Солнце идёт за нами

– Конечно же, Зоенька. Сейчас из погреба достану свеженькой.

И действительно, квашеная капуста у Семеновых славилась на всю округу. С осени заготавливали три большие бочки, так что хватало всем желающим.

Рубка капусты была настоящим праздником. Одевшись потеплее, вся семья выходила во двор. Первый ноябрьский морозец скрипел под ногами, кое-где лежал рыхлый снежок. На огромных чурбаках устанавливали большое, выдолбленное из какого-то гигантского дерева корыто. Работы хватало всем. Кто-то аккуратно очищал от верхних листов кочаны, разрезал их на части, убирая кочерыжки, кто-то рубил острыми сечками, кто-то посыпал крупной зернистой солью и складывал ковшом в ведра и ссыпал в заранее приготовленные и установленные в погребе бочки, утрамбовывая капусту специально выточенными толкушками. Слышны веселый перестук сечек, звонкий смех и говор работавших. А как аппетитно похрустывают очищенные белые кочерыжки на зубах у ребятишек и как вкусна свеженарубленная и посоленная капуста! Верхние листы складывали в холщевые мешки для корма животным, не забывали немного бросить и в ясли. Это любимое лакомство коровы Жданки. А потом корыто побывает почти у всех соседей с их улицы, ведь такого больше ни у кого не было. После чего его хорошенько промоют от соленого рассола, просушат и подвесят под сараем до следующей осени. В редкие свободные вечера Мария доставала большую папку с фотографиями и вспоминала и прошедшем. Кажется, недавно отгремела война, а с той поры минуло уже больше десяти лет. Она бережно перебирает снимки и вглядывается в дорогие лица родных и близких ей людей, своих фронтовых товарищей. А вот открытка с изображением какого-то актера. Ее прислал ей французский летчик. В Липайе недалеко от Тукумса находился их аэродром. ВНОСовцам поручили охранять его и не пропускать к нему вражескую авиацию. Летчик заметил строгую русскую девицу с ясными серыми глазами, вьющимися каштановыми волосами. Он заговорил с ней и был удивлен, когда она ответила ему на родном для него языке. Мария два года обучалась в Челябинском институте иностранных языков и знала по-английски и французски.

На открытке было написано, что он найдет ее обязательно, когда окончится война. Нет, Мария не ждала его. Она твердо знала, что после демобилизации поедет домой. Ей и в голову не могла прийти мысль о Франции не только потому, что всякие отношения с иностранцами пресекались, а потому, что родной дом и родная земля были для нее священны, были дороже всего на свете. А теперь у Марии делом всей ее жизни стала забота о племянницах. И долг этот она возложила на себя добровольно.Так, Мария и в мирной жизни совершила свой гражданский подвиг, ведь это не менее значимый поступок, чем героизм, проявленный в сражениях на войне.

Глава 7. Детство

Глава 7. Детство.

– Мама Маша, почитай нам книжку или расскажи сказку, – просили девочки. По вечерам часто устраивали коллективные чтения. Особенно нравились сказки Андерсена и рассказы про животных Сетона – Томпсона. Мария не скупилась на книги и всегда покупала их для дочурок. Они слушали, затаив дыхание, и плакали, когда речь шла об осиротевшем медвежонке Уэбе, которому приходилось постоянно бороться за свое существование, и радовались, когда Уэб стал самым сильным и умным зверем во всей округе. Очень полюбились лисенок Домино и кролик по кличке Джек Боевой конек. Грустно было слушать при Бинго и Снапа, Красношейку и Виннипегского волка.

Книга Андерсона была широкоформатная, с яркими картинками и уносила воображение девочек в сказочный сад доброй волшебницы, которая приютила Герду, в ледяные чертоги Снежной королевы, где замерзал Кай, или в китайский дворец, куда поместили Соловья, чтобы он пел императору свои чудесные песни. Мария знала по памяти много стихов и с удовольствием читала наизусть басни Крылова, главы из романа Пушкина «Евгений Онегин», произведения Некрасова.

– Мама Маша, а скоро будет Новый год? А у нас будет елка?

Новогодние праздники – любимое время года у девочек. В Красном уголке подстанции устанавливали большую и пышную елку, упиравшуюся верхушкой в потолок, украшали разноцветными гирляндами и игрушками. Взрослые готовили подарки, за которыми ездили в Кыштым или Челябинск. Водили хоровод, пели песни и рассказывали стихи. Валюшка выразительно читала «Однажды в студеную зимнюю пору…» и указывала на ноготок мизинчика, чтобы все представили, каким был маленьким крестьянский мальчик Влас, помогавший отцу возить из леса дрова. А Людмилка декламировала «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои».

Начальник подстанции Чужаев с густой рыжей шевелюрой сажал с ними возле елки, изображая лошадку. Ребятишки крепко держались за «гриву» волос и смеялись от восторга.

Зимой для девочек была еще одна любимая забава. Тетя Шура водила их кататься на санках в соседний переулок, который спускался под уклоном, и по нему можно было долго ехать без остановки. Снег искрился и сверкал на солнце тысячью разноцветных огоньков, а рядом проносились большие синеватые сугробы, и девочкам казалось, что они находятся в каком-то сказочном царстве. Дядя Саня устраивал ледяную горку у ворот дома, а еще учил кататься на лыжах. Огород Семеновых был очень большой, и лыжня вкруг него получалась длинной. Снегу зимой обычно наметало много, и Валюшка с Людмилкой барахтались в нем. Но зима проходила. Уже с пригорков бежали звонкие ручейки. Кое-где по обочинам дорог показывалась первая зеленая травка, поднимая вверх свои тоненькие острые иголочки. Скоро лето! С наступлением ягодной поры детей водили в лес. До него нужно было добираться через болото, по которому проложена стлань. Оно начиналось прямо за подстанцией.

– Будьте осторожны, – предупреждала Мария девочек.

Вначале шли по сухим кочкам, а потто по старым, почерневшим от времени и сырости жердям, в просветах между которыми виднелась темно-бурая болотная вода. По ней сновали жучки-плавунцы, низко летали красивые синеватые стрекозы и бабочки. Рядом шумели камыши и поднимала вверх свои жесткие листья осока. Можно было держаться за ветви ивняка, разросшегося возле стлани. Ух! И страшно же идти, когда жердочки под тяжестью путников прогибались и окунались в воду, становились мокрыми и скользкими. Наконец, болото пройдено, и радостные девочки оказывались в лесу. Под высокими соснами на бугорках краснела землянка. Вначале Валюшка и Людмилка ее не замечали, и взрослые терпеливо им показывали, где и как она растет. Затем глаза привыкали и отыскивали небольшие полянки, сплошь усыпанные спелыми ягодами. Дядя Саня предупреждал, что по лесу нужно ходить осторожно, потому что в этих местах есть глубокие шурфы, в которых не так давно добывали руду. Он сам копал их и показывал теперь девочкам некоторые из них. Они были закрыты сбитыми деревянными досками и засыпаны землей.

– Скоро на покос, – говорил дядя Саня. – И вас возьмем сено ворошить да к сторожкам подгребать.

Девочки с нетерпением ждали сенокосную пору… И вот перед ними ровными широкими рядами лежала кошенина. Нужно было ее повернуть, чтобы она просохла, а потом сгребать в небольшие копенки. Взрослые укладывали сено на две тоненькие жерди, представлявшие импровизированные носилки, и таскали его к стожарам.

– Кто полезет стог вершить? – весело глядя на девочек, спрашивал дядя Саня. – Давай, Людочка, полезай, ты потяжелее будешь. Да смотри, утаптывай у самого стожара.

Он подсаживал Людмилку, и та карабкалась по веревке наверх. Валюшка с завистью смотрела на сестренку: ей досталась другая работа – подскребать возле стожка сено.

– Утомились поди, девчатки? Уже поздно, домой не пойдем, ночевать останемся, – сказал дядя Саня.

– Как? Прямо в лесу?

– Почему в лесу? На заимку пойдем к деду Никифору. Отсюда недалеко. Продукты ему нужно отнести.

Вскоре все, несмотря на усталость, бодро шагали по лесной тропинке. Девочки обрадовались, увидев небольшую избушку, срубленную из бревен, огражденную аккуратным заборчиков, и маленькие воротца. Рядом шумят вековечные сосны, словно защищая ее от всевозможных невзгод.

Никифор, увидев приближающихся путников, вышел навстречу. Узнав Саньку, обрадовался.

– А мы тебе гостинцев принесли: крупы немного, сахара, хлеба. Хотим переночевать у тебя попроситься.

– Проходите, проходите. Как не пустить с такими барышнями! Сейчас медком угощу. Как раз чай вскипел. Гости вошли в избу. Все было сделано руками хозяина: и стол, и лавки под окном, и кровать у стены, и шкаф, в котором на полках стояла посуда. Везде были развешаны пучки разных трав: зверобоя, медуницы, чабреца, от которых исходил невообразимо приятный запах.

Никифор пригласил к столу, поставил самовар, достал кружки, налил глиняную чашу, наполненную густым прозрачным душистым медом.

Напившись чаю, гости стали укладываться спать. Пришлось располагаться на полу. Никифор соорудил им постель из шкур, теплых тулупов и шерстяных одеял. Уставшие за день, девочки быстро заснули. За ними, немного поговорив с хозяином о сенокосе и домашних делах, последовали Мария и Санька.

– Неужели тебе, дядя Никифор, не хочется в город, к людям, – ласково спросила Мария, укладываясь рядом с дочерьми.

– Тяжело одному-то, да и за продуктами ходить далеко.

– Нет, не хочется. Здесь в лесу, душа отдыхает. Смотрю вокруг на Божий мир – красота. Отвык я от мирской суеты. Да и стар я перебираться на другое место. Здесь и помирать буду.

Утром при прощании Никифор вручил гостям в подарок целое ведро меда, отчего девочки пришли в восторг.

– Вот вчера только накачал, совсем свежий медок.

Надолго запомнили Валюшка и Людмилка эту летнюю пору.

***

Сено Семеновым привозили линейщики на своем грузовом вездеходе.

– Мы как раз в сторону покосов поедем на работы, а на обратном пути захватим ваше сено и привезем.

– Да возможно ли на такой машине-то?

– Не беспокойтесь, Мария Васильевна, все сделаем в лучшем виде.

С самого утра начинались хлопоты: шли в магазин за продуктами, готовили еду, варили борщ с мясом в чугунке на очаге и с нетерпением ожидали машину, груженную сеном. Много раз выходили на улицу и тревогой смотрели, не покажется ли вдали вездеход. Мало ли что может случиться, ведь он не способен для перевозки такого груза. Девочки тоже выбегали на улицу, волнение взрослых передавались и им.

– Мама, едут, едут! Ой, как много сена везут! – кричали они.

– Господи, как не перевернулись только! Слава Богу!

Подогнав машину, уставшие, но довольные литейщики начинали суетиться, приспосабливая трос к столбам ворот, чтобы стащить с кузова воз.

– Берегись! – кричали они соседям, бегущим с вилами, чтобы помочь Семеновым перетаскать сено на сарай.

Мария пригласила линейщиков пообедать. После трудового дня горячий борщ казался особенно вкусным, и все хвалили хозяйку. А один из них, казах по национальности, недавно устроившийся работать на подстанцию, посмотрев на нее, сказал:

– Какой ты хороший, Маша! Иди за меня замуж!

– Да что ты? У меня ведь две дочурки есть…

– А я все три голова возьму.

Валюшка и Людмилка, находившиеся в соседней комнате, пугливо посмотрели друг на друга, не поняв смысл сказанных слов.

– Он что ли хочет наши головы взять?!

А линейщик в самом прекрасном расположении духа сказал:

Хороши в лесу весной цветочки,

Еще краше девушки весной…

Через несколько дней девочки, делая уборку, перебирая грамзаписи, обнаружили пластинку с этой песней и разбили ее.

Мария, заметив поломанную пластинку, попросила их быть аккуратнее с вещами. Она не знала, что девочки сделали это специально. Валюшка и Людмилка признались, что им не нравится эта песня, потому что ее пел тот человек, который хотел взять их головы. Мария поняла, рассмеялась и объяснила им, что он предложил ей выйти за него замуж и был не против ее дочерей. Это был не единственный протест Валюшки и Людмилки.

Однажды, никого не предупредив, вдруг объявился отец. Он приехал из далекого Львова. В погоне за призрачным счастьем Петр исколесил чуть ли не всю страну: побывал в Магадане, а теперь вот перебрался, где потеплее. Войдя в избу, он сказал, что зашел повидать и попроведовать своих дочерей. Валюшка и Людмилка, услышав это, мигом залезли под кровать, и как ни уговаривали их вылезти и поздороваться с отцом, девочки не захотели выйти из своего укрытия. Петр, посидев для приличия некоторое время и погоревав о судьбе Анастасии, удалился, сказав на прощание, что лучше ее никого не встретил. Раскаивался ли он в своих поступках? Винил ли себя? Кто знает? Потом из Львова прислал посылку с яблоками, но они были такие твердые, будто деревянные, и Валюшке с Людмилкой они не понравились.

Зато девочкам запомнилось, как все вместе собирали тетю Шуру в санаторий. Александра по-прежнему трудилась на железной дороге. Ее как одну из лучших работниц избрали депутатом городского совета трудящихся. Но Шурочка стала себя не очень хорошо чувствовать, и ей дали путевку, чтобы она отдохнула. Ни в санатории, ни на курорте, ни в Доме отдыха никто из Семеновых еще никогда не был. И поэтому все с некоторой тревогой спрашивали:

– А лечение-то там будет?

– На сколько дней едешь-то?

– Ты все взяла с собой?

– А дорога какая? Как туда добираться?

Шурочка успокаивала всех, говорила, что все будет хорошо, что едет она на три недели, скоро вернётся совсем здоровая. И, действительно, Александра приехала порозовевшая, отдохнувшая, рассказывала, как каждый день им давали маленький ломтик сырой свеклы. Домашние удивлялись, особенно девочки, как можно есть сырую свеклу. Другое дело – морковь или репка.

Постепенно все успокоились, Александра продолжила работать, но недолго. Болезнь оказалась серьезная. Шурочке сделали операцию и назначили вторую группу по нетрудоспособности. Александра не привыкла сидеть дома, всю жизнь была занята на производстве и общественной деятельностью. Теперь ждала девочек из школы, готовила обед, занималась с ними, рассказывала всякие истории, которых знала немало. Валюшка и Людмилка привязались к ней и не представляли себя без любимой тетечки. И какое же горе испытали они, когда тетя Шура умерла в самом начале мая, когда природа оживала от зимней спячки, когда веселый птичий гвалт оглашал весенние сады, когда деревья нежно зазеленели, покрытые молодыми листочками, а в бездонном синем небе спокойно проплывали белые причудливые облака. Так закончилась для девочек безмятежная пора детства.

Часть четвёртая. Мы с Урала. Глава 1. Записки из дневника

Мария отправила девочек на учебу в Курган. Они поступили в педагогический: Валюша – на филфак, а Людмила – на биохим. Скучно ей стало без них, да и брат Санька тоже приуныл. Мария наказывала дочерям:

– Почаще пишите нам и подробно сообщайте обо всех своих делах.

И девочки каждую неделю посылали домой письма, в которых рассказывали о студенческой жизни. Валентине приходилось много читать: список литературы дали огромный, а Людмила завела дневник и по вечерам старательно поверяла бумаге свои мысли. Так у нее появилась потребность писать. Пусть события самые заурядные и, казалось бы, незначительные, но для нее это была жизнь, порой нелегкая, порой захватывающая и интересная.

Из дневника

Сентябрь 68-го года.

Нас, первокурсников, отправили на уборку зерна в Целинный район на целый месяц. Кругом степи, а над ними – низкое-низкое небо. У нас в городе оно всегда казалось таким высоким, необъятным, а здесь опустилось над самой землей и сомкнулись с ней на горизонте совсем близко от нас. Это показалось мне очень необычным. Но долго наблюдать за природой не пришлось – работы оказалось очень много. Так началась самостоятельная жизнь. С непривычки было очень тяжело. Меня почему-то всегда ставили на разгрузку: видимо, считали сильной из-за моей полноты. Машины шли потоком друг за другом. Не успеешь разгрузить первую, уже подходит вторая. Я научилась быстро залезать в кузов, нам открывали боковой и задний борта, и мы начинали плицами сгребать пшеницу. Ныла спина, болели руки, усталость валила с ног, и даже во сне передо мной плыло и бежало золотистое зерно.

Иногда приходилось работать на силосе. Это тоже нелегкое занятие. Нужно в ямах утаптывать кукурузные стебли. Сок разъедал одежду, неприятный запах бросался в нос. Однажды нас послали возить солому на лошадях. Коней я, конечно, видела, но управлять ими никогда не приходилось. Когда мы учились в школе, проходили мимо конного двора, откуда выезжали проворные крикливые мужики, спешившие к «Продснабу» получить товар и развезти его по магазинам.

– Садись, детвора! – приглашали они детишек. – До школы быстро домчим.

В телегу или в сани в зависимости от времени года ребятишек набивалось до отказа: в тесноте да не в обиде. Зато сколько восторга было, когда у самых школьных ворот кони останавливались и детишки со смехом освобождали повозки.

А здесь нас разделили по два человека, один должен управлять лошадью, а другой – следить за волокушей. Не помню, как я взгромоздилась на крутой круп лошадки, но мне стало так страшно, что я тут же слезла, и, взяв вожжи, пошла рядом с ней. А одна из наших девчонок, Варя Больбот, быстро сумела вскочить на свою кобылу, и та понесла ее, почуяв незнакомого человека. Мы перепугались, когда они скрылись из виду, и все побежали следом. Лошадь, доскакав до конюшни, остановилась. Чудом удержалась на ней наша Варя. Лицо ее вспухло, было все исцарапано и исхлестано ветвями кустов, мимо которых пронесла ее строптивая кобыла. Так мы усвоили урок общения с животными: хорошо подумай, прежде чем подойти к ним, ведь у каждой из них есть свой норов. А вечерами мы пели и забывали обо всех трудностях дня. В нашей группе оказались девчонки с замечательными голосами, Галя Скоробогатова запевала, остальные подхватывали, и песни звучали то легко и задорно, то протяжно и мелодично. «Хорошо поют девчата, душевно», – слышали мы похвалу в свой адрес. Филфаковцам же повезло. Валюша позднее рассказывала, что они работали на току на веялках и то недолго. Погода в середине сентября испортилась, часто выпадали дожди, и председатель колхоза отпустил их домой: все равно делать нечего. Валя уехала в Уфалей. Мама и дядя Саня очень переживали за меня и все спрашивали: «А почему Людмилку не отпустили?» – «Так ведь мы в разных местах были», – успокаивала их сестра.

Мы, биохимовцы, проработали на уборке зерна до конца месяца. Шоферы, чьи машины мы разгружали, говорили: «Хорошо поработали, девчата. А теперь поезжайте учиться. Учеба – дело нужное. Нам же до белых мух оставаться здесь».

Октябрь 68-го года.

Нас поселили в новое общежитие, располагавшееся во дворе института. Можно было выходить за пять минут до занятий. А «филфак» и «физмат» жили в старом полу благоустроенном здании на берегу Тобола. Говорили, что будто раньше здесь был монастырь, а потом тюрьма, а может быть, так только говорили. На физмате оказался недобор, и нам предложили перейти на отделение математики, но все наши девочки отказались. На биохиме учиться интереснее: лабораторные работы, полевые практики, экскурсии на заводы. Сидеть на месте не придется.

Июнь 69-го года.

Незаметно пролетел первый год учебы. После сессии началась полевая практика по ботанике и зоологии беспозвоночных. Преподавательница, уже немолодая, но неутомимая женщина, вела нас на лесные поляны, даже заводила на болота и, указывая на разные растения, спрашивала об их названии, строении, семействе. Мы приходили все искусанные комарами и удивлялись, почему руководительницу не трогают никакие насекомые.

Однажды наткнулись на Венерин башмачок, желтоватый цветок с темно-коричневыми тычинками, который напоминал по форме глубокую туфельку.

– Ой, какой красивый! – воскликнули мы с восторгом.

Преподавательница запретила нам его срывать, объяснив, что это очень редкий экземпляр, находится на грани исчезновения и занесен в Красную книгу, рассказала, что очень много легенд сложено об этом цветке и о его названии. Одна из них гласит, что однажды в северные леса забрела богиня Венера и удивилась суровой красоте края. Не ожидала она, что в местах, где полгода лежит снег, может вырасти столько прекрасных цветов, и решила подарить еще один, скинула с ножки башмачок, и он превратился в орхидею с ярко-желтой губой и темно-пурпурными лепестками.

– А я вспомнила, что дядя Саня, показывая мне этот цветок, называл его Богородицыными сапожками. По старой уральской легенде, Богоматерь увидела в лесу девочку, бьющуюся о корни деревьев от эпилептических судорог, спустилась с небес и вылечила прикосновением руки несчастную. На месте следов Божьей Матери выросли цветы, похожие на туфельки. А простой люд до сих пор употребляет этот цветок при эпилепсии, бессоннице и при психических расстройствах.

Очень интересно нам было узнавать новое о родной природе. По окончании полевой практики мы должны были приготовить гербарий с подробным описанием растений, мир которых раскрылся перед нами во всем богатстве и великолепии. Я думаю, что если б каждый человек теснее соприкасался с природой, внимательнее всматривался в нее, то люди стали бы добрее.

Затем началась практика по зоологии беспозвоночных. Наша руководительница, маленькая, очень подвижная и веселая женщина, которую все студенты называли ласково Липочкой, знакомила нас с другим миром – миром насекомых. Мы брали сачки, водили ими по высокой траве, и в них набивалось множество разных жучков, паучков, мотыльков, бабочек, мух, мошек. Наша задача – узнать насекомое «в лицо» и предоставить о нем все известные сведения… А у филфаковцев на сей раз практика трудовая. Но они, по словам Валюши, гордились этим, ведь их отправили работать в клинику Елизарова, где лечили людей со сложными переломами. И хотя студенты убирали мусор после строителей, но вполне сознавали всю значимость этого объекта.

Июль 69-го года.

Дома нас ожидало тяжелое известие. Заболела мама. Болезнь оказалась серьезной: отказали ноги, и ее положили в больницу. Все лето мы провели возле постели. К осени ей стало легче, и она начала вставать, даже совершать небольшие прогулки во дворе, правда, с палочкой. Дядя Саня поддерживал ее. Часто приходили соседи навещать Машеньку, ведь она всегда им во всем помогала. Тетя Лиза, одинокая женщина, согласилась ухаживать за ней, и мы отправились на учебу. Мама регулярно писала письма, сообщала, что поправляется и не нужно беспокоиться с ней. С нетерпением мы ожидали каникул, чтобы навестить нашу любимую мамочку.

Январь 70-го года.

Валюша рассказала, что их декан, большой любитель и почитатель советского кино, организует в каникулы поездку в Москву, где будет происходить встреча с некоторыми известными актерами и режиссерами. Он постоянно водил студентов на просмотр фильмов в кинотеатр «Прогресс», который находился недалеко от института, а потом устраивал их обсуждение. Они уже посмотрели «Преступление и наказание», «Живой труп» и другие.

А теперь поездка в Москву. Наверное, будет очень интересно. Но Валюша поедет вместе со мной в Уфалей к маме. Как хочется, чтобы наша мамочка выздоровела!

Май 70-го года.

Наши надежды на то, что мамочка поправится, не оправдались. Во время весенней сессии мы получили страшную телеграмму. Дома дядя Саня рассказал нам, как однажды, когда в комнате никого не оказалось, зашел какой-то лекарь-шарлатан.

– Есть, кто живой? – спросил он.

– Да, здесь лежит больная, – ответила Мария.

Пришелец дал ей лекарство, уверяя, что оно поможет, и велел пить по полчайной ложечке перед обедом. Это оказалась сулема. Обнаружив яд, дядя Саня выбросил его, но мама некоторое время его принимала. Ей стало хуже, и она перестала вставать с постели. В середине мая мама умерла. Трудно было нам примириться с такой огромной утратой. Не верилось, что мамы нет с нами. И в природе в это время произошло что-то невероятное. Выпал такой обильный снег, что приходилось рыть траншеи, чтобы выйти к дорогам, которые расчищали трактора. Сугробы достигали до метра в высоту. Ветки с распустившейся листвой не выдержали тяжести снега и обламывались. Такого снегопада в мае никто не мог припомнить.

Июнь 70-го года.

Мы снова на практике, живем в лесу на базе пединститута. Недалеко, всего в нескольких километрах, находился пионерский лагерь, в котором отдыхали дети железнодорожников и куда направили вожатыми второй куре филфака. Мне захотелось навестить Валюшу. До лагеря я дошла с попутчиками. Сестра очень удивилась, увидев меня, но я ее успокоила, сказав, что наша база расположена совсем близко. Валюша и ее подруги рассказывали, что в лагере интересно, но очень донимают комары. Стены палаток от них черные, так густо они усеивают их, что прежде чем укладываться спать, приходится зажигать дымовые шашки, а потом выметать веником упавших «кровососов».

Обратно я пошла одна, думая легко найти дорогу. Когда лагерь скрылся из вида, я оказалась в незнакомом лесу. Вначале шла бодро, но скоро поняла, что не знаю, куда идти, и начала метаться то в одну, то в другую сторону. Меня охватил ужас, и я пошла наугад. Не помню, сколько времени я шла по лесу, который казался мне таким жутким и страшным: какие-то низкорослые куст, затем перелесок: березки, осины и редко попадались сосенки. Вдруг я вышла на палаточный лагерь. В нем жили спортсмены. Я так обрадовалась, а в голове билась одна мысль: «Спасена!». Они показали мне дорогу, которая вела к шоссе. Я даже не заметила, как дошла до своей базы. Скорее, я летела или сдавала бег на длинные дистанции. Девочки сказали, что уже хотели идти к преподавателям и просить о помощи, так как начали сильно беспокоиться. Мне стало стыдно за мой легкомысленный поступок.