bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Анатолий Терещенко

Воин эпохи Смерша

Памяти генерал-майора А.А Шурепова посвящается

Предисловие

Что такое большой человек?

Тот, который не проваливается

в трещины, образуемые эпохой.

А. Подводный

Любая война – это несчастье. Она не продолжение политики другими средствами – силой оружия, как принято считать, а поражение политики. Поэтому всякий стоящий у государственной власти обязан избегать войны, точно так же как капитан корабля избегает кораблекрушения.

«Хороших» войн не бывает, но воевать с непрошеным гостем, агрессором, – это значит воевать с самой Войной. Такое состояние бывает только при справедливых баталиях, ибо неизбежно-агрессивные войны – всегда справедливые.

Никколо Макиавелли по этому поводу писал, что та война справедлива, которая необходима, и то оружие благочестиво, на которое только и возлагается надежда. Надежда у советских людей возлагалась на единство народа в деле отпора узаконенному гитлеровцами разбою.

В первые месяцы германского вероломства перевес был на стороне нацистской Германии. Гитлер и командование вермахта упивались победами на нашей земле. Но это были временные удачи оккупантов. В баталиях есть полководцы, которые умеют выигрывать лишь сражения, но не войны. Советские солдаты во главе со своими полководцами выиграли тяжелейшую войну, исповедуя призыв поэта Н.А. Некрасова:

Не будет гражданин достойныйК Отчизне холоден душой!

Они не были холодны душой к Отчизне!

В войне участвовали все народы великой Красной империи с их основными составляющими: Армией, Флотом, Разведкой, Контрразведкой, Тылом, Промышленностью и Полем. Именно они определили судьбу Отечества, защитив его и разгромив полчища тевтонцев-завоевателей Третьего рейха.

Война влияла на судьбы наших сограждан, оплетая цепью удивительно счастливых и удивительно несчастливых, а порой и трагичных совпадений.

Повлияла она и на жизнь наших героев, прошедших через горнило войны, испытаний и страстей. Но не сломала! Поскольку они в прямом и переносном смысле были большими людьми, потому и не могли провалиться в трещины своей эпохи. Они боролись за жизнь Родины, родных, свою собственную!

Счастье появляется тогда, когда ты любишь; безразличие – когда тебя любят, а ты бревно бревном; терзания и мучения приходят, когда от тебя уходит тот или та, кого ты обоготворила или обоготворил. Кто не может найти счастья в пути, не найдет его и в конце дороги.

В этой документально-художественной повести автор рассказал о своем старшем коллеге, военном контрразведчике, участнике Великой Отечественной войны генерал-майоре Смерша и КГБ СССР Александре Алексеевиче Шурепове, пройдясь по жизненным вехам его нелегкой, порой трагической судьбы с 13 февраля 1913 по 31 мая 1985 года.

Художественно-документальная форма повествования избрана автором для простора описания в основном служебных обстоятельств жизни героя. Такие люди отдавали свои силы на жизненных большаках Отечеству, «своего живота не жалея» во благо защиты не чиновников от власти, а народа, составлявшего понятие страны, попавшей в доселе невиданное по масштабам и зверству страшное военное лихолетье, возникшее по вине германского фашизма.

Это повествование – еще и гимн любящей паре красивых телом и душой людей, спортсменов всесоюзного уровня, пронесших свою любовь друг к другу сквозь тернии кровавых событий войны, через тревоги, унижения и подозрения, победы над тайным противником – и сохранивших свое семейное счастье.

Впервые о драматической судьбе военного контрразведчика генерал-майора Александра Алексеевича Шурепова и его супруги Александры Федоровны автору этой книги рассказал участник Великой Отечественной войны, военный летчик, ставший армейским чекистом, а на пенсии – прекрасным живописцем и поэтом, Геннадий Петрович Лысаков.

Потом с автором поделился воспоминаниями о контрразведчике генерал-майор Виктор Прокофьевич Дунаевский, написавший небольшой очерк о нелегкой личной и семейной судьбе супругов Шуреповых в военные и послевоенные годы.

Много интересного рассказали о киевском периоде службы Шурепова в должности начальника Особого отдела КГБ Киевского военного округа бывший комендант отдела полковник в отставке Василий Владимирович Мартынов и его сослуживец генерал-майор в отставке Ефим Гордеевич Чикулаев – сын Героя Советского Союза, прославленного пулеметчика Гордея Чикулаева, получившего это высокое звание за освобождение Киева в 1944 году.

И наконец, огромный пласт свидетельств предоставила старшая дочь Шуреповых – Галина Александровна. А сын генерала – Сергей Александрович поведал об одном неизвестном событии.

Оказывается, автор романа «Момент истины (В августе сорок четвертого…)» Владимир Богомолов в ходе работы над рукописью в начале семидесятых несколько дней «творчески работал» с Александром Шуреповым. Не тогда ли один из опытных разыскников Смерша показал дорогу писателю в атмосферу «августа сорок четвертого»? Именно в этих местах громил немецкую агентуру подполковник Шурепов, поэтому нельзя исключать того, что персонажи романа – Алехин, Таманцев и Блинов взяты писателем из рассказов А.А. Шурепова.

Автор выражает всем этим людям искреннюю признательность и сердечную благодарность за участие в сборе данных о судьбе и жизни генерала А.А. Шурепова и его семьи.

Книга основана на реальных событиях, которые сопровождали настоящих героев этого повествования.

Глава первая

Малая родина

Александр Шурепов родился 13 февраля 1913 года, за полтора года до Первой мировой войны, в селе Кстово, расположенном в 29 километрах от областного центра – Нижнего Новгорода, на правом берегу Волги. В 1957 году Кстово получило статус города, сейчас это промышленный центр почти с семью десятками тысяч населения.

Кстово известно с XIV века как деревня Кстовская. Ряд версий связывает ее название с крестом: «кстится», «кетовый» – то есть «креститься», «крестовый». Существовало мнение, что названа так деревня из-за того, что расположена на перекрестке дорог. Местные жители в древние времена были не только свидетелями вереницы невольников-бурла-ков, тянущих баржи по Волге, но и сами нанимались к хозяевам на эту «прибыльную, с живой копеечкой» работу. Нет, это были совсем не те босяки, каких изобразил в 1873 году великий русский художник Илья Репин на полотне «Бурлаки на Волге». Рассказчиками-земляками они рисовались крепкими, загорелыми, высокими, как правило, юношами и взрослыми мужчинами. Именно такими великанами унес из детства в своей памяти их земляк Саша Шурепов – такого же богатырского телосложения.

Еще полагали, что на этом месте крестили мордовских язычников.

Жители Поволжья считались людьми с истинно русским характером: «сильными духом и силой сильными». Не об этом ли свидетельствовало то, что деятелем русского национально-освободительного движения в Смутное время, одним из руководителей Второго ополчения, соратником князя Дмитрия Пожарского и одним из наиболее популярных национальных героев русского народа являлся Кузьма Захарьевич Минин по прозвищу Сухорук – нижегородский посадский человек.

Это хорошо помнил из истории России и Саша Шурепов, тоже ставший со временем своего рода российским богатырем двухметрового роста, рекордсменом союзного значения в легкой атлетике.

Как не вспомнить слова Михаила Ломоносова из «Оды на день восшествия на всероссийский престол ее Величества Государыни Императрицы Елисаветы Петровны 1747 года», что «может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать».

В поиске характеристики корней Шуреповых на Нижегородчине автор познакомился с «Описанием Кстовской, Ново-Ликеевской, Шолокшанской, Чернухинской и Слободской волостей Нижегородского уезда». Оно, это описание, было подготовлено стараниями священника А. Борисовского в середине XIX века.

Он в нем писал:


«Село Кстово… возникло, по всей вероятности, в 40-х годах XVII столетия. Кстово и Кстовская волость, отстоящая от Нижнего Новгорода в 21 версте, лежит на гористой местности и по течению Волги.

В окружности много родниковых ключей, к которым ходят за водой местные граждане. В Кстово имеется лесная пристань. А еще есть две небольшие речушки – Кудьма и Озерка. Они приносили жителям пользу мельничными запрудами. Разные породы рыб в этих реках имеются. Кругом сенокосные земли. Кудьма разливается в половодье, затопляя поля. В селе имеется 30 колодезей.

В селе Кстово жителей: мужского населения – 180, женского – 184. Домов или дворов – 70, кузниц – 13, ветряных мельниц – 4, точилок – 4, кирпичный завод – 1.

Есть каменная церковь.

Дорога Казань – Нижний Новгород проходит через село.

Крестьянские избы состоят из различных резных украшений. Влияние климата на здоровье жителей благотворно.

Средствами медицинскими простой народ пользуется редко. Лечатся травами и настойками. Жители по занятиям – земледельцы и промышленники. Нравственное состояние жителей довольно хорошее. Более можно видеть в народе примеров честности и правды, чем лжи.

Работают сельские училища с 1864 года.

Во дни великих праздников достаточный крестьянин считает своей обязанностью накормить у себя в доме какого-нибудь странника, прохожего, нищего. Народ почитает родителей и старших. Религию народ почитает и любит. Преступления в народе редки.

Степень развития огородничества и садоводства не имеет особого значения и не славится как промысел, но то и другое существует почти для домашнего только продовольствия. Развито пчеловодство…»


Разве лихие люди могли рождаться в таких краях?

Здесь появлялись на свет настоящие силачи духа и плоти!

Детство Саши проходило, как у всех, – учеба на волне наркомовского постановления борьбы с безграмотностью и помощь по хозяйству родителям. А какое детство, тем более с такими реками, какие соседствовали с селом, обходилось у подростков без рыбалки?!

Однажды сосед Никодим Ершов, проезжая на телеге мимо двора Шуреповых, завидев хозяина, окликнул его.

– Алексей, ну и сын у тебя – настоящий великан. Растет не по дням, а по часам. Тут давеча ехал за дровами мимо болота по грунтовке и не заметил, как воз сошел с колеи и завяз в глине. Как ни просил я коня, как ни стегал его кнутом, ничто не помогало. Как раз, на счастье, узрел твоего мальца. Ба-а-а, а он уже выше меня стал!..

– Чужие дети незаметно растут, – перебил его Алексей Шурепов.

– Позволь продолжу… Тугой такой стал. Увесь в мускулах. Прямо богатырь, да и только. Даже смешно стало от радости, что его встретил.

– Знаешь, Никодим, сила никогда не бывает смешной…

– Твоя правда… Так вот, он подбегает ко мне и кажет: «Дядя Никодим, не печальтесь – вдвоем вытянем». Подошел сзади и переставил мою повозку на большачок. Я ему баю: «Как – вместе, ты сам свершил доброе дело». А он в ответ: «Вместе, вместе», – и пошагал своей дорогой. Добрым и сильным человеком он у тебя вырастет.

– Дай Бог ему таким вырасти – в мире, без войны, – ответил Алексей Шурепов и погладил свои пышные усы. Не думал он, что вслед за Первой мировой войной придет Вторая, а потом Великая Отечественная и в ней будет геройски воевать его сын.

* * *

Запомнилось Саше Шурепову страшное время голода в Поволжье 1921–1922 годов, разразившегося из-за сильнейшей засухи. Но была и другая причина, о которой восьмилетний мальчик не мог знать. Ее, эту другую причину, размотали из социального клубка политики того времени.

В условиях Гражданской войны Ленин боялся воевать на два фронта: внешний – с белогвардейщиной и Антантой и внутренний – с верующими массами. Но после окончания внутренней войны вождь решил нанести удар по церкви на фоне нестабильности огромного крестьянско-православного сегмента России, называя его противником. Он считал эту ситуацию потенциальным вторым фронтом, способным вспыхнуть из-за недовольства жизнью, связанного с разрухой, нищетой и в конце концов голодом.

Вот что писал вождь в инструкции от 19 марта 1922 года:


«Я думаю, что здесь наш противник делает громадную ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем в 99 из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий.

Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем, и потому должны, провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления.

Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету…

Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий…»


Надо, правда, признать, что Ленин не говорил о физическом истреблении священников, в отличие от Хрущева, который мечтал показать по телевизору последнего попа, он проводил политику запугивания церкви, на местах переросшую, чего греха таить, в массовое истребление священников.

Неурожаем были охвачены центральные губернии – Саратовская, Самарская и Царицынская, и частично он задел отдельные уезды Нижегородской губернии. В других губерниях – Курской, Воронежской и Тамбовской – хлеб был. Оставалось Кремлю включить механизм перераспределения, и с голодом было бы покончено. Больше того, зерно имелось в государственных закромах, так как его продолжали продавать за границу.

Начальником операции «Помоги голодающим» (Помгол) был назначен Калинин. Ленин без обиняков высказался: «товарищ Калинин и ни в коем случае не товарищ Троцкий». Таким образом, от этой операции Ленин отвел всех лиц еврейской национальности, чтобы в случае неудачи не получить очередных погромов.

Но в связи с этими событиями есть смысл послушать августовское послание 1921 года патриарха Тихона. Вот что он писал:


«К тебе, православная Русь, первое слово мое. Во имя и ради Христа, зовет тебя устами Святая Церковь на подвиг братской, самоотверженной любви. Спеши на помощь бедствующим с руками, исполненными даров милосердия, с сердцем, полным любви и желания спасти гибнущего брата.

Пастыри стада Христова!

Молитвой у Престола Божия, у родных Святынь, исторгайте прощение Неба согрешившей земле…

Паства родная моя!

В годину великого посещения Божия благословляю тебя: воплоти и воскреси в нынешнем подвиге своем святые, незабвенные деяния благочестивых предков твоих, в годину тягчайших бед собиравших своею беззаветною верою и самоотверженной любовью во имя Христово духовную русскую мощь и ею оживотворявших умиравшую русскую землю и жизнь.

Неси и ныне спасение ей – и отойдет смерть от жертвы своей…»


А дальше в этом послании он обращается не к правительствам других стран, а к общественности:


«К тебе, человек, к вам, народы вселенной, простираю я голос свой: помогите! Помогите стране, всегда помогавшей другим! Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей с голода. Не до слуха вашего только, но до глубины сердца вашего пусть донесет голос мой болезненный стон обреченных на голодную смерть миллионов людей и возложит его на вашу совесть, на совесть всего человечества.

На помощь немедля!

На щедрую, широкую, нераздельную помощь!

К Тебе, Господи, воссылает истерзанная земля наша вопль свой: «Пощади и прости». К Тебе, Всеблагий, простирает согрешивший народ руки свои и мольбу: «Прости и помилуй».

Во имя Христово исходим на делание свое: Господи, благослови».


Обращение патриарха прозвучало колокольным, набатным звоном, сразу же нашедшим отклик у многих европейских народов. Пожертвования пошли массово. А вот из хлебно благополучных областей не поступило ни одной зернинки в области, пораженные голодом.

Больше того, ленинская гвардия придумала пропагандистский лозунг, что именно духовенство «костлявой рукой голода» борется с трудящимися миллионами. Но на самом деле гибли сотни тысяч мирян по приказу властей…

В этой горестной суматохе и смуте от недорода из-за засухи подросток Саша Шурепов впервые услышал из уст отца о хозяйственности и деловитости немцев Поволжья. Он делился впечатлениями в семье.

– Немец хитер умом своим, – говаривал отец. – Глядите, он выживает. А почему? Я давеча ездил в один из хуторов и воочию познал, что такое жизненная хватка у него – русского германца.

– А что он такое сделал, что в округе голодают и мрут, а он выживает? – спросил Александр.

– От голода такого можно было избавиться так, как сделали немцы. Зашли во двор к одному хозяину. Гляжу, а во дворе у него яма, он назвал его арыком. Слеплена из глины и подсушена на солнце так, что стала как горшок. Яма эта полная воды, и воду эту держит. Вот он и поливает грядки в своем огородце. Все у него созрело и будет пущено в дело. К зиме приготовился немец, а мы все охаем да крестимся. Молитвами просим дождеца, а на больше у нас нет никакой придуманности, – распространялся батька. – Вот и гибнем массово. На рынке у нас полно пришлых горожан из других губерний, за бесценок распродающих свое имущество. Видел своими глазами, как за пригоршню семечек можно было купить норковую шубу…

Этот рассказ родителя надолго остался в памяти у Александра. Потом, когда повзрослел, ему доводилось общаться с поволжскими немцами и интересоваться, как им удалось избежать голодной смерти. Все подтвердилось…

Он увидел и их обустроенные дома, дворы и огороды. Видел он и эти крохотные искусственные водоемы, всегда заполненные колодезной или дождевой водой. С желобов крыш таких домиков аккуратно разветвлялись водоводы, отправляющие небесную жидкость строго по назначению – в арыки. Голод заставил людей думать и готовиться ко всяким неожиданностям на будущее. Засухи в Поволжье не так уж и редки.

Но следует назвать и третью причину голода. В это время все еще продолжалась Гражданская война, и армию надо было кормить. По заданию Совнаркома в провинциях стали формироваться продотряды для проведения продразверстки. Цель у них была одна – отбирать у и без того нищих крестьян так называемые излишки хлеба. Но скоро продотряды стали безжалостно отнимать и другие продукты (картофель, масло, молоко и т. п.).

Огромные крестьянские массы остались не только без посевного материала, но и без текущего пропитания, потому что продовольственные отряды подчистую выметали закрома. Крестьян попросту элементарно грабили, проявляя при этом грубые репрессивные методы. Люди умирали не только семьями, но и целыми селениями. Немногим удавалось преодолеть кордоны из заградотрядов и перебраться в другие регионы России.

О жестокости в действиях продотрядов сигнализировали вышестоящему начальству даже чекисты. Так, в докладной записке Особого отдела Саратовской губернского ЧК от 5 января 1920 года, отправленной в Москву, говорилось:


«При разверстке наблюдается множество недоразумений. Продотряды безжалостно выметают все до зерна, и даже бывают такие случаи, когда в заложники берут людей, уже выполнивших продразверстку. На основании таких невнимательных отношений к разверстке недовольство крестьянских масс растет. Нередко оказывалось, что сдано было все, даже семена для следующих посевов».


В результате этого головотяпства весенний сев был сорван. А осенью крестьянам пришлось вновь сдавать зерно по продразверстке. Обнищание, причем поголовное, покатилось колесом отчаяния и гибели по Поволжью. Александр видел своими глазами этих несчастных и нищих крестьян, как тени, бродивших голодными по пригороду Нижнего Новгорода…

Эти годы запечатлелись в цепкой памяти ребенка на всю жизнь. Говорят, он одинаково переживал за чувство холода и голода, потому что они, как считал Александр Алексеевич Шурепов, – вечные спутники хаоса и неразберихи в государстве.

* * *

Саша встал раненько утром. С другом Григорием, жившим по соседству, договорились порыбачить. Они встретились на перекрестке сельских улочек, что соединялись в проселочную дорогу, круто спускающуюся к речке Кудьме, которая пересекала и делила село, ставшее со временем пригородом Нижнего Новгорода, ровно пополам. Два закадычных друга договорились порыбачить. Снасти привычные – удочки. Удилища из лещины. Бамбуковые тогда были редкостью, не говоря уже о пластиковых. С бамбуковыми удочками красовались на рыбалке только люди побогаче и поопытнее.

Солнце еще пряталось где-то в восточной части горизонта, озаряя снизу часть неба лилово-малиновым светом. Холодные росы обжигали босые ноги ребят. Но скоро ступни адаптировались к зябким каплям, прилипшим к стреловидным кончикам поднявшейся за ночь травы. Особенно холодными казались кучерявые заросли спорыша, в которых росы было намного больше, чем на других зеленях.

Александр, долговязый паренек, самый высокий в классе, неожиданно спросил своего друга:

– Гриша, а червей живых прихватил? Надеюсь, не таких дохлых, как в прошлый раз?

– Нет, Саша, свеженьких подкопал…

– Я тоже… Кстати, взял на всякий случай каши и теста, – ответил Александр.

– Думаю, клев сегодня должен быть отменный – погода шепчет!

– Дай бог!

Спустившись к реке и облюбовав место для рыбалки, они тихонько примяли сухие стебли осоки. Получились удобные, чем-то напоминающие большие гнезда места для спокойной ловли.

У Саши было две удочки, Григорий всегда ходил к реке с тремя. Прикормив кашей рыбу в прибрежной глади водоема, ребята забросили удочки.

Пока Александр расставлял коробочки с наживкой, друг внезапно тихо проговорил:

– Сань, у тебя клюет…

Александр взглянул на то место, где мгновение назад покачивался поплавок одной из удочек, но его не оказалось на воде. Потом он вынырнул, постоял восклицательным знаком некоторое время, и вдруг белый стержень очищенного гусиного пера стал снова погружаться. Когда сигнализатор повело в сторону, Саша сделал легкую подсечку и выдернул из воды первый трофей – подлещика величиной с ладонь.

Сняв первый улов с крючка, он положил осторожно рыбину на траву, а сам спустился к реке, зачерпнул небольшим ведерком воды и бросил туда свою трепыхающуюся первую добычу. Нацепив нового червя на крючок и трижды плюнув на приманку, он вновь закинул удочку.

Саша за полчаса поймал еще пять рыбок. А вот у Гриши сначала не пошла рыбалка – никак не клевало.

– У меня ни фига не получается! Дай твоего червяка.

– Бери, – улыбнулся Александр.

К удивлению обоих, Гриша стал тягать одну за другой рыбешки, а у Саши затормозился клев.

«Сглазил недобрым оком меня Гришка. Вот и делай хорошее другому, а оно, выходит, может обернуться плохим, – подумал Саша. – Нет, все же это случайность, а может, мои черви лучше. Но тогда почему у меня перестало клевать? Чудеса, да и только!»

Увлеченные рыбной ловлей, ребята не заметили, как дневное светило, выкатившись золотым колобком из-за лозняка, стало быстро подниматься. Теперь оно не только ярко блестело, но и припекало. Разморенные агрессивно наступающим зноем рыбари стали все чаще и чаще ополаскивать лицо водой.

К одиннадцати от жары было уже невмоготу сидеть на берегу. К тому же одолевали слепни, не только раздражающе ползая по телу, но и больно жаля.

– Давай, Гриш, смотаем удочки и сами смотаемся, – предложил Александр.

– Я за – голова от жары гудит, как колокол, – согласился Григорий.

И вот уже юные рыбаки, хвастая друг перед другом своими трофеями, разомлевшие, лениво поплелись по домам, чтобы показать родителям, что они тоже уже могут быть причислены к рангу семейных добытчиков.

* * *

Ребята часто выходили к Волге, которую по сравнению с Кудьмой называли Кстовским морем. Река тут была широка, величава и шумна. Они любили наблюдать, как по Волге сплавляли кругляк. У Кстовской пристани бревна вылавливали длинными баграми рабочие, грузили на телеги и отправляли для распиловки на брус и доски. Причем пилили пильщики вручную на высоких козлах, которые казались сельской ребятне просто огромными живыми существами, крепко стоящими на широко расставленных ногах и подставившими свои узкие спины для работы с древесиной.

На страницу:
1 из 3