Превратности Фортуны

А вот закон сохранения энергии нельзя обойти даже через мир мифов, для термоядерных реакторов нужно топливо, которое постепенно подходит к концу. Поэтому Васиштха отправил Сурентия во внешний мир не столько для освобождения своих сыновей (хотя и за этим тоже), сколько чтобы тот раздобыл термоядерное топливо, которого хватит ещё лет на сто.

– За это время реальность мифов на Ефросинье постепенно рассеется, там случится битва на Курукшетре, наступит Кали-Юга – и астероид вернётся в обыденную реальность Солнечной, – завершает своё объяснение Сурентий.

– Ага, – говорю я. – Но как я могу тебе помочь?

– Деньги, – отвечает он. – Ты же царица. У тебя есть доступ к государственной казне.

– Ой, точно, – хлопаю себя по лбу.

– Договорились, Сурентий, – киваю. – Я помогу тебе, а ты поможешь мне.

А ещё деньги нужны и мне самой. Не бежать же с Фортуны на Землю с голой попой.

Мы идём к предназначенному для отправления государственных нужд царскому терминалу. Я перевожу на цифровой кошелёк столько денег, сколько только могу. Правда, оказывается, что даже для царицы есть ограничение на сумму перевода из казны себе в карман. Возможно, его можно как-то обойти, но надо торопиться, да и добытое количество денег выглядит солидно. Пока идут подтверждения от межпланетной финансовой системы Солнечной, я отдаю в собственность Сурентию один из планетолётов в ближайшем к дворцу из оставшихся под контролем правительства (моего правительства) космопорте. А заодно отдаю приказ срочно готовить этот планетолёт к взлёту. Затем оформляю Сурентию и себе пропуска высшего уровня. К этому моменту перевод денег подтверждается, а Сурентий расплетает свой браслет на два, один из которых оставляет себе, а второй надеваю я.

Мы отправляемся в путь на автомобиле из царского гаража, выбрав по возможности самый неприметный (хотя даже такой экипаж выглядит вызывающе роскошно).

Когда наше авто выезжает за пределы дворцового парка, я замечаю, что к воротам царской резиденции спешит процессия бронированных машин, грозно выставивших в окружающее пространство стволы орудий разных калибров. Нет никаких сомнений, что они пожаловали по мою душу. Наверняка это приспешники Августа, который уже прознал об отключении симулякра святого Фила и сделал все должные выводы. Есть ли среди них сам мой бывший властитель?

Глядя на эту процессию, я вся внутренне сжимаюсь. Ожидаю, что вот-вот за нами пустятся вдогонку, но по какому-то невероятному стечению обстоятельств наше авто не привлекает внимания, и мы едем как ни в чём не бывало.

– Вот так амулет Васиштхи и отводит враждебное внимание, – замечает Сурентий, видя, как я напряглась.

Сам он сидит в расслабленной позе, уголки губ его приподняты в лёгкой улыбке, взгляд безмятежен и слегка расфокусирован. На вопрос, отчего он так спокоен, мой попутчик отвечает:

– Я на пути в лес Кришны, где смогу петь и плясать до скончания своих дней. Знаешь, я ведь уже начал терять надежду на успех своей миссии. Начала слабеть моя вера в то, что удастся вернуться на Ефросинью. Но сегодня, стоило мне получить от тебя вызов в царский дворец, я понял: вот оно. Теперь, как поётся в нашем гимне, «всё идёт по плану». Да и раньше тоже шло, только я не умел этого увидеть.

– То есть ты сегодня заранее знал, что всё именно так сложится? – спрашиваю я, подозрительно хмурясь.

– Нет, конечно, – мотает он головой. – Я не знал конкретных обстоятельств. Да и сейчас не знаю, но я уверен: они сложатся таким образом, что в итоге я вернусь на Ефросинью с топливом.

– Мне б твою уверенность, – завидую я его спокойствию.

Саму меня переполняет тревога, от которой сводит скулы, а напряжение стягивает мышцы по всему телу. Вот так первый день самостоятельного царствования! Стоило мне избавиться от контроля Августа, получить бразды правления Фортуной в свои руки – и вот, пожалуйста, я бегу из своего царства куда глаза глядят, не распробовав как следует сладости власти.

Да только есть ли там что пробовать?

При мысли о занятии государственными делами я по-прежнему испытываю тоску, хотя все внесённые психосферами изменения сын Васиштхи откатил. В памяти услужливо поднимаются воспоминания о том, как в начале своего царствования я посещала разные заседания министров и прочее в таком духе, так что я могу самолично убедиться из настоящего момента, каким были наполнены эти мероприятия смертным унынием.

От участия в этой скуке смертной можно, конечно, отвертеться, да только тогда все рычаги власти перехватит какой-нибудь ушлый гад, как это сделал Август. И какие тогда гарантии, что такой человек не организует смерть монарха, как организовал смерть моего отца мой дядя? Правильно, никаких.

Точно, вздрагиваю я, ведь этот зловредный ушлёпок Август рано или поздно меня бы убил. Сделал бы это, едва настроил государственную машину под себя в достаточной степени.

Что же получается: если ты царица и хочешь сохранить жизнь и власть, то изволь наполнить свои дни всякой тягомотиной, изволь постоянно отслеживать и пресекать всевозможные угрозы. Но какой смысл во власти, если из-за неё нужно так переживать и так рисковать жизнью? Ладно бы у меня были громадные планы на перестройку общества как у Мамаши Сейбы или придурка Августа, но ничего подобного у меня нет и в помине. Единственное, что мне нужно от общества – это свобода от него.

Какой вообще смысл в этой царской работе, в чём преимущество перед обычной? Платят сильно больше – это да. Но стоит ли оно того? Ведь из-за всех затрудняющих обстоятельств, сопровождающих царствование, с деньгами этими не слишком-то разгуляешься. И самое главное – царице Фортуны нельзя покидать астероид, она не может отправиться на Землю. Точнее, раньше не могла, не выпустили бы управляемые симулякром святого Фила роботы-охранники. Но теперь-то – пожалуйста.

Поэтому, прихожу я к выводу, прихватить с собой денег из казны да свалить на Землю – это лучшее, что я могу сделать в своём царском амплуа. Определённо я начала принимать верные решения сразу, едва избавилась от контроля со стороны утырка Августа и начала править самостоятельно.

А ведь не свергни мой дядя моего отца, то всё получилось бы совсем иначе. Меня воспитали бы как царевну, которая свыклась с государственными занятиями. Я настолько бы к ним привыкла, что и мысли бы не возникало о том, какая это всё муть. Наверняка привычка властвовать стала бы частью моей натуры, и я не мыслила бы свою жизнь без неё. Власть казалась бы мне чем-то самоценным, а не рискованным бременем, служащим причиной тревог и волнений.

И, уж конечно, не было бы во мне никакого желания покинуть Фортуну ради других прекрасных стран. Не было бы того самого желания, что определяло все мои жизненные устремления последние несколько лет.

Это что же получается? Та гипотетическая я, выросшая как царевна, не имела бы с нынешней мной ничего общего, кроме телесного облика. Выходит, не свергни мой дядя моего отца, то никакой меня бы не существовало!

Да уж, кисло улыбаюсь я про себя, таким путём недолго дойти и до мыслей о том, что мне стоит быть благодарной дяде за устроенный им дворцовый переворот. Но как бы не так: быть благодарной человеку, который при первой же возможности меня бы убил – вот ещё.

Под аккомпанемент таких мыслей я не замечаю, как автомобиль прибывает в космопорт. Выписанные пропуска высшего уровня работают безотказно, и мы спокойно добираемся до уже готового к отправлению космолёта. Сурентий на обратном пути с Ефросиньи, а потом и на Фортуне времени даром не терял: учился управлению планетолётами, ведь он знал, что ему придётся как-то вести танкер с термоядерным топливом. Так что мы без проблем покидаем наш родной астероид и ложимся на курс к Юпитеру, на орбите которого нет недостатка в заправочных станциях самых разных корпораций, добывающих термоядерное топливо из газа этого гиганта.

Забранный нами планетолёт оказывается повышенной шикарности. Вся его отделка пестрит позолотой и серебром, а деревянная мебель обтянута благородным бархатом и кожей. Кладовые под завязку забиты шикарными яствами и дорогим алкоголем. Алкоголь я и Сурентий не трогаем, а вот яства и вкусные напитки оказываются отличными спутниками для бесед, за которыми мы коротаем время нашего пути. Разговоры наши посвящены планированию будущего и осмыслению прошлого. Так, я рассказываю Сурентию свою историю, ведь о его приключениях мне уже известно из его записок.

Меня особо интересует пересечение наших судеб, а именно вопрос, откуда Васиштха знал, что у Сурентия будет возможность выполнить поручение с топливом? Ведь всё получилось лишь благодаря случайному стечению обстоятельств, и всё могло легко произойти совсем иначе. Меня могли два раза убить и один раз похитить, а ещё я могла так и остаться под властью психосфер и в конечном итоге всё равно быть убитой.

– Случайность – суть лишь другое название нашего неведения, – отвечает на это Сурентий. – Во-первых, сейчас я сомневаюсь даже в том, что мои имя и фамилия были сгенерированы Корпорацией случайным образом. Подозреваю, меня специально вырастили религиоведом-индологом для того, чтобы я отправился на Ефросинью. Насчёт остальных же якобы случайностей я немало думал по пути обратно на Фортуну, да и на самой Фортуне тоже. Васиштха обещал мне, что после выполнения его поручения я смогу вернуться в лес Кришны, но ничего конкретного не сказал. Сказал лишь, что нужно верить и быть готовым действовать сообразно обстоятельствам. Он был уверен, что эти обстоятельства обязательно сложатся, но в чём конкретно они будут заключаться – не сказал. Да я думаю, и сам не знал.

– Но как же тогда он мог быть уверен?

– Понимаешь, Васиштха живёт в мире мифов, он плоть от плоти этого мира, поэтому подробности нашего мира ему непонятны. Но поскольку он великий отшельник и подвижник, то какую-то общую картину с самыми важными закономерностями видит. Это одна из сверхсил, которую обретает человек, следующий путём духовных подвигов. Именно благодаря этому и работал симулякр святого Фила: мозг сына Васиштхи в его голове видел причины и следствия происходящих событий. Как бы просчитывал линии возможных причинно-следственных связей и потому мог устранить почти любую угрожающую царю опасность.

– Ясновидящее око, – я вспоминаю, как о чём-то таком говорил Перфидий в тот день, когда пытался убить меня.

– Верно, – кивает Сурентий. – Васиштха – святой отшельник, каких мало, поэтому его ясновидящее око зрит особенно ясно. Он постиг способ повлиять на события во внешнем мире так, чтобы они пошли по тому пути, который в итоге приведёт на Ефросинью запас термоядерного топлива.

– И как же он повлиял?

– Помог мне добыть психосферы и вернуться на Фортуну. Сама посуди, по всей Солнечной полно отморозков, которые то и дело пытаются проникнуть в Зелёное нутро Ефросиньи, но линии судеб пришельцев вплетаются в реальность мира мифов настолько плотно, что в итоге никто не возвращается. А я вернулся.

– Ты же в записках своих это как-то объяснял, – силюсь вспомнить подробности.

– А, ерунда – он машет рукой. – Я это всё выдумал, чтобы скрыть истинную причину. Ефросинье неоткуда получить энергию для своих реакторов, кроме как из внешнего мира. Повлиять же на внешний мир можно единственно только через прибывающих оттуда на Ефросинью пришельцев. Поняв это, Васиштха забрался на вершину самой высокой горы и пробыл там посреди вечных снегов несколько лет, погрузившись в глубочайшее йогическое созерцание. Из этого состояния он постиг, что однажды прибуду я и что если отправить вместе со мной во внешний мир своих сыновей, то это запустит такую цепочку событий, которая приведёт на Ефросинью термоядерное топливо. Однако конкретное содержание этой цепочки осталось для него неведомым. Зато мы с тобой можем это содержание понять.

Далее во время совместных рассуждений мы приходим к довольно ясной картине.

Если бы Сурентий не добыл психосферы на Ефросинье, то я бы не оказалась на космокатере, где меня пытались похитить. Тогда Перфидий не обратил бы своего пристального внимания на всё это дело и не вычислил заговор Августа. Стало быть, в таком случае Август воплощал бы свой замысел, не торопясь, всё шло бы по его плану.

А план, несомненно, был такой: влюбить меня в него, поставить в полную от него зависимость. Именно поэтому Август не совершал никаких романтических шагов в мою сторону: чтобы расшатать меня, нарушить душевное равновесие и сделать как можно более уязвимой. Наверняка его приспешники разрабатывали в это время мою подробную цифровую модель. А может, даже разработали, и на меня оказывалось влияние в соответствии с ней.

После такой психологической обработки, которая длилась бы несколько месяцев, я оказалась бы послушной марионеткой в руках Августа. И не было бы ни малейшего шанса избавиться от его контроля до момента, пока я перестала быть ему нужна. До момента, когда он меня бы устранил.

Однако появление в этой истории Перфидия и его длинный нос спутали все карты Августа, вынудили поторопиться с исполнением плана и слишком уж положиться на психосферы. А поскольку моя психологическая обработка к тому моменту даже ещё как следует не началась, то я смогла сохранить свою личность в достаточной мере, чтобы суметь вырваться из-под контроля психосфер с помощью подаренной Мамашей Сейбой шапочки.

Получается, что Васиштха, пользуясь своими сверхъестественными силами, узрел, как надо подтолкнуть события на Фортуне, чтобы их развитие пошло по такому пути, на котором я окажусь жива, свободна и с деньгами. Альтернативный же вариант развития событий отличался только тем, что я не смогла бы вырваться из-под контроля Августа и погибла. Свержение предыдущего царя и смута на Фортуне произошли бы так и так.

– Но если бы Перфидий меня таки убил, – говорю я, – то из замысла Васиштхи всё равно ничего бы не вышло.

– Быть может, у тебя линии судьбы хорошие. Или Кришна подкрутил немного вероятности. Он всё-таки Бог, пусть и существует только в области Зелёного нутра Ефросиньи.

– А Шива? Та парочка на космокатере, что пыталась меня похитить, вроде как-то с ним связана. Так Перфидий говорил.

Сурентий какое-то время думает, затем энергично кивает:

– А что, это мысль. Вообще, Бог же один, а Кришна, Шива – это его проявления. Ну, или можно сказать, что Кришна – это проявление Шивы. Или Шива – это проявление Кришны. Не суть важно. Вполне может статься, что тут он подтолкнул события в нужном направлении не только подкруткой вероятностей, но и руками своих приверженцев.

– Но ведь из-за этого приверженцы сами погибли, а ещё поубивали толпу народу.

– Сразу видно, что ты не читала «Махабхарату»! – Сурентий улыбается.

– Читала «Бхагавад-гиту», – решаю не уточнять, что чтение моё ограничилось несколькими первыми главами.

– Это часть «Махабхараты», – он кивает. – Тогда чему ты удивляешься? Вспомни фабулу «Бхагавад-гиты». Арджуна сомневается, стоит ли начинать кровавую резню во имя высшего блага, а Кришна уверяет, что иначе никак. И это только самое начало битвы на Курукшетре! Сторона, которую поддержал Кришна, одержала в итоге победу лишь благодаря крайне сомнительным с точки зрения морали поступкам. То обмануть кого, то предать, то пожертвовать кем, как пешкой в шахматной партии. Причём всякий раз решение о том, чтобы свершить какую-то подлость ради победы, принимал и продвигал именно Кришна. Впрочем, это общее место. Вспомнить тот же Ветхий Завет со смертью первенца в каждой египетской семье. Или смертной казнью для священников за то, что не звенят колокольчики на ризе. И прочая, прочая. Бог стоит выше всех моральных законов, потому что является их источником.

– Или персонификацией, – снова вспоминаю я Перфидия.

– Это одно и то же, – пожимает плечами Сурентий, – просто выраженное разными словами.

Короче говоря, я осталась в живых и вырвалась на свободу лишь благодаря тому, что мне нашлось место в замысле Васиштхи. Вот только дальнейшее развитие этого замысла оказывается не слишком мне по душе.

Оно заключается в том, чтобы добраться до Юпитера, до одной из множества топливных станций, курсирующих на его орбите. Сурентий считает, что лучше всего подойдёт станция концерна такой страны, которая попала под санкции из-за очередных обвинений в очередном геноциде. На такой станции ниже цены, и там не задают лишних вопросов покупателям, если у тех есть деньги. А вопросы, конечно, нам не нужны, ведь всей этой историей с Ефросиньей легко могут заинтересоваться спецслужбы, и тогда мы едва ли достигнем поставленных целей.

И вроде бы взятой из казны Фортуны суммы хватает как на покупку топлива, так и на то, чтобы зафрахтовать водородный танкер. Да вот только для фрахта нужно внести залог, который возвращают покупателю лишь по прибытии пустого танкера обратно на станцию. Залог примерно равен стоимости танкера, и на него едва хватает тех денег, что у меня есть.

Иными словами, мне придётся вместе с Сурентием сначала лететь на Ефросинью, а потом в одиночку возвращать танкер на станцию, чтобы получить возможность затем с деньгами отправиться на Землю.

Сам по себе полёт не слишком сложен: планетолётами в основном управляет нейросетевая автоматика, так что я, после объяснений Сурентия и некоторой практики, смогу справиться с этим в одиночку. Но вдруг что-то пойдёт не так, что-то сломается на этом танкере? Скорее всего, это починят служебные роботы, но риск есть.

Впрочем, больше всего меня беспокоит Ефросинья. После всего, что я прочитала в записках Сурентия, мне ясно: от этого астероида можно ждать чего угодно. А если там на нас нападёт какой-нибудь кибер-людоед или какое-то другое мифическое существо? Ведь Сурентий вполне мог ещё о чём-то умолчать, о какой-то серьёзной опасности. С чего я вообще должна ему верить? Где гарантия, что он не попытается меня убить, как мой бывший-полицейский или как Перфидий? Где гарантия, что он не использует меня втёмную, как Август? Стоит ли мне идти на риск, доверившись Сурентию?

С чего мне вообще ему помогать? Да, я обещала, да, благодаря Васиштхе (если рассуждения Сурентия верны) я осталась жива и на свободе, но что с того? Это уже произошло, и теперь мне нет никакой пользы ни от этих двоих, ни от Ефросиньи. Что случится, если я нарушу свою часть договора? Да ничего страшного, наоборот, я раньше попаду на Землю, да ещё без лишнего риска.

Вот только как поведёт себя Сурентий, если я просто пошлю его и всю эту затею с топливом? Не взбесится ли он оттого, что сорвётся его возвращение в лес Кришны, какового возвращения он так жаждет? И, кто знает, может, тогда-то он и попытается меня убить, чтобы забрать все деньги?

Значит, если я хочу кинуть Сурентия и Васиштху, то самый лучший вариант – просто убить моего попутчика.

Правда, это ни разу не просто. Хотя казалось бы: ведь я уже убила четверых человек, и это совсем нетрудно. Раз – и готово! Но тогда у меня не было выбора, я сражалась за свою жизнь, спасала саму себя. То была самооборона. Совсем другое дело – убить человека, который не сделал мне ничего плохого и не дал ни единого повода заподозрить себя в каком-то коварстве в мою сторону.

Тем не менее в один из дней полёта, когда до Юпитера остаётся уже не так далеко, я почти решаюсь. Беру один из случившихся на борту пистолетов. Отыскиваю в кладовых планетолёта бутылку дорогущего вина. Откупориваю её ближе к ночи и начинаю глоток за глотком вливать в себя мерзкую кислую жижу, ожидая, что дурманящее ум зелье придаст мне сил переступить незримую черту внутри себя, черту, из которой произрастает невидимая стена, вставшая на моём пути.

Дождавшись, пока Сурентий заснёт, я вхожу в его каюту, сжимая в одной руке пистолет, а в другой – пустую на треть бутылку. Сурентий безмятежно спит, его губы тронуты лёгкой улыбкой, а дыхание спокойно и размеренно.

Я замираю в нерешительности. Не могу заставить себя поднять сжимающую оружие руку. Вместо этого поднимаю руку с бутылкой вина, делаю глоток: наверное, нужно больше отравы в теле, чтобы разъесть невидимую стену в моей голове.

Сажусь на стул и, положив пистолет на колени, продолжаю пить вино. Вот сейчас, совсем скоро волна алкогольного опьянения сметёт невидимую стену, которая не дозволяет мне направить пистолет на моего спутника и нажать курок.

В чём же дело? Почему так сложно совершить такое простое действие? Бутылка опустела уже наполовину, перед глазами всё начинает плыть, а мысли путаться, но я всё так же сижу с пистолетом на коленях и бутылкой в руке, смотрю на мирно сопящего Сурентия.

Этот человек не сделал мне ничего плохого, наоборот: спас меня. Ничто в его поведении не говорит о возможном вероломстве или злом умысле. Всё, чего он хочет, – это петь и танцевать в сказочном лесу. Всё, что ему нужно от меня, – обеспечить энергией мир мифов, чтобы населяющие тот существа прожили свои полные жизни.

Видно, именно поэтому меня не слушаются руки и цепляются за бутылку, лишь бы не браться за оружие. Я пью противную на вкус субстанцию, каждый глоток которой всё сильнее омрачает мой ум.

Какое мне дело до желаний Сурентия? Какое мне дело до Васиштхи? Какое мне дело до Ефросиньи? Это не мои проблемы! Мне вообще на них всё равно. Самое важное для меня – забрать деньги и свалить на Землю, вот и всё.

Больше всего на свете я хочу держать сейчас путь к настоящим земным джунглям, по которым можно бродить и видеть в прорехах листвы настоящее небо! Я совсем не хочу заниматься фрахтом дурацкого танкера и всем остальным прочим, мне это совершенно не нужно!

Мне совершенно безразличны все эти нравственные законы. Перфидий из-за одержимости ими привёл себя к гибели, а Фортуну – к гражданской войне. Ведь если бы великий сыщик не пошёл на поводу своих нравственных терзаний, а просто сдал меня царю, то всем было бы лучше: и ему, и Фортуне. Всем, кроме, разумеется, меня, но сейчас речь не об этом. Речь о том, что для Перфидия было правильно убить ни в чём не повинного человека: меня.

Но почему, почему тогда невидимая сила не даёт мне осуществить задуманное? Почему, даже будучи настолько пьяна, я прихожу в ужас от мысли о том, чтобы лишить жизни того, кто не сделал мне ничего плохого? Отчего руки наливаются свинцовой тяжестью, стоит мне подумать о том, чтобы взять в них оружие?

В бутылке остаётся меньше трети, а я всё пытаюсь понять, откуда взялась эта невидимая непреодолимая сила, сковывающая мои запястья. Что является её источником? Меня настигает хмельное озарение, что источник её расположен в той же части меня, откуда в своё время пришло понимание неправильности того, как я поступала со своим бывшим (тем, который остался в живых; надеюсь, у него хватило ума покинуть Фортуну после погашения мною его Кредита!), несмотря на всю стройность и незыблемость выстроенных мной логических оправданий своих действий.

Так и сейчас: нет никаких логических причин, чтобы не убить Сурентия. Меня за это никто не накажет, я не получу от него и от Васиштхи ничего сверх того, что уже получила. Зато насколько легче станет моя жизнь!

И всё же, и всё же… Я никак не могу решиться! Но почему?!

Быть может, это голос Бога звучит во мне? Может, это Он отводит мою руку?

Но разве не голосом Бога оправдывала себя та парочка, что перестреляла всех на космокатере, разве не во имя Бога Август устроил на Фортуне переворот и запустил гражданскую войну?

Голова кружится, вместе с ней кружатся стены каюты Сурентия, кружится хоровод затопивших меня мыслей, и я не замечаю, как засыпаю.

Просыпаюсь всё в том же кресле с головной болью и ужасным похмельем. Пустая бутылка из-под вина лежит рядом на полу, а пистолет – всё так же на моих коленях. Сурентия в постели нет, а с кухни доносятся звуки готовки.

С трудом поднявшись, уронив пистолет на пол, я плетусь на кухню. Сурентий, привычно жизнерадостный, готовит завтрак. Участливо спрашивает о моём состоянии, дескать, бутылка вина – это не шутки, серьёзная доза отравы. Заботливо наливает мне огромный стакан воды, к которому я тут же припадаю губами.

Сурентий никак не комментирует то, что я заснула в его каюте с пистолетом на коленях. Просто готовит завтрак и непринуждённо напевает какую-то лёгкую мелодию. Наверное, это одна из песен леса Кришны.

Придя немного в себя от выпитой воды, я зачем-то начинаю, продираясь сквозь головную боль, говорить о том, что моя жизнь напоминает сказку про колобка. Что я ушла сначала от пытавшегося убить меня полицейского, потом от тех, кто пытался меня похитить, а затем избежала гибели от руки Перфидия, и вот недавно от Августа ушла тоже.

– Но ведь в конце обязательно будет лиса, – говорю я. – Как мне понять, что я встретилась с лисой, от которой не уйти?

Сурентий улыбается и указывает пальцем мне на голову. Я смотрю в зеркало и вижу рыжий пушок немного уже отросших волос.

– Смотри, у тебя самой шёрстка лисья. Так, может быть, – произносит он, – лиса – ты сама? Помнишь, как пел классик земного ска-панка Том Калноки? Ты бежишь, бежишь, но тебе не убежать от самой себя. Впрочем, сегодня ночью уйти тебе удалось.