Стрекоза второго шанса

– Вы могли бы меня научить?

Кавалерия улыбнулась.

– Вообще-то, я не большой специалист. Раньше знала больше, но забыла. Это к молодежи нашей надо обращаться – к Улу, к Максу, Родиону!

Сашка ушел, пообещав себе, что теперь будет приставать к Улу, Максу и Родиону, пока не узнает о шныровском бое столько же, сколько знают они.

* * *

В пегасне ШНыра все было как всегда. Возможно, даже «чутьвсегдее», чем обычно. Ушастый Витяра, совершавший кардиограммные скачки между застенчивостью и непредсказуемостью, исполнил скрипичный концерт на лопате, используя вместо смычка веник. Потом стал шататься по проходу и всех обнимать.

– Ты чего? – удивился Афанасий, когда его обняли сзади и прижались ухом к его куртке.

– От ты дуся! Да ничего! У меня сегодня трогательное настроение. Бродю по ШНыру и трогаю всех подряд! – пояснил Витяра.

– А ты не броди! По ШНыру надо шнырять! – Афанасий сидел на табуретке рядом с амуничником и, помогая себе шилом, зашивал седло.

– Я и шныряю. Только жалко мне вас… Какие-то вы все тут недообнятые! Вот и стараюсь исправить! – сказал Витяра.

Афанасий вспомнил, что когда он был у Витяры в комнате, то видел на столе огромный пластилиновый ШНыр, вылепленный с невероятной точностью. Каждое окно, каждое дерево в парке, каждый изгиб кустарника в сердце Зеленого Лабиринта. Даже водосточная труба с отлетевшим коленом. Вот ограда, вот склад, вот пегасня, из ворот которой выглядывает конская морда.

– Что это? – с изумлением спросил Афанасий.

Витяра, видимо, сожалел, что не успел накрыть свою работу покрывалом и спрятать ее. Но отступать было поздно.

– Идеальный ШНыр! – сказал он.

– И долго ты его? – Афанасий даже близко не мог представить себе объем работы.

– Полтора года, триста пачек пластилина, моток проволоки и тысяча спичечных коробков… А вот смотри сюда! Эх! – Витяра секунду поколебался, а потом наклонился и двумя руками осторожно снял со ШНыра крышу.

Афанасий убедился, что внутри ШНыр такой же подробный, как и снаружи. Крошечные стулья, деревянные панели, даже крошечный красный огнетушитель висит на стене. А в столовой за столами сидят маленькие, но абсолютно узнаваемые фигурки.

– Вот это ты! Тут я! Это Кавалерия. Ул с Ярой. Это Игорь. А это Платоша! – сказал Витяра.

– Так ведь Игорь… он того… А Платоша… э-э… – осторожно начал Афанасий, останавливаясь, чтобы не произнести двух страшных слов.

– У меня идеальный ШНыр! В идеальном ШНыре никто не умирает и никто не предает! – с упрямым бесстрашием сказал Витяра, и уши его засияли двумя багровыми полукружиями.

В соседнем проходе послышались крики, и Афанасий отвлекся от воспоминаний. Кузепыч гонялся за Кириллом и вопил:

– Металлической скребницей лошадь!!! Руки оторву, пальцы пооткусываю!

– Да я грязь снять! Щетка не берет!

– А ты щетку почистить не пытался? А если б там плоскогубцы лежали – ты плоскогубцами грязь бы отдирал?

Кирюша, ойкая, вылетел из пегасни. На снежных просторах Кузепычу было за ним не угнаться. Отдуваясь, он вернулся и толкнул ворота:

– Бывают же такие уродцы, сморкливый пень! Ничего… не уйдет!.. В столовке отловлю!

– Кузепыч! Учеников бить нельзя! Они от этого ломаются, – на правах старшего шныра напомнил Афанасий.

Кузепыч пошевелил короткими пальцами.

– Ишь ты! Учеников нельзя, а учащихся можно?

– Учащихся иногда можно. В отдельных случаях! – подумав, согласился Афанасий и красноречиво посмотрел на ворота пегасни, за которыми скрылся Кирилл. – Кажется, этот больше похож на учащегося!

Вовчик и Окса, чтобы веселее было выгребать из денников навоз, устроили друг другу проветривание запылившихся отношений.

– Я сегодня тако-ого парня видела в Копытове! Высокий, белокурый, кубики пресса – конфетка! – заявила Окса.

– Кубики пресса? Он чего, голый по морозу ходил? С какого бодуна? – лениво поинтересовался Вовчик.

Окса спохватилась, что провралась, но оступать было поздно.

– Может, и не по морозу! – таинственно сказала она.

Вовчик позеленел. Лезшая ему под ноги контрабандная кошка отлетела на два метра.

– А я какую девчонку вчера видел в городе! Ноги от зубов!

– Что, прям от зубов? Даже и туловища не было? – мгновенно завелась Окса.

Хоть она и знала, что Вовчик вчера весь день просидел в ШНыре, помогая Кузепычу чинить в подвале котел, все равно лопата начала приплясывать в опасной близости от его головы. Цепляя коленями бряцавшее ведро, к ссорящейся парочке подошел Даня и, дернув себя за мочку уха, сказал:

– Взаимное встречное почтение, господа! Смотришь на вас и согреваешься! Градация деградации в контексте псевдоэволюции!

Окса с Вовчиком напряглись. Они не любили мудреных слов.

– Это еще откуда? – подозрительно спросила Окса.

Даня тревожно посмотрел на лопату.

– Из одного классического произведения, – сказал он.

Окса смягчилась. Классику она уважала.

– Пушкина, что ли? – спросила она.

– Да. – Даня щедро уступил Пушкину авторство. В конце концов, какие счеты могут быть между гениями?

В пегасню вошел Ул, вернувшийся из нырка. Шныровская куртка обледенела. Рукава не гнулись в локтях. Он уже во второй раз нырял за закладкой для сумасшедшей девушки из Звенигорода, которую держали привязанной, потому что она глотала половинки опасной бритвы.

– Ну как? – крикнула ему Яра.

Ул качнул пустой сумкой.

– Ненавижу синяки! С первого раза редко когда повезет. А тут и со второго – облом!

Ул поставил уставшего Цезаря в денник (на Азе он пока не нырял) и, поручив его заботам новичков, вышел. Навстречу ему, ведя Аскольда, шел Родион, вернувшийся из нырка немногим позже Ула. Он был измотан и шатался от усталости.

– Привет, старикан! Не сутулься! – сказал ему Ул и ткнул его кулаком в бок.

Ткнул совсем несильно, но Родион вскинул голову, оскалился, как волк, и неожиданно боднул Ула лбом в лицо. Ул упал. Он сидел на полу и трогал челюсть. Потом поднялся, вытирая кровь. Родион нависал над ним, сжимая кулаки, однако ясно было, что во второй раз он не ударит.

Аскольд, чей повод Родион выпустил, с перепугу взвился на дыбы. Бил передними копытами и хлопал крыльями. Ул поймал его, завел в денник и запер. Качнул засов, проверяя, надежно ли он зашел. Потом махнул Сашке, показывая, что об Аскольде надо позаботиться.

Родион напряженно ждал, понимая, что их общение с Улом еще не окончено.

– Идем! – сказал Ул будничным голосом и быстро пошел к выходу из пегасни. Родион догонял его, пытаясь забежать вперед. Вид у него был растерянный и ищущий. О своей вспышке он уже жалел, да как видно, и не понимал, что на него нашло.

Макар видел стычку во всех подробностях. Денник Грозы, у которой он пропадал с утра, соседствовал с денником Аскольда. Хотя выбравшему Макара жеребенку было всего семь-восемь месяцев, светло-серая «в гречке» кобылка казалась очень многообещающей. Разумеется, если ее не перевесят собственные фокусы. «Ты воспитывай лошадь, а не ее капризы! А то намучишься потом!» – предупреждала Кавалерия, однако Макар слишком любил свою Грозу и только радовался, когда она отжевывала ему пуговицы или упрямо поворачивалась задом, увидев в его руках уздечку. Макар не выдержал мук любопытства и, едва за Улом и Родионом закрылись ворота, кинулся к двери в центре пегасни. Дверь была низкой, чтобы не выпускать тепло. Не дверь, а лазейка. Пегов сквозь нее проводить запрещалось: они могли повредить крылья.

Снаружи на перевернутом ведре сидела Наста и жадно курила, выпуская дым себе под ноги. Услышав скрип двери, она хотела втоптать окурок в снег, но, узнав Макара, молча кивнула ему и продолжила дымить. Макар обежал пегасню по глубокому снегу и осторожно выглянул из-за угла. Ул спокойно сидел на вкопанной покрышке. Родион бегал вокруг него и что-то горячо говорил, потрясая рукой. Между старшими шнырами и Макаром блестела огромная, ставшая общим катком лужа.

Макар разочаровался: он ожидал мордобоя. Хотя не исключено, что это был только разгон, а мордобой еще предстоял. Еще Макар понял, что, если пойдет через лужу, его обнаружат. Он опустился на четвереньки и быстро пополз, прячась за горбом обледенелого снега, который сгребали с дорожки. Улу с Родионом было не до Макара, и вскоре он уже различал голоса. Точнее, один – сердитый, возбужденно-высокий, так мало похожий на обычный мужественный голос Родиона. И странно было, что у страшного Родиона, грозы берсерков Тилля, может быть такой голос.

– Сорвался! Гипс сняли, но кость ночами крутит. Я почти не сплю. Прости!

– Забыли, былиин! С тебя – три банки пива, а с меня – один раз по морде! – Ула отвечал нечетко. Видимо, держал палец во рту, трогая зуб.

– Почему все так паршиво? Сегодня нырок, завтра нырок, через два дня нырок – и всякий раз потом содранные ладони, тошнота и отходняк! Совершенно нечего ждать. И так до самой смерти!

– Как это – нечего ждать? – озадачился Ул.

– Святая простота! Да ты мне скажи: чего! Я буду ждать, бегом побегу! Обеда? Тележки с навозом? Очередного калеки, который без закладки не вытрет себе соплей? Нашего чердака, где дует из всех щелей?

– А чего дует-то? Я ж вроде заделал! – удивился Ул.

– Почему так нельзя шнырить, чтобы и самому хорошо было? – захлебываясь, продолжал Родион. – Все хорошее только для какого-нибудь Васи, которого мама вовремя не абортировала. Открой глаза, Ул! Что нас ждет? Меня? Тебя? Сам посмотри – сколько в ШНыре молодняка! А стариков сколько? Один Меркурий! А где остальные? Или ушли, или перебиты!

Ул хмыкнул.

– Ну ты, чудо, былиин! Удивил! А ты хочешь в девяносто лет в своей кровати умереть? От ужаса, что доктор забыл принести таблеточку?

– Да плевать мне, где я подохну! Я смерти не боюсь! – Родион ударил себя кулаком по ладони. – Я думал, если превзойду всех шныров – мне будет легче, новый этап какой-то, радость! А мне с каждым днем тяжелее! В сто раз паршивее, чем до первого нырка! С закрытыми глазами это вижу! Встал на рассвете – темно, сыро, погано! Потащился в пегасню! Ныряешь, копаешь, возвращаешься! Да я ненавижу уже этот ШНыр и эту двушку!

– Ну дак, ясное дело! Романтика закончилась, и началась рутина… Вспомни: ты на снегу спал, дождевых червей ел, сырую рыбу. А полеты без седла? Да тебя в историю впендрючивать можно, только учебников жалко! – ободряюще сказал Ул.

Родион плюнул в сугроб и стал смотреть, как плевок, желтея, медленно замерзает. Ул тоже смотрел на него же: казалось, этот плевок самое интересное, что есть в ШНыре.

– Горел, горел и – перегорел. А теперь я разряжаю вечером шнеппер и прячу его подальше, чтобы не выстрелить себе в голову. А когда несусь на пеге, боюсь смотреть вниз, потому что мне хочется прыгнуть!

– Кавалерия говорит: пока мы что-то делаем, хотя бы и через боль, цел наш кораблик! – сказал Ул.

Родион отозвался, что ему все эти бредни до одного места. Достало! Если кому-то нравится быть мазохистом – милости просим. А с него хватит.

– Ты не высыпаешься. Держись! Это нормально!

– Что нормально? – захрипел Родион. – Это у тебя нормально! Не так уж ты и мучаешься, потому что у тебя Яра твоя есть! Третесь носами, как лошади, шарахаетесь по кустикам, вот вам и хорошо! Устроили тут мексиканские страсти в этом паршивом холодильнике!

– Ну дела, былиин! И что ты советуешь? Бросить Яру, чтобы тебе легче было?

– Да не надо никого бросать! Мне легче не станет. Но вот вгонят ей когда-нибудь болт в глаз – посмотрим, как ты запоешь! Это я не потому, что смерти ей желаю, а чтобы ты понял – каково это, когда вообще никаких радостей!

– А вот сейчас я бы тебе врезал, – сказал Ул задумчиво.

– Ну так врежь! Что сидишь? Врежь! Что, зассал?! – крикнул Родион и бросился на него.

Схватка была очень короткой. Когда Макар привстал, чтобы ничего не пропустить, Родион уже лежал на снегу, уткнувшись в него лицом, а Ул сидел у него на спине и держал его руку.

– Отпусти! – прорычал Родион. – Я тебя убью! Отпусти!

– Тихо, – миролюбиво сказал Ул. – Тихо! Может, ты и резче, и ножи лучше метаешь, и маскируешься отлично, но я же медвежонок! Пока я тебя держу, ты не рыпнешься!

С минуту Родион рвался, пытаясь освободиться, потом понял, что это бесполезно, и устало сказал:

– Все. Слез с меня! Я в порядке!

Ул выпустил его руку и слез со спины. Родион поднялся, отряхивая колени. Лицо у него было желтоватым. Он зло, как волк, скалился.

– А все-таки плохо, что ты мне не врезал! – сказал Родион.

Он не шутил. Кажется, всерьез жалел об этом.

Некоторое время оба молчали. Макар уже начинал мерзнуть в сугробе, не зная, что делать: отползать или не отползать. Но тут Родион опять заговорил, горячо и быстро:

– Нет, ты назови хоть одного шныра, у которого все было бы нормально! Ну да! Я слышал эту лажу! «За гробом каждого из выстоявших ждет свободный проход на двушку! За вторую гряду – в те неведомые дали, куда шныры могут пробиться только мертвыми!..» Агитпроп!

Ул дернул замок шныровской куртки, выпутывая зажеванную молнией соломинку.

– Да ведь правда, ждет! Ты же сам видел вторую гряду! Перед ней таким грузным себя чувствуешь, неловким. Точно одубевшими пальцами нитку вставляешь. А потом такая легкость наступает – кажется, оторваться бы от тела, сбросить его как мешок с костями и рвануть туда. Но надо вытирать сопли, собирать тряпочкой пот и на лошадке трюхать обратно!

Родион жадно слушал. Он считался специалистом по приискам Скал Подковы. В Межгрядье же не прорывался – становилось невыносимо жарко, кружилась голова, подступала тошнота.

– Да даже если и так! Сколько лет еще терпеть?

– Да расслабься ты! Недолго! Вон берики новые арбалеты с лазерным наведением получили. Выхожу вчера из тучи и никак не соображу, что за красный жук по крылу у пега ползет. Хорошо, жеребец у меня бывалый – шарахнулся… Просто ныряй, да и терпи!

Слово «терпи!» подействовало на Родиона, как красная тряпка на быка.

– Какой дурак выдумал это терпение? – спросил он хмуро.

– Его выдумала практика. Если ты не знаком: такая усатая тетка с мужским размером ноги, – представил Ул.

Родион и слушал, и не слушал.

– Достало все! Ишачим, как рабы, мерзнем, кутаемся в тулупы, а у ведьмарей – термобелье! Легонькое, теплое! Там не покупают для столовой просроченных круп!.. Помнишь, берик в прошлом году о защиту ШНыра размазался? Так у него одни часы – нам за жизнь не заработать! А флорентийский топор четырнадцатого века с золотой гравировкой?

– Так разбился же! Может, меньше трясся бы над топором, тщательнее управлял бы гиелой? Опять же, усатая тетка говорит, что лучше нырять в овчине, чем в химических трусах. На двушке

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Цит. по: Архимандрит Тихон «Несвятые святые» и другие рассказы.