Пещерный город

– Не за пазухой же носить, – словно оправдываясь, произнес он.

– Виски, – гордо проговорил Дуглас и свинтил пробку, – тоже национальный продукт. Но не английский, а шотландский.

Выпивали все, кроме афганца и молодого сержанта. Первому это запрещалось Кораном, а у второго была причина попроще – принятые антибиотики. Потому сержант со скучающим видом лежал в углу палатки, с завистью наблюдая за своими товарищами, потягивающими из кружек крепкое спиртное.

Дуглас пьяновато подмигнул комбату:

– Еще раз за встречу!

Чувствовалось, что британцы уже изрядно «заложили за воротник», хотя и держались отлично. Конечно, по меркам майора Лаврова и лейтенанта Авдеева, количество выпитого гостями спиртного тянуло не больше чем на разминку перед настоящим застольем. Как-никак, а британцы все же не служили в Воздушно-десантных войсках РФ и не имели нужной «закалки».

– За знакомство! – Дуглас нетерпеливо чокнулся и скосил глаза на початую бутылку разведенного вполовину и настоянного на кореньях медицинского спирта: – Убойная штука.

– Точно, только поосторожней с ней. Сильно не увлекайся, – предупредил комбат. – Она еще и коварная. Голова вроде светлая, а попробуешь встать – и ноги подкашиваются.

– Пускай пьют, чего ты их пугаешь? – еле слышно прошептал чекист по-русски и толкнул майора в бок.

Больше он ничего не добавил, но ход мыслей профессионального разведчика было несложно представить. Мол, не мешай их накачивать. Все военные владеют секретной информацией. И такой возможности нельзя упускать.

Комендант миссии взял в руки бутылку и обновил только что осушенные британцами стаканчики. Наливал не помногу.

– За этот тост пьем, не закусывая. Такая традиция, – Чагин прищурился и плеснул на дно своего стакана, – за армию! Не важно, какой страны. Каждый настоящий мужчина служил.

– Если они не смогут подняться, сам их потащишь обратно к восстанавливаемому мосту, – шепотом предупредил Лавров.

– Не мешай, майор.

Все выпили. Чекист вновь разлил спиртное по кружкам и хотел было произнести следующий тост, но слово взял Дуглас.

– Хочу вас предупредить… – старший лейтенант неожиданно икнул, – извините… Так вот… в этом районе орудует банда полевого командира Абу Джи Зарака. По данным афганских военных, у него в подчинении находятся около ста – ста пятидесяти бойцов. Все хорошо вооружены и имеют опыт боевых действий. Вот уже третий год они совершают налеты на местные деревни и поселки. Так что будьте осторожны. Вполне возможно, что они уже знают про ваш приезд.

– Не слышал о нем, – проворчал Чагин.

Батяня недобро покосился на чекиста.

– Почему мы не были проинформированы? – холодно спросил Лавров.

Но ожидать от Чагина вразумительного ответа не приходилось. Как и комбат, комендант миссии узнал о существовании полевого командира и его банды только сейчас. Это было понятно по удивленному, даже немного глуповатому выражению его лица.

– Наверное… мое руководство… – Чекист не находил нужных слов.

– Проехали! Но только нас об этом не предупредили, спешка сказалась, – прервал его майор, поняв, что от Чагина ничего конкретного не добьешься. – А сейчас нам следует предупредить всех наших бойцов и укрепить охрану… – Батяня остановил взгляд на Авдееве.

Лейтенант пулей вылетел из палатки.

Находясь в компании десантников и британских военных, Бортохова испытывала дискомфорт. Нет, конечно же, женщине нравилось смотреть на тренированные мужские тела, упругие мышцы, переливающиеся под майками при малейшем движении, но отсутствие к ней какого-либо внимания делало ее напряженной и нервозной. У мужчин уж так ведется – или женщины, или пьянка. Чтобы хоть как-то расслабиться, Ольга то и дело прикладывалась к стакану. Результат не заставил себя долго ждать. Происходящее перед глазами сделалось туманным, расплывчатым. Фигуры, лица, предметы – все смазалось, став одним большим целым. В голову одна за одной лезли непристойные мысли. Держать себя в руках Бортохова уже не могла.

– Ну что, красавчик? – даже не осознавая того, что обращается к британскому сержанту на русском, шепотом зазывающе произнесла врач миссии.

– Я тебя не совсем понимаю, – развел руками парень.

– Трахнемся, когда они разойдутся? – неожиданно громко спросила женщина таким тоном, что слово в переводе не нуждалось.

Воцарилась тишина. Прервавшие застолье британцы, русские и афганец – все смотрели в угол палатки, где пьяная в стельку Ольга откровенно предлагала заняться сексом, думая, что другие не услышали ее слов.

– Тут же люди! – шепотом проговорил сержант.

– Ты хочешь прямо сейчас?

Женщина наклонилась над парнем, чудом не задев больной ноги. Ее крепкие руки обвили мужскую шею, а губы начали целовать везде, только не в губы. Сбросить с себя медсестру британец был не в силах, так как та весила по крайней мере килограммов восемьдесят. Но за него это сделал Батяня.

Взяв Ольгу за плечи, он выпрямил ее и придержал рукой, чтобы та не грохнулась на землю. На Лаврова смотрели затуманенные алкоголем глаза.

– Пошли на улицу!

– И ты хочешь? – Женщина эротично облизывала языком поблескивающие влагой губы.

Комбат ничего не сказал в ответ и повел пьяную Бортохову к треугольному вырезу в палатке, за которым виднелась звездное небо. Оказавшись на улице, майор осмотрелся по сторонам. У входа стояло ведро с водой. И, прежде чем женщина успела понять истинные намерения десантника, он обдал ее водой с ног до головы.

– Да что ты себе позволяешь? – Бортохова подняла руку, чтобы отвесить Андрею оплеуху.

Но Лавров спокойно отошел в сторону. Женщина вложила в удар всю свою силу и злость, но промахнулась – потеряла равновесие.

– Скотина. Да я тебя…

– Молчи! – Лавров подошел к Бортоховой и протянул ей руку. – Вставай, или так и будешь сидеть на земле?

Бортохова промолчала. Она прекрасно понимала, что если откажется, то так и останется сидеть, потому что сама подняться не в состоянии. Женщина обвила пальцами запястье десантника и с его помощью встала на ноги. Вздохнув, она зло посмотрела на обидчика.

– Это тебе с рук не сойдет.

– Ты что, на курорт приехала, что такое себе позволяешь? – перешел в нападение комбат.

– Не твое дело.

Вдруг вдалеке, рядом с тем местом, где стояли грузовики и вездеходы, протрещала короткая автоматная очередь. Лаврову было уже не до Бортоховой. Вскинув автомат, он побежал на вспышки выстрелов.

* * *

Постовой очнулся от острой боли в затылке. Голова ныла, словно залитая свинцом, мышцы шеи сводила судорога. Перед глазами стоял непроглядный туман. Десантник тряхнул головой, пытаясь прийти в себя, но от резкого движения ему стало только хуже – к горлу подкатил комок тошноты. Тяжело задышав, он с трудом перевернулся на бок.

– Что, черт возьми!.. – ужаснулся постовой, нащупав на затылке шишку размером в теннисный мячик для пинг-понга.

Однако, несмотря на провалы в памяти, десантнику все же удалось кое-что вспомнить: луна, каменистый склон, ползущие по земле тени, а потом…

– Эй! Тревога! – Но вместо крика из недр глотки вырвалось что-то тихое, не слышное даже ему самому.

Постовой попытался встать на ноги, но тщетно – голову потянуло к земле. Оставался последний способ предупредить о произошедшем. Десантник дотянулся до матерчатого ремня автомата и приподнял оружие над собой. Протрещала короткая очередь, отозвавшаяся в висках постового пульсирующей барабанной дробью. Тяжело вздохнув, он вновь попытался встать и потерял сознание…

– Как ты?

Сержант почувствовал резкий запах нашатырного спирта. Поморщился, приоткрыл веки. Перед ним, словно в калейдоскопе, кружилось по кругу множество копий лица майора Лаврова.

– В норме. Меня… – сержант показал большим пальцем на голову, – напали сзади…

– Уже понял. Ты видел их?

– Нет…

– Ему необходима помощь. Живо отнесите его в палатку, – приказал Лавров двум бойцам.

Комбат закурил сигарету и отошел к склону. За его спиной раздались шаги. К Батяне обратился Авдеев:

– Мы обошли каждый дом. Никто ничего не видел и не слышал, – доложил лейтенант.

– Этого и следовало ожидать. Даже если кто-нибудь что-то и заметил, все равно нам ничего не сообщит. Для местных жителей мы чужие люди, а для некоторых и враги, так что рассчитывать на сотрудничество не приходится. Будем расхлебывать эту кашу своими силами… Есть соображения, чьих это рук дело?

– Может, местные мародеры? Решили ограбить конвой, но их что-то спугнуло или просто не заинтересовали медикаменты, – с ходу предположил Авдеев.

– Напасть на десантника не всякий решится. Подкрались и ударили очень профессионально.

Лавров смотрел на яркий полумесяц, одиноко висевший в ночном небе. Версий у майора относительно произошедшего было очень много, и каждая из них могла быть верной. Но какая именно? Для этого он и решил посоветоваться с молодым лейтенантом. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.

– Все было сделано очень продуманно, а мародеры так не действуют. Больше похоже на заранее спланированную акцию. Вот только спланированную кем?

Вдалеке замаячили чекист с британцами. Старший лейтенант Дуглас и его люди были абсолютно трезвые, словно и не пили. Зато Чагин выглядел захмелевшим и явно находился не в лучшем расположении духа.

– Что здесь произошло, майор? – напористо спросил комендант миссии.

– Нашего человека оглушили. Около получаса он пролежал без сознания.

– Что-нибудь пропало?

– В этом-то и вся соль. Все осталось на месте.

– Кажется, я знаю, кто это сделал… – Чекист в упор посмотрел на британского старлея. – В палатке вы говорили о полевом командире, который заправляет в этих местах.

– Навряд ли. Если бы это были они, то ваш часовой лежал бы с перерезанным горлом. Эти звери никого не оставляют в живых, – сказал Дуглас.

– Может, они просто решили нас по-хорошему предупредить? Чтобы мы поскорее отсюда уехали, – неуверенно пожал плечами чекист Чагин.

«Он что, в самом деле такой наивный или только таковым прикидывается?» – задумался майор.

Как бы оно там ни было, но одно комбат знал точно – их мирное пребывание в Афганистане уже закончилось. Кто-то бросил им вызов, который они не могли отклонить.

Глава 4

Новость о похищении российского дипломата, директора Казанского музея и его хранительницы с малолетним сыном мгновенно разлетелась по всему миру. Первым ее подхватил Интернет. На некоторых новостных сайтах и малоизвестных поисковиках были вывешены баннеры, предлагавшие просмотреть небольшой видеоролик, снятый на камеру мобильного телефона.

Стоило лишь дважды щелкнуть кнопкой мыши, как на экране появлялась неважного качества запись, с размытым, прыгающим изображением. Первое, что бросалось в глаза, – четыре человека, стоявших на коленях у скалы. Руки и ноги взрослых заложников были связаны тонкой веревкой, а на головы надеты черные матерчатые мешки. Мешки шевелились, то надуваясь, то сдуваясь, отчего становилось ясно, что российские граждане еще живы. Мальчик держался возле матери, молил пощадить хотя бы ее.

Потом камера «отъезжала». В кадре появлялись двое высоких мужчин в черных масках. Они держали автоматы, целясь в головы заложников. Вверху бегущей строкой шло послание на арабском. Оно было следующего содержания:

«Мы требуем от России, как правопреемницы СССР, выплаты репараций за оккупацию, а также материальной компенсации семьям погибших моджахедов. Требуем, чтобы Россия, как постоянный член Совета Безопасности ООН, поставила вопрос о немедленном выводе с территории Афганистана войск государств – участников так называемой антитеррористической коалиции. Если наши требования не будут выполнены, мы расстреляем заложников».

Ничего исключительного в послании не было. Обычные невыполнимые требования и угрозы талибов. Раз в год, если не в полгода, случалось что-то подобное. И почти всегда заложников убивали. После чего представители правительства этих стран сочувствовали семьям погибших и выплачивали денежные компенсации. А холеные генералы с экранов телевизоров твердили про то, что не следует идти на поводу у террористов, так как те, получив желаемое, в следующий раз замахнутся на большее. Но от этих заявлений легче никому не становилось, и похищения заложников повторялись.

К такой же развязке шло и это дело. Представители российского МИДа, спецслужб, посольства РФ в Афганистане заверяли, что ситуация у них под контролем и в скором времени заложники будут освобождены. Но как им это удастся сделать, никто не говорил. Все прекрасно знали, что требования террористов невыполнимы.

* * *

После съемки на камеру с заложников сняли обувь и, забрав все теплые вещи, отвели в один из небольших залов пещеры. Стены зала были гладкими, но разбитыми на сотни неправильных граней, словно бы камень вырезали с помощью ножей. По всей окружности зала, словно открытые рты, зияли ходы. Высоко над головой свод переходил в густой пучок сталактитов, но пол был плоским и сглаженным, как будто по нему проехались катком.

Пещеру наполняло отвратительное зловоние. Ядовитый запах с болезненной сладковатой примесью. Это воняла застоявшаяся и загнившая в углублениях вода. Скорее всего не их первых держали здесь. Заложники сперва старались реже дышать, чтобы хоть немного оградить себя от этой вони. Но деться от нее было некуда – ею успела пропахнуть не только одежда, но даже кожа. Однако зловонный запах можно было еще стерпеть, но вот жуткий холод, который царил в пещере…

Мерзло все, что только могло замерзнуть, особенно это касалось рук, ног и ушей. Кожу покалывало. Пальцы на ногах и руках сводила судорога. Шевелить ими со временем становилось все труднее. Не будь заложники связаны веревкой, они бы смогли растереть леденеющие конечности и хоть как-то согреться.

Мария Воронцова и ее сын сидели в дальнем углу зала. У противоположной стены – Баренцев и директор Казанского музея. Но в темноте мужчин почти не было видно.

– Не бойся, мама, я тебя в обиду не дам! – вдруг продрогшим от холода голосом произнес мальчик и тут же спросил: – Мама, а я умру, если замерзну?

– Нет, что ты… Ты двигайся.

Женщина чуть не расплакалась, но все же смогла взять себя в руки, чтобы ее паника и страх не передались ребенку. Она понимала, что сына нужно обязательно согреть. Но как, если она связана по рукам и ногам, а кроме легкой летней майки да тонких штанов, на ней ничего нет.

Воронцова бросала испытующие взгляды на двух талибов, стоявших всего в паре шагов от нее. Мариам надеялась, что охранники пожалеют ее сына и дадут ему что-нибудь из теплой одежды. Ведь наверняка у них тоже были дети.

Тот, что был левее и ближе к Марии, наконец посмотрел в ее сторону.

– Чего тебе? – пробасил худощавый афганец.

– Ребенок замерзает. Принесите ему, пожалуйста, одеяло или накидку!

Террорист лишь ухмыльнулся.

– Еще чего. Это тебе не отель! Сиди тихо и жди, пока тебя не выкупят твои русские или мы тебе голову не отрежем. Второе я сделаю без особого удовольствия. Можешь мне поверить. Но не ты первая, не ты последняя.

Худощавый оскалился. Мария поняла, что уговаривать охранников бесполезно. На что можно надеяться, если даже замерзающий ребенок не вызвал в их сердцах сострадания? Но Воронцова не собиралась сдаваться и была готова на все, чтобы добиться своего.

– Я думаю, ваш командир не обрадуется, если один из заложников умрет. Верно? – цинично спросила Мария.

Улыбка тут же сошла с лица худощавого. Одно упоминание о полевом командире уже вызвало в талибе тревогу и трепет. Охранники переглянулись.

– Ты это к чему?

– А вы хорошенько подумайте. Разве русские станут выполнять ваши требования, если вы не сдержите свое слово? Ведь за мертвых выкупа никто не платит. Случись что-нибудь с моим мальчиком, и ваш командир останется без денег. И как вы думаете, кто будет в этом виноват?

Талиб нахмурился и, положив руку на плечо напарника, отвел его в сторонку. Послышался шепот. Охранники говорили очень тихо, но Мариам догадывалась, о чем идет разговор.

– Вы думаете, они действительно сжалятся? – донесся из темноты голос Баренцева.

– Не знаю, Петр Владимирович, но попытаться стоит, – ответила ему Мариам.

– Бог вам в помощь, – тяжело вздохнул советник.

Посовещавшись, талибы подошли к Воронцовой.

– Наше дело – охранять, другого нам не дано. Так что мы отведем тебя к нашему командиру, пускай он и решает. Скажет убить – убьем. Скажет выдать одеяло – выдадим, – заключил талиб.

– Хорошо, я согласна, – не колеблясь, ответила Мариам.

– Сейчас мы развяжем твои ноги, и ты пойдешь за нами. Только не вздумай ничего выкинуть!

– Дайте мне, пожалуйста, еще одну минуту, чтобы поговорить с сыном.

– Валяй! Только быстрее, а то мы можем и передумать.

Воронцова посмотрела в полузакрытые глаза сына. От холода мальчика клонило в сон.

– Не спи. Ты меня слышишь? Двигайся и не спи.

– Да, мама.

На глазах Мариам проступили слезы. Она была готова расплакаться, так как знала, что ей придется оставить сына. К тому же она не была уверена в том, что охранники действительно решили отвести ее к командиру.

– Мне нужно отойти.

– Ты куда, мам?

– Не волнуйся, я скоро. – Воронцова бросила в темноту: – Присмотрите за ним.

– Хорошо, – ответил Баренцев.

– Будьте осторожны, Мария, – охрипшим голосом предостерег директор Казанского музея так, будто что-то могло от нее зависеть.

Единственный факел, который нес в руках охранник, освещал узкий коридор, зловещий и мрачный. Ледяной холод каменного пола буквально прожигал голые ступни Марии насквозь.

«А может, он мне соврал и сейчас изнасилует, а потом…» – от этой мысли Воронцовой сделалось не по себе.

Молодая женщина пыталась успокоиться, однако ее невольно трясло от страха. Ею овладевала паника, мысли лихорадочно кружились в голове. Казалось, что стены сужаются, а потолок начинает давить на нее, хотя на самом деле коридор оставался прежним.

Сейчас ее ноги были свободны, только руки все еще оставались связаны. Даже если бы предоставился шанс, она не попыталась бы убежать. Хотя в кромешной темноте коридора, от которого ответвлялось множество проходов, она бы точно сумела улизнуть от преследования, даже на заледеневших от холода ногах. Нашла бы для этого силы. Вопрос заключался в другом: куда бежать? К тому же там, за ее спиной, остались сын и двое товарищей, бросить которых она не могла.

Охранник неожиданно остановился, повернулся к Мариам и вскинул автомат. Мариам невольно вздрогнула:

«Вот и все».

– Дальше пойдешь сама. Прямо до стены, а потом повернешь направо, там увидишь свет!

Мариам послушно сделала шаг в темноту. Как только она свернула в другой туннель, тусклый свет факела за ее спиной исчез, поглощенный непроглядной тьмой, подступавшей со всех сторон. Она была такой густой и страшной, что почти ощущалась физически. Воронцова вытянула вперед связанные руки, чтобы не наткнуться на преграду.

Но вскоре показался свет. Перед девушкой был небольших размеров зал, в центре которого горел костер. На большом ковре с восточным узором сидел старик с белой бородой. Рядом с ним стоял тот самый молодой талиб, который представился ей на выставке преподавателем истории.

Мужчины оживленно общались, даже не замечая, что за их спинами стоит женщина. Мариам поняла, что охранник не соврал, а действительно отвел к главному и убивать ее не собираются. Поэтому она смело ступила босыми ногами на ковер и негромко кашлянула, чтобы обозначить свое присутствие.

– Что она тут делает? – занервничал Ахмуд.

– Погоди! – Старик небрежным жестом руки остудил пыл своего заместителя: – Присаживайся к огню.

Мариам опустилась на ковер, тот был очень мягким, словно под ним был еще точно такой же. Жар от костра приятно обжег ее замерзшее тело.

– Я знал, что ты придешь… Хочешь помочь своему сыну?

– Я всего лишь хотела попросить для него одеяло. Он замерзает, – подвинувшись поближе к огню, ответила Мариам.

Старик запустил пятерню в бороду и некоторое время накручивал волосинки на указательный палец, словно пытался связать из них косички.

– Как мать ты мне нравишься… Но вот как мусульманская женщина может ходить с непокрытой головой, без чадры… За это тебя следует наказать.

Мариам уже начала жалеть, что пришла сюда. Но дороги назад не было. Оставалось только ждать, что скажет благообразный полевой командир талибов. От его решения зависела не только ее жизнь, но и жизнь других заложников.

– Приведи сюда советника, – неожиданно приказал Ахмуду Абу Джи Зарак. – И пусть заложников переведут в сухую пещеру да разведут там костер.

* * *

На Баренцеве не было лица. Казалось, он вот-вот упадет в обморок. Наверное, если бы не Ахмуд, который поддерживал его под локоть, так бы оно и произошло.

– Ну что, Петр Владимирович, будете с нами сотрудничать?

Советник испуганно посмотрел на блестящее лезвие ножа, а потом перевел взгляд на старика.

– Вы же понимаете, что сделать это я не могу.

– А лишить женщину жизни ты можешь?

Баренцев сглотнул. Он хорошо понимал, что, если не согласится на сотрудничество с талибами, смерть Воронцовой будет на его совести и он никогда в жизни не простит себе этого. Конечно, если потом он и сам останется в живых.

– Если ты все еще сомневаешься, то я прикажу своим людям изнасиловать Мариам на глазах ее сына. Затем на глазах этой презренной женщины, – старик кивнул на Воронцову, – именующей себя мусульманкой, будем долго мучить ее ребенка. Сперва отрежем уши, потом пальцы на руках и ногах. А виноват будешь ты. Как потом с этим жить?

Советник был загнан в тупик. Выбора у него не оставалось.

– Хорошо, я согласен.

Абу Джи Зарак поднял руку, и Ахмуд усадил Петра Владимировича на ковер, взял в руки небольшую цифровую видеокамеру.

– Говори убедительно, – произнес он и протянул листок советнику.

Трясущимися руками Баренцев взял в руки исписанный лист бумаги и пробежался глазами по тексту. То, что он должен был произнести перед камерой, не лезло ни в какие ворота. Но, впрочем, советник хорошо понимал, что его «откровение» перед камерой окажется настолько невероятным, что в цивилизованном мире ему никто не поверит. Будет сразу понятно, что его вынудили оклеветать себя и свою страну.

Ахмуд нажал кнопку на корпусе камеры – загорелся красный огонек. Запись пошла.

– Мне, советнику российского посла в Кабуле, Петру Владимировичу Баренцеву, стало известно…

* * *

В предрассветном небе меркла последняя звезда. Растворялся в светлеющей синеве полумесяц. Показался яркий диск солнца, взошедший над вершинами гор.

Над плоскими крышами домов пронеслась стая ворон. Покружив некоторое время над площадью, обогнув минарет, птицы резко взмыли ввысь. Их карканье многократным эхом отозвалось в горах. На улицах поселка Аль-Молааман уже начинали появляться люди.

Майор Лавров прищурился от солнечного света и подошел к большой луже, оставленной вчерашним дождем. В мутной воде, как в запотевшем от пара зеркале, отразилось его угрюмое лицо, небритый подбородок. Комбат поморщился, словно выпил лимонного сока, и недовольно стер отражение, тронув его подошвой. Отражение дернулось, искривилось и пошло по воде кругами.

«Ну и морда у тебя», – хмыкнул себе под нос десантник.

– Авдеев, доложи.

– Больше никаких происшествий не зафиксировано, товарищ майор! – охрипшим голосом доложил Авдеев.

Как и майор, лейтенант всю ночь не смыкал глаз и был не прочь вздремнуть часок-другой. Он протер слипающиеся глаза.

– Хорошо… давай Бортохову буди, ей укол сержанту делать, а она все еще дрыхнет, словно не на службе, а в отпуске находится.

– Это легко, – усмехнулся Авдеев и зашагал к палатке.

– Да… как там британцы? – окликнул лейтенанта Лавров.

– Они тоже пост выставили.

– Зови Дугласа и его людей сюда, кофе попьем. У машин только двоих оставь, остальных возвращай. Днем талибы не рискнут напасть. – Лавров не удержался, широко зевнул и бросил взгляд на ярко-золотистый диск солнца, взошедший над зубристыми вершинами гор.

– Есть, товарищ майор! – Авдеев подошел к медицинской палатке и крикнул: – Бортохова!

Из чрева палатки донеслось невнятное ругательство.

– Я не сплю, – затем что-то упало, заплескалась вода.

Спустя несколько минут перед десантниками уже стояла приведшая себя в порядок Ольга Бортохова. По ее виду сложно было предположить, что вчера врач была пьяна. Сказывалась военная привычка быть назавтра «в форме».

Женщина зло взглянула на Лаврова:

– Чего уставился, майор? Не нравлюсь?

– Молодец, Ольга, – ровно ответил комбат и тут же добавил: – А насчет вчерашнего… так про это и вспоминать не стоит. Если, конечно, не повторится.

Бортохова демонстративно поправила прическу.

* * *

Свежий кофе обжигал горло, согревал желудок, а самое главное – бодрил. Комбат допивал уже вторую кружку. Сонливость, которая его мучила с самого утра, теперь улетучилась, в уставшем теле начинали появляться новые силы, а голова стала легкой и чистой, как пуховое перышко.