Человек отовсюду

Он был низок и выглядел безжизненным – просто скальная плита, местами растрескавшаяся, чуть наклонно уходила в жижу. Но все-таки это был берег, и на нем мне следовало быть, потому что человек все-таки не муха в киселе. Я нашел в трещинах несколько камешков и выложил из них стрелку, направленную на ближайший буй, а значит, и на островок с Вратами. Потом, собрав буи, кое-как прикрыл наготу.

И стал думать: что дальше-то делать?

Ну ладно, теперь я могу спать и не утону. Это станет актуально, когда наступит ночь – должна же она наступить! На берегу я, пожалуй, не заблужусь и в тумане. Найду воду, потому что пить ту липкую мерзость, из коей я вылез, вряд ли полезно для здоровья и уж точно малоприятно. Если мне повезет, то найду и пищу. В конце концов, жизнь на большинстве известных планет устроена примерно одинаково, в ее основе лежат одни и те же аминокислоты. Авось не подохну. Главное – самому не попасть кому-нибудь на зуб. Досадно, конечно, что у меня нет оружия, но если хорошенько подумать, то, может, оно и к лучшему. Пищу можно добыть и голыми руками, а сражаться с хищниками вовсе не нужно, если можно просто-напросто избежать встречи с ними. Не удастся – отступлю в жижу, и если звери последуют за мной – буду топить их поодиночке. Впрочем, десять против одного за то, что хищники не нападут – ведь я нимало не похож на их привычную добычу…

Стоп, сказал я себе. Откуда мне знать о степени знакомства местной фауны с человеком? В этот мир пробит гиперканал, стоят Врата… идиотским образом поставлены, но ведь стоят! Следовательно, здесь есть – или хотя бы бывают периодически – люди.

Не могу сказать, что такое умозаключение обрадовало меня – скорее, насторожило. Какие люди? Чем они заняты? Как они отнесутся ко мне? Чужаков мало где любят.

С другой стороны, чего от меня ждут те, кто приказал выпихнуть меня сюда? Никакого задания я не получил и, следовательно, должен измыслить его сам. Что может быть естественнее, чем выйти к людям?

Пока я размышлял, начало темнеть. Мутный солнечный диск больше не маячил над головой. По-видимому, сутки на этой планете были гораздо короче, чем на Тверди, Земле, Марции или Прииске. Мне предстояло как-то переждать ночь. Утешало то, что она не обещала быть долгой.

Пока еще можно было разглядеть хоть что-то, я поискал по трещинам в скале и выковырнул кусок базальта размером с кулак. Паршивое оружие, но лучше, чем просто кулаки. Потом совсем стемнело, и я стал просто ждать.

Закат не принес с собой ветерка, не разогнал туман. По-прежнему не было видно звезд, а луны у планеты, по-видимому, не было. Ничего не видно и ничего не слышно. Если бы шумел ветер, я не чувствовал бы себя таким одиноким и потерянным. Мозгу нужно обрабатывать поступающую от органов чувств информацию, а много ли ее поступает, если зрительная и слуховая информация отсутствует? Однообразный запах да еще твердая и скользкая поверхность скалы… Маловато.

Многие очень занятые люди втайне мечтают о помещении на более или менее продолжительный срок в одиночную камеру, где никакая сволочь не помешает им предаться давно заслуженному ничегонеделанию. Уверен, для большинства из них это не более чем иллюзия, – или, может быть, они рисуют себе в воображении очень комфортабельную одиночную камеру, снабженную всем необходимым, чтобы не заскучать. Лиши их источников информации – они завоют дурным воем не позже, чем через час. Человеку вообще свойственно мечтать о том, чего ему на самом деле и даром не надо.

Если подумать, то и я такой же. По разумению как раз тех девяноста пяти человек из ста, что слывут разумными, мне следовало бы устраивать свою жизнь, пока я имею для этого кое-какие возможности и еще не стар, ну а я чем занимаюсь? Не приобрел ни состояния, ни веса в обществе, мало уважаем у себя на родине и плачу моим согражданам взаимностью, не утешил себя пресловутыми семейными ценностями – и ради чего? Ради полноценной жизни? Очень она полноценна! Сижу в липком тумане, опять-таки не зная, ради чего. Что там задумал Вилли? Точнее, что ему приказали насчет меня? Могу строить гипотезы, и даже правдоподобные, но ясности все равно нет. Человек – щепка в потоке. Если подумать, то вся житейская мудрость сводится к тому, чтобы плыть максимально комфортно, не ведая, куда вынесет.

Даже жаль, что это не для меня. Немного странно, что я произведен на свет нормальными родителями, чей фетиш – личный успех. Отец побывал президентом, мама – губернатором и министром культуры. Открывала школы, устраивала какие-то там народные фестивали, внедряла в массы байку о древнейших – куда там землянам! – корнях твердианской цивилизации и чувствовала себя при деле. Жила полноценной жизнью, а если и переживала, то только за непутевого сыночка, до сих пор не желающего жить как все нормальные люди.

А чего я желаю на самом деле?

Хороший вопрос. Может быть, когда (и если) я стану старым пеньком, мне удастся дать на него ответ.

К середине ночи похолодало, я стал дрожать. Наверное, в жиже было бы теплее, но я решил, что лучше постучу немного зубами, чем опять залезу туда без крайней необходимости. Оказалось, что гимнастические упражнения в этом мире благодаря недостатку кислорода согревают просто замечательно: несколько взмахов руками, пяток приседаний – и уже жарко. Конечно, после этого дышишь, как рыба на берегу, но это лучше, чем понемногу коченеть. Так я и дождался рассвета – то разминаясь, то сохраняя тепло в позе эмбриона. Не самая лучшая ночь в моей жизни.

Зато утром я был готов действовать, да и мысли стали конкретнее. Как там Врата? Надо проверить – не открылись ли? Я снял с себя рванье и опять понаделал плавучих буев. Выложенная накануне из камешков стрелка указала направление. И действительно – с первой же попытки я нашел островок.

Врата не действовали.

Та-ак… А чего же я, собственно, ожидал?

Весь в липкой слизи, я вернулся на берег. Прошел вдоль уреза жижи двести шагов вправо, затем вернулся и совершил ту же экскурсию влево. Мое вчерашнее предположение оправдалось: это был мыс. Пожалуй, стоило разведать, что там в глубине материка – если только я попал на материк, а не на очередной остров.

Мои самодельные буи пригодились и на суше. Когда они кончились, я добавил к ним ботинки и носки, а затем стал использовать камни. Дальше от берега их попадалось больше, и я складывал из них небольшие пирамидки, чтобы уж точно не ошибиться. Оставлял за собой, так сказать, памятники цивилизации. Где бы и какой бы человек ни появился, хоть древний египтянин, хоть менее древний майя, хоть современный балбес, – он обязательно сложит кучу камней. Так уж заведено. Смотрите, мол, это сделал я! Какой я молодец, что обозначил свое присутствие!

И с трудом удержится, чтобы не побить себя кулаками в гулкую грудь, как нелепый земной зверь орангутанг.

Скальный грунт под моими ногами и не думал сменяться чем-то более гостеприимным вроде почвы. Ни былинки, ни зверушки, один голый камень. Наверное, это был молодой в геологическом смысле базальтовый поток, пролившийся из жерла неведомого вулкана. Да и наклон скалы показывал, что я понемногу поднимаюсь вверх.

И хорошо, что понемногу, – камень и вдали от «моря» был скользким от налипших частичек тумана. Крутой склон я попросту не одолел бы. Во впадинах попадались лужи, но чистой дождевой воды я не нашел – везде была та же слизь, да еще зачастую тухлая. Туман господствовал везде, он казался живым и неживым одновременно. Я больше не боялся крупных хищников, что могли напасть на меня из невидимой засады, – я побаивался самого тумана.

Один раз я ушел слишком далеко от последней пирамидки и чуть не испугался. К счастью, я не из тех, кто, пугаясь, мечется. Я замер. Затем сделал несколько шагов назад, рассчитывая, что если и собьюсь с верного направления, то совсем немного. Так оно и оказалось. Соорудив новую пирамидку, я продолжил подъем. Куда идти – вопроса не было. Туда, где подъем круче. Даже нормальный водяной туман любит лежать слоем у земли, а эта слизистая взвесь тем более не должна была стремиться ввысь, и я рассчитывал рано или поздно выбрести из нее и хоть немного осмотреться по сторонам.

Расчет оправдался, хотя не так скоро, как мне хотелось. Мало-помалу видимость улучшилась, позволив мне оставлять пирамидки на большем расстоянии друг от друга, а еще спустя несколько минут я убедился, что солнце на этой планете красное само по себе, а не из-за поглощения синих лучей в тумане. Впереди тянулся нескончаемый подъем на страшно пологий и, наверное, самый унылый вулканический конус на свете, позади до самого горизонта расстилалась серо-белая пелена, и я смотрел поверх нее. Уф-ф, выбрался…

Толку с того, правда, было немного – ну разве что я нашел лужицу сносной на вкус воды и утолил жажду. Пейзаж вокруг меня был уныл, сер и однообразен. По-прежнему никаких признаков жизни, даже лишайников. И уж подавно никаких искусственных сооружений.

Кому нужна эта планета? Загадка… Почему на ней худо-бедно можно дышать, раз нигде не видно растительности? Еще одна загадка. И наконец, какому олуху пришло в голову пробить сюда гиперканал? Что у этого типа вместо головы? Протез?

Вопросы множились, а ответов не было. Может, подняться еще выше? А если и там то же самое? Ну, доберусь я рано или поздно до края кратера – и что мне это даст, кроме усталости?

Не вернуться ли проверить Врата?

Я чуть было не повернул назад. В самом деле, скучный пологий склон – это не то, что я хотел найти. Жизни здесь нет. Людей тем более. Помощи ждать неоткуда, и не видно, что я мог бы сделать сам для своего спасения.

Все-таки я решил подняться повыше – скорее для очистки совести, нежели повинуясь логике. В какой-то момент посмотрел вверх – и остолбенел. Уж чего-чего, а этого я не ожидал совершенно.

Над головой у меня висел черный корабль.

Большая клякса в небе. Видимое ничто, но ничто могущественное, ничто убивающее… Ошибиться мог бы новичок, но я видел черный корабль уже в третий раз.

И впервые так близко.

– Чего тебе надо? – прошептал я. – Кто ты? Зачем здесь?

Меня не удостоили ответом. Я и не надеялся. Черный корабль висел надо мной совсем низко, но был ли он кораблем? На вид – просто большой, чуть колеблющийся черный сгусток. Корабль ли это? Животное ли? Дыра ли в пространстве, сквозь которую кто-то очень далекий может наблюдать за нами и вмешиваться в наши дела? Или некий физический, чисто природный объект, которому мы не можем дать объяснение?

Последнее вряд ли. Природные объекты обычно безмозглы, они редко ведут себя целенаправленно, уничтожая тех, кто нападает на них. Я не имел оснований сомневаться в достоверности имеющейся у меня информации о контактах военных с черными кораблями – контактах, обычно заканчивавшихся плачевно для любителей атаковать все, что непонятно.

Я не собирался нападать на черный корабль. Глупее этого трудно было себе что-нибудь представить. Да и что я мог? Швыряться в него камнями?

Страх куда-то делся, осталась лишь усталость. Ну вот он я, говорил я мысленно, перед тобой я козявка, нагой человеческий червячок, хочешь, сожри меня, хочешь, испепели, но ради всего святого дай понять: в чем смысл?

– Чего ты хочешь? – спросил я.

Черный корабль наплыл на солнечный диск, и странно – кирпично-красное солнце слегка просвечивало сквозь него маленьким злым угольком. Оно разгоралось все ярче, и я понял, что черный корабль тает. Тает у меня на глазах.

Минута – и он исчез, как и не было. Растаял. Растворился.

Пошатываясь, я пустился вниз по склону. В туман, в туман! К моим пирамидкам, к ориентирам из обрывков одежды, к берегу слизистого моря, к Вратам!..

Врата были открыты. Возле них на корточках сидел Вилли.

Глава 5

Планета Земля. Какое-то место за двумя высокими заборами. Бдительная охрана. Здание коттеджного типа. Душ. Сауна. Снова душ. И наконец – обстоятельный разговор под пивко, что так хорошо идет после парной. В общем-то я всерьез не думал, что меня бросили подыхать.

– Тест, Ларс, обыкновенный тест, причем один из самых безобидных, – просвещал меня Вилли. – Просто-напросто оценка способности кандидата принимать верные решения при заведомой нехватке данных и некоторых несовпадений местных реалий с привычными понятиями. Как работает нормальная логика? Можно дышать? Значит, в атмосфере немало кислорода. Есть кислород – значит, есть растительность. Есть растительность – значит, есть травоядные животные, а раз есть они, то есть и питающиеся ими хищники. Что делает так называемый разумный человек, придя к таким выводам? Во-первых, торопится смастерить оружие – копье, палицу или даже каменный топор. Беда только в том, что дерева на планете не хватит и на занозу для мизинца, и приходится бедолаге ограничиться кистенем или ручным рубилом. Во-вторых, он пытается разжечь огонь, но не может даже начать – по той же причине. И тут он, как правило, впадает в тяжелый ступор. Далеко не все люди даже в чистой теории могут допустить, что есть миры, где жизнь устроена иначе, чем на их родимой планете, но и они нередко делают уйму глупостей, когда сталкиваются с подобным несходством на практике…

– А что это за мир? – перебил я. – Ни растений, ни животных, одна противная жижа…

– Доорганизменная стадия, – сказал Вилли. – Планета называется Архея. Ей уже четыре миллиарда лет, и жизнь на ней кипит, но организмов почему-то так и не получилось. Вся биосфера – единый организм, ну, или одна клетка, если считать органеллами ту микроскопическую мелочь, которая там кишит. Вся эта противная, как ты изволил выразиться, жижа, а также и частицы тумана – одно-единственное живое существо, формирующее в единственном числе всю биосферу. Очень устойчивая система, наши микробы ей нипочем, она их запросто переваривает. Переварит и человека, если тот просидит на одном месте этак с неделю. Ты заметил, что кожа у тебя словно шелковая?

– Еще бы не заметить. Мочалка – и та царапается.

– Так и должно быть: та «противная жижа» съела твой ороговевший слой. Это чепуха, сам понимаешь, вреда здоровью никакого, да и вообще не в том дело. Мы используем Архею, когда хотим понять, чего человек стоит.

Вот как? Стало немного обидно. Мои партизанские подвиги, выходит, не в счет?

– Ну и как, проверили? – не без сарказма осведомился я.

– Ты держался вполне удовлетворительно, – кивнул Вилли. – Понимаешь, что было с тобой на Тверди, то давно прошло, люди-то меняются. Кроме того, там ты был у себя дома, где и стены помогают. На свете полным-полно храбрецов, которые теряются, оставь их один на один с чем-нибудь не столько опасным, сколько непонятным. На Архее многие сразу начинают паниковать. Для чего нужна храбрость? Дураки воображают: чтобы крушить врагов. А она нужна, чтобы сохранять ясность мысли в самых неподходящих условиях. Например, в ночь перед расстрелом. Что лучше – скулить от жалости к себе или положить все силы ума на то, чтобы выкрутиться?

– Вероятно, второе. Впрочем, не знаю, не пробовал.

– У тебя еще все впереди, – хохотнул Вилли. – Какие твои годы.

– Утешительно… – пробормотал я. – А что на ближайшую перспективу? Тест на восприимчивость к пыткам?

– Господь с тобой. – Вилли рассмеялся. – К чему пытки, если можно применить ментоскопирование при незначительном фармакологическом воздействии или даже без него? Пытка ломает человека – любого можно сломать, но, как правило, не дает вполне объективной картины. Пытаемые часто мешают ложь с правдой, и требуется работа аналитиков, чтобы разделить их. Нет, это каменный век, Ларс, забудь.

Я вспомнил, как поступали на Тверди ребята Рамона Данте с плененными земными десантниками, и предпочел не развивать эту тему.

– Мы и без того достаточно много о тебе знаем, – подмигнул Вилли.

– Например?

– Пожалуйста. Ты был откровенен во многом, но не во всем. Варлам Гергай старательно делает вид, что изменил свои взгляды на принципы сотрудничества наших планет и ныне пытается оказать нам услугу якобы только для того, чтобы со временем вновь занять президентский пост. На самом деле он надеется сманеврировать, используя немногие оставшиеся в его распоряжении средства, и пойдет на честное сотрудничество только от полной безысходности. Мы предполагали это с той минуты, когда узнали, что ты направлен на Прииск, а твои ментограммы полностью подтвердили это.

– Когда они были сняты? – дернулся я.

– Не имеет значения. – Вилли с видимым удовольствием отхлебнул пива. – Тебе незачем расстраиваться. Игра Варлама Гергая нам понятна, и мы, вероятно, ее примем. Любопытнее другое: твой отец до сих пор надеется привить тебе интерес к политической деятельности, видя в тебе своего преемника, а тебе вовсе не кажется привлекательным этот род занятий. Я прав?

– Да.

– Можно узнать почему?

– Личный опыт, – поморщился я. – Мы выиграли войну против вас, а могли бы проиграть ее или вовсе не начинать – примерно с тем же, если не лучшим, результатом. Я был обманут, как все, и сам невольно обманывал других, а реальность на самом деле очень проста: Твердь – это скандий. Ничего больше. Имеет значение только стоимость тонны концентрата. Я не гожусь для болтовни о свободе, национальной гордости и прочей лапше для ушей недоумков, живущих в выдуманном мире. Слишком противно. Говорят, это называется совестью. – Я улыбнулся не очень-то весело.

– Возраст лечит, – хохотнул Вилли. – Не хочу на тебя давить, но если когда-нибудь передумаешь, дай знать. Президент Тверди Ларс Шмидт – звучит неплохо, а? Не сейчас, конечно, а со временем. Обдумай эту перспективу, она не столь уж неосуществима.

– Уже обдумал. Нет.

Вилли пожал плечами.

– Не хочешь сделать что-нибудь полезное для своего народа?

– Хочу.

– Боишься тяжелой работы?

– Нет.

– Так в чем же дело? – Я не стал говорить ему, что боюсь бессмысленной работы. Не дождавшись ответа, Вилли пожал плечами. – Ладно, дело твое. Может быть, со временем ты изменишь свою точку зрения. Вернемся к текущим делам.

– Новый тест?

– Зачем? Хватит тестов. Годен. Тебя ждет учеба в нашем тренировочном центре. Данные у тебя есть, но тебя плохо обучали, если вообще обучали, так что тебе следует кое-что наверстать. Кстати, ты не заметил на Архее ничего странного?

Он внезапно посмотрел мне прямо в глаза, и я выдержал этот взгляд. Даже весьма простодушно фыркнул:

– Там вся планета довольно странная.

– И только? – настаивал он.

«Будь искренним», – вспомнил я слова отца. Больше всего меня занимал вопрос, знает ли Вилли о появившемся на Архее черном корабле или его любопытство связано с чем-то иным. Если знает, то это банальная проверка на лояльность. Впрочем, отец был наивен: мне давно стало ясно, что вне зависимости от результатов всех этих тестов и проверок земляне не допустят меня к работе по черным кораблям.

На один миг у меня даже возникло подозрение, что на самом деле черные корабли – дело рук землян, их сверхсекретная разработка. Довольно дикое подозрение, но вы попробуйте рассуждать здраво, когда в запасе у вас от силы секунда.

Я решил довериться интуиции.

– Чего ж еще? Может, там и было что-то совсем уж необычное, да как разглядишь? Туман.

Казалось, Вилли был удовлетворен ответом.

– Там работает автоматическая лаборатория, – сказал он. – Иногда ее посещают биологи, снимают показания с приборов, проводят какие-то эксперименты… Насколько я понял, ты взял не то направление, иначе обязательно дошел бы до нее. За это и получил «удовлетворительно», а не «хорошо».

Интересно, постоянно ли отслеживались мои перемещения в живом киселе Археи и на ее скользком базальте? Самое главное: знает Вилли о черном корабле или нет?

Отбрехаюсь, подумал я. Ничего не знаю, ничего не видел – и хоть режьте меня! Ну не смотрел я в небо, я под ноги себе смотрел, навернуться носом о базальт не хотел, там скользко было, между прочим!..

– А что надо было сделать, чтобы получить «отлично»? – ворчливо осведомился я. – Построить хижину? Добыть огонь без дров? Основать цивилизацию и учредить в ней секретную службу? Склонить к сотрудничеству местную протоплазму?

Вилли захохотал, замахал на меня руками и сбил со столика пивную банку. На вопрос он так и не ответил.

Я присосался к пиву. Неплохое пиво варят земляне, даже хорошее, а все-таки наше твердианское лучше. Хотя Вилли, наверное, так не считает. Видимо, все дело в привычке.

– На Прииск я не вернусь? – спросил я.

– Нечего тебе там делать, – сказал Вилли, слизывая с губ пену.

– Мне-то, может, и нечего. А научники в претензии не будут?

– Обойдутся. Тебе, Ларс, предстоит провести некоторое время на старушке Земле. Ты ведь уже был у нас? Ну вот, вспомнишь студенческие годы. Не обещаю только, что тебе будет так же комфортно, как тогда, ха-ха. Зато могу обещать, что скучать не придется.

– Верю. Когда начинаем?

– Торопишься? – Вилли посмотрел на меня с любопытством. – Завтра. Сегодня можешь отдыхать. Библиотека, фильмотека и напитки в твоем распоряжении, а захочешь перекусить – просто хлопни в ладоши. Вздумаешь прогуляться – пожалуйста. Наслаждайся, но живые изгороди не форсируй и вообще не чуди. Чревато.

Он исчез, а я хлопнул в ладоши. Секунд через десять появился официант с такой приветливой физиономией, что я ни на минуту не усомнился: андроид, причем самой дешевой модели. Возможно, его вырастили не на Прииске, а на самой Земле. Я велел ему принести еще пива и погрузился в размышления.

Итак, со мною станут возиться. Вероятно, несмотря на мое прошлое, меня считают достаточно ценным человеческим сырьем, чтобы обучить кое-чему и попытаться использовать. При этом они знают, что Варлам Гергай – политический труп, по их мнению, – ведет свою игру, и не особенно возражают. Они знают также, что мои цели – это не цели моего отца. Собственно говоря, у меня больше нет целей. Похоже, это их более чем устраивает, а вот то, что у меня нет амбиций, – наоборот, смущает.

Это у меня-то нет амбиций?! Ха-ха. Мои амбиции огромны: я собираюсь прожить оставшиеся мне годы так, как сам хочу, и если что-то перестанет меня устраивать – выйду из игры. Найду способ.

Интересно, вполне ли понимает меня Вилли? Он рядится под простачка, но сам очень не прост.

Ладно, Вилли – потом…

Мои первичные умозаключения вроде бы должны были успокоить меня, а вместо этого встревожили. Не исключено, что меня сознательно подталкивали именно к таким мыслям. К тому же человеческая голова так устроена, что в нее первым делом лезет то, что называется верхним слоем логики; истина же часто зарыта глубже. Но где она и в чем заключается? Я ломал голову до тех пор, пока не решил, что это уже становится опасным. Перемудрить иногда хуже, чем недомудрить, причем значительно хуже. И для дела вреднее, и для здоровья.

Утром пришел какой-то тип и предложил следовать за ним. Меня переселили в крохотный домишко, один из примерно двух десятков домиков, что окружали более крупное здание, как цыплята наседку. Весь мой домик состоял из маленькой прихожей и маленькой спальни. Последняя служила также и кабинетом, ибо половину свободного пространства в комнатушке занимали стол и табурет. В те времена, когда я стажировался в Монтеррейском университете, мне полагалась примерно такая же конура в студенческом кампусе. Казалось бы, будущим агентам должны были полагаться лучшие условия, – но нет. Узкая жесткая постель, грубое казенное одеяло, резкий запах какого-то клопомора. Я не удивился бы, если бы ко мне ввалился здоровенный сержант и, заорав, что сидеть полагается только на табурете, а ложиться днем вообще запрещено, попытался бы поднять меня с кровати пинками.

Попробовал бы он это сделать!

Вместо сержанта явился андроид в форме без нашивок и, даже не покосившись на смятую постель, вежливо попросил меня следовать за ним. В одной из комнат большого здания было устроено нечто вроде школьного класса, только очень маленького – мест на пятнадцать. Я слышал, что для земных школ это норма, хотя никак не мог взять в толк: откуда они берут такую прорву педагогов? На Тверди нормальный школьный класс – пятьдесят человек.

Нас оказалось всего семеро. Я занял место у окна, мое любимое еще с детства, и сделал вид, что нисколько не интересуюсь компанией начинающих шпионов, в которую я попал.

Вводную лекцию прочитал некий пузанчик. Общие слова о том, что в наше время агентурная разведка несмотря ни на что все еще приносит результаты. Азы вербовки, ничего интересного. Все это я давно уже знал и применял на практике. Но слушатели внимали, и я делал вид, что мне тоже безумно любопытно.

Впрочем, на следующий день стало интересно по-настоящему. Пошли примеры из работы реальных агентов на реальных планетах. Пузанчик рассказывал о блистательных удачах и позорных провалах. Особенное впечатление на меня произвела история об агенте, который провалился из-за того, что у него были слишком чистые уши, – оказывается, там, где он работал, местное население исстари подвергало себя избирательной гигиене. Сколько миров, столько диковин, а общий рецепт работы агента-нелегала прост: если тебе предстоит быть заброшенным в мир, где люди ходят на головах, заранее обеспечь себя мозолистой плешью.