Тайна поместья «Эль Фарион»

К тому же безумно хотелось спать. Согретая вполне традиционными грелками постель, на которой заботливая рука горничной оставила батистовую ночную сорочку, сладко манила в свои чертоги. Она слишком устала за долгие дни плаванья и часы последующего за ним прибытия. Слишком переволновалась. Происшествие со сбежавшим с понтонов эльфом не давало покоя. От чего боцман рискнул помогать каторжнику? Шелтарион отличался незыблемыми законодательными принципами, неужели случилась судебная ошибка? И был осужден невиновный. Или это то самое…. Тайна, тщательно оберегаемая жителями Чудесной Долины. Помниться в детстве она спросила у бабушки об истоках такого красивого названия. В ответ Фелисия лишь печально улыбнулась и переменила тему.

Обрушившееся в камине полено взметнуло сноп ярких искр, заставив девушку вздрогнуть. Задумалась. Отвлеклась от первого донесения. Впрочем, писать было решительно не о чем. По крайне мере пока. Отложив перо в сторону, Селина бросила беглый взгляд на окно, в комнату пытливо заглядывало хрустальное ночное светило. В особняке воцарилась мерная давящая тишина. Торопливо поднявшись, молодая женщина зевнула и сладко потянулась. Утром, все остальное будет утром.

Проследовав к кровати, Лина было дотронулась до комплекта ночного белья, когда ей послышался странный шум, за которым последовал гневный окрик и сдавленные рыдания. Изумленно замерев, молодая женщина вся обратилась в слух. Нет, ей не почудилось. Потихоньку вернувшись к окну, она приоткрыла едва скрипнувшую створку, впуская в спальню холодные струи ночного воздуха.

В каморке сторожа еще горел свет, и каково же было удивление юной хозяйки имения, когда из домика показался высокий гибкий силуэт Элави, в сопровождении семенящей за ним незнакомки.

На этот раз она явно услышала глубокий разгневанный голос:

– В вас действительно нет ни капли сострадания! Как вы посмели оставить его там?

Женщина лишь заплакала еще горше, вцепившись в отворот пиджака своего спутника.

– Прошу вас, если госпожа узнает, она откажет мне от дома….

– Поделом вам, раз столь черствое сердце бьется в этой груди, – жестко объявил мужчина, выдернув руку и устремляясь прочь, по тропинке ведущей к дому.

Голоса стихли, шаги растворились в темноте. Медленно вернувшись к кровати, Селина заколебалась. С одной стороны, ей отчаянно хотелось забраться под теплое одеяло и уснуть, с другой, беспокойство снедало все сильней. Возможно, кому-то сейчас требуется ее помощь, рыдавшая женщина казалась ужасно несчастной.

В конце концов любопытство взяло верх, вкупе с природным человеколюбием. И Лина, плотнее запахнув халат, выскользнула из комнаты.

Глава 3. Разоблачение.

Укрытая в сумраке коридора, Селина слышала мерные шаги дворецкого за дверью комнаты для прислуги и ледяные нотки призрения в его яростном голосе.

– Вы, верно, лишились рассудка, Алаисия! В первую очередь вам следовало сообщить о случившемся госпоже Ланиэль. И прошу вас – немедленно успокоиться, подобные выходки неуместны и не несут вам никакой пользы.

– Но госпожи не было в поместье, когда его привезли, – с горечью возразил хриплый женский голос, – вы ведь тоже отсутствовали, осуществляли вечерний объезд плантаций. Я не имела выбора!

– Вы просто тешили свою ненависть, – жестко отозвался мужчина, – и заметьте, я наблюдаю сие не в первый раз. Война закончилась много лет назад, все пленники понесли свою кару. Этот мальчик еще ребенком попал в Фарсильвер, лишился родных и отчего дома. Работал на ледниках! Я немедленно направляюсь в кладовые, дабы выполнить последнюю волю леди Фелисии.

– Вы, по обыкновению, жаждете меня уничтожить!

Рыдания возобновились. А Селина едва успела отступить на шаг в сторону, как тяжелая створка дверей распахнулась и на пороге появился Элави. Мгновение он смотрел на молодую женщину отчетливо изумленным взором, затем, будто совладав с собой, вежливо ей поклонился.

– В чем дело, Элави? – как можно более твердо поинтересовалась девушка, – я хочу знать: что происходит в этом доме?

Показавшаяся следом за дворецким управительница смертельно побледнела.

– В поместье, согласно распоряжения вашей бабушки, доставили нового работника, – натянуто пояснил мужчина, неприязненно зыркнув на свою подчиненную, – его было необходимо подготовить для отбытия на плантации, увы, Алаисия не досмотрела и мы упустили время. Скоро начнется сбор урожая. Любые руки понадобятся.

– Фелисия нанимала на работу военнопленных? – широко распахнув прекрасные изумрудные глаза, уточнила Лина.

– Им не нужно платить, – невозмутимо пожал плечами мужчина, – угодья обширны, а дела не всегда идут хорошо.

Коридор пошел в сознании молодой женщины кругом. Все оказалось слишком простым. Рабскую силу использовали для обработки полей и прочих тяжелых работ, когда банально не хотели содержать лишний рот. А ведь она так надеялась на ошибочность версии своего нанимателя!

И что теперь…. Здесь, в «Эль Фарионе», доме, уважаемом самой светлоликой, каторжник. Сие походило на дурной сон.

– Леди Ланиэль, вам не здоровиться? – участливо озаботился ее бледностью слуга, собираясь поддержать хозяйку за локоток.

– Немедленно верните этого человека на Телурию, – дрожащим голосом распорядилась Селина, – я аннулирую сделку, контракта не будет.

– При всем почтении, моя госпожа, – растерянно воззрился на нее собеседник, – все оплачено, и договор признан состоявшимся. Если мы попытаемся избавиться от этого эльфа, нам не удастся соблюсти тайну. Покупки такого рода, мягко говоря, незаконны. Пленник, наряду с прочим имуществом, является вашей собственностью. Вы вольны его оставить или помочь ему покинуть Шелтарион. Другого варианта у нас нет.

– Смилуйся над нами богиня, как бабушка могла допустить столь страшную оплошность? – почти простонала девушка, – неужели поместье терпит нужду? И оправдан такой немыслимый риск?

– Вполне вероятно, что, усилиями Алаисии, мы избавимся от этой проблемы, – помрачнев, заметил дворецкий, – десять дней без возможности видеть свет и нормально дышать сделают свое дело.

Селина отчетливо вздрогнула.

– Мы должны позаботиться о нем, – помолчав, выговорила она, – давайте пройдем в кладовые, пока еще не поздно.

К сожалению, визит в погреба в миг разрушил все слабые иллюзии. Их создавали лишь для сохранности скоропортящихся продуктов, а отнюдь не для содержания живого существа. Кладовая была огромной, с различными нишами и отсеками, тянущимися вдоль стен. Ни единый солнечный луч не попадал сюда извне, что помогало избегнуть опасности перегрева запасов еды и вина. Вентиляцию обеспечивали лишь несколько слуховых окон, под самым потолком.

Лина отчаянно взглянула на пухлые бочки с крупой, мешки с репой, морковью, местным аналогом картофеля, более крупным и сладковатым, полочки с разного рода соленьями и свисающие с крючков окорока. Охлаждающий артефакт работал исправно, в погребах царил жуткий холод.

По количеству запасенных продуктов этот склад мог сравняться с королевскими закромами, что заставило девушку усомниться в словах Элави. Поместье не терпело нужды. Мука, прозрачные куски сала, круглые упитанные головки сыров, кувшины с вином, колбасы, соленое и копченое мясо, молочные хранилища со сливками, маслом и яйцами, вполне могли прокормить средних размеров армию, не то, что нанятых работников.

Стены украшала добротная каменная кладка, очевидно спасавшая от грызунов.

– Где же он? – недоуменно озираясь среди всего этого провианта, вопросила Селина.

– Госпожа, позвольте я спущусь сам, – опасливо предложил слуга, направляясь куда-то в сторону квадратной ямы, прикрытой плотной крышкой с тяжелым металлическим кольцом.

– Ну уж нет, – похолодев, отозвалась Лина, – открывайте и ставьте лестницу.

Только едва оказавшись в небольшом непроветриваемом закутке, с плотно утрамбованным полом и выбеленными стенами, девушка пожалела о своей настойчивости. Она не хотела этого видеть. Не хотела знать.

В лицо ударили затхлость и смрад. Неровный свет факела выхватил одинокую сжавшуюся на земле фигуру, не подающую никаких признаков жизни.

– Мы опоздали, – горько констатировал Элави, наклоняясь над узником.

К горлу Селины подкатила удушливая волна тошноты. Закован, почти что раздет, брошен на произвол холода, темноты, жажды, одиночества. Перед глазами сверкнули красные огоньки и желание придушить жестокосердную управительницу сделалось до ясности очевидным.

– Он мертв? – немеющими губами вопросила молодая женщина.

– То вопрос нескольких часов, – еле слышно ответил дворецкий, – сильванидов, взятых в плен, запирают в антимагический ошейник. Он полностью блокирует силы и сдерживает природную регенерацию эльфов. На Телурии знают, что каторжники этого рода нуждаются в свете и воздухе, думаю: и Алаисия это знала. Но в той войне погибла ее семья, она считает себя в праве – мстить.

– Неужели ему никак нельзя помочь? – почти умоляюще посмотрев на мужчину, молвила Лина.

– Можно, – несколько растерянно кивнул Элави, – однако для этого вы должны сделать пленника личным рабом, ошейник признает вас в качестве хозяйки, и вы сможете его снять, дезактивировав. Тогда регенерация восстановиться, и он выживет. А потом, с вашей помощью, покинет Шелтарион. Леди Фелисия поступала так не единожды.

Селина уставилась на слугу с немым изумлением в потрясенно расширенных зрачках. Меньше всего на свете она могла ожидать подобных откровений. Бабушка всегда чудилась ей неким эталоном, образцом для подражания, в достаточной степени хладнокровной и живущей по принцам разума, а отнюдь не страстей. Вот только покупка телурских узников и незаконный их вывоз с Шелтариона отнюдь не считались разумным поступком. Почему-то вдруг вспомнился каторжник, убежавший из плавучей тюрьмы. И случившееся в ту ночь проявилось в совершенно ином свете.

Элави ожидал ее решения молча, не проявляя никаких признаков нетерпения или страха. В конце концов для него это было явлением привычным.

Девушка тихо шагнула вперед и наклонилась над измученным пленником. Юноша выглядел откровенно плохо, если не сказать больше. Грязная потная одежда прилипла к болезненно худощавому телу, волосы, темные и спутанные, падали на лицо. Казалось, на каторжнике не осталось живого места. Он едва уловимо вздрагивал и чуть слышно стонал сквозь стиснутые мертвенно белые губы.

Селина с трудом удержала тоскливый вздох, похоже у нее, как и у Алаисии, просто не было выбора. Протянув руку к стальному ободку, плотно впившемуся в шею несчастного, молодая женщина начала читать заклинание. Символы на ошейнике вспыхнули и погасли, а сам беспощадный артефакт распахнулся под дрожащими пальцами, освобождая от муки покрасневшую израненную плоть.

– Спасибо вам, госпожа, – во взгляде слуги разливались тепло и признательность.

Он больше не выглядел ни надменным, ни снисходительным, как в первые минуты знакомства. И Лина внезапно осознала, что дворецкий скрывает под флером дежурной невозмутимости немало различного рода тайн. Теперь она абсолютно уверилась, что не встречалась с ним раньше, ни в один из ее приездов в дом бабушки.

– Позвольте, я заберу его отсюда, – неуверенно попросил Элави, – он совсем плох и не представляет никакой угрозы.

– Разумеется, – несколько отрывисто согласилась девушка, – снимите кандалы, пусть его вымоют и обработают раны. В доме есть гостевые спальни?

– Вы желаете поселить его в покоях для гостей? – недоверчиво уточнил слуга.

– Чем меньше народу будет знать о его присутствии в имении, тем лучше, – терпеливо пояснила девушка, – к тому же ему нужны нормальные условия. Если необходимо, пригласите целителя, только я с трудом могу представлять: как мы объясним ему появление в поместье темноволосого эльфа в столь ужасающем состоянии. Впрочем, это не повод оставить его умирать!

– Мы постараемся обойтись без лекаря, – негромко отозвался Элави, – я позабочусь о нем, госпожа. Доверьтесь мне.

Лина неопределенно кивнула и, не имея сил долее оставаться в этом темном замкнутом помещении, устремилась к лестнице. Ступеньки мелькнули нестройным хороводом. Трусливо…. Да. Но ей хотелось как можно скорее оказаться за дверями собственной опочивальни.

Погреб, пустой коридор, дубовые панели дверей. И вот наконец-то желанный приют. До постели девушка едва добралась, юркнув под толстое одеяло, не сняв халата и даже не загасив свечу. Свет пламени плясал на стене диковинными рваными бликами, напоминая далекие детские ночи, когда бабушка сама рассказывала ей сказки, в стремлении усыпить неугомонное дитя.

Увы, ныне Фелисия не могла помочь своей внучке. Селина смахнула с ресниц набежавшие соленые капли. Что ей делать теперь? Сильваниды приметны и узнаваемы каждым из жителей Шелтариона. Их янтарные пронзительные глаза и темные как смоль волосы, как роковая визитная карточка, несли отпечаток проклятья. Ненависти, страха, неверия.

И магия…. Она знала их магию слишком хорошо. Саламандра лишь малая ипостась, смертоносный огненный хищник, ядовитый и безумно опасный. Боевая могла быть у каждого своей. Оборотни. Темные, жестокие, властные. Мальчик окрепнет, вернет свою силу и что будет тогда? Кто поручиться, что он не захочет покарать своих палачей? Наказать не знающих жалости мучителей.

Ее отец тоже был сильванидом, и Лина по сей день удивлялась: как мог этот сильный несгибаемый воин полюбить ее хрупкую не способную к магии мать. Выбрать в пару обычного человека. Сильваниды так редко вступали в межрасовые союзы. Так искренне ненавидели тех, кто слабее.

Возможно, в том виноват Фарсильвер. Он ломал и калечил свои жертвы. Лишая их воли, подавляя воспоминания, вбивая привычку подчиняться.

Отец не озлобился, не стал послушной игрушкой, не сгинул на каторжных ледниках. Но лишь потому, что ему помогли сбежать, покинуть едва оправившееся после войны королевство. Быть может, и ее пленник сумеет справиться с адом в душе. Быть может….

Глава 4. Пробуждение

Когда Илдис открыл глаза, за окнами царил полдень. Метущийся взор заскользил по чужому убранству помещения растерянно и устало. Узнавание не пришло. Впрочем, этот сон был прекрасен, без всяких на то причин. Быть может впервые ему снилось такое желанное видение.

Комната дышала уютом. На стенах, оклеенных красивыми белыми обоями, распускались изящные голубые цветы. От простыней исходил тонкий ненавязчивый аромат, перед глазами стелилось атласное покрывало с кокетливо свисающими с него кисточками, изумительного нефритового оттенка. На окне, с чуть приспущенными тяжелыми гардинами, колыхались воздушные бежевые занавески. Широкие удобные подоконники украшали горшочки с цветущими побегами эланора, маленького растения, чьи цветы напоминали золотистые звезды. Прямо возле кровати примостилась небольшая тумбочка, на которой нашел себе место ночник, с сине-белым кружевным абажуром и артефакт свежести. Так вот откуда этот дразняще прекрасный лимонный флер….

Эльф чуть слышно вздохнул и попытался пошевелиться, ожидая скорого пробуждения. Только спальня никуда не исчезла, лишь по лицу заскользили робкие солнечные лучики. Солнце….

Илдис потрогал рукой потеплевшую щеку и изумленно уставился на обвитые тонкой тканью запястья. Шелковые мягкие ленты холодили израненную кожу, очевидно пропитанные исцеляющим раствором медового лиссуина. Это вечнозеленое душистое дерево росло на безумно-далекой, предавшей его родине.

Цепей не было. А в следующую минуту сознание едва не рассыпалось ослепительно яркими пятнами. Пальцы не веряще щупали освобожденную от капкана шею. Получается ему не привиделось….

Девушка, с русыми волосами и пронзительно ясным огнем изумрудных глаз. Его новая госпожа, шептавшая до боли нужное заклинание. Но почему?

Он задумчиво прикусил губу, хмурясь от терзающих мысли страхов и давящего сомнения. Сильванидов не брали в услужение, они годились лишь для магического использования. Неужели ей тоже понадобился эликсир? И расчетливая хозяйка сняла артефакт подчинения, дабы в разы увеличить силы своего пленника. И использовать его резерв бесконечно.

От подобного страшного предположения по телу пронесся леденящий озноб. Илдис пережил беспримерную пытку не раз, чтобы вновь возвратиться на Телурию. Он был одним из немногих, кто сумел избежать Фарсильвера, уже будучи взрослым. А вспоминать бесконечные дни в мрачной вотчине лунных магов не хотелось, от слова совсем.

Как раз в эту минуту дверь в комнату распахнулась, явив взгляду симпатичное хрупкое создание, впорхнувшее в спальню с подносом в руках.

– Госпожа распорядилась вас покормить, – с порога объявила долийка, – меня зовут Мирин, я горничная в поместье, служила еще при старшей хозяйке.

– Илдис, – ошеломленно отозвался эльф, подспудно отметив, что голос больше не звучит хрипло, под давлением жестокого ободка, и к нему возвращается былой ясный тембр.

Адресовав ему легкий приветственный кивок, она устремилась к стоящему в углу креслу, обитому плотным манящим бархатом и водрузила на столик возле него поднос с едой. Затем также проворно направилась к бельевому шкафу, в котором, аккуратными разноцветными стопочками, таились разложенные по полкам махровые полотенца, постельное белье и одежда.

Илдис плотнее укутался в легкое приятное на ощупь покрывало, отрешенно следя за маленькими сосредоточенно собранными пальчиками, развешивающими на стуле тонкую льняную рубаху и верхнюю к ней, с привычными в прошлом разрезами, из мягкого, даже на первый взгляд, кашемира, плотные узкие штаны, сапоги из лоснящейся кожи с заостренными носами, плетеный ремень, украшенный серебряной вставкой.

– Леди Ланиэль велела вам не утруждать себя без особой надобности, – строго уставившись на растерянного собеседника, продолжала вещать Мирин, – вы еще не вполне оправились от случившегося. Но сад и прогулки к вашим услугам. Приятного аппетита.

Юный росточек испарился из комнаты, как по мановению волшебной палочки. Оставив после себя долетавшие из коридора звуки и запахи дома: слегка влажного, чисто вымытого паркета, свежеиспеченного хлеба, выстиранного белья.

Эльф осторожно поднялся с места, опасливо проигнорировав покоящиеся у постели тапочки, с изысканной ручной вышивкой. По роскошному пушистому ковру, устилавшему комнату, было до безумия приятно пройтись босиком.

Тарелки с едой ожидали своего часа. В конце концов госпожа озвучила свой первый приказ. Надо признать, что весьма необычный и по-своему гуманный. Но того, что открылось глазам на фарфоровых блюдцах, с затейливой окантовкой, Илдис не ожидал.

Запеченные в молоке перепела с горой парового риса, различные сладкие заправки, овощное рагу из кабачков, блинчики в апельсиновой глазури, а также кусочки прозрачного местного сыра и кувшинчик сливок. Сбоку сверкал хрустальными гранями графин с фруктовым сиропом и тарелочка с плоскими пышущими жаром лепешками.

Эльф робко присел на самый краешек удобного кресла. Еще никто, никогда, даже в строгости пансионных стен или не слишком гостеприимных чертогах отчего дома, не проявлял о нем столько очевидной заботы. Уютная комната, свобода от мучительных терзающих тело оков, тепло пылающего в камине огня, ванна с целебными травами, что, как выяснилось сейчас, тоже была реальностью.

В горле застыл непрошенный ком. Вероятно, хозяйке и впрямь пришлось не легко, раз она так нуждается в силах бесправного каторжника. Что ж, он отдаст ей свою энергию добровольно, не пытаясь сопротивляться проклятым шипам и ослепляющей боли. Возможно, вне кандалов это будет значительно легче…. А ошейник не станет сдерживать магических токов.

Ошейник…. Внезапно у Илдиса все похолодело внутри. Торес всемогущий, ведь он не долиец и не светлый эльф, он боевой маг, пусть и не до конца обученный мастерству. Сумеет ли он контролировать свою магию, запертую внутри столько лет, если она вдруг вырвется на свободу?

Под россыпь отнюдь не радужных размышлений, он поднес ко рту первую ложку с едой. На языке растаял восхитительно нежный вкус. И пусть будущее не обещало ему ничего утешительного, здесь и сейчас он мог наслаждаться недолгими часами покоя. Видеть солнце, ощущать на щеке свежесть осеннего ветерка, ведь госпожа предоставила ему это время.

Наступившая осень выдалась в Танселии чрезвычайно погожей и солнечной, несмотря на редкие дни, когда дождь лил отвесной серой стеной. Старый парк, вокруг осиротевшего без почившей владелицы поместья, утопал в золоте. Лишь редкие багряные пятна мальдов, местного аналога кленов, разрушали эту гармонию.

Туманный плен отступил, позволив садовнику начать долгожданную уборку, сгребая опавшие листья в большие шуршащие горы, в ожидании возвращения серебристых холодных шлейфов.

Недолгий период уныния перед горячей порой сбора урожая. Кутаясь в просторную эльфийскую шаль, Селина присела на диванчик, стоящий на широкой террасе, возле импровизированного очага.

Здесь все как прежде дышало спокойствием, как в безумно далекие почти позабытые времена, когда она приезжала к Фелисии на упоительные летние сиесты.

Над цветами неспешно кружили пчелы. Вода из фонтанчиков весело серебрилась, благоухающие розы, тюльпаны, крокусы тянулись к солнышку. На клумбах распускались колокольчики и петуньи, королевские лилии и гордые величавые нарциссы. В ветвях маллорнов и лебетронов щебетали птицы.

Сад напоминал изумрудную жемчужину, сияющую в драгоценной оправе листвы, спеющих фруктов и цветов. На берегах прозрачных прудов плавали кувшинки. Настоящее летнее волшебство.

Лина едва уловимо вздохнула. Воспоминания не могли возвратить ее в детство, не могли помочь в сложном выборе, не могли защитить ее пленника от немилостивой судьбы.

Той ночью ей так и не удалось уснуть, тревожась за жизнь несчастного эльфа. В голову лезли тоскливые страшные картины, одна много хуже другой. Ей чудилось, что вот-вот Элави постучит в ее дверь и сообщит, что он умер от воспалившихся ран и отсутствия нужных условий. Сердце стучало в груди смятенную птицей. Наконец она уступила его отчаянному зову. Отправилась в комнату к Илдису, пробуя на языке красивое сильванидское имя. Дворецкий нашел его в купчей, прилагавшейся к роковому сюрпризу судьбы.

Острое как клинок, как копье вековой луны. Принадлежащее бывшему врагу, темному магу, с тяжелым прошлым и безрадостным настоящим.

И лишь шагнув на порог спальни и претворив за собой дверь, молодая женщина смогла сделать новый вдох. Он спал. Глубоко, отрешенно, мучительно стоная во сне.

Вымытые до блеска волосы разметались по пуховой подушке. Девушка отчаянно вздрогнула. Она помнила их темный цвет, заметила во время чтения заклинания. Но сейчас они были иными, в неровном свете свечей в них плескалось расплавленное золото, удивительный терпкий цвет. Напоминающий симфонию осенних каштанов. Рука погрузилась в мягкое торжество красоты, коснулась не слишком заостренного уха, дыхание эльфа выровнялось и полные боли стоны сделались тише.

Высокий, исхудавший от выпавших на его долю невзгод, чуть угловатый в своей обаятельной привлекательности. С глазами оттенка расплавленного янтаря. Он взглянул не нее только раз, помутившемся от агонии взором, когда проклятый ошейник распахнулся. И этого было довольно, чтобы понять, перед ней был не чистокровный сильванид.

Слишком тонкие мягкие черты лица, слишком шелковый водопад золотящихся прядей, едва спускавшихся с плеч. Слишком бархатный голос, с нотками хрипотцы, произнесший неясную фразу на древнем наречии хамарфи. И удивительно теплый тон кожи, отличавшийся от своих смуглых собратьев.

Элави разделил ее опасения, едва не лишив Селину вновь обретенного равновесия. По всему выходило, что в жилах Илдиса, наряду с сильванидской, текла светлая кровь, кровь высших, служащих делу добра и справедливости. Вот только надменные самовлюбленные представители правящего рода не признавали кровосмешения, предпочитая свое уникальное волшебство. Чародеи, целители, маги стихий, могущественный верховный клан. Незримо привязанный к древу жизни.

А значит и пленник не сможет покинуть Шелтарион, без возможности на него возвратиться. Погибнет вдали от всесильного источника.

Селина взглянула на спящего эльфа почти с отчаяньем. Он не может вернуться на ледники, не может дрожать от холода под звон стали, сжимающей покрытые синяками запястья, теперь она многое знала о морозно жестокой Телурии. Заглянула в полезную памятку Фанни.

Остается один подходящий вариант. Вариант, коего гордый по рождению маг, воин по духу и воспитанию, едва ли сумеет простить. Ей придется сделать Илдиса своих стражем. Потребовать клятву верности и оставить при себе на законных основаниях. Только это могло обеспечить ему подобие безопасности, а для Телурии ее пленник умрет. Сегодня же она поручит Элави – написать им донесение.

Несколько успокоившись, Лина протянула ладонь за лежащим в изящной вазочке яблоком, задумчиво гипнотизируя взглядом раскинувшееся вдали плантации. Завтра ей предстоит инспектировать поля и угодья. Впереди пора сбора урожая. Нужны рабочие руки, а значит предстоят немалые финансовые затраты, наемникам необходимо платить. И речи быть не могло, чтобы использовать на полях труд подневольных людей. Девушка медленно поднялась с кресла и направилась к дому.