Марсианка Подкейн. Гражданин Галактики (сборник)

Но для девушки было бы ошибкой демонстрировать физическое превосходство перед мужчиной… даже если это всего лишь ее брат. Особенно если у этого брата злокозненный характер, а вы вдруг придумали, как использовать это в своих целях. Помните, я уже говорила, что если вы кого ненавидите, то Кларк – идеальный компаньон.

Так что я отдувалась и хрюкала, стараясь сыграть получше, потом вывела гриф на грудь, начала выжимать…

– Помоги, – заверещала я.

Кларк одной рукой подтолкнул в середине грифа, и мы выжали штангу до конца.

– Держи за меня, – выдавила я сквозь зубы.

Он опустил штангу на пол.

– Ух, Кларк, ты стал ужасно сильным, – вздохнула я.

– Стараюсь.

Сработало: Кларк растаял до такой степени, какую позволяла его натура. Я предложила заняться акробатикой, если он не прочь работать внизу. Я, видите ли, не уверена, что удержу его при 0,52 g.

Он был не против – это давало лишний повод побыть мужественным и мускулистым. А уж он-то точно удержит меня, ведь я на 11 кг легче штанги, которую он только что поднял. Когда он был поменьше и оставался на моем попечении, мы частенько этим занимались, но тогда я поднимала его – только при этом условии он помалкивал. Сейчас он с меня ростом и, боюсь, сильнее. Мы все еще кувыркаемся немного, но внизу работаем по очереди – дома, конечно.

Но при полуторной тяжести я предпочла не рисковать. Когда он поднял меня в стойку на вытянутых руках, я перешла к следующей фазе своего плана:

– Слушай, Кларк, как ты относишься к миссис Роуйер?

Он фыркнул и издал непристойный звук:

– А в чем дело?

– Да так. Мм… не знаю, стоит ли говорить.

– Ты что, хочешь, чтобы я оставил тебя стоять в воздухе?

– Только посмей!

– Тогда договаривай, раз начала.

– Ладно. Только подожди, я встану на ноги.

Он подождал, я встала ему на плечи и спрыгнула на пол. При повышенном тяготении главное не сколько ты весишь (хотя это тоже важно), а быстро ли ты падаешь. А у Кларка, если вывести его из себя, не заржавеет оставить меня в воздухе вниз головой.

– Ну так что насчет миссис Роуйер? – спросил он.

– Так, ничего особенного. Просто она считает всех марсиан швалью.

– Вот как? Ну, значит, это взаимно.

– Точно так. По ее мнению, это позор для «Линии» – позволять нам путешествовать первым классом… и капитан, мол, не должен был сажать нас за один стол с порядочными людьми.

– Давай-ка поподробнее.

– Да тут, пожалуй, нечего рассказывать. Мы же отбросы общества. Ссыльные. Сам знаешь.

– Забавно, – процедил Кларк. – Очень забавно.

– И ее подруга миссис Гарсиа с нею согласна. Но наверное, не стоит об этом говорить. Ведь у каждого есть право на собственное мнение.

Кларк не ответил, а это очень плохой признак. Вскоре он ушел, так и не сказав ни слова. Я вдруг испугалась, что выпустила джинна из бутылки, окликнула его, но он не обернулся. Слух у него в полном порядке, но иногда он не желает слушать.

Все равно было уже поздно. Я надела сбрую для грузов, добавила себе вес до венерианского и начала пробежку на тренажере. Вскоре я как следует пропотела и была вполне готова к душу и смене белья.

Откровенно говоря, мне было наплевать, что станется с этими гарпиями, и я надеялась, что Кларк проведет все на обычном высоком уровне, а сам останется чистеньким. И даже вне подозрений. Но я не сказала Кларку и половины того, что услышала.

Честное слово, до полета на «Трезубце» я не догадывалась, что можно презирать людей просто за их происхождение или место жительства. Конечно, я встречала туристов с Земли, чьи манеры оставляли желать лучшего, но Па говорит, что все туристы кажутся нахальными, потому что они чужаки и не ведают местных обычаев. Я поверила, потому что Па никогда не ошибается. А профессор-землянин, которого он однажды приводил к нам обедать, был само очарование – это доказывало, что и у землян бывают хорошие манеры.

Когда мы только появились на корабле, я заметила, что пассажиры «Трезубца» чуждаются нас, но не придала этому значения. В конце концов, даже на Марсе, где нравы просты и естественны, как и на всяком фронтире, незнакомые люди не бросаются друг другу на шею. Кроме того, большинство пассажиров летели с Земли; они уже сбились в кланы и клики, а мы были вроде новых ребят в чужой школе.

Как бы то ни было, я говорила «доброе утро» всем, кого встречала в коридорах, а если мне не отвечали – списывала это на глухоту. Что было естественно в их возрасте. Во всяком случае, пассажиры мало меня трогали, меня гораздо больше привлекала дружба с офицерами корабля, особенно с пилотами: они могли добавить к моим книжным познаниям бесценный практический опыт. Девушке очень трудно попасть на курсы пилотов, ей надо быть вчетверо лучше кандидата-мужчины, и здесь может помочь любая мелочь.

Мне сразу же подвернулся отличный случай: в столовой нас посадили за стол капитана!

Это, конечно, из-за дяди Тома. Я не настолько тщеславна, чтобы воображать, что «мисс Подкейн Фрайз из Марсополиса» что-то значит. (Ладно, подождите лет десять!) А вот дядя Том, хоть он всего лишь любитель пинокля и мой любимый старичок, все же старший полномочный сенатор Республики. Наверняка старший менеджер «Линии Треугольника» в Марсополисе хорошо знал это и постарался, чтобы об этом узнал и казначей «Трезубца».

Так или иначе, я не из тех, кто отвергает дары небес, каким бы путем они ни достались. С первых же минут я начала обрабатывать капитана Дарлинга. Честное слово, у него такая фамилия – Бэррингтон Бэбкок Дарлинг. Интересно, не зовет ли его жена «Бэби Дарлинг»?[8]

Ясное дело, на борту у капитана нет имени: для команды он капитан, хозяин, шкипер, за глаза – Старик. Но никогда его не называют по имени – он просто величественное и безличное олицетворение власти.

(Интересно, будут ли меня когда-нибудь называть за глаза Старухой? Это как-то неправильно звучит.)

Но со мной капитан Дарлинг не величествен и не безлик. Я вознамерилась внушить ему, что я ужасно мила, что я моложе своих лет, что совершенно благоговею перед ним и что я… не слишком умна. При первом знакомстве не стоит показывать мужчине, что у вас есть мозги, – это сделает его неспокойным и подозрительным, вроде как Цезарь опасался «худого и голодного» вида Кассия[9]. Сперва надо перетянуть мужчину на свою сторону, а уж потом можно позволить ему – помаленьку – обнаружить у вас интеллект. Пусть думает, что ваш ум отпочковался от его собственного.

Так что я задалась целью внушить капитану чувство стыда за то, что я не его дочь (у него, к счастью, одни сыновья). И не успела окончиться первая трапеза, как я открылась ему в своем страстном желании учиться на пилота… скрыв, конечно, более высокие амбиции.

И Кларк, и дядя Том сразу поняли мою игру. Но дядя Том ни за что бы меня не выдал, а Кларк просто молча скучал с презрительным видом, потому что Кларк не стал бы вмешиваться даже в Армагеддон, если бы ему не светило за это десять процентов прибыли.

Мне все равно, что подумали родственники о моей тактике, главное – она сработала. Капитана Дарлинга, очевидно, позабавили мои грандиозные и «невозможные» амбиции… и он предложил показать мне центр управления.

Первый раунд по очкам выиграла Подди.

Теперь я – неофициальный талисман корабля с правом свободного посещения центра управления и почти такими же привилегиями в инженерном отсеке. Ясное дело, капитан не стал убивать время, обучая меня практической навигации. Он провел меня по центру управления и на ясельном уровне объяснил, как что работает, а я слушала, старательно делая большие глаза. Я чувствую, что интересую его, но по-особому. Он не то чтобы стремится усадить меня к себе на колени (он слишком практичен и слишком благоразумен, чтобы делать что-нибудь в этом роде!), а я не то чтобы поощряю такие стремления, но стараюсь поддерживать с ним теплые отношения и с видом изумленного котенка слушаю его рассказы, пока он литрами вливает в меня чай. Я и в самом деле хороший слушатель, ведь никогда не знаешь наперед, где обретешь что-нибудь полезное. Кроме того, в любой точке Вселенной женщина может прослыть «очаровательной», если слушает, пока говорит мужчина.

Но капитан Дарлинг не единственный астронавигатор на корабле.

Он запустил меня в центр управления, а я сделала все остальное. Второй помощник капитана, мистер Суваннавонг, просто диву дается, как быстро я усваиваю математику. Ему кажется, будто это он научил меня решать дифференциальные уравнения. Действительно, когда дело дошло до чертовски сложных формул, которые используют для корректировки вектора корабля при постоянном ускорении, так оно и было. Но если бы я не прослушала дополнительный курс в прошлом семестре, я бы ни слова не поняла из его объяснений. Сейчас он учит меня составлять программу для баллистического компьютера.

Третий – младший астронавигатор мистер Клэнси – еще доучивается, чтобы получить неограниченный сертификат, и у него есть все нужные мне справочники и учебные пленки. Он тоже всегда готов к услугам. Он не намного старше меня и вполне мог бы заболеть хватательной болезнью… но только законченный болван полезет к женщине, когда она сама не дает ему повода. Мистер Клэнси далеко не глуп, а я поводов не даю.

Может быть, я поцелую его… минуты за две перед тем, как навсегда покину корабль. Не раньше.

Все они крайне предупредительны и считают мой серьезный подход к наукам очень милым. Хотя, правду сказать, практическая астронавигация оказалась куда труднее, чем я ожидала.

Я догадывалась, что главным поводом к отчетливой неприязни (которую я не могла не почувствовать, несмотря на мое радостное «Доброе утро!») было то, что нас посадили за стол капитана, хотя брошюрка «Добро пожаловать на „Трезубец“!» (а она есть в каждой каюте) ясно говорит, что в каждом порту сотрапезники капитана меняются – такова традиция – и что выбирают их из новых пассажиров.

Не думаю, что предупреждение делает эту рокировку приятнее, мне, например, совсем не понравится, когда на Венере меня выпихнут из-за капитанского стола.

Но это лишь одна из причин…

Только три пассажирки относились ко мне дружелюбно: миссис Грю, Герди и миссис Роуйер. Миссис Роуйер я встретила раньше всех и поначалу думала, что она мне понравится. Конечно, она скучновата, но к скуке у меня иммунитет, а она была приветлива со мной. Я повстречалась с нею в кают-компании в первый же день. Она поймала мой взгляд, улыбнулась, пригласила присесть рядом и засыпала вопросами о моей жизни на Марсе.

Я рассказала, хотя и не всю правду. Я сказала, будто Па – учитель, а мама воспитывает детей и что мы с братом путешествуем при нашем дяде. Нехорошо хвастать своими предками, это невежливо, а ведь могут и не поверить. Гораздо лучше, если люди сами узнают все хорошее о твоей семье. При этом можно надеяться, что ничего плохого до них не дойдет. (Я не хочу сказать, что за мамой и Па числится что-то плохое.)

Я сказала, что меня зовут Подди Фрайз.

– Подди? – переспросила она. – Мне кажется, в списке пассажиров я видела другое имя.

– Да, верно, мое полное имя – Подкейн, – объяснила я. – В честь марсианского святого.

Она о таком слыхом не слыхивала.

– Довольно странно давать девочке мужское имя, – вымолвила она.

Конечно, мое имя действительно необычно, даже среди людей Марса, но не по этой причине.

– Возможно, – согласилась я, – но ведь пол у марсиан – довольно условное понятие.

– Ты шутишь! – выпучилась она.

Я начала было объяснять, как марсианин перед созреванием выбирает один из трех полов… и что это имеет значение лишь на кратком этапе его жизни.

Но вскоре я сдалась, увидев, что уперлась в глухую стенку. Миссис Роуйер просто не могла вообразить другую жизнь, непохожую на ее собственную. Поэтому я быстро сменила тему:

– Святой Подкейн жил очень давно. Никто в точности не знает, мужчина это или женщина. Это просто традиция.

Конечно, традиция эта вполне определенна, и многие из живущих ныне настоящих марсиан ведут свой род от святого Подкейна. Па говорил, что мы точнее знаем то, что было на Марсе миллион лет назад, чем то, что было две тысячи лет назад на Земле. Во всяком случае, большинство марсиан включают «Подкейн» в длинный список своих имен – у них в ходу этакий генеалогический конспект. Считается, что он (или она, или оно) может в трудную минуту прийти на помощь своему «крестнику».

Как я уже говорила, Па – романтик, и ему показалось, что будет здорово снабдить девочку таким сильным покровителем. Я не романтична и не суеверна, но мне нравится носить имя, принадлежащее только мне, и никому другому из людей. Лучше быть Подди Фрайз, чем одной из сонмища Элизабет, Дороти или еще каких-нибудь.

Но я заметила, что миссис Роуйер это поставило в тупик, так что мы вскоре сменили тему. С высот своего опыта «старого космического волка», основанного на единственном перелете с Земли на Марс, она поведала мне много всякого о кораблях и космических полетах. В большинстве своем ее суждения и рядом не лежали с истиной, но я слушала и не перебивала. Она представила меня кое-кому из пассажиров и выложила массу сплетен о них, об офицерах корабля et cetera. Между делом она ознакомила меня со своими хворями, болячками и симптомами, поведала, какая важная шишка ее сын и какой важной шишкой был ее покойный муж, пообещала познакомить с достойными людьми, когда прибудем на Землю.

– Возможно, в отдаленных поселениях, вроде Марса, этому не придают особого значения, но в Нью-Йорке ужасно важно правильно начать!

Я определила ее для себя как глупую, но безвредную болтушку.

Однако очень скоро я обнаружила, что не могу от нее отделаться. Когда я шла через кают-компанию в центр управления, она ловила меня, и я не могла удрать, не прибегая к прямой грубости или явной лжи.

Вскоре она начала использовать меня как девочку на побегушках. «Подкейн, дорогая, не могла бы ты сходить ко мне в каюту за лиловой шалью? Она, кажется, на кровати… или в шкафу. Что-то меня знобит» или «Подди, детка, я звонила-звонила, а стюардесса словно оглохла. Принесешь мне книгу и вязанье? А заодно – чашечку чая из буфетной».

Ну ладно, я здоровая, а у нее, может, трещат коленки. Но это продолжалось бесконечно… а чуть погодя, вдобавок к личной стюардессе, я сделалась и ее личной сиделкой. Сначала она попросила почитать ей на сон грядущий. «Такая ужасная мигрень, а твой голос, лапочка, так успокаивает».

Целый час я читала, а потом еще час растирала ей виски и затылок. Конечно, человек время от времени должен для тренировки оказывать другим мелкие услуги. У мамы, когда она переработает, бывают жуткие головные боли, и массаж хорошо помогает.

В этот раз ей вздумалось заплатить мне. Я отказалась. Она настаивала:

– Ну-ну, детка, не спорь с тетей Флосси.

Я сказала:

– Нет, миссис Роуйер. Лучше передайте эти деньги в Фонд инвалидов космоса. А я не могу их взять.

Она сказала «фи» и «ерунда», при этом попыталась всунуть их мне в карман. Но я увернулась и пошла спать.

За завтраком я ее не видела – ей подают в каюту. Однако еще до полудня стюардесса сообщила, что миссис Роуйер хочет меня видеть в своей каюте. Это было совсем не ко времени: мистер Суваннавонг сказал, что если я зайду в рубку часам к десяти, в его вахту, то увижу весь процесс коррекции курса и он объяснит мне все стадии. Если она убьет более пяти минут моего времени, я опоздаю.

Все же я заглянула к ней. Она была, как и всегда, приветлива:

– А вот и ты, дорогая! Я так долго тебя ждала. Эта дура-стюардесса… Подди, милочка, вчера ты прямо чудо сотворила… а сегодня у меня буквально отнялась спина. Ты представить себе не можешь, как это ужасно! Вот если бы ты, по своей ангельской доброте, чуть-чуть помассировала меня… ну с полчасика, я бы воспрянула. По-моему, массажный крем вон там, на туалетном столике… Помоги мне, пожалуйста, снять халат.

– Миссис Роуйер…

– Да, душечка? Крем вон в том толстом розовом тюбике. Нужно всего…

– Миссис Роуйер, я не могу. У меня назначена встреча.

– Как так, дорогая? Ой, все это глупости, пусть подождут. На этом корабле ничего не делается вовремя. Тебе, наверное, лучше нагреть ладони перед…

– Миссис Роуйер, я не собираюсь этого делать. Если у вас болит позвоночник, я и дотрагиваться до него не должна, можно покалечить. Если хотите, я попрошу врача зайти к вам.

Внезапно от ее приветливости и следа не осталось.

– Ты хочешь сказать, что не желаешь этого делать?

– Можно сказать и так. Позвать вам врача?

– Ах ты гадкая… убирайся вон!

Я убралась.

Я встретила ее в коридоре, когда шла на обед. Она смотрела сквозь меня, я тоже промолчала. Шла она ровно, – видно, ее спине полегчало. В тот день мы встречались еще дважды, и оба раза она меня в упор не видела.

Утром следующего дня я торчала в кают-компании у визора – изучала учебную пленку мистера Клэнси о сближении и стыковке с помощью радара. Визор стоит в углу, за рядом искусственных пальм, и, возможно, они меня не заметили. А может, им было наплевать.

Я прервалась, чтобы отдохнули глаза и уши, и услышала голос миссис Гарсиа. Она разговаривала с миссис Роуйер.

– …я просто не могу смириться с тем, что они превратили Марс в источник прибыли. Почему они не оставили его диким и прекрасным?

М-с Роуйер. Чего же от них ожидать? Это жуткие люди!

Официальный язык корабля – орто, но многие пассажиры беседуют по-английски и часто с таким видом, будто никто не способен их понять. Эти даже не понижали голоса. Я решила слушать дальше.

М-с Гарсиа. Именно это я говорила миссис Римски. Они же все преступники.

М-с Роуйер. Если не хуже. Вы заметили эту маленькую марсианку? Племянницу, как они говорят, этого огромного черного дикаря?

Я сосчитала от десяти до ноля на древнемарсианском и напомнила себе, чем карается убийство. Я не против, когда меня называют «марсианкой». Они же ни черта не знали о Марсе, и уж во всяком случае, это не походило на оскорбление. Марсиане имели высокую культуру задолго до того, как люди поднялись с четверенек. Но «черный дикарь»! Дядя Том такой же смуглый, как я светлая. Маорийская кровь плюс марсианский загар подарили ему красивый цвет старой выделанной кожи. Не знаю, как другим, а мне нравится. И уж конечно, дядя Том никакой не дикарь – он умный, воспитанный, вежливый… и, где бы он ни появился, все его уважают.

М-с Гарсиа. Да, видела. По-моему, ничего особенного. Конечно, она эффектна, но все это дешевка, хотя и привлекает мужчин определенного сорта.

М-с Роуйер. Дорогая, вы не знаете и половины всего. Я попыталась ей помочь – мне было искренне ее жаль, и я всегда готова помочь тем, кто ниже меня по положению.

М-с Гарсиа. Ну конечно, дорогая.

М-с Роуйер. Я попробовала намекнуть ей, как правильно вести себя с приличными людьми. Я даже платила ей за разные мелкие услуги, чтобы она не чувствовала себя неловко. Но она оказалась неблагодарной тварью – вообразила, что может выжать из меня побольше. Она так грубо себя повела, так грубо, что я даже испугалась за свою жизнь. Мне пришлось выставить ее из моей каюты.

М-с Гарсиа. Вы мудро поступили, что отделались от нее. Кровь – хорошая или дурная – всегда дает себя знать. А смешанная кровь – это хуже всего. Сначала преступники… а потом это бесстыдное смешение рас! В этой семейке все налицо. Мальчишка совсем не похож на сестру, а дядя… хм… Вы ведь намекнули на это, дорогая? Вам не кажется, что она ему вовсе не племянница… а, скажем, гораздо ближе?

М-с Роуйер. Это на них похоже!

М-с Гарсиа. Ну же, Флосси, расскажите, что вам известно.

М-с Роуйер. Да ничего я не говорю. Но у меня есть глаза – как и у вас.

М-с Гарсиа. И это на виду у всех!

М-с Роуйер. Вот чего я никак не пойму – почему «Линия» позволяет этим жить вместе с нами. Может, она и обязана возить их по какому-то глупому договору, но нельзя же заставлять нас общаться с ними… и даже есть за одним столом!

М-с Гарсиа. И я так же думаю. Как только вернусь домой, сразу же напишу им все, что об этом думаю. Всему есть предел. Знаете, мне сперва показалось, что капитан Дарлинг – джентльмен… Но когда я увидела этих созданий за его столом… я прямо глазам своим не поверила. Мне чуть не стало дурно!

М-с Роуйер. Да, конечно. Но ведь капитан и сам родом с Венеры.

М-с Гарсиа. Но на Венеру никогда не высылали преступников. И этот мальчишка… он сидит на моем месте, на моем стуле!

(Я отметила для себя: попросить главного стюарда заменить Кларку стул. Еще заразится, чего доброго.)

На этом они покончили с нами, «марсианами», и принялись перемывать косточки Герди, жаловаться на пищу и обслуживание и даже за глаза лягать кое-кого из своей шайки. Но я уже не слушала, просто молча сидела и молилась, чтобы достало терпения посидеть молча еще чуток: если бы они меня заметили, я бы их проткнула их же спицами.

Наконец они ушли поднабраться сил для второго завтрака. Я вскочила, переоделась в спортивный костюм и понеслась в зал, чтобы как следует измотаться и никого не покалечить.

Там я встретила Кларка и сказала ему все, что было нужно, – или немножко больше, чем нужно.

Глава 7

Мистер Суваннавонг сказал, что в любой момент мы можем попасть в радиационный шторм и что сегодня у нас будет учебная тревога, для практики, так сказать. Станция солнечной погоды на Меркурии сообщила, что наступает сезон вспышек. Предупреждены все корабли и обитаемые спутники. Предполагают, что сезон вспышек продлится около…

Хоп! Учебная тревога застала меня на середине фразы. Мы получили свою тренировку, и, думаю, капитан хорошенько напугал всех пассажиров. Кое-кто хотел наплевать на тревогу – их приволокли члены команды, облаченные в тяжелые скафандры. Приволокли и Кларка. Он оказался последним, кого выследили, и капитан Дарлинг публично отчитал его (выговор был шедевром ораторского искусства), а под конец пообещал, что, если в следующий раз Кларк не окажется в убежище первым, он безвылазно проведет там весь остаток рейса.

Кларк выслушал все это с обычной своей деревянной физиономией, но его, похоже, проняло, особенно угроза ограничения свободы. Уверена, что и на прочих пассажиров речь произвела должное впечатление. От таких словес за двадцать шагов волосы дыбом встают. Похоже, что именно для прочих она и предназначалась.

Потом капитан заговорил тоном терпеливого учителя и простыми словами объяснил, почему нужно бежать в убежище сразу же, даже если принимаешь в это время ванну, и почему все будут в безопасности, если выполнят инструкцию.

Он сказал, что во время солнечных вспышек возникает излучение, очень похожее на рентген. («И кое-что еще», – мысленно добавила я.) Такое излучение всегда присутствует в космосе, но вспышки делают его в 1000, а то и в 10 000 раз интенсивнее «нормального», а поскольку мы уже внутри орбиты Земли, это, мягко выражаясь, не подарок: незащищенного человека убивает быстрее, чем пуля в затылок.

Потом он рассказал, почему мы обходимся без брони в 1000 или в 10 000 раз толще нашей. Действует принцип каскада: внешний корпус поглощает более 90 % любого излучения; следом идет «кессон» (грузовые отсеки и баки с водой) – он задерживает еще немного. Потом идет внутренний корпус – цилиндр, на котором расположены каюты первого класса.

Во всех обычных случаях такой защиты хватает – уровень радиации в каютах ниже, чем у нас на Марсе, ниже, чем в большинстве мест на Земле, особенно в горах. Я так хочу посмотреть на земные горы, просто жуть!

Но вот в один прекрасный день на вас обрушивается по-настоящему плохая солнечная буря, и уровень радиации внезапно увеличивается в 10 000 раз. Можно во сне получить смертельную дозу и проснуться уже на том свете.

Волноваться, однако, не стоит. Убежище находится в самом центре корабля, под защитой еще четырех корпусов, и каждый задерживает свыше 90 % того, что на него попадает. Примерно так:

10 000

1000 (после первого внутреннего корпуса, это потолок пассажирской палубы)

100 (после второго корпуса)

10 (после третьего корпуса)

1 (после четвертого, внутри убежища)

На самом же деле защита гораздо лучше, и во время солнечной бури в убежище безопаснее, чем в Марсополисе.

Единственное (зато большое) неудобство – убежище расположено на центральной оси корабля, чуть позади центра управления и немногим его больше. Пассажиры плюс команда теснятся в нем как сельди в бочке. Мое место – ячейка чуть подлиннее, чем я сама, шириной в полметра и еще полметра в высоту. С обеих сторон торчат локти моих соседок. Я не страдаю клаустрофобией, но даже в гробу, наверное, просторнее.

Паек – сплошные консервы, которые хранятся там на случай чрезвычайных ситуаций, а средства личной гигиены иначе как «ужасными» не назовешь. Молю бога, чтобы это был просто солнечный шквал, за которым обычно следует хорошая «погода». Если нам суждено сидеть в убежище до Венеры, чудесное путешествие обернется кошмаром.