в лихорадке стране…

Людей в полузасыпанном песком блиндаже было всего семеро. Ничем не примечательные белые люди, одетые в странную смесь военной формы и арабской национальной одежды, они сильно были похожи на иракских спецназовцев, которых обучали американцы и которые ненавидели американцев. Шемах, американские тактические очки, грубой ткани куртка, выкрашенная как измазанная, вся в пятнах бурого, серого и желтого цветов. Такого же вида штаны.

Все они были вооружены, и вооружены неплохо. Оружие было самое разное. Автоматы Калашникова, которые нельзя было «узнать в гриме», обвешанные прицельными приспособлениями, фонарями и лазерами. Винтовки «кольт» СМ901, только поступившие на вооружение американской армии и позволяющие на одном лоуэре ставить апперы под 223 и 308 калибры, получая легкую или тяжелую снайперскую винтовку по выбору. Двое были вооружены как британцы из САС – винтовками Colt Diemaco C8SF с прицелами Elcan, называемыми L119A1, которые позволяли одним движением рычажка превращать их из прицела типа «красная точка» в классический военный четырехкратник. На семерых – два пулемета, короткий, русский ПКМ[12] и южнокорейский Дэу. Все они были похожи на джентльменов удачи, каких немало повидала эта земля за последние двадцать лет. Тех, которые покупают винтовку из багажника такси на границе Ирака и Кувейта, зарабатывают по пятьсот долларов в день, а если повезет, то и больше, и носят с собой вещмешок, набитый заряженными магазинами в дополнение к разгрузке. Эти люди – сообщество людей разных национальностей, вер и языков, объединяет их одно – аппетит к риску и невозможность жить в мире. Деньги стоят на втором месте, хотя и они, конечно, важны…

Но все они были одной нации и одного языка. Они были русские…

Они прибыли в Ирак нелегально. Через Курдистан, фактически не контролируемый центральным правительством – авиарейсом с Кипра. Этот же путь будет путем отхода, но запасным, они никогда не возвращались тем же путем, каким прибыли. Основной путь отхода – «небольшая» яхта длиной всего пятьдесят один метр, зарегистрированная в Дубае и по документам принадлежащая гражданину Украины. Она курсирует сейчас в Персидском заливе, милях в тридцати от берега. По сигналу она должна выпустить две скоростные, малозаметные лодки, которые войдут в Евфрат и подберут их и заложников – если будет кого подбирать…

История, приведшая сюда этих людей, начиналась довольно просто. После того как американцы вошли в Ирак, оказалось, что он буквально плавает на нефти. Больше было только у Венесуэлы и Саудовской Аравии. Но у Венесуэлы свои заморочки, с которыми пока никак не удавалось совладать, а по Саудовской Аравии еще вопрос – сколько на самом деле составляют ее запасы нефти. По документам они велики, но саудиты уже давно не допускали на месторождения независимых аудиторов, так что сказать точно было невозможно. У Ирака же было сто тридцать миллиардов баррелей доказанных запасов[13], и многие думали, что это еще не предел.

Первоначально практически все запасы нефти в стране были распределены между американскими, британскими и французскими компаниями по праву победителя. Русские проигрывали один тендер за другим. Но как только американцы ушли, шиитское правительство Ирака стало все явственнее проявлять недовольство заключенными во время оккупации контрактами. Водоразделом стали сирийские события, когда западный мир выступил на стороне суннитских экстремистов, а шиитское правительство Ирака – на стороне законного правительства Сирии. Тогда по Ираку прокатилась волна террористических атак и массовых беспорядков, инициированная суннитским меньшинством и поддержанная не только Саудовской Аравией и Катаром, но и всем западным миром. Фактически в две тысячи двенадцатом году американцы поддержали тех, кого в две тысячи четвертом они свергали. Тогда же шиитское правительство Ирака, по-видимому, взяло курс на окончательный разрыв с США и начало искать себе новых союзников. Выбор был невелик – Китай или Россия.

Точкой невозврата стала ситуация по месторождению Западная Курна-1. Месторождение это принадлежало компании «ЭКСОН» из США и оставалось одной из немногих точек американских инвестиций в стране. Месторождение Западная Курна-2 принадлежало на паях русской компании «Лукойл» и норвежской «Статойл». Иракское правительство предъявило американцам претензии в том, что в процессе добычи они загрязняют окружающую среду, сбрасывают отходы в Евфрат, и расторгло контракт, заключенный на условиях распределения рисков. После чего – Западную Курну-1 получил международный консорциум, состоящий из «Ираки Ойл», русского «Газпрома», бразильской «Петробраз» и китайской «Синопек». Это было первое русское (пусть и в консорциуме) месторождение, которое получили, не выкупив или выменяв долю за реальные деньги, а полученное от правительства Ирака. Возможно, далеко не последнее…

Сразу после этого произошла некоторая… неприятность, так скажем. Автобус с нефтяниками, русскими, американскими, французскими… полный набор, в общем, попал в засаду недалеко от Басры. Охрана не помогла – охраняли американцы, они подозрительным образом «пропустили удар» – не смогли оказать сопротивление. После того, как у них был один погибший и несколько раненых, они просто нажали на газ и смотались, бросив автобус с нефтяниками на произвол судьбы. Это могла быть банальная трусость, а могло быть и что-то иное.

Таким образом, нефтяники, в том числе пять русских, оказались в плену.

Через день в YouTube выложили ролик, на котором боевики отрезали голову одному из русских нефтяников, показав тем самым, что шутки с ними плохи: обычно начиналось с угроз, в этот раз – с трупа. Боевики назвались представителями «Шуры моджахеддинов Ирака» и выдвинули на фоне обезглавленного трупа список требований. Довольно обширный и невнятный, например кяффирам убраться со всех мусульманских земель. Это как понимать? Какие земли мусульманские? И каким кяффирам – военным? Или и представителям гуманитарных организаций, которые лечат, в том числе и откровенных боевиков, им тоже убираться? Почти сразу же к посольству Российской Федерации был подброшен мешок – в нем была отрезанная голова, запись произошедшего на флешке и записка с гораздо более конкретными и понятными требованиями. Пятьдесят миллионов долларов США.

После чего ударная группа была переброшена в Ирак с целью активного воздействия на события. В зависимости от ситуации им предстояло либо освободить заложников силой, либо проследить за передачей выкупа и освобождением заложников за деньги.

Уникальность ситуации была в том, что из девяти человек только трое были действующими бойцами спецподразделения МО «Сенеж». Остальные шестеро были наемниками высокого класса. Профессионалами смерти…

В начале нового века в США возникла и стала стремительно развиваться индустрия частных военных компаний. Они делились на два типа – частные охранные компании и частные военные компании. Первые предоставляли только охрану: от нескольких статик-гардов до целых вооруженных конвоев. Вторые решали самые разные задачи, начиная от обучения местных военнослужащих тактике ведения боевых операций и заканчивая самостоятельным проведением «острых» акций там, где их не могли провести ЦРУ или армия США.

В России с созданием конкурирующих компаний опоздали на десять с лишним лет.

При всем при том русские как профессионалы безопасности и войны ничуть не уступали и даже превосходили американцев. СССР, а позже и Россия, начав со штурма дворца Амина морозной декабрьской ночью семьдесят девятого года, так и не выходила из войн. Афганистан, Карабах, Приднестровье, Таджикистан, Сербия, Чечня, весь Кавказ. Мира с тех пор – настоящего мира – не было ни дня. В России было уже два поколения военных профессионалов. Изломанные войной мужики, которые увольнялись из армии, из милиции, потому что возвращались оттуда, с переднего края, и видели всю невыносимую мерзость с воровством и задолизанием. Это и был «золотой фонд» нации, профессиональные военные, те, кто окапывался в Хосте и брал дворец Дудаева, те, которые могли из ничего, из двух десятков лопоухих новобранцев за пару недель сколотить вполне боевое подразделение, рвущее зубами глотки бородатых. И в тринадцатом году, когда пропихнули закон о частных военных компаниях, эти люди впервые оказались у дела. У настоящего дела. Они получили возможность предлагать свои услуги как услуги профессионалов, посылать многомудрое начальство, делать так, как подсказывает огромный боевой опыт – заказчику важен не процесс, заказчику важен результат. В третьем мире, а именно там сейчас шла война, осталось огромное количество людей, которые учились в СССР, позднее – в России, и которые помнили эту огромную северную страну и любили ее. Они помнили добро и, когда к ним обращались за помощью, помогали не за толстую пачку зеленых денег. Хотя и за деньги тоже…

В курдском Мосуле группа купила три автомобиля. Там был рынок, где продавали все что угодно. Курдистан до сих пор оставался спокойным, торговать предпочитали именно там, чтобы не быть ограбленными. Три автомобиля, оставшихся здесь от безвестных, давно, наверное, разорившихся американских охранных компаний, но на ходу и в хорошем состоянии. Невообразимо гигантский, свободно вмещающий девять здоровых мужиков со снаряжением «Форд Икскершн», локально бронированный, у которого задняя дверь была снята, а в просторный задний отсек была поставлена бронированная капсула с бойницами для стрельбы на ходу. Обычный для Ирака пикап «Тойота», которым пользовалась и полиция, и армия, в кузове которого было установлено все для пулемета ДШК, но самого пулемета там не стояло. И небольшой, полноприводный микроавтобус «Ссанг Йонг», не китайский, а корейский, но выносливый, имеющий в основе конструкцию «Мерседес-Бенц», проданную в Корею. Эти машины, крепкие и дешевые, тоже были распространены в Ираке, ими, в частности, пользовались станции «Скорой помощи»…