Книга 1: Королева – вдова

– Полечим, батюшку, – хмыкнула себе под нос Лания, – Пусть ему станет немножечко лучше, гладишь, будет более послушным.

И она вновь широко улыбнулась.

Глава 17

– Мой дорогой…

Королева склонилась над саркофагом. Она бережно, даже с нежностью провела ладонью по его крышке, огладила каменный лик, взиравший в потолок пустым взглядом, после грустно улыбнулась и распрямилась.

– Доброго дня… Или доброго сна? Никак не определюсь, чего вам пожелать, ведь время для вас остановилось. Но это для вас. Для нас же он продолжает течь, даже мчаться. Вот уже пять месяцев, как вы оставили нас, а мне кажется, будто не прошло и десяти дней. Будто еще недавно вы объявили, что мы едем на ту злосчастную прогулку.

Впрочем, это всё из-за забот, какие вы возложили на меня. Я теперь совсем не чувствую как проходят дни. Они мчатся так стремительно, что я едва замечаю. И знаете, мой дорогой, мне это даже нравится. Удивительно, не находите? Когда-то я до дрожи боялась будущего и людей, окружающих меня. А теперь уже находятся те, кто опасается меня саму. Меня это даже забавляет.

Но вы, наверное, всё это видите сами и, смею надеяться, довольны вашей женой. Всё, что я делаю, это ради нашего с вами дитя. И если родится дочь, то я хочу оставить после себя такое же процветающее королевство, а не выжженную землю. Да, я всё еще учусь, но делаю это старательно.

Порой мне хочется сбежать подальше от дворца, спрятаться ото всех и выплакаться, однако я кладу ладонь на живот, и становится легче. Тепло нашего дитя согревает меня даже через плоть. Я уже безумно люблю его и не могу дождаться минуты, когда смогу не только почувствовать его, но и увидеть.

Да, мой милый, я уже чувствую его шевеление. Это прекрасное, изумительное, невероятное чувство. И я счастлива, Ангвир. Несмотря на тяготы забот о государстве, я впервые в жизни по-настоящему счастлива. И это счастье подарили мне вы, мой дорогой супруг.

Жаль лишь одного, что вы не будете радоваться вместе со мной его рождению, не возьмете на руки и не улыбнетесь ему с нежностью. Однако я верю всей душой, что богини будут милостивы и позволят вам взглянуть на наше дитя из того мира, где вы сейчас находитесь…

– Так и думал, что вы уже здесь, – голос Его Высочества ворвался в ледяной сумрак склепа. – И опять не взяли теплой накидки. Сестрица, вы совершенно невозможны.

На плечи Лании опустилась подбитая мехом накидка, и рядом встал принц Канлин. Она, не обернувшись, кивнула, однако заметила:

– Вы зря пеняете мне, братец, я тепло одета. Все-таки на улице уже не лето.

– И потому здесь стало еще холодней, – остался при своем суровый деверь. – Должно быть, хотите слечь с лихорадкой, и это в вашем-то положении.

– Мне не грозит лихорадка, меня защищает от нее мой лекарь, – королева все-таки посмотрела на принца и улыбнулась. – Вы это знаете и просто используете повод, чтобы поворчать.

– С вашим лекарем мне не тягаться, – усмехнулся Канлин, – и я не ворчу, я забочусь о вас. Но поворчать право имею. Отчего вы не стали дожидаться меня и спустились сюда в одиночестве?

– Наверное, оттого, что вы всё равно сюда пришли, и мы стоим у гроба вместе. Однако же вы предпочитаете отчитывать меня, а не уделяете внимание вашему брату.

– Внимание, прежде всего, нужно живым, – ответил Его Высочество, – мертвым же спешить уже некуда. Они не станут раздражаться из-за задержки. Приветствую вас, дорогой брат.

Принц шагнул к саркофагу. Он поклонился покойнику, приложил ладонь к каменной крышке, на миг замер так, а после отступил назад к своей невестке.

– Более ничего ему не скажете? – спросила Лания с любопытством.

Канлин пожал плечами:

– А что мне ему сказать? Я ежедневно возношу о нем молитву, забочусь о вас и помогаю по мере моих скромных сил. Да и не всё скажешь вслух, когда стоишь рядом с кем-то. Если мертвым ведомы помыслы живых, то он уже всё обо мне знает, как знал и при жизни.

– Вот вы и ответили сами себе, – заметила королева. – Потому я и не стала вас дожидаться, так как желала поговорить с Ангвиром.

Принц фыркнул нечто неопределенное, после передернул плечами и спросил:

– Ну если мы сделали всё, что хотели, то, может, поднимемся наверх? Мне кажется, мы уже достаточно померзли.

– Я не замерзла, – ответила Лания. – Но нам и вправду делать тут уже нечего. Вы помешали моему диалогу с мужем, сами ничего говорить не хотите, а от меня уже не отстанете.

– Не отстану, – подтвердил Канлин и предложил руку: – Прошу.

Ее Величество упорствовать не стала, у гроба мужа и вправду делать было уже нечего. Канлин умел быть настойчивым, а это был вовсе не тот повод, по которому стоило спорить. Лания накрыл сгиб локтя принца ладонью, и он повел ее к лестнице мимо ярко пылавшего огня в больших чашах. Его свет не мог разогнать сумрак полностью, как и прогреть воздух, сейчас и вправду ставший по-настоящему ледяным. Зимой в склепе точно будет делать нечего, только околеть.

– И всё же я прошу вас быть более благоразумной, – все-таки попенял невестке Его Высочество. – Холод вам вреден.

– Экий вы зануда, братец, – покачала головой Лания. – Смею надеяться, что вы не станете упрекать меня в легкомыслии всерьез. Отныне вся моя жизнь посвящена моему ребенку, и я менее всего склонна к сумасбродству. И я еще раз напоминаю вам, что за моим здоровьем смотрит сам жрец Жизни. Или же вы затаили на меня обиду, несмотря на согласие с моим выбором? И поэтому ставите под сомнение мастерство наставника? – прищурилась она.

Канлин в возмущении округлил глаза.

– Да с чего вы это взяли?! – воскликнул принц. – Я вовсе не обиделся и выбор ваш признал верным, потому что он и вправду самый разумный. Умеете же вы, сестрица, вывернуть наизнанку истинный смысл.

– Или же повернуть его истинной стороной с изнанки, – ответила Лания. После вернула Его Высочеству накидку, улыбнулась и направилась прочь легкой походкой беззаботного человека.

– Да я же и вправду не обиделся! – вновь воскликнул Канлин в спину королевы. – Я доверяю наставникам!

– Тогда оставьте ваши речи о благоразумии тому, кому они необходимы, а я само благоразумие, – не оборачиваясь, ответила Ее Величество и, подняв руку, помахала ею.

– Она меня с ума сведет, – фыркнул принц, но тут же усмехнулся и покачал головой.

Лания припомнила деверю историю с лекарями, от которых она отказалась. У нее имелось свое мнение, к кому обратиться, не опасаясь интриг и подлости. Однако обидеть принца прямым отказом было бы дурно, и она обдумывала, как подать его получше. Но тут помощь пришла от того, от кого королева не ожидала, – от ее отца.

Да, старший Виллен тоже решил представить дочери врачевателей, кого посчитал достойным доверия, и Ее Величество противиться не стала, когда он высказался.

– Позволено ли мне будет сказать вам, государыня, что лежит у меня на душе? – так начал этот разговор его светлость.

– Разумеется, – ответила его дочь.

– Ваше Величество отказались от прислуги, которую я для вас готовил, но могу ли я предложить вам лекарей на выбор, как Его Высочество?

– Да, ваша светлость, почему нет? – пожала плечами Лания.

Герцог был доволен, а его дочь довольна вдвойне, потому что теперь она могла отказать сразу обоим под благовидным предлогом. И когда принц сказал, что готов представить на ее суд лучших врачевателей Северного королевства, королева попросила немного повременить. Она объяснила, что его светлость тоже желает показать ей своих лекарей, потому ей хочется оценить всех разом. Канлин возражать не стал, хоть тень досады и усмешку при упоминании герцога Виллена Лания заметить успела.

И вот когда оба ее родственника представили своих врачевателей, Ее Величество выслушала каждого из них. Задавала вопросы, кивала и переходила к следующему. Затем объявила, что ей нужно время на раздумья, а спустя три дня вынесла решение:

– Я не хочу ни ваших обид, ни обвинений в предпочтениях, которые, если и не будут высказаны, то поселятся в ваших душах. Потому я не выберу никого из тех, кого вы мне предложили, хоть и вижу, что к поискам мастеров врачевания вы подошли со всем тщанием.

– Кому же доверите себя?! – спросил герцог Виллен, обнажив толику возмущения. – Ваше Величество не может выбрать первого встречного. Это опасно и для вас, и для дитя.

– Вы не можете оставить ваше состояние без присмотра, – более мягко заговорил Канлин, – стало быть, выбор все-таки сделан. Кому вы желаете доверить заботу о вашем здоровье?

– Жрецам Жизни, – ответила королева. – Кто лучше сохранит жизнь, чем тот, кто ей служит?

– Разумно, – соглашаясь, склонил голову Его Высочество. – Жрецам ведомы не только молитвы и ритуалы, но и врачевание.

Герцог бросил на принца непроницаемый взгляд, однако спорить не стал и даже улыбнулся:

– Ваше Величество решили мудро. Жрецы имеют и тайные знания, какие простолюдины почитают за волшбу. Да, этот выбор самый разумный. Жрец не навредит по чьему-то наущению. Он позаботится о том, что для него свято. – На том история с врачевателями и закончилась, а Лания вздохнула с облегчением.

Вскоре после этого разговора она отправилась в храм Жизни и теперь посещала главного жреца каждые пять дней, чтобы он мог не упустить момента, если будет нужна его помощь. Однако младенцу еще ни разу не потребовалось какого-либо вмешательства. Он рос и креп в утробе своей матери, как было положено ему самой богиней, отправившей дитя в этот мир.

Что до слов о здоровье, то королева имела повод утверждать, что ей не угрожает простуда. Да и не только простуда… Жрец, впервые выслушав опасения королевы о том, что злая воля может покуситься на жизнь ребенка или ее собственную, кивнул и ответил:

– Я понимаю твои страхи, дитя, но могу помочь. Я стану готовить тебе эликсир, он укрепит твои жизненные силы и даст защиту от отравы. Но помни, уничтожить ее он не может, однако ослабит. И если вдруг ощутишь недомогание, поспеши ко мне, и я помогу тебе справиться с ядом. Не медли! Это важно. Потому говорю, чтобы спешила сама. Даже если меня не будет в храме, то обитель сама дарует тебе время, а братья помощь.

– Да, наставник, я поняла и запомнила.

С тех пор жрец готовил для Лании жизненный эликсир. Налит он был в маленький флакончик, и королева носила его на шнурке, надетом на шею, рядом со знаком богинь. Она не доверяла столь драгоценное снадобье даже Келле.

А поутру, прежде чем одеваться и завтракать, Ее Величество завела привычку выпивать стакан воды, в который капала десять капель из флакончика. После этого она ощущала невероятную легкость и бодрость, схожие с теми, какие чувствовала после настоя камеристки. Впрочем, возможно, Зорька входила в состав эликсира, но про это Лания жреца не расспрашивала, считая подобное любопытство чем-то вроде святотатства. Ей было хорошо, а это главное.

Так что эликсир помогал оставаться в прекрасной телесной форме и в добром здравии, а это ей было вовсе не лишним с нынешними заботами. Но было еще кое-что, кроме здоровья. Снадобье ли жреца помогало, беременность ли красила властительницу Северного королевства, или же попросту она входила в пору расцвета, но Лания и вправду хорошела на глазах.

Она росла прелестным ребенком, который превратился в очаровательную девушку, а теперь бутон, начавший выпускать лепестки, раскрылся настолько, что уже становилось понятно, насколько он прекрасен.

Одна из придворных дам как-то сказала королеве:

– Как же вы хороши, Ваше Величество! Когда я вынашивала своих детей, то непременно становилась ужасна. Кажется, я разбухала вся: от носа до пальцев ног. И кожа моя становилась ужасна. В пору, когда я в тягости, мне вовсе не хочется выходить на люди. А от вас глаз отвести невозможно, вы будто сияете изнутри. И я вовсе не пытаюсь льстить, клянусь!

Лания тогда улыбнулась и поблагодарила, однако не стала раскрывать своего маленького секрета, о котором знали лишь особо приближенные и доверенные люди. Впрочем, именно собственная внешность для королевы теперь имела мало значения. Королеве не перед кем было красоваться. Да и надобности она такой не чувствовала, по крайней мере, сейчас. Вдове в трауре не подобает мечтать о соблазнах, да у нее и времени-то на грезы не осталось.

Не найдя любви ни родственной, ни супружеской, Лания Северная Мелибранд отдалась любви к своему еще не рожденному ребенку. Именно в ней черпала свою твердость и решительность и становилась сильней, как когда-то обещала своему дитя.

Теперь она уже входила в Кабинеты, не краснея от смущения. В разговорах с послами напоминала себе, что она Мелибранд, что она королева, и всякая внезапная дрожь в голосе пропадала. И пусть Ее Величество еще не спешила принимать полностью самостоятельные решения, но уже не таила свои размышления на Совете, если собирала его.

Слушала внимательно, не страшилась переспросить и даже была рада, если разгорался спор между советниками и теми, кто имел право суждения и голоса. Однако не выбирала ничью сторону, а оставляла себе время на то, чтобы всё обдумать, а после вынести свои выводы на обсуждение уже с теми, кому более доверяла. И если возражения и доводы казались разумными, то могла и согласиться.

В общем, то, о чем еще не так давно было страшно даже подумать, королева теперь делала с легкостью. А если и не с легкостью, то уже с большей уверенностью, потому что всё это делалось ради дитя. И потому призыв Канлина к благоразумию в ее положении оказался для Лании сравни оскорблению.

– Ваше Величество, – принц догнал невестку и пристроился рядом. – Могу я узнать, какое решение вы приняли?

– Я принимаю много решений, Ваше Высочество, – заметила королева. – Не могли бы вы уточнить, о чем именно вы спрашиваете?

– Да, конечно, – кивнул Канлин. – Я говорю о военной реформе.

– По военной реформе я не принимала никакого решения, братец, – ответила Лания. – Для этого надо хорошо понимать, о чем идет речь, а я не понимаю. Прежде нужно разобраться в сути.

– Позволите заняться этим вопросом мне?

Королева приостановилась и посмотрела на деверя. Когда-то Радкис ей говорил:

– Запомните, государыня, королевство принадлежит тому, кому служит армия. А служит она тому, кто о ней заботится. Не доверяйте заботу о ваших воинах никому, они должны быть верны только истинному правителю.

Канлин вопросительно приподнял брови. Лания рассеянно улыбнулась и продолжила путь, деверь последовал за ней.

– Хорошо, Ваше Высочество, изучите внимательно то, что предлагает военный министр, а после расскажите мне. Я хочу понимать суть. Далее мы вместе решим, что можно одобрить, а что нет. Министр финансов не должен схватиться за голову от всех этих идей. В конце концов, на всё нужны деньги, а, стало быть, будем исходить из их наличия.

– Вы верно судите, сестрица, – улыбнулся Канлин. – Тогда велите секретарю доставить мне всё, что понаписал наш дорогой граф Блиссек, а я изучу и передам вам, что думаю обо всем этом. Но скажу сразу, что согласен с его сиятельством в одном – время для реформы пришло. Там есть, над чем поработать.

– Богини с вами, Ваше Высочество, – улыбнулась ему Лания. – Вскоре вы получите труды министра. А теперь простите, оставлю вас. Сегодня день прошений, мне надо подготовиться.

– Вот уж завели вы себе мороку, – покривился принц. – И прежний порядок был хорош. Впрочем, если вам иных дел мало, то не смею мешать и отговаривать.

– Вы крайне любезны, – усмехнулась королева. – К тому же, если я рожу дочь, и вы взойдете на трон, то сможете отменить день прошений, никто вас не неволит принимать просителей и жалобщиков лично.

– Опасаюсь, что в этом случае подданные будут крайне недовольны, и мне придется хотя бы какое-то время продолжать эти приемы. И будьте уверены, сестрица, в эти часы я буду непременно страдать и думать о вас гадости, – заверил невестку Его Высочество.

– Мне уже стыдно и страшно, – заверила в ответ деверя Лания.

Канлин склонился к ней и негромко произнес:

– А вы еще и врушка, сестрица, – после вновь распрямился и продолжила: – Ничего-то вам не стыдно, Ваше Величество. И если вы родите сына, то я непременно расскажу моему племяннику, какую гадость вы передадите ему по наследству.

Королева сжала подбородок пальцами, изобразив задумчивость, а после произнесла:

– А не поделить ли нам дни прошений? Вы сумеете лучше вникнуть в горести подданных, и времени на каверзы останется меньше. Хм… идея-то хороша!

– Вовсе не хороша, – тут же отмахнулся Канлин. – Скажем прямо, дурная идея, Ваше Величество, никуда негодная. – Он передернул плечами: – Как вам это в голову взбрело?

– Должно быть, племянник ваш нашептал, когда услышал, что вы желаете внести разлад между ним и его матушкой, – предположила Лания.

Его Высочество вновь округлил глаза, после приложил ладонь к груди и склонил голову:

– Великодушно прошу прощения, Ваше Величество, ибо был неверно понят. Клянусь, что носа в ваши чудачества более не суну. Богини с вами, ступайте и слушайте ваших подданных, благословляю.

– Вы невероятно милы, Ваше Высочество, – поклонилась королева и улыбнулась, уже не скрывая, что забавлялась всё это время.

Принц улыбнулся в ответ, тоже оставив игры, а после произнес, глядя в глаза невестке:

– А вы прелестны, сестрица. Но все-таки вредина и злюка, – тут же добавил он, не позволив ситуации стать неловкой и двусмысленной.

– Какова есть, – развела руками Лания. – Однако мне и вправду нужно идти. Вам вскоре принесут записи министра.

– Буду ждать, – склонил голову принц. – Доброго дня, сестрица. Пусть он не станет тяжелым.

– Благодарю, – улыбнулась королева и наконец продолжила свой путь. Канлин некоторое время смотрел ей вслед, потом улыбнулся какой-то мысли и направился в свою сторону.

Дойдя до входа во дворец, Лания все-таки обернулась, опять улыбнулась и уже не останавливалась. Отношения с деверем всё более напоминали дружеские. С ним было легко общаться, и, в отличие от остальных, разговаривали они на равных. За прошедшее время они даже успели несколько раз поспорить, повздорить, оскорбиться и тут же помириться, так и не перейдя грань, за которой начинается соперничество, а то и вовсе вражда.

Более того, за всё это время принц не дал повода подозревать его в каверзе. Он не интриговал, не устраивал заговоров, и угрозы от него не исходило. Напротив, с готовностью откликался на просьбы о помощи. На Совете чаще всего придерживался стороны своей невестки. Если имел возражения, то выражал их мягко. А если и спорил, то наедине, а не прилюдно. Так что со стороны должно было казаться, что в королевском семействе царит единодушие, что, в общем-то, не расходилось с правдой.

О том, что некоторые придворные посещают Его Высочество и пытаются сойтись с ним близко, Лания знала. О ком-то говорил сам Канлин, и королева делала из этого вывод, что в них деверь не заинтересован. О ком-то умалчивал, но эти визиты тайной для Ее Величества не были, потому что Келла исправно докладывала ей о жизни Двора. Предприимчивой камеристке удалось создать свою сеть, в которой уже успели запутаться некоторые придворные, после чего лишились своих мест.

Да, Ее Величество прореживала свою сильно разросшуюся свиту. Происходило это не быстро, как хотелось бы министру финансов, и только, если наружу всплывал грех придворного. Как и говорила когда-то Лания, действовать необдуманно было нельзя. Обидеть преданных людей – невозможно, потому что это означало отдать их в руки своих недоброжелателей. А вот те, кто метался и распространял сплетни, от этих можно было избавиться с легким сердцем.

После очередной отставки происходили и передвижки. Освободившиеся места занимались новыми людьми, но входившими в состав одной из свит. Адъютанты покойного короля и вовсе перешли на военные должности в королевскую гвардию. В общем, свита королевы продолжала формироваться.

А кто-то из придворных сам пожелал уйти, были и такие. Причины были разными: возраст, усталость, неопределенность в будущем. Лания отпускала их, вручив в благодарность орден за верную службу монарху. Он имел больше символическое значение, но придворные его почитали и, получив, непременно носили как на повседневной одежде, так и на праздники.

Не трогала королева только тех, кто посещал Малый двор Его Высочества. Во-первых, одни не интересовали Канлина, другие сами спешили передать, о чем велась речь, и кого еще видели в покоях принца. А во-вторых, всего через несколько месяцев Высочество мог превратиться в Величество, и потому он сам будет решать, кто ему нужен, а кто нет. А Лании ругаться из-за придворных с деверем не хотелось. По крайней мере, до родов. И лишь после них могли наступить перемены, как во взаимоотношениях не кровных родственников, так и в отношении тех, кто сблизился с братом покойного монарха.

Впрочем, говоря о заговорах, стоит заметить, что и герцог Тридид не спешил плести козни. Единственное, что он сделал, это перебрался из королевского дворца в собственный. Но кто его посещал, Ее Величество тоже знала, благодаря всё той же Келле и ее шпионам, которые слышали разговоры знати. Кто обращает внимание на прислугу? Мало кто, зато прислуга слышала и видела всё очень хорошо. Потому кое с кем из тех, кто навещал его светлость, Лания уже рассталась.

Но это никак не сказалось на взаимоотношениях с самим герцогом. Они были… нейтральны. С королевой за прошедшее время он виделся по большей части на Советах. В иное время его светлость встреч с Ее Величеством не искал, ни от чего и ни от кого не предостерегал. А самой Лании было не до дяди покойного супруга.

Однако при встречах они были обоюдно благожелательны. Герцог заботливо спрашивал о самочувствии, отмечал, что королева подошла к управлению государством, доверенном ей супругом, ответственно и серьезно. В общем, хвалил.

Лания в свою очередь интересовалась семейством его светлости, передавала им добрые пожелания, а на день рождение младшей дочери лично отвезла подарок. Празднества не было по причине траура, но дань уважения дядюшке жена его племянника оказала.

Да даже собственная родня королевы, на первых порах доставившая немало неприятных минут и переживаний, вела себя тихо. Батюшка, кажется, решил быть полезным дочери и больше не старался подавлять и указывать. Разве что несколько раз осторожно выразил озабоченность по поводу сближения королевы с графом Радкисом и усомнился в чистоте его помыслов. Но Лания тут же потеряла интерес к разговору с герцогом, вспомнила про неотложное дело и попросила секретаря проводить его светлость.

Раналу дела пока так и не нашлось, да Ее Величество и не спешила найти его. Ей по-прежнему не хотелось встречаться с братом. Могла бы и вовсе забыла о нем, но он оставался ее родственником, и отец служил живым напоминанием о данном ею слове. Но выбрать брату поручение означало, что после исполнения он войдет в ворота дворца, и сестра все-таки назначит ему должность, как обещала родителю. Впрочем, сам его младшая светлость, кажется, не страдал и продолжал жить той жизнью, к какой привык.

Что до матери, то она во дворце появлялась. Кроме больших завтраков, на которых присутствовали придворные и их семьи, герцогиня навещала дочь, прежде уведомив о визите через супруга. Однако, оказавшись рядом с Ланией, была скована и, похоже, совсем не понимала, как себя стоит вести. Ее Величеству даже показалось, что герцогиня Виллен опасается ее, но делать с этим ничего не стала, чтобы матушка не уверилась, что может по-прежнему что-то указывать своей дочери. Так что беседы выходили светскими и вовсе не похожими на те, когда встречаются родные люди. После них ни королева, ни ее светлость не стремились ускорить миг нового свидания.

В общем, можно было подумать, что всех устраивает и молодая королева и ее правление. Признаться, это настораживало даже больше, чем если бы интриги велись в открытую. Тогда хотя бы было понятно, у кого и что лежит на сердце, однако явного врага у Лании вроде бы и не было. Придворные помалкивали, должно быть, вдохновившись первыми отставками, а народ даже, кажется, был доволен своей временной властительницей.

На улицах неприметную карету королевы начали быстро узнавать, расступались и кланялись без всякого принуждения. Причиной тому стал Его Высочество. Принца в столице знали хорошо, и даже его простая неброская одежда не могла скрыть личности всадника, который каждое утро сопровождал карету. Так и запомнили и сам экипаж, и кучера с лакеем, и гвардейцев в обычной одежде, которые обычно ехали пусть и на некотором расстоянии, но окружив свою госпожу.

– Людям нравится, что вы религиозны, государыня, – как-то сказывала Келла. – Говорят, мол, сначала за мужа в храме Смерти королева помолится, а потом и за народ простой да за королевство едет молиться в храм Жизни. А еще радуются, что в предместье дороги начали делать. Ждут, что и в бедняцких кварталах порядок будут наводить. Кто-то им такое передал.