Губернатор

Самарин гневно фыркнул. Переданные ему лично Брусиловым документы содержали концепцию использования подразделения «Омега», состоящего из адептов и солдат. В теории все выглядело отлично: среди подчиненных генерала было много людей, таланты которых можно использовать в битве. Некоторые умели вызывать временную дезориентацию у противника, другие могли кидать тяжелые предметы на невероятные расстояния, были и такие, чьи способности носили чисто защитный характер, например они могли остановить даже самое сильное кровотечение. Проблема, как обычно, заключалась в деталях. Бросок гранаты на расстояние в несколько сотен метров действительно впечатлял, только что из того, если адепт не в состоянии прицельно попасть в позиции врага? Ошеломить неприятеля на несколько секунд? Прекрасно! Но подействует ли этот метод на всех? Что из того, что адепт оглушит наводчика пулемета, когда его товарищи останутся в полном сознании? Чем больше Самарин углублялся в отчеты офицеров, которые занимались обучением «омег», тем больше вопросов оставалось без ответа. В конце концов, это не теоретические рассуждения: через несколько недель все сомнения будут разрешены на практике и за ошибки и иллюзии придется заплатить кровью.

– Этот Лебединский случайно не твой знакомый?

– Возможно, – пожал плечами Самарин. – Я плохо его помню, мы вместе учились в кадетском корпусе. Если только это не однофамилец. Скоро узнаем.

– Хотя бы поселили нас не в халупе с дырами в крыше, – ворчливо заметил Матушкин.

Последнюю неделю они провели за проверкой подготовки к наступлению и наблюдением за вражескими позициями. Как и следовало ожидать, бытовые условия на линии фронта оставляли желать лучшего.

– Мы должны вступить в бой, когда наступление пойдет на спад, а тем временем мы теряем время, проверяя, приготовили саперы плацдармы к атаке или нет, – зло заметил он. – Это задание офицеров инспекции, а не наше!

– Возможно, через месяц-два нам самим понадобится такой плацдарм, – сказал Самарин. – Перестань ныть, лучше собери вещи, подъезжаем к Молодечне. Далее уже верхом или автомобилем, если генерал Лебединский обеспечит нас машиной.

Матушкин молча начал собирать их скромный багаж. Генерал сложил документы, проверяя, все ли на месте, после чего засунул папку в планшет и занялся чисткой оружия. Через некоторое время он протянул руку за револьвером друга.

– Обрати внимание на ствол, – сказал Матушкин. – Я вчера стрелял из него.

– А что случилось? Почему ты мне ничего не сказал?

– Ничего не случилось. Покрасовался перед сестричками из Красного Креста. Убил несколько бутылок.

– И с каким результатом? – поинтересовался Самарин.

– Я же сказал: попал во все. Это несложно, с тридцати шагов.

– Я имел в виду сестричек.

– А-а-а… Ничего особенного, украл один поцелуй.

– Наверное, ты не произвел на нее впечатления.

– Совсем наоборот, просто не хватило времени.

Самарин насмешливо хмыкнул и смазал механизм револьвера. Пронзительный визг сообщил, что они прибыли на место. Генерал вымыл руки и выглянул в окно: вдалеке горел яркий шар.

– Что за черт? – буркнул он. – Непохоже на пожар.

– Это, наверное, наша станция, – неуверенно ответил Матушкин. – Электричество. Освещают вокзал фонарями.

– На кой черт? Хоть фронт и в нескольких верстах, но лучше перестраховаться.

Резкий порыв ветра принес запах горелого и обрывки какой-то мелодии. Через минуту Самарин узнал знакомые ноты. «Поля Галиции». Внутренний голос подсказал слова.

Брала русская бригадаГалицийские поля,И досталось мне в наградуДва железных костыля.Из села мы трое вышли,Трое первых на селе.И остались в ПеремышлеДвое гнить в сырой земле.

– Надеюсь, это не предзнаменование, – кисло буркнул Матушкин, вырывая Самарина из размышлений.

Завизжали тормоза, и поезд остановился на перроне напротив военного оркестра.

– И для кого такой прием? – удивленно спросил генерал. – Они реально приняли меня за инспектора?

– Сейчас увидим, – равнодушно протянул Матушкин. – Может, и автомобиль нам организовали? Я пехотинец, не кавалерист, и у меня задница болит от езды на местных пегасах.

Самарин проворчал что-то невнятное, соглашаясь с ним. Из-за секретности операции у них были документы, дающие право только на инспекцию линии фронта, без права заглядывать в штабные планы и вести разговоры с офицерами. Их принимали за штабных пердунов и игнорировали как могли, предоставляя самых худших кляч. Специальные полномочия они могли предъявить только в критической ситуации.

Руководитель оркестра, майор, отсалютовал и после короткого приветствия проводил их к автомобилю.

– Генерал приглашает вас на скромный обед, – проинформировал он.

– В пять утра? – удивился Матушкин.

– Пока доедем, будет шесть. А мы тут встаем вместе с петухами, понимаете, тут фронт.

Самарин внимательней присмотрелся к нему: мужчине было тридцать, ну, может, тридцать с небольшим. Несмотря на оружие, он мало походил на фронтовика: аккуратно подстриженные усы и ухоженные ногти свидетельствовали о том, что окопы он видел только издалека.

– Этой частью руководит Владимир Лебединский? – спросил Самарин.

– Да, он вас помнит со школы, – пылко заверил его майор.

Матушкин беспокойно заерзал, вопросительно поднимая брови. Генерал ответил ему неопределенным жестом: что-то явно было не так, отсюда и чрезвычайная любезность Лебединского. Ни один уважающий себя полевой офицер не чествовал приезжающего с визитом на фронт штабного, если его не направил непосредственный начальник, что можно было проверить только по телефону. Разве что против него велось следствие и допускался визит инспектора извне.

– С удовольствием встречусь с давним другом, – заверил он.

Майор ответил улыбкой, такой же честной, как и его фронтовые замашки, и начал перечислять достижения Лебединского. Самарин смотрел пустым взглядом в пространство: еще кадетом он научился спать с открытыми глазами, что очень пригодилось во время скучных лекций. «Талант не пропьешь», – подумал он, засыпая.

* * *

Штаб Лебединского находился во дворце, построенном местным королем чая еврейского происхождения, неким Афанасьевым. Майор с румянцем на щеках заявил, что хоть и сам носит такую же фамилию, однако не имеет ничего общего с «иудейскими выродками».

– Не хватает нам только погромов, – буркнул под нос Матушкин.

Самарин ткнул его локтем в бок, давая понять, что согласен с ним. Они шли за Афанасьевым, и это давало хоть какую-то свободу выражения эмоций. После покушения на Александра II поползли слухи о том, что среди членов «Народной воли» было много евреев. В результате погромов часть евреев сбежали из страны, другие начали создавать отряды самообороны, а иногда их поддерживали организации с явно антигосударственными намерениями. Меньше всего сейчас Брусилову хотелось связываться с евреями, еще и в канун наступления, к тому же в тылу линии фронта. «Нужно будет осмотреться, – неохотно подумал генерал. – Хотя, может, это только Афанасьев такой идиот?»

– Мы на месте, – дерзко произнес майор. – Генерал Лебединский проводит тут совещания. А иногда обедает с выдающимися офицерами. Столовая рассчитана на несколько десятков человек, так что места хватит и для нас, и для приглашенных гостей, – с легкой ухмылкой сказал он. – Я вас представлю…

– Что это?! – бесцеремонно прервал его Самарин. – На доске.

– Это наши герои, – ответил офицер с удивлением в голосе. – Награждены за мужество. Генерал считает, что размещение таких фотографий в публичном месте поднимает моральный дух.

Самарин подошел к доске. Среди десятка фотографий и нарисованных портретов была только одна женщина: Анна Островская.

– Ах, сударыня Островская, – вздохнул Афанасьев. – Красотка, красотка! Только неприкосновенная. Солдаты ее любят, с тех пор как она вытащила одного из них из-под огня.

– Вы позволяете сестрам милосердия участвовать в битве?!

– Ни в коем случае! – ответил майор. – Островская самовольно покинула медицинский пункт, увидев раненых на поле битвы. Понимаете, санитары погибли. Пока хоть кто-либо сориентировался, она уже выскочила из окопа.

– С ней ничего не случилось?

– Отделалась парочкой синяков. Конечно же, ее сразу представили к награде: она получила орден Красного Креста. Золотой.

– Где можно ее найти?

– В ночлежке при полевом госпитале, недалеко отсюда, как и других сестричек. Это небольшой городок, называется…

– Ваш шофер знает, как туда доехать? – снова перебил его Самарин.

– Конечно.

– В таком случае я пока не приму приглашение генерала и позволю себе позаимствовать ваш автомобиль. Матушкин!

– Слушаю?

– Ознакомься с ситуацией на участке генерала Лебединского и позже составишь рапорт.

– Слушаюсь, Ваше Превосходительство!

Водитель с удивлением воспринял приказ отправляться в госпиталь, явно рассчитывая, что гости предпочтут развлечение, а не работу, но послушно свернул на узкую, плохую дорогу и помчался вперед, ловко объезжая крестьянские телеги.

– Пока нет толпы, а вот через часок было бы хуже, – проинформировал он. – В последнее время мы получаем много фуража и продовольственных запасов. Как и раньше, перед наступлением…

Самарин проигнорировал слова шофера, в этот момент его мысли занимал только один человек – Анна.

* * *

Было заметно, что здание находилось на линии фронта: разрушенная крыша и изрешеченные пулями стены говорили сами за себя. Узкие темные коридоры провоняли медикаментами и чем-то, что неуловимо напоминало человеческое страдание. Ничего удивительного – полевой госпиталь.

Он громко постучал, не снимая перчаток.

– Кто там?

Он сразу же узнал ее голос. Значит, не ошибся, сударыня Островская жила тут…

– Я, – хриплым голосом ответил он.

– Сашка? – неуверенно спросила она, замирая в дверях.

– Да.

На ней было выходное платье, хоть и скромное, но явно неподходящее для ухода за ранеными. Похоже, она куда-то собиралась? Подозрения подтвердила небрежно брошенная на кресле шляпка с черным бантом, соответствующим военному времени.

– Сашка, я…

Он не дал ей закончить, заглушив слова поцелуем. Его ладонь помимо воли обняла ее за талию, а потом переместилась на грудь. Она застонала, крепко обняв его.

Он целовал ее шею, вдыхал запах волос.

– Я схожу с ума! Выгони меня немедленно, – бормотал он. – Иначе…

– С «иначе» будут проблемы, – произнесла она между поцелуями. – У меня очень узкая и скрипучая кровать.

Он подхватил Анну на руки и зашел в комнату. Кровать действительно была непримечательной. Комната – малюсенькой. Только на полу из необструганных досок лежал толстый, явно отживший свое ковер.

– Если хочешь… – прошептала она, перехватив его взгляд.

Он опустил ее на ковер, освободив от платья. Его ладони двинулись от узкой ступни к обтянутым шелком икрам, до самых бедер. Дрожащий, нетерпеливый, властный, он пробовал на вкус ее груди, осторожно прижимая зубами набухший сосок. Она выгнулась ему навстречу, качнув бедрами и раздвигая ноги.

Он резко вошел в нее, по-солдатски, охваченный чем-то большим, чем страсть, скорее непреодолимым голодом. Она закусила губу от боли, но не позволила ему отступить. Или остановиться. Она оплела его руками и ногами, прижимая к себе.

– Твоя? – сказала она, царапая его спину ногтями. – Только твоя?

– Моя! – выдавил он.

Он впился пальцами в ягодицы Анны, словно хотел слиться с ней в одно целое. Излился в нее горячей волной, когда горловые стоны девушки перешли в дикий, неконтролируемый крик. Она была его.

Потом они лежали молча, охваченные чувствами. Самарин ощущал губами пульсацию вены под ее ухом, тихое дыхание. Анна пошевелилась первой, приподнимаясь на локтях.

– Как надолго ты можешь остаться? – спросила она.

– День, максимум два, – рассеянно ответил он. – Почему не сказала, что ты… Что это твой первый раз? Я был бы нежней.

– Я не хотела нежности. И давай не будем возвращаться к тому, что ты помог мне избавиться от мелкого дефекта, о котором ты так беспокоишься, – сказала она, прикрывая сарказм поцелуем.

– Ты куда-то собиралась?

– На прием к генералу. Я бы предпочла больше поспать, но мадам Трокина любит такие вечеринки. Похоже, приехала какая-то важная шишка, вот Лебединский и хочет произвести впечатление.

– Кто такая эта Трокина?

– Наша начальница. Подозреваю, ты с ней сейчас познакомишься.

– Почему это?

– В этом здании живут только сестры Красного Креста. Я уверена, что тебя заметили, а меня услышали… Они ждут в коридоре, чтобы отчитать падшую медсестру. Похоже, у меня отберут орден, – сказала она с притворной беспечностью. – Понимаешь, такой наградой награждаются только женщины с безупречной нравственностью. Твое счастье, что никто не трактует так мужчин, иначе ты потерял бы все свои медали, – язвительно сказал она.

Самарин поднялся с ковра и начал собирать раскиданную одежду.

– Не все так плохо, – заверил он с улыбкой. – Но пора собираться, не следует заставлять ждать Лебединского.

– Ты так этим обеспокоен?

– Боюсь, что это я – та самая важная шишка, которую ждет генерал. Если бы я не пришел, то он воспринял бы это как неуважение. И так, не представившись, я забрал его машину и шофера, когда увидел твою фотографию на доске почета.

– По крайней мере, из этого вышла какая-то польза, – буркнула она.

Самарин быстро оделся, затянул пояс с кобурой и саблей. Доносившиеся из коридора звуки – шелест платьев и цокот женских каблучков – подтверждали слова девушки. «Приветственный комитет», – с улыбкой подумал Самарин.

– Я готова, – беспокойно произнесла девушка.

Генерал открыл двери, пропуская ее вперед. Проникающий из комнаты электрический свет выхватил из мрака несколько женских фигур, большинство разглядывало его с нескрываемым любопытством, возмущенной выглядела только одна тучная, под пятьдесят, дама, больше похожая на жабу. «Наверное, это и есть печально известная мадам Трокина», – пришел к выводу офицер.

– Мое почтение, дамы. – Он галантно поклонился. – Анна, дорогая, можешь меня представить?

– Это возмутительно! – выкрикнула матрона. – Как вы смеете позволять себе такие непристойности! Я…

Самарин посмотрел на нее сверху вниз, впервые в жизни жалея, что не носит монокль, но эффект и так его удовлетворил, поскольку сбившиеся в кучу санитарки отступили на шаг, а Трокина замолчала на полуслове.

– Извините, на минуту мне показалось, что вы собрались проинструктировать меня, как обращаться с невестой, – холодно произнес он.

– Невестой? Я бы об этом знала! Вранье не исправит ни вашу ситуацию, ни ее! – пригрозила она пальцем Анне.

– Может, поговорим в комнате, а не в коридоре? – сухо предложил Самарин.

После минутного колебания женщина приняла приглашение. Трокина замерла с открытым ртом, когда заметила две звездочки и зигзаг на погонах офицера.

– Представишь меня, Анна? – повторил свою просьбу генерал.

– Мадам Трокина, барышни Румянцева, фон Толле, Марченко и Воронина. Граф Самарин.

Офицер поклонился снова, девушки присели в реверансе, только начальница замерла соляным столбом.

– А теперь вернемся к делу, – начал Самарин тихим язвительным тоном. – У вас есть муж или сын? – обратился он к начальнице.

– Сын, – промямлила Трокина.

– Сколько лет?

– Борису двадцать семь. А к чему эти странные вопросы?

– Сейчас объясню. Вы обидели мою невесту. Как у офицера у меня нет другого выхода, кроме как потребовать сатисфакции у мужчины, который является вашим опекуном. Либо вы извинитесь перед Анной. Немедленно! – рявкнул он властно.

Мясистые красные щеки женщины стали серыми, казалось, что она вот-вот упадет в обморок. Островская дернулась, словно хотела ее поддержать, но генерал только покачал головой.

– Я жду!

– Прошу… прошу прощения.

Самарин едва заметно кивнул, после чего подал руку Анне.

– Я так понимаю, вы собрались на банкет? – спросил он.

– Да, – подтвердила несмело одна из медсестер.

– У вас есть какой-нибудь транспорт?

– Только санитарка, – ответила девушка. – Сейчас нет битвы, поэтому шофер обещал подвезти нас.

– Генерал Лебединский передал в мое распоряжение машину, двое из вас могут поехать с нами. Как-нибудь поместимся.

– С удовольствием! – обрадовалась она. – Таша, поедешь? – повернулась она к подруге.

Смуглая девушка с глазами цвета безоблачного неба кивнула. Выражение лиц остальных медсестер говорило о том, что вряд ли им понравится поездка в обществе начальницы.

– Трокина – чудовище, – прошептала ему на ухо Анна. – Ты прилюдно унизил ее, поэтому она будет мстить. Мне она ничего не сделает, но на девчонках отыграется.

Шофер даже не моргнул глазом, увидев генерала с девушками: похоже, работа в штабе закалила его от любого рода сюрпризов.

– Думаю, тебе будет удобней на переднем сидении, – сказала Анна с озорной улыбкой.

Самарин неохотно отпустил ее руку и занял место возле водителя. Доносящийся сзади шепот и хихиканье свидетельствовали о том, что его попутчицы не жалуются на комфорт поездки. Исключенный из женской болтовни, он задумался над словами Анны про свой отъезд. Его не беспокоила Трокина, генерал был уверен, что в случае необходимости сможет решить эту проблему. Он думал о барышне Островской и их воображаемой помолвке. Что если заменить фикцию на реальность? Наверное, многие сочли бы их отношения мезальянсом, но стоит ли беспокоиться об общественном мнении, имея в перспективе пару месяцев жизни? А даже если бы ему удалось ускользнуть от костлявой, что с того? Видение Анны, ждущей его дома, не пугало Самарина, даже наоборот, привлекало, как оазис в пустыне. Еще ни одна женщина не производила на него такого впечатления, и мысль о том, что она могла быть при нем, просыпаться и засыпать в его объятьях, ждать его с фронта, все больше его привлекала. Неожиданно он ощутил непреодолимую потребность убедиться, что Анна действительно рядом и принадлежит ему. Он повернулся и протянул руку нетерпеливым, властным, но одновременно просящим жестом. Девушка прижалась к его ладони щекой, не стесняясь своих подруг.

– Нам надо поговорить, – сказал он.

– Возможно, я найду для вас время, граф, – ответила Анна, явно наслаждаясь завистливыми взглядами подруг.

Самарин отвернулся, чтобы скрыть улыбку. «Возможно, склонить барышню Островскую к браку будет не так и трудно, – подумал он. – У каждого есть свои слабости. И слава Богу…»

* * *

Генерал Лебединский поднялся с явным трудом – вечеринка длилась уже больше часа, а алкоголь лился рекой – и поднял тост за победу. Снова. Самарин сидел между Анной и Матушкиным, что позволяло ему шептаться с ними. Информация, которую должен был передать подчиненный, и то, что он должен был сказать Анне, требовало секретности, а определенные решения нужно было принять здесь и сейчас.

– Этот идиот даже не начал работу над позициями для атаки! – прошипел со злостью Матушкин. – На других участках фронта линия окопов передвинута вперед так, что расстояние между нами и врагом не более четырехсот шагов, а местами доходит до семидесяти! У Лебединского не меньше чем шестьсот шагов. Каждый атакующий отряд будет уничтожен до того, как дойдет до проволоки! В таком же состоянии расширение наших позиций, точнее, полное отсутствие. Убежища можно пересчитать на пальцах одной руки, не хватает наблюдательных пунктов, отхожих мест и соответствующего освещения. Ходят слухи, что Лебединский присвоил деньги, что предназначались для укрепления своего региона.

– Откуда ты узнал? Ты же не был на линии фронта.

– Генерал решил, что подождет с началом развлечений до твоего прибытия, поэтому у меня было время переговорить с солдатами. Большинство его ненавидит.

Самарин выругался – впервые он попал на участок, абсолютно не подготовленный к началу наступления. К несчастью, еще и у его школьного приятеля. Если слова Матушкина подтвердятся, нужно будет воспользоваться предоставленными Брусиловым полномочиями и отправить шифровку в штаб. Черт…

– О чем ты хотел поговорить? – спросила Анна, прерывая его хмурые размышления. – Я чувствую себя брошенной, ты все время шепчешься с Матушкиным. Ты слышал, что говорил генерал? Вечером будут танцы. Ты заметил, что Трокина не приехала? Наверное, и девочек не пустила. Даша и Ксения никогда мне этого не простят.

– Сколько ты выпила? – ответил он вопросом.

– Два, может, три бокала, не больше. А что? Выгляжу пьяной?

– Нет, но я хотел бы быть уверен, что ты поймешь то, что я скажу.

– Я понимаю, понимаю, – заверила она, хлопая его по плечу. – Ну, говори.

– Может, выйдем наружу? – предложил он. – Глоток свежего воздуха нам не повредит. Ну и не придется шептать.

– Это не очень хорошо будет выглядеть. Я уверена, что Трокина и так наговорит обо мне Лебединскому.

– Встанем так, чтобы они видели нас в окно, – успокоил ее Самарин. – Идем.

Слегка взволнованная, Анна последовала за ним.

– Ты выглядишь обеспокоенным, – заметила она. – Хочешь предложить мне статус содержанки? Это не нужно, я…

Нетерпеливо Самарин закрыл ей рот поцелуем.

– Нет, глупая ты гусыня! – буркнул он через минуту. – Я хочу попросить твоей руки.

– Спятил! Я никогда не соглашусь на… Нет! Не приближайся ко мне!

– Что такое?

– Я не хочу, чтобы ты меня целовал. Не в такой момент. Как я могу принять рациональное решение, когда не могу думать?

– Еще никто не называл брак рациональным решением. Это риск. Азартная игра.

– В таком случае без возможности выиграть, – сказала она. – Я понимаю, что ты хотел защитить меня перед Трокиной, но нужно как можно быстрей переиграть эту нашу историю с помолвкой, пока слухи не дошли до Петербурга.

– Знаешь, какая самая большая проблема с учительницами? Они всегда все знают лучше. Ты думаешь, что я делаю тебе одолжение, прося твоей руки, или мной руководит честь? Ничего подобного! Это ты окажешь мне милость, если согласишься.

– Я не понимаю…

– Скоро начнется большое наступление. Я приму в нем участие, это уже решено. Независимо от того, кто выиграет, одно точно – это будет побоище, какого еще не видывал мир. До момента, когда я окажусь в окопах, осталось полтора месяца, может, немного больше. Я хочу насладиться жизнью. С тобой, – добавил он тихо.

– Это же секретная информация?

– Конечно, но если я не могу доверять будущей жене, то кому могу?

– Это не уловка, чтобы склонить меня принять твое предложение?

– Клянусь, что нет!

– Я… Не знаю, что и сказать. Сашка, ради Бога, ты же генерал! Какие окопы?!

Самарин снял шинель и накинул на плечи девушки: она вышла из теплого зала без пальто и сейчас дрожала от холода.

– Я бы не хотел об этом говорить, – ответил он. – Детали не так и важны.

– А твоя семья и друзья? Они примут меня за выскочку, обманувшую аристократа! А что скажет княгиня Волконская?

– Ты знакома с моей тетушкой? – с удивлением спросил он.

– Откуда?! Иногда читаю о ней в газетах. Но пишут, что она… – Она заколебалась, не зная, как ответить.

– Надменная? – подсказал он с улыбкой. – Гордая? Высокомерная? Это все правда, но при всем при этом она любит меня.

– Тем более я не могу стать причиной ссор в вашей семье.

– Я не могу гарантировать, что тетка тебя примет, но разве это важно? Я хочу провести с тобой эти два месяца, баловать тебя и делать неприличные предложения, а потом их реализовывать. А что ты мне предлагаешь? Несколько встреч украдкой в какой-нибудь арендованной квартире или провинциальном отеле? А если ты родишь моего ребенка? Он должен будет остаться байстрюком только потому, что его мать была слишком гордой, чтобы принять предложение от москаля?!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Чолнт и кугел – традиционные еврейские блюда.

2

Ja, natürlich (нем.) – Да, конечно.

3

Pour le Mérite (фр. «За заслуги») – военная награда Пруссии до конца Первой мировой войны. Изначально им награждались как за военные, так и за гражданские заслуги. Неофициальное название «Голубой Макс».

4

Vaterland (нем.) – Отечество.

5

ПСП – Польская социалистическая партия.

6

Матильда Феликсовна Кшесинская – прима-балерина Мариинского театра, известна своими отношениями с членами императорской семьи.