Кровавые клыки

Николай Хрипков

Кровавые клыки

Глава 1

У МИНИСТРА

Бешенством страдают не только люди, которых укусила бешенная собака или лиса, забежавшая из леса в городской квартал, не пугаясь ни шума автомобильных моторов, ни людского многолюдья, а умиленный горожанин доверчиво протянул к ней руку, желая погладить её, и тут же мгновенный выпад и укус, от чего горожанин взвыл, потрясывая окровавленной рукой и еще не подозревая о начале болезни. Бешенством страдают и небесные тела. И вот в две тысячи двадцать пятом году от Рождества Христова в созвездие Цирцей ворвалась сошедшая с орбиты БП-2244 и со всего размаха протаранила планету Орфея. От мощного взрыва они разлетелись на куски на миллионы километров, а от взрывной волны некоторые небесные тела сошли со своих орбит и понеслись по неведомым им маршрутам. Хотя созвездие Цирцей весьма далеко от Земли и лишь астрономы заметили это возмущение, этот взрыв отразился и на земных делах. На шестьдесят пять процентов увеличилось количество инсультов, на семьдесят пять процентов инфарктов. В два раза возросло число самоубийств. В Москве за всю зиму ни разу не выпал снег, а на новый год шёл проливной дождь, с которым с трудом справлялись ливнёвки. Потоки чёрной воды мчались по московским проспектам. На восточное побережье Америки обрушился тайфун Милена и разрушил 1168 жилых строений, оставив без жилья более миллиона американцев восьми штатов. Два миллиона граждан почти неделю сидели без электричества и мобильной связи. В Калифорнии вспыхнули пожары, на Ближнем Востоке разгорелась очередная войны. Израильтяне денно и нощно бомбили не только палестинские кварталы, но и соседние страны. Самая крупная война началась в Восточной Европе. Многие политики считали, что это преддверие третьей мировой войны. На одной стороне была огромная держава, на другой независимая республика, которая ещё не столь давно была составной частью державы, и её поддержали более полусотни стран, обеспечивая её и финансами, и вооружением, и космической разведкой. Война, обещавшая быстро закончиться, затянулась на месяцы, на годы. И уже никто не мог решиться сказать, когда она закончится и чем она закончится. Все были уверены, что эта война – результат столкновения геополитических интересов великих держав, которые не желали договориться между собой за столом переговоров. На самом деле это был результат столкновения небесных тел в созвездии Цирцея, которое подняло в организмах людей, а политики – это тоже люди, содержание химического элемента, что отвечает за агрессивность поведения. Даже миротворцы, которые любой вопрос призывали решать только мирным путём, теперь кричали о том, что надо наконец-то уничтожить злобного восточного варвара, который угрожает свободе и демократии во всём мире.

Начать войну легко. Только дай приказ генералам. И гигантская военная машина придёт в движение, завертятся колёсики, шестерёнки придут в сцепление друг с другом, поршни начнут движение вверх-вниз, двигатель загудит и начнёт набирать обороты, потом нагреется и понадобится охлаждение его. Всё это со страшным грохотом, всё сметая на своём пути, двинется вперёд. Если двигатель не охлаждать, он сломается. А этого никак нельзя допустить. Теперь генералы чувствовали себя героями, ибо в их руках была судьба державы, от них зависело сохранится ли вертикаль власти либо рассыплется в прах, как песочный замок от пинка. Но это была новая война. И что ни месяц, что ни неделя, она преподносила сюрпризы. Это генералов ставило в тупик. Они понимали, что теперь нужно воевать по-новому, что старые способы не годятся и то, чему их обучали в академии, можно выбросить на свалку.

Генералы сидели за столом, как грачи на толстой тополиной ветке, грозные и нахмуренные. Увидеть весёлого похохатывающего генерала – это же что-то из области фантастики. Непосвященные могли бы подумать, что каждый садился там, где хотел. Но непосвященные сюда и не попали бы. Всякий, кто входил в этот кабинет, был во что-нибудь посвящён. Чем выше должность, тем ближе к министру. Как, в прочем, и к кому угодно. В армии субординация – это святое. Нарушить её святотатство. В конце стола сидели мелкие сошки, которым даже не подавали руки те, кто сидел в начале стола. Они не были отверженными, они тоже были во что-то посвящены, но они были мелкими. Над креслом министра висел портрет деспота, но многие были уверены, что это не просто портрет, но олицетворение самого деспота, который видит и слышит всех собравшихся в кабинете и даже знает их тайные мысли. Поэтому думать нужно в положенном русле, не отклоняясь ни влево, ни вправо, не забегая вперёд, но и не отставая. Мысли должны быть упорядочены как воинский устав.

Министр поднял голову, оторвавшись от очередной бумаги, посмотрел на часы. Часы показывали время, на которое было назначено совещание. Обвёл взглядом собравшихся. Всё знакомые лица. А это приедается. И министрам хочется чего-нибудь свеженького. Но его взгляд произвёл на собравшихся такое впечатление, как будто на них набросили удавку. А никуда вы от меня не денетесь! Вот вы где все у меня! И я знаю всё про вас. Знаю даже то, что вы сами про себя не знаете. Это там у себя в кабинетах вы генералы, можете орать, раздувать раскрасневшиеся щёки, изрыгать нецензурные ругательства, брызгать слюной, а здесь вы сидите тихонечко, как мыши под веником, потому что знаете, что сюда можно войти генералом, а выйти в следственный изолятор. И знаете, что мирно начавшееся совещание может закончиться для любого из вас молниями и громом над головой. И вы будете бледнеть, обливаться потом и что-то беззвучно шептать ослабевшими губами.

Министр был назначен на этот пост год назад деспотом, но не из военных, хотя и не совсем из гражданских. Он был советником юстиции первого ранга, что приравнивалось к званию генерала. Сильная сторона его была не только в знании законов, но и в том, что он был идеалистом и при его бытности в должности министра юстиции не одна голова полетела с плеч у тех, кто путал собственный карман с государственным. Он катком прошелся по государственным ведомствам, а потом по региональным боярам. Он был виртуозом аудитов и среди монблана самых разных документов каким-то собачьим чутьём находил именно те, которые свидетельствовали о взятке и превышении должностных полномочий. И вскоре уже одно имя его вызывало ступор у сановников. До деспота уже давно доходили слухи о том, что военное министерство тоже не миновала эта зараза, и некоторые так воруют, что непонятно, как еще земля не горит от стыда под их ногами, и что сам военный министр, который ходил у деспота в закадычных друзьях и с которым они вместе и на рыбалку, и на охоту, и возле охотничьего костерка пропускали боевые сто грамм, знает про это, но почему-то никаких телодвижений с его стороны не следует, или жалостливый такой, или у самого рыльце в пушку. Потому и пальцем о палец не ударил.

Деспот и намекал, и прямым текстом говорил дружку, что пора прикрыть эту лавочку, но тот своими детскими глазами глядел на него и делал вид, что не понимает, о чём идёт речь. «Моя твоя не понимать». Деспот, назначив нового министра, развязал ему руки. Делай, что считаешь нужным и должным, но терпеть это дальше нельзя. Бери топор, руби головы, как когда-то основатель империи собственноручно рубил головы мздоимцам, только успевая менять окровавленные кафтаны. Сам деспот не желал остаться в истории с топором в руках, и потому эту роль препоручил другим, сняв с них всякие ограничения, кроме одного – собачьей преданности ему. Перед новым министром он поставил только одно условия, чтобы не трогал его дружбана, пусть и бывшего. Всё-таки он многим был ему обязан. И дружбу ценил. Новый министр уже через неделю отправил на скамью подсудимых целых восемь генералов, которые были уверены в своей неприкасаемости. Наивные люди! Все поняли, что это только начало. И нового министра стали бояться. А страх порой может быть двигателем прогресса.

Если в финансовых делах новый министр был профи и с ловкостью фокусника распутывал самые сложные бухгалтерские узлы, то в военной сфере, считали генералы, он профан, и ему можно будет навешивать лапшу на уши, соблюдая, конечно, определённую меру. Крайности видны даже невооруженному, то есть непрофессиональному взгляду. И тут их надежды не оправдались. Да, он не знал тонкостей военной науки, но обладал ценным качеством выслушивать внимательно мнения разных людей, сравнивать их между собой, анализировать, находить нестыковки и выявлять ложь. А когда ложь видна, то истину тоже можно увидеть. Это как идёшь по лесу и наконец-то увидел просвет между деревьями, значит, скоро лес закончится. Новый министр был аналитиком. Это ещё одна его сильная сторона. И генералы поняли, что лучше с ним не хитрить и не скрывать от него истину, ибо ему нетрудно будет разоблачить их.

Все были в сборе. Министр поглядел в конец стола. Там сидел его любимец полковник Сыч. Любимцем он стал не потому, что старался во всём угодить министру. Но потому что это был честный и порядочный человек. Его присутствие было необязательно. Но министр попросил его прийти на совещание. Министр собрал фронтовых генералов. А Сыч служил ординарцем при министре. Эта должность не очень любима среди генералов. Протирать штаны в министерстве куда безопасней, чем непосредственно руководить боевыми действиями.

– Ну, что? Начнём! Понятно, что наше совещание посвящено положению на фронтах. Да, мы получаем ежедневные сводки и имеем представление обо всём, что происходит. Я хотел бы выделить две узловые точки и услышать ответы на два вопроса. Первое. Почему наше продвижение вперёд идёт медленно. И второе. Почему у нас такие потери среди личного состава. Я считаю, что эти потери довольно велики. К сожалению, деспот не сможет присутствовать на сегодняшнем совещании. У него неотложные дела. Но накануне у меня состоялась приватная беседа с ним. И он дал мне чёткие указания, что бы он хотел услышать от вас и что бы он хотел сказать вам. По традиции начнём с отчётов. Прошу говорить кратко и по делу. Не растекаться мыслию по древу. Время – наше главное богатство. А богатство надо беречь и не расточать его напрасно.

Генералы поднимались и, глядя в бумажки, чтобы не ошибиться в цифрах, давали отчёты о положении на своём участке фронта.

Министр не перебивал их. Опустив голову, он делал какие-то пометки в своём блокноте. Дорого бы заплатили генералы за то, чтобы заглянуть в этот блокнот. Может быть, там начертана их судьба.

Отчёты были однотипными, один похожий на другой. Менялись только названия участков фронта и цифры квадратных километров, отбитых у противника, количество уничтоженной техники и живой силы. Министр глянул на часы, когда закончился последний отчёт, вздохнул и сказал:

– Позвольте мне процитировать слова нашего великого классика: «Скучно на этом свете, господа». Бесконечная сказочка про белого бычка. Отличаются лишь цифры и географические названия. А так-то одно и то же. Ладно, не буду пустословить. Повторяю, у меня к вам два вопроса, господа генералы. Можем ли мы вести активные наступательные действия? И второй. Можем ли мы уменьшить количество потерь с нашей стороны? Поясняю. Да, инициатива за нами. Продвигаемся мы вперёд, а не противник, хотя кое-где он предпринимает контратаки. Но продвигаемся даже не лягушачьими прыжками, а по-черепашьи. За сутки продвижение на всех участках фронта не достигает и десяти километров. Где-то дом захватили, где-то маленькую деревушку. И каждый раз это подается как великая победа. Мы заняли деревушку в два десятка домов, деревушку, которую и на карте не разглядишь. Знаете, мне становится страшно. Впереди крупные города и городские агломерации, где сотни, тысячи домов, которые противник успел хорошо укрепить. Если мы за сутки будем брать по одному дому, то для взятия города нам понадобится не меньше года. Если не больше. Знаю, за моей спиной вы говорите обо мне, как о гражданской штафирке, который мало понимает в военной тактике, а о стратегии вообще имеет отдалённое представление. Но тут особого полководческого дара и не требуется. В Великую войну наши за день – за два брали столицы государств, а за год освобождали по несколько стран. Кто-то считает, что затяжная война выгодна нам. Я слышал уже подобное мнение и не только от политологов. Говорят, что это не мы начали эту войну. Эту войну начал противник, чтобы уничтожить нашу державу или ослабить её настолько, чтобы она рассыпалась на удельные княжества. Мы методически должны перемалывать их силы, ослабляя их мощь. Они опустошили свои склады, оставляют свои вооруженные силы без нужного количества техники и боеприпасов. Некоторые маленькие страны уже остались без всего. Их военная промышленность не справляется с военными заказами, потому что они не могут перестроиться на военный лад и создать мобилизационную экономику. Они увеличивают военные бюджеты, увеличивают помощь нашему противнику в ущерб собственной безопасности. И там всё громче звучат голоса оппозиции. Социальные расходы сокращаются. Растёт и будет расти народное недовольство. Это может даже привести к социальному взрыву и падению существующих правительств. Приятные для нашего слуха слова. Но и для нашей страны затяжная война вряд ли приведёт к подъему экономики. К росту народного благосостояния. Пушки – не масло, их не намажешь на хлеб. Чем дольше война, тем сильнее в стране антивоенные настроения. Сейчас пока мы справляемся с этим и не даём им выплеснуться на улицы. Мы их держим под контролем и купируем их. Но это пока. Так что же вы скажите, товарищи генералы? Судьба страны, её будущность сейчас в ваших руках.

На таких совещаниях выступления начинают с тех, у кого самое низшее воинское звание. Такова армейская традиция. Если первым выступит самый высший военачальник, то его слова будут восприняты как директива. Уже никто не посмеет высказать иное противное мнение. На полковника это не распространялось. Он был лишь тенью министра. А с тенью говорят только неадекватные. Первым голос подал генерал Лютый.

– А зачем нам быстрая победа? Ну, представьте, завтра враг капитулировал. Мы оккупировали всю страну. Ликвидировали остатки вооруженных сил, забрали оставшуюся технику, свершили суд над теми, кто совершил воинские преступления против гражданского населения. Потом что? Забираем себе всю их территорию? А на кой она нам. Нам своей хватает под самое горло. Хоть с ней бы толком разобраться. Мы что хотим повесить себе на шею гигантские материальные и финансовые затраты? Отстраивать города, посёлки, возводить мосты, электростанции, промышленные предприятия? Сколько мы там разнесли в пух и прах. Энергетики, считай, нет. Инфраструктуры нет. Социальных объектов нет. Промышленность под ноль. Теперь это отстраивать, возводить, восстанавливать нам, нашему народу. Представляете, каким это ляжет бременем на наш бюджет, на положение нашего населения?

– Всё понял, генерал. Ещё желающие выступить?

Генерал Гуль был боевым генералом. Он прошёл через горячие точки и был ранен. Его называли генерал Точка. Если он появлялся на фронте, это означало генеральное наступление, которое поставит точку в военном конфликте. Но лицом он на генерала не вышел. И если он где-то появлялся без мундира, его принимали за сельского мужика.

– Был бы приказ верховного, организовать генеральное наступление не проблема. На всём фронте организовать наступление мы не сможем. Фронт слишком протяжённый. Ни хватит ни живой силы, ни резервов техники. Вот на отдельном участке – да. Скрытно перебросить резервы. Пополнить боевые части. Нанести мощный удар авиацией и артиллерией, чтобы разрушить фортификационные укрепления противника. Бросаем в наступление крупные бронетанковые соединения, прорываем фронт противника и ускоренным маршем идём к намеченной цели. В тыл противника заходят диверсионно-разведывательные группы, выбрасываем крупный десант для захвата командных пунктов и уничтожения логистики. В первые же два-три дня перемолоть крупные силы противника, чтобы он не сумел организовать оборону и перебросить силы на опасные участки фронта.

– На каком бы участке фронта вы провели генеральное наступление?

– Предпочтительными являются три. Это наш район, захваченный противником, который уже полгода под оккупацией. Да, там идёт продвижение наших войск, но крайне медленное. Там ещё значительные силы противника, но уже не в таком количестве, как первоначально. Резервов же у противника остаётся всё меньше. Это вопрос престижа. Люди уже тыкают нам. «Что вы всё время толкуете о слабости противника, о том, что он выдохся, что моральный дух его ниже плинтуса, и полгода никак не можете очистить от него всего лишь один район?» И я понимаю их. Второй участок – это два южных морских порта, через которые противник получает технику, боеприпасы и всё необходимое. Транспорты союзников чуть ли не ежедневно идут в эти порты. Захватив эти две приморские области, мы лишаем противника основных путей доставки. Кроме того, он потеряет остатки своего флота, который продолжает нападать на наши приморские территории. Потребуется высадка крупного десанта с одновременным ударом с востока с территории нашего полуострова. И одновременно в этих городах нужно поднять восстание сил сопротивления. Там серьёзное подполье. Если ему подкинуть оружие и технику, оно отвлечет крупные силы противника, которые он уже не сможет использовать против наших наступающих сил. И третье. Это наступление на столицу. Падение столицы означает капитуляцию противника. Но столичный район имеет хорошие укрепления.

– Генерал! Это не совсем так. Правительство, парламент, все ведомства с приближением наших войск убегут на запад страны или вообще за границу. Там создадут правительство в изгнании. Конечно, большинство воинских соединений сложат оружие. Кто-то будет сопротивляться. Но мы подавим это сопротивление. Найдём кого-то, кто подпишет акт о капитуляции. А дальше что? Дальше начнётся самое интересное. Мы оккупируем страну. Проведём выборы, которые все признают незаконными, а значит, нелегитимным и правительство. А раз признают власть нелегитимной, то прекратят и всякую помощь. Для восстановления экономики, всего, что разрушено войной, нужны будут крупные вложения. Очень крупные. Это же не мост через пролив построить. Кроме нас их предоставлять некому. А может случиться и такой вариант. Новое правительство проведёт референдум, и население, конечно, выскажется за вхождение в состав нашей страны. Тогда волей-неволей мы должны возрождать страну, которую столько лет уничтожали. Это колоссальные средства. И делать это мы будем за счёт собственного населения. Не кажется ли вам, что это вызовет ропот, а, возможно, и социальный взрыв. Граждане новой территории получат наши паспорта. Миллионы мужчин и женщин поедут на восток, готовые согласиться на любую работа. Мы получим массовую безработицу. Очень опасная ситуация. У нас будет такой воз, что наша лошадка может надорваться. И кто от этого выиграет? Только наши враги. Не мытьём, так катаньем они получат желанный результат.

– Так что? Продолжаем войну бесконечно?

– Нет, генерал. Любая война когда-то заканчивается. Даже Столетняя. Помните такую? Закончилась миром. Но пока да. Война для нас сейчас предпочтительнее мира. Смотрите, какая движуха началась на Западе. Всё сильнее заявляет о себе оппозиция. Среди населения зреет недовольство войной. Ведь оно страдает от войны. И обороноспособность, и экономика западных стран слабеют. В некоторых странах прирост валовой продукции упал до нуля. Это даже важнее, чем победа над нашим противником. Ибо наш главный враг – это западная коалиция.

Гуль развёл руками.

– Мы военные, а не политики. И всех этих политических хитросплетений не понимаем. Дадут нам приказ «вперёд», пойдём вперёд и выполним поставленную перед нами задачу. Уж будьте спокойны.

– Я не сомневаюсь в этом. Речь идёт не о генеральном наступлении и капитуляции противника. И деспот такой задачи не ставит. Речь идёт о темпах нашего продвижения. Наши удары должны быть более чувствительными. Решение о генеральном наступлении принимать верховному главнокомандующему. Я доложу о вашей позиции. Второй вопрос нашего совещания. Наши потери в живой силе. Вы помните, что когда начиналась военная операция, было негласное обещание, что она будет кратковременной и с незначительными потерями в живой силе. Ни то, ни другое обещания не были выполнены. Война затягивается и пока её окончания не видно. И потери. Конечно, без потерь войны не бывает. Но я посмотрел: динамика потерь безвозвратных и санитарных растёт.

– Господин министр, противник теряет ещё больше.

– Это так. Но для нас это не должно служить оправданием. Специалисты проанализировали причины потерь. Картина получается интересная. Нет! Я неправильно выразился. Треть потерь… повторяю, треть потерь случается по нашей прямой вине. Уточняю, по вине командования. Как это понимать? В городской школе прифронтовой зоны разместили несколько десятков новобранцев. Причем даже не удосужились забрать у них мобильные телефоны, которыми они активно пользовались. Бойцы разгуливают возле школы, сидят на лавочках, курят, рассказывают анекдоты. Ну, как на каком-нибудь курорте. Вроде никакой войны вовсе нет. Знакомятся с проходящими мимо девушками. Весь город знает, что в школе находятся прибывшие бойцы, которые ждут отправки на передовую. На территорию школы и в саму школу может зайти кто угодно и когда угодно. То, что в школу прилетела вражеская ракета, вполне закономерный результат. Погибло более сотни человек. И что? Проведено расследование? Найдены и наказаны виновные? Ничего подобного. Более сотни молодых жизней потеряно – и тишина. И никто не виноват. Это не единственный случай. Мы забываем, что у противника есть дальнобойная артиллерия и ракеты. А дронов у них, как комаров в лесу. И противник постоянно следит за нашими позициями. В прифронтовых городах работают рестораны, ночные клубы, в честь именинников запускают фейерверки, по улицам расхаживают бойцы, получившие увольнительную, алкоголь льётся рекой, его продают круглые сутки. На улицах стоит боевая техника, которую даже не удосуживаются замаскировать. Пьют не только в тылу, но и на передовой. Бойцы могут в любое время отправиться в соседнюю деревню за спиртным, где круглосуточно торгуют местные торговые точки. Противник знает об этом и устраивает там засады, продаёт отравленное спиртное. И что? Наказан хоть один офицер, который допускает подобное? У меня таких сведений нет. Зато есть сведения, что некоторые офицеры, нет, многие офицеры неделями не показываются на передовой. В прифронтовых городах они уже завели постоянных любовниц и воюют в основном в постели. В этих городах работают бордели, продают наркотики. И многие наши доблестные офицеры предпочитают проводить время в борделях и ресторанах, а не в окопах вместе со своими подчинёнными. Устраивают шумные попойки со стрельбой из табельного оружия. Местные жители видят это и какое мнение складывается у них о наших вояках? А где офицерские суды чести? Болтали о них, болтали, но мне не известно ни об одном заседании такого суда, на котором бы осудили кого-нибудь за недостойное офицера поведение. О пленных. Как так получается, господа генералы, что мы наступаем, а количество пленных у нас такое же, как у противника? У нас сложилось устойчивое мнение о пленных, как о мучениках. Но давайте будем реалистами и анализировать каждый случай сдачи в плен. Бывают такие ситуации, когда боец ранен, контужен, кончились патроны. Не каждый способен пустить себе пулю в висок или взорваться на гранате, утащив за собой несколько врагов. А если была возможность оказывать сопротивление противнику, а бойцы вместо этого выбрасывают белый флаг? Что это? Предательство? Трусость? Но их мы тоже зачисляем в страдальцы. Противник ведёт активную пропаганду, призывает сдаваться в плен и обещает всяческие блага. И ведь находятся легковеры, которые переходят на сторону врага, перегоняют танки, вертолёты, раскрывают секреты. И это не один, не два, но десятки таких случаев. А члены наших военных трибуналов мучаются от безделья и не знают, чем им заняться. Дальше. Месяцами не могут достать на некоторых участках останки погибших бойцов, чтобы передать их родным для захоронения. Потому что они находятся в зоне обстрела. И у меня возникает резонный вопрос: а кто же их послал в зону обстрела и с какой целью. Многие погибают во время миномётных обстрелов, во время стрельбы кассетными боеприпасами. Специалисты говорят, что даже мобильный миномёт можно засечь после первого выстрела. А он делает не один выстрел прежде чем покинуть выбранную позицию. И за пять минут он удалится не далее, чем на сто метров. У нашей артиллерии есть возможность уничтожить эту точку. И что же? А ничего. А пушки и гаубицы стоят на одном месте. А мы их не можем уничтожить. Объясните, почему. Наши штурмовые отряды штурмом берут разрушенные дома, где их ожидают засады, растяжки, мины. И конечно, несут потери. А нам нужны эти разрушенные дома? Нет. Почему же вместо того, чтобы их штурмовать, мы не снесём их артиллерией или авиацией? Господа генералы, прошу мне доложить ваши соображения. На этом закончим наше совещание. Надеюсь, что вы примите не только к сведению, но и к исполнению то, о чём говорилось. Самое главное – не расслабляйтесь! Идёт война, она требует напряжения всех сил. Побеждает тот, кто лучше мобилизовался. Свободны!