Алые нити Судьбы

Линь поняла, что он в курсе всех событий, происходящих во Дворце. Или догадывается. Притворяться было бессмысленно.

– Мне сказали… что вы знаете, где искать знания, которых нет в каталогах библиотеки.

Старый Ло долго молчал, перебирая пальцами бороду.

– Знаю, – наконец выдохнул он. – И это знание сжигает меня изнутри, как плохой чай. Зачем тебе это? Чтобы спасти отца? Благородно. Глупо конечно, но достаточно благородно. И что ты готова дать взамен? Знания не любят доставаться кому не попадя, причем даром.

Линь была готова к этому вопросу. Она вынула из складок своего платья маленький футляр из слоновой кости.

– Мой отец, генерал Сюй, несколько лет назад отбил этот предмет у одного из северных шаманов. Он не знал, что с ним делать, но счел его ценным. Библиотекарь, я думаю, оценит его выше, чем я.

Она открыла футляр, в нем на бархатной подушке лежала кисть. Ее ручка была из темного, отполированного до блеска дерева, а вместо ворса был пучок тончайших, серебристых волокон, похожих на волосы духа или на волокна неведомого металла.

Ло ахнул. Его равнодушие мгновенно испарилось. Старик потянулся к кисти дрожащими руками, но не посмел коснуться.

– Перо Лунного Паука… – прошептал он с благоговением. – Я думал, это легенда… Поговаривают, что им можно писать на воде, или на тумане… – Он посмотрел на Линь с новым, жадным интересом. – Сюй Линь, ты меня не обманула и принесла редчайшую ценность. И не за просто так же ты её отдаешь?

– За дорогу, – четко сказала Линь. – Мне нужен проводник. Не человек, а имя или место. С чего начать искать тех, кто знает искусство… тишины.

Старик медленно кивнул в то время, пока его глаза не отрывались от кисти.

– Хорошо. – Он оторвался от дара и посмотрел на нее поверх очков. – Есть такое место. Заброшенный павильон «Трех склоненных слив» у восточной стены города. Его сторож – слепой старик, и любит слушать, как ветер играет на бамбуковых колокольчиках. Принеси ему в подарок ветку цветущей сливы и скажи, что идешь «услышать, как растет трава». Но не вздумай ему соврать, слепые видят ложь на уровне ощущений.

Линь глубоко поклонилась Старому Ло.

– Благодарю вас, учитель.

– Иди, – буркнул старик, снова уставившись на заветную кисть, что лежала в его морщинистых ладонях. – И берегись своего капитана, он умнее, чем кажется. И упрям, как осел. – Ухмыльнулся Ло самому себе – Если заподозрит, что ты ведешь свою игру… твоя хрупкая свобода в миг превратится в прах. Впрочем, как и ты сама… и как старый генерал Сюй.

Сердце Линь бешено заколотилось, то ли от прозвучавшей угрозы, то ли от волнительного предвкушения. Теперь у неё было направление, по которому она могла двигаться к разгадке тайны, которая поставила под удар всю её семью. Она развернулась и направилась к выходу. Голова Линь теперь была забита продумыванием плана дальнейших действий и тем, какой информацией стоило бы поделиться с капитаном этим вечером.

– Сюй Линь! – окликнул хранитель её уже у двери, и она обернулась. Старый Ло смотрел на неё уже без жадности, а со странной печалью. – Тот, кто ищет иглу для тишины… должен быть готов к тому, что первым делом он услышит собственный крик. Ты готова?

Линь, не найдя у себя в голове нужного ответа, просто кивнула старику и вышла на лестницу, ведущую из этого царства пыли и всеми забытых истин.

Глава 4

Павильон «Трех склоненных слив» оказался, как ни странно, вовсе не павильоном, а полуразрушенной беседкой на заброшенном участке, вплотную прилегавшем к городской стене. Кривые, почти мертвые деревья, чьи ветви действительно склонялись к земле под тяжестью лет и забытья, окружали остатки постройки словно стражники-призраки. Воздух здесь был тихим и неподвижным, будто выпавшим из времени.

Линь, с веткой ранней цветущей сливы в дрожащих руках, остановилась на краю поляны. Сердце девушки колотилось с такой скоростью, будто готово вот-вот выпрыгнуть из груди. Ей казалось, что она сошла с ума, придя сюда, на самую окраину города, в поисках какого-то незнакомца. С ней могло произойти все что угодно, и никто бы не смог ей помочь. И чем больше Линь задумывалась над последствиями своего поступка, тем сложнее ей было перебарывать своё желание бежать без оглядки и как можно быстрее. Но тут её взгляд зацепился за какое-то темное пятно возле павильона. Прищурив взгляд, Линь удалось немного рассмотреть силуэт старика. Он сидел на корточках у низкой каменной плиты, видимо когда-то служившей алтарем или столом. Его руки медленно, с неземным терпением перебирали четки из потускневшего дерева. Его глаза были закрыты, а лицо, испещренное морщинами, казалось высеченным из самого камня этой земли. Он не повернулся и не подал признака, что заметил её. Но Линь отчетливо поймала ощущение того, что он знал о ее присутствии.

– Ветер сегодня с востока, – произнес он тихим, скрипучим голосом, который, казалось, исходил не от него, а от самой земли. – Приносит дождь. И чужие шаги.

Линь замерла, не зная, что сказать.

– Я… я принесла цветы, – наконец выдохнула она, чувствуя нелепость своих слов.

– Цветы слепому? – старик усмехнулся, и тон его голоса очень напоминал скрип веток. – Ты либо очень глупа, либо очень умна. Подойди.

Девушка подошла и молча положила ветку сливы на каменную плиту перед сторожем. Он медленно протянул руку, коснулся нежных лепестков пальцами, которые были все исчерчены мелкими морщинами. Он провел по цветам, словно читая невидимые никому иероглифы.

– Цветение… – прошептал он. – Миг между жизнью и смертью. Красота, знающая о своем конце. Хороший подарок. Говори. Зачем ты пришла?

Линь, набрав в грудь побольше воздуха, запинаясь, ответила:

– Я пришла… услышать, как растет трава.

Старый сторож замер. Затем повернул голову в сторону Линь, и казалось, что его незрячие глаза пронзили девушку насквозь.

– Немногие хотят слышать такое, ибо это самый тихий звук в мире. Чтобы услышать, как растет трава, для начала нужно научиться слышать тишину внутри себя. А этого боятся больше всего. – Он замолчал и вновь повернулся к ветке сливы, лежащей на каменной плите. – Ты боишься тишины, девочка?

– Да, – честно призналась Линь.

– Хорошо, – кивнул старик. – Страх – это начало пути. Быть уверенным в своих силах – редкая глупость. А теперь расскажи мне, для чего ты хочешь слушать траву?

– Потому что кто-то с корнем вырвал цветущее дерево, – сказала Линь, подбирая слова-аллегории, как ее учили. – И гром его падения оглушил всех. Но говорят, что тот, кто может слышать траву, мог бы так же услышать, как вредитель подкапывал крепкие корни в тишине.

Слепой старик медленно кивнул.

– Поэтично. И верно. – Он замолк, погрузившись в размышления. – Ты ищешь Сад. Тот, что поливают не водой, а вниманием. Сад где ухаживают не за цветами, а за самим потоком жизни.

Линь поняла, что он говорит о Гильдии. Ее сердце екнуло.

– Да.

– Дорога туда не для ног, а для разума. И она очень опасна. Плата за возможность вступить на этот путь вовсе не монеты. – Он снова коснулся цветов сливы. – Плата – это часть твоей сути, и ты должна будешь отдать ее. Готовься к тому, что тебе покажут, как ты мала и слепа. Выдержишь?

– У меня нет выбора, – повторила Линь свою новую мантру.

– Выбор есть всегда, – поправил он сурово. – Ты просто выбираешь самый тяжелый путь. Само по себе это уже достойно уважения, если ты в полной мере осознаешь последствия своего выбора. – Он поднялся с земли с неожиданной легкостью. – Жди здесь закат, и тот, кто придет, даст тебе знак. И помни: не глазами смотри, а слушай тишину.

Не сказав больше ни слова, он развернулся и ушел вглубь рощи, растворившись между деревьями так быстро и бесшумно, что Линь на мгновение показалось, не призраком ли он был.

Остаток дня она провела в тревожном ожидании, притаившись в тени развалин. Она пыталась делать то, что сказал старик – слушать тишину. Но ее уши были наполнены страхом, мыслями об отце и образом капитана Шэна.

«Капитан Шэн». Мысль о нем заставила девушку вздрогнуть. Ей нужно было готовить отчет. Что она скажет ему? Что целый день просидела в пыльных архивах? Ему нужны факты и как можно больше деталей. Идея пришла внезапно. Опасная, но в то же время блестящая. Линь вынула маленький блокнот и угольный карандаш, который всегда носила с собой. Она не будет врать ему и покажет ему правду. Но не всю. Девушка стала записывать все, что видела и чувствовала, переводя это в сухой, аналитический язык, который он сможет понять. «…изучение метафор в «Трактате о невидимых садах» указывает на существование магических практик, где сад является аллегорией человеческой судьбы… упоминания о «садовниках», способных «подрезать корни» или «перенаправить русло подземных вод»… возможно, не просто поэзия, а зашифрованное описание некоего тайного искусства управления жизненной силой… смерть сановника Чжоу, не оставившая следов, очень схожа с этими метафорами… требуется более глубокое изучение подобных текстов…»

Линь казалось, что её шаг просто гениален. Она вела его по реальному следу, но уводила в дебри академических споров, не дав конкретного ответа, но и подбросив идей для размышлений, тем самым выиграв себе немного времени.

Когда солнце начало клониться к закату, окрашивая руины в кровавые тона, она наконец услышала, но не звук, а наоборот – его полное отсутствие. Пение птиц внезапно стихло, ветер замер, оборвав музыку шелеста листьев. И в этой наступившей тишине раздался мягкий скрежет камня о камень за спиной. Девушка обернулась. Одна из каменных плит у основания павильона, казавшаяся монолитной, сдвинулась в сторону, открывая темный проход в земле. Из него вышел человек в простых серых одеждах, с лицом, скрытым в тени капюшона. Он не смотрел на нее, а просто поднял руку и провел пальцем по воздуху. И в этом жесте не было ничего случайного. Он описал в воздухе тот самый символ, что она видела на двери в библиотеке – лотос с каплей крови. Сердце Линь на мгновение замерло. Это был знак. Человек молча развернулся и скрылся в проходе. Каменная плита медленно поползла обратно на место, закрывая проход. У нее было меньше минуты, чтобы принять решение. Броситься в эту темноту и неизвестность? Или вернуться к Шэну со своим полуправдивым отчетом и надеяться, что этого будет достаточно? Она посмотрела на смыкающуюся щель. Вспомнила потускневший шнур отца, алую нить… И сделав глубочайший вдох, она рванулась вперед, проскочив в темный проем за секунду до того, как камень с гулким стуком закрыл проем в стене, отрезав ее от мира.

Тишина снаружи сменилась абсолютной, давящей темнотой и запахом сырой земли. Вдруг из мрака впереди донесся тихий и безжизненный голос:

– Добро пожаловать в сад, смотрящая! Следуй за мной и не оборачивайся.

Глава 5

После того как каменная плита захлопнулась, темнота окутала все вокруг, словно плотный плащ из черного бархата. Воздух стал прохладным, влажным и тяжелым. Пахло сырой глиной, корнями растений и чем-то сладковато-терпким, напоминающим полынь.

– Иди за мной, – повторил тот же безжизненный голос. Впереди, в нескольких шагах от Линь, в руке ее проводника зажегся крошечный огонек светильника. Но света от него едва хватало, чтобы различать смутные очертания идущего перед ней мужчины. Линь гадала про себя, кто он и сколько ему лет, молодой он или уже совсем дряхлый старик. Ни по голосу, ни по спине, укрытой темным плащом, точно определить какие-то характерные особенности ее проводника было невозможно. Однако Линь послушно следовала за этим человеком по низкому, извилистому туннелю, аккуратно выложенному из камня. Стены были влажными на ощупь и местами поросшими странным мхом, излучавшим тусклое свечение. В какой-то момент девушке показалось, что они идут уже целую вечность, спускаясь все ниже и ниже в подземелье. Линь казалось, что в этом каменном чреве время стало терять свой прежний смысл. Наконец туннель резко оборвался, превратившись в огромное подземное пространство. Девушка замерла, пораженная увиденным. Перед её взглядом предстало огромное подземное святилище.

Высокие своды естественной пещеры терялись в темноте, но их опоры и стены были искусно обработаны руками человека. Повсюду в каменных чашах и масляных светильниках горел не огонь, а те же мхи, что на стенах туннеля. Только тут их свечение было в миллион раз ярче и ничуть не уступало свету свечей. Вдоль стен стояли простые деревянные стеллажи, ломящиеся от свитков, книг и глиняных табличек. В воздухе витал густой аромат сушеных трав, свиной кожи и сладковатый металлический привкус. Повсюду были люди. Они сидели на циновках в одиночку или маленькими группами, погруженные в медитацию или склонившиеся над сложными диаграммами, начертанными на песке. Никто не разговаривал. Царила почти абсолютная тишина, нарушаемая лишь скрипом перьев, шорохом одежд и мерным, глубоким дыханием. Проводник остановился перед одной из таких фигур, сидевшей перед огромным, гладким черным камнем, напоминающим отполированный обсидиан.

– Мастер Цзянь, я привел её, – произнес он таким же безжизненным голосом, как и прежде. И не дожидаясь ответа, растворился в тенях каменного свода.

Мастер повернулся к Линь. Это был немолодой мужчина с лицом, изборожденным глубокими морщинами, но не от возраста, а от постоянного напряжения во время концентрации. Его черные волосы, без единого седого волоска, были туго стянуты в простой пучок. Но больше всего Линь поразили его глаза. Они были цвета темного дымчатого кварца – холодные, непроницаемые и до боли уставшие. В них не было ни любопытства, ни враждебности. Лишь оценка. Как музыкант смотрит на новый, неопробованный инструмент в своих руках.

– Так ты и есть та, что видит? – произнес он наконец. Его голос был ровным и тихим, но идеально разрезал звенящую тишину зала. – Девочка из дворца, что наступила на хвост спящей змее, приняв его за веревку?

Линь попыталась скрыть дрожь, выпрямив спину.

– Я видела убийство. И я пришла узнать, как такое возможно?

– Зачем тебе это знать? Чтобы отомстить. – в его голосе прозвучала скучная насмешка.

– Чтобы спасти своего отца, – начала было Линь, но осеклась.

– Чтобы спасти себя. – поправил он ее с ледяной точностью. – Его судьба уже вплетена в полотно. Тебя же пока только тянет за ниточки. Садись.

Мастер Цзянь указал на циновку, разложенную напротив него. Линь опустилась, чувствуя себя ученицей, пришедшей на первый урок к безжалостному и нетерпимому наставнику.

– Покажи мне, – приказал он.

– Что?

– Что ты видишь. Прямо сейчас. На мне.

Линь сглотнула. От сильного волнения девушки не сразу удалось сосредоточиться, чтобы рассмотреть Нить Мастера. Она была не такой, как у других. Не была золотой, как у Императора и сановника Чжоу, или бронзовой, как у отца. Нить этого мужчины была цвета тусклого серебра и пепла, с виду прочная, как стальная проволока. Но приглядевшись повнимательней, можно было увидеть сначала десятки, а потом и сотни маленьких узелков и заплат, отличавшихся цветом свечения от основной Нити. Это напомнило ей старую, много раз чинившуюся веревку. Она была намертво завязана вокруг запястья Мастера Цзяня, словно он сам держал свою собственную судьбу стальной хваткой.

– Ну? – подал голос Мастер.

– Ваша нить… вся в узлах, – прошептала Линь. – Будто её много раз рвали и завязывали снова, причем иногда вставляя чужие нити. Но несмотря на это она очень прочная. И… очень тяжелая.

На мгновение в глазах Мастера мелькнуло что-то похожее на удивление, но тут же погасло.

– Неплохо для первого раза. Большинство новичков видят лишь смутное сияние. Ты же видишь детали. Не побоюсь этого слова, это – большая редкость. – Он откинулся назад. – Ты знаешь, что такое Нить Судьбы?

– Это… Нить Жизни. То, что связывает нас с миром.

– Упрощенно, но верно, – кивнул Цзянь. – Это река жизни. Ее течение, ее сила, ее изгибы. Большинство плывут по течению, не видя берегов. Мы же… – он сделал паузу, – мы сила, управляющая этими реками. Мы можем подправить берега, чтобы река текла ровнее. Можем убрать камень с пути. Можем провести канал к другой реке, чтобы они слились.

– А можем и перегородить плотиной? – тихо спросила Линь, вспоминая алую нить.

– Плотина – это грубо. Шумно. Это привлекает внимание. Настоящий мастер не ломает. Он перенаправляет. Так тихо, что река сама не замечает, как течет в новом русле. Смерть – это неудача мастера, девочка. Последнее средство глупца, у которого не хватило ума найти изящное решение.

Его слова были ледяными и пугающе логичными.

–Тот, кто убил сановника… он был глупцом? – рискнула она спросить.

Лицо Цзяня исказилось в гримасе брезгливости.

–Он был молотком в мире, где нужен скальпель. Его работа топорна, крива и привлекла слишком много внимания. Тебя, например. И капитана.

Он встал и подошел к полке, сняв небольшой свиток.

– Наше искусство не в том, чтобы рвать. Оно в том, чтобы чувствовать. Чувствовать течение реки. Чувствовать натяжение нити. Сегодня ты научишься всего одному: не видеть, а ощущать. Без этого любая попытка прикоснуться к шнуру будет подобна попытке вышить шелк ручищами кузнеца. Ты порвешь все в клочья.

Он развернул свиток. На нем были изображены сложные диаграммы из линий и точек, напоминающие акупунктурные карты, но гораздо более сложные и странные.

– Это карта потоков, – сказал Цзянь. – Энергетических, не физических. Твое сознание – игла. Твое намерение – давление. Сегодня ты будешь практиковаться на этом. – Он указал на горшок с увядающим цветком на ближайшем стеллаже. – Его шнур слаб и тонок. Попробуй почувствовать его. Не глазами. Внутренним ощущением. Попробуй найти его сердцевину.

Линь смотрела на жалкое растение. Это казалось нелепым. После убийств и заговоров – учиться на умирающем цветке? Но она закрыла глаза, стараясь сделать так, как он сказал. Отбросить зрение. Попытаться ощутить ту тонкую вибрацию жизни, что исходила от него. Прошли минуты. Она чувствовала лишь собственную тревогу и холод камня под ногами.

– Ты стараешься слишком сильно, – раздался усталый голос Цзяня. – Ты пытаешься заставить себя почувствовать. Расслабься. Дай энергии прийти к тебе, а не гонись за ней. Ты ведь не хватаешь рыбу в реке голыми руками? А ждешь, пока она подплывет сама.

Линь выдохнула и отпустила напряжение, перестав стараться. И по прошествии нескольких минут она стала ощущать очень слабый тремор. Едва уловимое дрожание в воздухе, исходящее от цветка. Как тихое эхо. Как едва слышный стук крошечного сердца. Ее собственное сердце екнуло от неожиданности. Раньше она могла только видеть, но никогда не ощущала физически чужую энергию.

Мастер Цзянь наблюдал за ней, и в его взгляде читалось одобрение.

– Ну вот. Первый шаг сделан. Осталось всего тысяча. – Он махнул рукой, явно давая понять, что урок окончен. – Тебя отведут в келью. Утром начнем настоящее обучение. И запомни, девочка: здесь ты никто. Твое имя, твой титул, твое прошлое – все это прах. Здесь есть только твой дар. И его цена. А платить придется дорого.

Мастер поднял руку и показал знак. Тут же, будто из воздуха рядом с ними очутился тот же мужчина, что привел ее сюда. Он отвел Линь в маленькую, аскетичную каменную келью с циновкой на полу и кувшином воды. Когда мужчина ушел, Линь прислонилась к прохладной стене, дрожа от переизбытка чувств – страха, изумления, усталости и странного, щемящего волнения. Она была внутри. Она сделала первый шаг. У нее получилось, и ее приняли.

А потом Линь вспомнила: «Капитан Шэн».

Он ждал ее отчета сегодня на закате. Закат уже давно прошел, и Линь опоздала. Получается, что она нарушила данное ему слово. Холодный ужас сковал Линь. Её хрупкий план, её условная свобода – все это рухнуло из-за её же опоздания. Теперь у капитана есть веский повод объявить её в розыск. И факт пропажи непременно падет опасной тенью на голову отца. Линь вскочила на ноги и заметалась по крошечной каменной комнатке. Она должна была немедленно вернуться! Но как? Вряд ли ей удастся выбраться отсюда самостоятельно. У нее даже нет светильника, чтобы найти дорогу обратно наверх. И она не имеет ни малейшего представления как открывается каменная плита в павильоне. Линь поняла, что оказалась в ловушке в этом подземном царстве, и ее единственный шанс спасти отца таял на глазах вместе с доверием капитана.

«Я подвела отца. Одним своим отсутствием я поставила крест на единственной возможности оправдать свою семью…»

Мысль о том, что капитан Шэн в эту самую минуту, отдает приказ об ее розыске, вызывала сильный приступ тошноты. Линь сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, едва не до крови. Ей нужно было найти Мастера Цзяня. Умолять его, угрожать ему, уговорить его отпустить ее к отцу. Она рванула к тяжелой деревянной двери своей кельи, но та оказалась заперта снаружи. Линь стала бить в нее кулаками, сначала тихо, потом все отчаяннее.

– Откройте! Мне нужно выйти! – Ее крики поглощала толстая древесина и камень, отвечая ей лишь гулким, насмешливым эхом.

Внезапно дверь отворилась так резко, что Линь едва не рухнула вперед. На пороге стоял тот самый молчаливый стражник в капюшоне.

– Мастер ждет тебя, – произнес он своим безжизненным голосом. – Ты нарушила тишину.

Он не стал слушать ее объяснений, развернулся и пошел по коридору. Линь, с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, последовала за ним. Цзянь сидел в той же позе перед своим черным камнем. Казалось, он не двигался с того момента, как Линь ушла.

– Ты шумишь, как испуганная сорока, – произнес он, и в его голосе сквозила скука. – Это раздражает.

– Мне нужно вернуться! – выпалила Линь, не в силах сдержаться. – Я опоздала! Капитан Шэн… он будет искать меня! Он обвинит моего отца!

– И? – Цзянь медленно повернул к ней голову. Его кварцевые глаза были пусты. – Это твои проблемы. Ты заключила сделку с тюремщиком. Я не несу ответственности за твою некомпетентность.

Ее охватила ярость от его спокойствия.

– Это ваша ответственность! Вы меня сюда заманили! Вы…

– Я тебе ничего не обещал, – холодно прервал он. – Ты пришла сама. Ты сделала выбор и теперь пожинаешь последствия. Первый урок: любое действие и бездействие имеют последствия. Твое бездействие – не явиться к капитану Императорской стражи – уже изменило мир. Прими это.

Линь хотела закричать, но сглотнула ком в горле, понимая, что истерика ни к чему не приведет. Мастер был прав в своей бесчеловечной логике и это она сама все испортила. Сделав глубокий вдох, девушка попыталась обрести хоть каплю его леденящего самообладания.

– Что… что мне теперь делать?

Цзянь моча смотрел на неё несколько мгновений.

– Есть два пути. Первый: я тебя вышвырну отсюда прямо сейчас. Ты побежишь к своему капитану, будешь лепетать что-то о заблудившихся кроликах и надеяться, что он простит тебя, как глупого ребенка. Шансы ничтожны. – Он помолчал, давая ей осознать это. – Второй путь: ты остаешься здесь. Ты учишься. Ты становишься сильнее. И когда ты перестанешь быть беспомощной девочкой, ты найдешь способ очистить свое имя и имя своего отца. Не мольбами, а силой. Выбор за тобой.

Линь поняла, что выбора на самом деле у нее нет. Это лишь иллюзия. Возвращаться сейчас – значило подписать отцу и себе смертный приговор, так как вряд ли ей удастся найти убийцу без Цзяня. Остаться… остаться значило играть в игру по его правилам. И шансы выиграть были практически равны нулю, потому что она не знала ни правил, ни того, следует ли им сам Цзянь. Линь ненавидела его в тот момент. Ненавидела его спокойствие, его власть, его манипуляции. Но больше всего она ненавидела то, что он был прав.

– Я остаюсь, – прошептала она, и в горле у нее стояла горечь поражения.

– Умно, – без тени одобрения констатировал он. – Тогда начнем с самого главного. С контроля. Твои эмоции – это шум, который заглушает все. Сегодня ты научишься их заглушать. Он указал на соседнюю циновку. – Садись, закрой глаза, дыши глубоко и слушай. Но не свои мысли, а тишину этого зала. Найди в ней самый тихий звук и сосредоточься на нем.

Это было задание для Линь настоящей пыткой. Мысли о Шэне, об отце, о своем провале атаковали ее, как рой ос. Она не могла дышать, не могла сосредоточиться, чувствуя себя на грани истерики. Но она сжала зубы и пыталась. Девушка пыталась снова и снова, минуту за минутой, час за часом, и понемногу, сквозь гул собственных мыслей, она начала различать отдельные звуки: тихий скрип пера в дальнем углу, ровное дыхание медитирующего адепта, падение капли воды где-то в стенах святилища…

В это же время, в кабинете капитана Шэна во дворце, царила напряженная тишина. Капитан стоял у окна, смотря на ночной город. Его лицо было мрачным. Его заместитель, молодой лейтенант, нервно переминался с ноги на ногу возле стола.

– Капитан, прошло уже четыре часа. Никаких вестей. Мы обыскали библиотеку и храмы поблизости. Перерыли всё вокруг заброшенного павильона. Но не нашли ничего, кроме листа с записями. Никто не заметил момента пропажи госпожи.