bannerbanner
Обольщение
Обольщение

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 7

Бренда Джойс

Обольщение

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2013

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2013

© Художественное оформление, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2013


Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Пролог

1 июля 1793 года, близ Бреста, Франция

– Он жив?

Голос удивил его. Вопрос прозвучал где-то в отдалении. Слышалась английская речь. Резкая боль пронзила спину и плечи, словно кто-то вогнал в его тело гвозди, желая распять. Физические мучения были столь сильными, что он не мог говорить, лишь мысленно сыпал проклятиями. Что же случилось?

Сейчас его тело пылало огнем. А еще хуже было то, что он, похоже, задыхался. Да, он едва мог дышать. Казалось, будто неимоверная тяжесть давила на него. И он пребывал в кромешной тьме…

Но его сознание постепенно начинало работать. Тот человек только что говорил по-английски, но это было просто невозможно. Где он находится? Что, черт возьми, произошло?

И картины замелькали перед его мысленным взором, сменяя друг друга с потрясающей скоростью, сопровождаясь ужасающими звуками – душераздирающими криками раненых и умирающих среди грохота мушкетов и рокота пушек. Явственно предстала несущаяся потоком река, красная река крови французских крестьян, священников, дворян и солдат…

Он застонал. Он не мог точно вспомнить, как его ранило, и боялся, что может умереть. Что же, что же с ним стряслось?

До него донеслась чья-то речь, и голос показался знакомым.

– Он еле живой, Лукас. Потерял много крови и не приходил в сознание с полуночи. Мой врач не может точно сказать, выживет ли он.

– Что произошло? – спросил второй англичанин.

– Мы потерпели сокрушительное поражение при Нанте, месье, французы под командованием генерала Бирона разгромили нас наголову, но Доминик получил ранение не в битве. Прошлой ночью убийца поджидал его в засаде у моего дома.

И тут он осознал, что третий голос принадлежит его закадычному другу, Мишелю Жаклину. И даже уловил смысл сказанного: кто-то пытался убить его, потому что этот кто-то узнал, что он был шпионом.

– Боже праведный! – воскликнул второй англичанин.

С невероятным, продолжительным усилием воли Доминик сумел открыть глаза. Он лежал на берегу, на убогом соломенном ложе, укрытый одеялами. Волны бились о берег, а в темном ночном небе сверкали звезды. Над Домиником стояли трое мужчин в мундирах, бриджах и сапогах. Взор раненого затуманился, но он все еще мог кое-что разглядеть. Видел низкую и темную фигуру Мишеля, его запачканную кровью одежду, волосы, убранные назад и заплетенные в косу. Англичане казались высокими, ветер трепал их спускавшиеся до плеч волосы. Оба были вооружены пистолетами и кинжалами. Сейчас Доминик отчетливо слышал скрип деревянных мачт, хлопанье парусов, грохот подгоняемых ветром волн. А потом он вдруг понял, что больше не в состоянии держать глаза распахнутыми. Изнуренные, они сами собой закрылись.

Черт побери, он вот-вот потеряет сознание…

– За вами никто не следил? – резко спросил Лукас.

– Нет, но жандармы повсюду, друзья мои. Нам стоит поторопиться. Французы блокируют побережье – вы должны действовать осторожно, чтобы не нарваться на их суда.

Раздался бодрый голос другого англичанина, успокоивший:

– Бояться нечего. Никому еще не удавалось опередить военные корабли – или таможенников – с таким же блеском, как мне. Этой в высшей степени занимательной ночью, месье, к вашим услугам капитан Джек Грейстоун. И полагаю, вы уже знакомы с моим братом Лукасом.

– Знаком. Вы должны переправить раненого в Лондон, месье, – сказал Мишель. – Немедленно.

– В таком состоянии до Лондона он не доберется, – отозвался Джек. – Живым, по крайней мере.

– Мы заберем его в Грейстоун, – решительно бросил Лукас. – Это близко – и безопасно. И если ему повезет, он выживет, чтобы снова встать в строй и бороться.

– Что ж, идет. Позаботьтесь о нем как следует – мы в Вандее будем с нетерпением ждать его возвращения. Счастливого вам пути!

Глава 1

2 июля 1793 года, Пензанс, Корнуолл

Она сильно опаздывала.

Джулианна Грейстоун чуть ли не на ходу выпрыгнула из легкой двухколесной повозки, остановив ее перед магазином шляпника. Собрание общества проходило по соседству, в общей комнате гостиницы «Белый олень», но все пространство перед этим зданием было уже занято. Днем в гостинице всегда кипела жизнь. Джулианна еще раз проверила тормоза повозки, слегка похлопала старую кобылу по шее и быстро привязала ее к столбу.

Джулианна ненавидела опаздывать. Не в ее характере было тратить время попусту. Она относилась к жизни очень серьезно, в отличие от остальных знакомых ей дам.

Те женщины наслаждались модой и хождением по магазинам, общением за чаем и светскими визитами, танцами и зваными обедами, но они существовали совсем в иных обстоятельствах, нежели Джулианна. Она едва ли могла припомнить в своей жизни хоть несколько легкомысленных, праздных, заполненных пустяками дней. Отец ушел из семьи перед третьим днем рождения Джулианны, оставив семью в крайне бедственном финансовом положении. Он был младшим сыном своих родителей, без средств и богатого наследства, да еще и прожигателем жизни. Джулианна выросла в заботах о поместье, в хлопотах по хозяйству, которые ее ровесницы обычно оставляли своим слугам. Приготовить еду, вымыть посуду, принести дров, погладить рубашки братьев, накормить двух лошадей, почистить стойла… Всегда находилась работа по хозяйству, ждущая Джулианну. Ей всегда было чем заняться. Времени на все зачастую просто не хватало, поэтому-то она и считала опоздания непозволительными.

Конечно, дорога от ее дома в Сеннен-Коув до города занимала целый час. В тот день старшая сестра Джулианны, Амелия, взяла карету. Каждую среду, что бы ни случилось, Амелия возила маму в гости к соседям, совершенно не заботясь о том, что мама уже никого не узнавала. Мама была нездорова. Она редко здраво мыслила о себе самой и иногда не узнавала даже собственных дочерей, но светские визиты обожала. Никто не мог сравниться с мамой в искусстве легкомысленно и весело щебетать с окружающими. Она часто представляла себя юной дебютанткой, окруженной оживленными подругами и галантными поклонниками. Джулианне казалось, что она понимает, как росла ее мать – в доме, битком набитом всевозможными предметами роскоши, где о ней заботились самым тщательным образом. Это было еще до того, как американцы обрели независимость, в те годы, когда развязывались лишь незначительные, редкие войны – это было время без страха, злобы и революции. Время подлинного блеска и безразличного ко всему вокруг чрезмерного показного шика, время кричащего сибаритства, время, когда никому не было дела до невзгод простого человека, живущего по соседству.

Бедная мама! Она начала терять разум вскоре после того, как отец бросил их ради игорных залов и распутниц Лондона, Антверпена и Парижа. И все-таки Джулианна не была уверена в том, что именно разбитое сердце заставило маму лишиться рассудка. Все наверняка объяснялось намного проще и приземленнее: мама всего-навсего не смогла совладать с мрачными, грозными обстоятельствами современного мира.

Но их врач сказал, что маму необходимо время от времени вывозить на прогулки. И все в семье согласились с этим. Поэтому Джулианне и пришлось довольствоваться двухколесной повозкой и двадцатилетней кобылой. А один час пути превратился в два.

Никогда прежде Джулианна так не сгорала от нетерпения. Она прямо-таки жила этими ежемесячными собраниями в Пензансе. В прошлом году, после свержения с престола короля Людовика XVI и провозглашения Франции республикой, Джулианна вместе со своим другом, Томом Трейтоном, который придерживался тех же радикальных взглядов, что и она сама, создала общество. Оба основателя поддерживали Великую французскую революцию с того момента, как стало понятно: в этой стране грядут большие перемены, которые помогут смягчить бедственное положение крестьянства и среднего класса. Впрочем, ни Джулианна, ни Том даже не мечтали о том, что старый режим в конечном счете падет.

Каждая неделя знаменовалась новыми перипетиями в крестовом походе Франции за свободу простого народа. Как раз в прошлом месяце лидеры якобинцев осуществили переворот в Национальном конвенте, арестовав многих своих противников. В результате была принята новая конституция, предоставившая всем без исключения гражданам право голоса! Это представлялось слишком хорошим, чтобы быть правдой. Не так давно был создан Комитет общественного спасения, и Джулианне не терпелось узнать, к каким реформам в самое ближайшее время это может привести. А потом начались эти войны на Европейском континенте… Новая Французская республика должна была принести свободу всей Европе. В апреле 1792 года Франция объявила войну Габсбургской империи. Впрочем, далеко не все разделяли радикальные взгляды Джулианны и Тома, их воодушевление по поводу нового строя во Франции. В прошлом году, в феврале, Великобритания присоединилась к Австрии и Пруссии, вступив в войну против Франции.

– Мисс Грейстоун!

Джулианна собралась было позвать мальчика-слугу в ливрее, стоявшего по другую сторону улицы, и попросить напоить кобылу. Но, услышав чей-то резкий, скрипучий голос, напряженно замерла и медленно обернулась.

Ричард Колмс, владелец шляпного магазина, нахмурившись, смотрел на нее.

– Вы не можете оставлять повозку здесь.

Джулианна совершенно точно знала, почему ему вздумалось конфликтовать с ней. Она смахнула с лица завиток светлых, пшеничного оттенка, волос и подчеркнуто вежливо произнесла:

– Это – общественная улица, мистер Колмс. О, и добрый день, кстати. Как поживает миссис Колмс?

Шляпник был низким, пухленьким человеком с седыми усами. Его парик не был напудрен и все же выглядел прекрасно, по-настоящему изысканно. Впрочем, весь облик мистера Колмса казался безупречным, от светлых чулок и лакированных туфель до украшенного вышивкой верхнего платья.

– Я не буду мириться с существованием вашего общества, мисс Грейстоун.

Джулианну так и тянуло громко выразить негодование, но вместо этого она лишь мило улыбнулась и пустилась в объяснения:

– Это едва ли можно назвать моим обществом…

– Но это ведь именно вы основали его. Вы, радикалы, строите козни, готовя крах этой великой страны! – воскликнул он. – Вы все – якобинцы и встречаетесь, чтобы обменяться своими ужасными задумками, прямо по соседству со мной! Вам должно быть стыдно, мисс Грейстоун!

Ну а теперь уже не было ни малейшего смысла улыбаться.

– Это – свободная страна, сэр, и всем нам предоставлено право на собственные взгляды. И мы определенно можем встречаться по соседству с вами, если Джон Фовей разрешает нам делать это.

Фовей, стоит заметить, был хозяином гостиницы.

– Этот Фовей безумен точно так же, как и вы! – вскричал шляпник. – Мы находимся в состоянии войны, мисс Грейстоун, а вы и вам подобные поддерживаете врагов. Если они пересекут Ла-Манш, то вы, несомненно, встретите французскую армию с распростертыми объятиями!

Джулианна горделиво вскинула голову.

– Это очень сложный вопрос, а вы все упрощаете, сэр. Я поддерживаю предоставление прав каждому, абсолютно всем – даже бродягам, которые стекаются в этот город, прося милостыню на более или менее сносный кусок хлеба. Да, так вышло, что я поддерживаю революцию во Франции – точно так же, впрочем, как и множество наших соотечественников! В этом я составляю компанию Томасу Пейну и Чарльзу Фоксу – и это лишь некоторые выдающиеся умы, признающие, что перемены во Франции произошли на благо всего человечества. Я причисляю себя к радикалам, сэр, но…

Он прервал ее:

– Вы – предательница, мисс Грейстоун, и, если вы не уберете отсюда свою повозку, я сделаю это за вас.

Шляпник повернулся и прошагал в свой магазин, громко хлопнув за собой дверью. Оконное стекло задребезжало, дверные колокольчики зазвенели.

Джулианна вздрогнула и почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Подумать только, как все обернулось, а ведь она всего-навсего собиралась сказать шляпнику о том, как сильно любит свою страну! О том, что можно быть патриотом и все равно поддерживать новую конституционную республику во Франции. Можно быть патриотом и все-таки отстаивать необходимость политических реформ и социальных преобразований – как за границей, так и здесь, на родине.

– Идем, Милли, – позвала Джулианна кобылу. И повела лошадь с повозкой через дорогу, к платной конюшне, все еще переживая недавний жаркий спор. С каждой проходящей неделей Джулианне становилось все труднее и труднее общаться с соседями – людьми, которых она знала всю свою жизнь. Когда-то в любом магазине или салоне ее приветствовали с распростертыми объятиями и сердечными улыбками. Теперь все было иначе.

Революция во Франции и последовавшие за ней войны на Европейском континенте разделили страну.

И теперь Джулианне приходилось платить за привилегию оставить свою кобылу в конюшне – именно в то время, когда требовалось экономить буквально на всем. Войны взвинтили цены на продукты питания, не говоря уже о множестве остальных товаров. Поместье Грейстоун могло похвастать процветающим оловянным рудником и столь же эффективным железорудным карьером, но Лукас инвестировал большую часть доходов имения, пытаясь обеспечить будущее всей семьи. Лукас был бережлив, как, впрочем, и все они – за исключением Джека, который слыл в высшей степени безрассудным, что, вероятно, объяснялось его амплуа искусного контрабандиста. Лукас находился в Лондоне – во всяком случае, Джулианна так думала, хотя это представлялось несколько подозрительным – он, казалось, постоянно торчал в городе! Что же касается Джека, то, зная своего брата, Джулианна могла предположить, что он, скорее всего, был сейчас в море и убегал от очередного таможенного судна.

Она выбросила из головы переживания о непредвиденных расходах, раз уж избежать платы все равно не удалось, и постаралась на время забыть о недавней неприятной беседе со шляпником, подробностями которой можно было поделиться с сестрой позже.

Поспешив вперед, Джулианна смахнула пыль с веснушчатого носа, а потом и со своих муслиновых юбок, энергично похлопав по ткани. Дождя не было всю неделю, и дороги пересохли до невозможности. Платье вместо привычного цвета слоновой кости приобрело бежевый оттенок.

По мере приближения к табличке с названием общества, висевшей перед парадной дверью гостиницы, волнение Джулианны стремительно нарастало. Она собственноручно нарисовала эту вывеску.

Табличка гласила: «Общество друзей простых людей. Вновь прибывшим – добро пожаловать. Никаких членских взносов не требуется».

Последнее предложение было предметом особой гордости Джулианны. Не на жизнь, а на смерть боролась она со своим верным другом Томом Трейтоном, убеждая его отказаться от любой платы за членство. Разве не на тех же позициях стоял Томас Харди, создавая корреспондентские общества? И неужели, позволив любому мужчине или любой женщине участвовать в собраниях общества, они не способствовали тем самым продвижению идей равенства, свободы и прав человека? Никому не стоило отказывать в возможности поучаствовать в движении, которое могло принести освобождение, только потому, что он или она не в состоянии были позволить себе ежемесячные членские взносы!

Джулианна вошла в темную, прохладную общую комнату гостиницы и тут же увидела Тома. Он был примерно ее роста, с вьющимися русыми волосами и приятными чертами лица. В свое время Тома, сына зажиточного сквайра, отправили на учебу в Оксфорд. Джулианна думала, что по окончании университета Том останется жить в Лондоне, но вместо этого он вернулся домой, чтобы открыть в городе адвокатскую практику. Большинство его клиентов составляли контрабандисты, пойманные властями. К сожалению, Тому не удалось успешно защитить в суде двух своих последних клиентов: их приговорили к двум годам каторжных работ. Разумеется, они были виновны по всем пунктам, и все знали это.

Том стоял в центре комнаты, в то время как все остальные сидели за столами и на скамейках. Джулианна сразу же заметила, что число участников в который раз сократилось – их было даже меньше, чем на прошлом собрании общества. В комнате присутствовали лишь две дюжины мужчин – все сплошь шахтеры, рыбаки и контрабандисты. С тех пор как Англия присоединилась к военной коалиции против Франции, в отдельных районах страны наблюдался подъем патриотизма. Люди, поначалу поддержавшие революцию, теперь снова обретали Бога и страну. Джулианна считала такую смену гражданской позиции неизбежной.

Том увидел Джулианну. Его лицо оживилось, и он бросился вперед:

– Ты так опаздываешь! Я боялся, что-то случилось и ты не сможешь присутствовать на нашем собрании.

– Мне пришлось взять Милли, а она идет еле-еле, – ответила Джулианна и, понизив голос, добавила: – Мистер Колмс не позволил мне оставить повозку перед его магазином.

Голубые глаза Тома гневно вспыхнули.

– Реакционный ублюдок!

Она коснулась руки друга:

– Он напуган, Том. Как и все остальные. И не понимает сути того, что происходит во Франции.

– Да, он боится, что мы заберем его магазин и его дом и передадим все это простым людям. И возможно, ему действительно стоит бояться, – подхватил Том.

За прошлый год, уже после создания этого общества, они успели разойтись во взглядах на способы и средства проведения реформ.

– Мы едва ли можем помышлять о лишении граждан их собственности и такого стабильного положения, как у Ричарда Колмса, – мягко упрекнула Джулианна.

Том вздохнул:

– Я, конечно, настроен слишком радикально, но не возражал бы против лишения собственности графа Пенроузского и барона Сент-Джаста.

Джулианна знала, что он не шутит. Она улыбнулась:

– Мы можем подискутировать об этом в другой раз?

– Я знаю, на самом деле ты согласна с тем, что у богатых всего чересчур много – просто потому, что они унаследовали свои состояния или им были пожалованы земли и титулы, – упрямо стоял на своем Том.

– Я действительно согласна с этим, но тебе прекрасно известно и то, что я не оправдываю массового воровства у аристократии. Что ж, мне хотелось бы узнать, что вы тут обсуждали без меня. Что произошло за последнее время? Есть какие-нибудь новости?

– Тебе следует присоединиться к реформаторам, Джулианна. На самом деле ты не столь радикальна, как тебе нравится думать, – проворчал он. – А произошло сокрушительное поражение. Вандейские роялисты были разбиты при Нанте.

– Это отличные новости! – отозвалась Джулианна, не веря своим ушам. – Последнее, что мы слышали, – это как роялисты нанесли поражение нашим друзьям и заняли участок вдоль реки в Сомюре.

Завоевания французских революционеров на территории их родной страны нельзя было ни в коей мере считать незыблемыми, ведь по всей Франции развернулось внутреннее сопротивление. Этой весной в Вандее вспыхнул серьезный мятеж роялистов.

– Я знаю. Но теперь удача решительно отвернулась от них. – Том улыбнулся и взял Джулианну за руку. – Будем надеяться, что проклятые мятежники в Тулоне, Лионе, Марселе и Бордо скоро падут. Да и те, в Бретани, тоже.

Они переглянулись. Размах противодействия революции внутри Франции пугал.

– Я должна немедленно написать нашим друзьям в Париже, – решила Джулианна. Одной из задач существования всех корреспондентских обществ было поддержание тесного контакта с якобинскими клубами во Франции и демонстрация им всемерной поддержки дела революции. – Возможно, нам удастся предпринять и нечто большее здесь, в Англии, кроме того, чтобы просто встречаться и обсуждать последние события.

– Ты могла бы направиться в Лондон и проникнуть в надлежащие круги тори, – предложил Том, пристально глядя на нее. – Твой брат – тори. Он прикидывается простым корнуолльским горняком, но Лукас – правнук барона. У него обширные связи.

В душе Джулианны зародилась смутная тревога.

– На самом деле Лукас – лишь патриот… – принялась оправдываться она.

– Твой брат – консерватор и тори, – упорствовал Том. – Он знаком с людьми, наделенными властью, людьми, обладающими информацией, людьми, близкими к Питту и Уиндхэму. Я убежден в этом.

Джулианна скрестила руки на груди, словно собираясь защищаться.

– Он имеет право на собственное мнение, даже если оно противоречит нашим взглядам.

– Я и не говорил, что он не имеет такого права. Я лишь упомянул о том, что у него широкие связи с влиятельными людьми. Кому, как не тебе, знать об этом!

– И ты предлагаешь мне отправиться в Лондон и шпионить за своим братом и его знакомыми? – ошеломленно спросила она.

– Я не говорил этого, но идея не лишена смысла, – улыбнулся Том. – Ты могла бы поехать в Лондон в следующем месяце, раз уж не сможешь присутствовать на съезде в Эдинбурге.

Томас Харди организовал съезд корреспондентских обществ, и чуть ли не каждое такое общество страны отправляло делегатов в Эдинбург. Том вполне мог представить их общество. Но с тех пор, как Англия вступила в войну против Франции, ситуация изменилась. На радикалов и радикальные клубы уже не смотрели со снисходительной усмешкой. Теперь речь шла о подавлении подобного движения со стороны государства. Все вокруг знали, что премьер-министр буквально терпеть не может всех радикалов, точно так же, как и многие окружающие его министры, да и сам король Георг.

Что ж, пришло время донести до всего английского правительства, а особенно до премьер-министра Питта: властям не удастся подавить или побороть оппозицию – ни сейчас, ни вообще когда бы то ни было. Радикалы продолжат пропагандировать и поддерживать движение за права человека и революцию во Франции. Кроме того, они по-прежнему будут выступать против войны с новой Французской республикой.

Другой, уже не такой многочисленный съезд обществ должен был пройти в Лондоне, под самым носом у английского правительства. Джулианна надеялась изыскать какие-то средства, чтобы присутствовать на этом собрании, но поездка в Лондон стоила очень дорого. Неужели Том на самом деле предлагает ей это?

– Я не шпионю за своим братом, Том. Надеюсь, ты пошутил.

– Конечно, я не всерьез, – поспешил заверить соратник. А когда Джулианна с сомнением воззрилась на него, добавил: – Я собирался написать нашим друзьям в Париж, но почему бы тебе не сделать это? – Том коснулся ее подбородка. Взгляд друга смягчился. – Ты лучше меня владеешь словом.

Джулианна улыбнулась ему, действительно надеясь, что он не просил ее шпионить за Лукасом, который не относился к тори и ничуть не интересовался войной.

– Да, так и есть, – сказала она, стараясь казаться легкомысленной.

– Давай присядем. У нас впереди еще добрый час дискуссии, – отозвался Том, ведя ее к скамье.

Весь следующий час они обсуждали недавние события во Франции, предложения палаты общин и палаты лордов, а заодно и последние политические сплетни, дошедшие из Лондона. К моменту окончания встречи часы показывали почти пять вечера. Том проводил Джулианну на улицу.

– Я знаю, что еще рано, но ты не откажешься поужинать со мной?

Джулианна замялась. Они ужинали вместе месяц назад, после собрания общества. Помнится, когда Том собирался помочь Джулианне сесть в экипаж, он вдруг прижался к ней, а потом посмотрел на нее так, словно хотел поцеловать.

Джулианна тогда совсем растерялась, не зная, что делать. Том целовал ее один раз прежде, и это оказалось приятным, но не чрезвычайно важным. Она нежно, по-дружески любила Тома, но совершенно не стремилась целовать его. И при этом не сомневалась в том, что Том в нее влюблен. У них оказалось так много общего, что Джулианна и сама хотела его полюбить. Он ведь был таким прекрасным человеком и хорошим другом!

Джулианна знала Тома с детства, но они не общались до того момента, пока два года назад не заметили друг друга на политической встрече в Фалмуте. Это и стало настоящим началом их дружбы. Со временем Джулианне становилось все понятнее, что ее чувства были скорее сестринскими и платоническими, чем романтическими.

И все же ужины с Томом доставляли ей истинное удовольствие – у них всегда находились темы для оживленного обсуждения. Джулианна собралась было принять его приглашение, но нерешительно замерла на месте, заметив мужчину, который скакал на гнедом мерине вверх по улице.

– Это Лукас? – спросил Том, удивленный не меньше Джулианны.

– Вне всяких сомнений, – ответила она, расплываясь в улыбке.

Лукас был на семь лет старше Джулианны, ему исполнилось двадцать восемь. Он был высоким, мускулистым, с классически точеными чертами лица, проницательными серыми глазами и золотистыми волосами. Женщины неустанно пытались привлечь его внимание, но, в отличие от Джека, самозванца и жулика, Лукас был джентльменом. Привыкший держаться скорее отчужденно, он слыл человеком внушительной дисциплины и не менее значимого долга, связанным обязанностями по содержанию семьи и поместья.

На страницу:
1 из 7