Конечно, это было довольно рискованно, ну а прозевай мы эти гавани теперь, впоследствии, конечно, без войны нам бы не удалось вышибить засевших туда англичан или японцев! Да, смотреть надо зорко, там, на Тихом океане, почти вся будущность развития России, и, наконец, мы имеем вполне незамерзающий открытый порт; а железная дорого туда еще более укрепит наше положение.

Странно подумать, что Кирилл, плавающий на «России», близкий свидетель и участник всего происходящего на берегах Желтого моря!

[Великий князь Кирилл Владимирович, как представитель русского царя, на новом русском военном корабле приплыл в Китай, официально принял Порт-Артур у китайского губернатора, потом нанес официальный визит японскому императору Муцухито.]

Как тебе понравились статьи в английских газетах? Жадные

мерзавцы – всегда им всего мало! Черт с ними!

На аудиенции у царя – министр иностранных дел.

– Какова реакции на наше предложение о мирной конференции и по сокращению вооружений от 12 августа? – спросил царь.

Муравьев раскрыл папку, лежащую на письменном столе царя:

– Как и ожидалась – разная. Ведущие страны отмалчиваются.

В остальных – положительная.

– Причины?

– В планах Англии – господство на море. Германия и Франция активно соперничают за колонии в Африке и готовятся к морскому соперничеству на море. Зато Австро-Венгрия и Италия поддержали наши инициативы. В их столицах понимают, что гонку вооружений, которую навязывают ведущие страны, им не выдержать. И они желают, чтобы не отстать, вооружения сократить.

– — Нам нужно как можно более открыто разъяснять свою позицию. Современные вооружения становятся все смертоноснее. Дальнейшее движение по этому пути гибельно для мира.

Совершенно очевидно, что для абсолютного большинства людей на земле прочный мир – главное желание. И Христос говорил: блаженны миротворцы, ибо сынами божиими нарекутся. Будем твердо идти по этому пути.

В кратчайший срок, в согласовании с другими министерствами, нужно подготовить циркуляр с конкретной программой мирной конференции и разослать, как и первый, государственным послам. Для ускорения предложить место конференции. Ваше предложение по месту?

– Гаага. В Голландии у нас родственные связи и их правительство положительно отреагировало на нашу первую инициативу.

В конце августа газеты разнесли трагическую весть: в Австрии итальянский анархист ударом ножа в сердце убил императрицу Элизабет, жену императора Франца Иосифа. «Ужасное известие! – отозвался Николай Второй. – Бедный Франц Иосиф! Что за трагическая судьба у него».

Александра Федоровна – Николаю Второму (20 сентября, Ливадия):

Мой драгоценный, любимый душка!

Ты прочтешь эти строки, когда мерзкий поезд будет уносить тебя все дольше и дальше от бедной женушки. Первая наша разлука после свадьбы – мне страшно, я не могу вынести даже мысли о том,

что ты уезжаешь так далеко от меня. Но я не вправе ворчать, у Матушки такое горе, и она нуждается в твоем утешении, и бедному Апапа (датскому королю) ты тоже нужен – как приятно сознавать, что ты можешь быть полезен и помочь другим в печали (царь уехал в Данию на похороны своей бабушки, датской королевы Луизы, скончавшейся в возрасте восьмидесяти одного года). Я не на миг не перестану думать о тебе, и мои нежные молитвы будут всегда с тобой. Благослови и сохрани тебя Господь, мое сокровище, мой дорогой возлюбленный, и пусть его ангелы охраняют тебя.

Я не могу даже думать о том, что будет со мной без тебя – тебя, моего единственного, жизни моей. Я буду писать тебе каждый день, с тем чтобы, находясь среди других, ты хоть иногда слышал мой голос. Это напомнит тебе былые годы, только двух любимых существ уже нет – как тебе будет недоставать бедной Амама (скончавшаяся датская королева Луиза) – помоги и утешь тебя, Боже! Только бы они не задержали тебя надолго, хотя я понимаю, как бедная Матушка жаждет быть с тобой и излить свою душу. Нежно поцелуй ее от меня.

Как ужасно все покажется, так пусто и грустно – одинокие ночи – благослови меня, прежде чем заснешь, я всегда буду это делать для тебя – ветер донесет к тебе мое благословение. Береги себя, милый, любовь моя, и возвращайся сильным и благополучным.

Кажется, что у тебя никогда не будет ни покоя, ни отдыха, хотя ты так в этом нуждаешься. Я буду считать дни и часы, и пусть они пройдут так же быстро, как эти недели, хотя я в этом очень сомневаюсь. О, как я люблю тебя, мой родной, драгоценный, дорогой муженек, все глубже, сильнее, чище.

Я никогда не воображала, что наша семейная жизнь будет такой идеальной, твоя любовь дала мне полное счастье. Наши дорогие

девочки (в твое отсутствие), конечно, утешат меня.

О, Ники, мой муженек, наша разлука тяжела, а мне так хотелось, чтобы ты отдохнул, и мы жили спокойной жизнью, полной любви. Если бы я только знала, начинается у меня что-то или нет. Дай Бог, чтобы это было так, я жажду этого и, думаю, мой муженек тоже. Наша последняя ночь вместе, и потом одна-одинешенька на две долгие недели – но какая я эгоистка, все жалуюсь, а тебе от этого только хуже. Путешествие твое нелегкое, приезд будет ужасен – и меня не будет рядом, чтобы поцеловать, утешить тебя и заключить в свои объятия.

Я буду часто телеграфировать тебе по «Юникоду» и в дороге тоже, чтобы сказать тебе, как мы вернулись сюда, и ты тоже будешь иногда телеграфировать, правда? Письма я буду ежедневно отсылать в Бернсдорф, а потом, по пути домой, в Любаву, писать тебе, это утешение для меня, я так привыкла говорить с тобой о всяких пустяках, что теперь трудно без этого обойтись. Спать я буду в твоей каюте на «Штандарте», чувствуя себя ближе к твоему сердцу и твоим мыслям, мой обожаемый, любимый Ники.

О, мой душка, мне так грустно смотреть на твои большие печальные глаза – ах, отчего я не могу ехать с тобой – но я не могла поступить иначе, ведь Ирен (сестра Александры Федоровны) проделала такой большой путь, чтобы повидаться со мной перед отъездом на долгое время. О моем отсутствии так никто не будет сожалеть, так как я еще, в какой-то степени, им всем чужая – а они теперь хотят видеть только тех, к которым привыкли в окружении Амама. Теперь до свидания, мой ангел, моя радость, мой Ники, целую, целую тебя.

Твоя женушка навеки, навеки

Из письма Николая Второго – Александре Федоровне (22 сентября, в поезде):

Моя любимая, милая женушка,

Даже не могу сказать, как я благодарен тебе за твое нежное, милое длинное письмо, которое ты оставила для меня в поезде. Я прочел его, как только потерял из вида катер, уносивший тебя на яхту. Это было ужасно. Видела ли ты, как я махал тебе из окна шапкой? Я не мог отвести от тебя глаз, пока ты не взошла на борт, но

потом в темноте потерял из вида. Я как раз получил твою первую чудную телеграмму из Ливадии, утешительно было знать, что ты дома и все благополучно.

Бог даст, я смогу, по возможности, скоро встретиться там с тобой. Все же это долгая поездка. Как грустно не видеть твоего милого, любимого лица – не могу высказать. Это верно, мы так привыкли быть всегда вместе, что теперь, в разлуке, я чувствую себя потерянным. Нездоровится тебе или нет?..

Из письма (28 сентября, Копенгаген):

Когда я увидел всех других молодоженов, я почувствовал себя таким покинутым и неприкаянным. Но я уверен, что ни один из этих супругов не любит свою жену так сильно и преданно, как я люблю мою Аликс!

Твое имя здесь звучит постоянно (тетя Аликс и маленькая Аликс Кумберлендская) и это заставляет меня всякий раз вздрагивать и каждый раз приводит в волнение. Твой мальчик так грустит, что он один, что забывает о самом своем существовании. Он шлет почтение своей даме.

Кумберлендские кузины очень милы, и все три – высокие, красивые, обаятельные девушки. Миша (брат Ники), этот грешник, прекрасно подружился с ними; на прогулках две из них всегда виснут на нем!

Я не перестаю молиться за тебя и наших милых дочурок и каждый вечер, уже в постели, шлю вам троим мои нежные поцелуи и благословения.

Всегда твой истинно любящий тебя и страстно преданный старый Lausbub и муженек

Ники

Джорджи (герцог Йоркский, будущий король Англии, 11 октября, Бернсдорф) – Николаю Второму:

Мой дорогой Ники,

Мне очень недостает тебя здесь, дорогой Ники, и наших милых бесед, и курения; так приятно было повидаться с тобой снова после такой долгой разлуки. Ты был так добр, позволив мне сидеть у тебя и

одеваться к обеду. Теперь я живу в твоей комнате и пишу за твоим столом и всякий раз, когда я пишу Мэй (что я делаю каждый день), я думаю о том, как ты писал Алики.

Турецкие войска оставили, наконец, Крит, и я надеюсь, что этот трудный вопрос будет скоро решен и Джорджи (греческий) сможет поехать туда в качестве генерал-губернатора.

Всегда преданный тебе кузен и друг

Джорджи

Королева Виктория – Николаю Второму (1 марта 1899, Виндзор):

Дорогой Ники,

Мы уже давно не писали друг другу, но я уверена, что ты не забыл свою старую бабушку, которая так хотела бы снова увидеться с тобой и с дорогой Алики.

Но теперь я чувствую, что должна сообщить тебе кое-что, что, с одной стороны, тебе необходимо знать, а с другой, может быть, и не нужно.

Дело в том, что Вильгельм пользуется, к сожалению, каждым удобным случаем, чтобы убедить сэра Ф. Лешелла (британский посол в Берлине), будто Россия делает все возможное против нас с эмиром Афганистана! Нет нужды говорить, что я не верю ни одному слову из этого, так же как лорд Солсбери и сэр Ф. Лешелл.

Передай большой привет дорогой Алики и поцелуй за меня девочек, всегда преданная тебе бабушка.

В (иктория) К (оролева)

В кабинете царя с докладом – новый министр иностранных дел Сазонов:

– Думаю, важно объяснить английской королеве нашу позицию по Китаю, особенно в связи со строительством Китайско-Восточной железной дороги, – сказал министр. – Это жизненно важно для нас и Китая и не задевает интересов ни одной из европейских стран.

Также, в некоторых столицах, в неофициальных беседах с нашими представителями, высказываются идеи о разделении Китая. С моей точки зрения, Россия должна всячески препятствовать этому.

Царь пишет письмо, потом его зачитывает:

«Николай Второй – королеве Виктории (13 марта, С – Петербург):

Дражайшая бабушка,

От всего сердца благодарю Вас за Ваше доброе письмо, глубоко меня тронувшее.

Мне очень стыдно, что я так давно не писал Вам, и прошу меня извинить.

Я счастлив, что Вы так откровенно сообщили мне о Вильгельме. Теперь мне совершенно ясно, чего он добивается – он ведет опасную двойную игру. Много похожего на то, что Вы и лорд Солсбери,

должно быть, слышали о нас от сэра Ф. Лешелла, сообщал мне о политике Англии граф Остен-Сакен (русский посол в Берлине) из Берлина.

Меня очень порадовало, что Вы не поверили сказке о мнимом нашем альянсе с афганским эмиром, в котором нет ни слова правды.

Как Вам известно, дорогая бабушка, все, к чему я теперь стремлюсь, это возможно более длительный мир во всем мире. Последние события в Китае должны были это ясно доказать. Я имею в виду новое соглашение о строительстве железной дороги. Все, чего хочет Россия, это покоя и улучшения ее нынешнего положения в сфере интересов, определяемой близостью ее к Сибири. Обладание Порт-Артуром и Маньчжурской (Китайско-Восточной) железной дорогой жизненно важно для нас и ни к коей мере не задевает интересов ни одной европейской державы, В этом нет и никакой угрозы независимости Китая. Пугает сама идея крушения этой страны или возможности разделить ее между разными державами, и я считал бы это величайшим из возможных бедствий!

Надеюсь, что прекрасный климат Ривьеры будет Вам полезен.

Если все будет хорошо, как бы очень хотелось посетить вас осенью частным образом в Балморале вместе с детьми; надеемся, что этот план Вам понравится.

Аликс шлет Вам свою нежнейшую любовь, и то же делает Ваш всегда преданный и любящий внук

Ники

Царь смотрит на министра:

– Мы ясно обозначили свою позицию?

– Вполне. Предлагаю передать это письмо через графа Воронцова.

14 июня – третий счастливый день царской четы – родилась дочь, её нарекли Марией. Роды были легче двух первых, царица сама кормила дочку.

Георгий (брат) – Николаю Второму (15 июня, Абас-Туман):

Мой дорогой Ники!

От всего сердца поздравляю тебя и Аликс с новой семейной радостью – рождением третьей дочки. Надеюсь, что Аликс себя хорошо чувствует и что все идет прекрасно. Мне ужасно досадно и жалко, что до сих пор не пришлось увидеть ваших дочек и познакомиться с ними, но что же делать! Значит, не судьба и на все воля Божия. Но мне живется здесь хорошо, и я не могу жаловаться на судьбу; осенью будет 8 лет, что я здесь, так что поневоле я свыкся и с жизнью этой, и с местом. Просто не верится, что уже столько лет я здесь живу.

Мне кажется, что так недавно еще мы плавали вместе на «Азове», а между тем уже прошло 8 лет. Жалко мне мою морскую службу, которую я так полюбил тогда, но я давно уже мысленно распрощался с ней и, к несчастью, я не гожусь больше ни на какую службу. Ходить пешком, например, я совсем не могу благодаря одышке, и это для меня огромное лишение, так как ты сам знаешь, как я любил всегда гулять и работать.

[Это последнее письмо брата царя.]

28 июня царь получает срочные телеграммы. В первой – сообщение, что цесаревич Георгий поехал на велосипеде и у него горлом пошла кровь. Во второй – краткое сообщение о его кончине.

Николай Второй приносит телеграммы матери. Мария Федоровна, прочитав первую, бросила ее в лицо сына с гневным криком: «Как ты допустил, что Жоржик, больной туберкулезом, поехал на велосипеде!?»

Адъютант, стоявший около царя, посмотрел на вдовствующую императрицу и сказал: «Надо быть готовыми на все, есть и другая телеграмма».

Королева Виктория – Николаю Второму (2 июля, Виндзор):

Дражайший Ники,

Прошу принять мое искреннее соболезнование в постигшем тебя большом горе, ведь я знаю, как ты был привязан к твоему бедному брату Георгию, жизнь которого была так печальна и одинока.

Теперь тебя будет огорчать, что ты так долго его не видел. Произошло ли это совершенно внезапно и что послужило причиной рокового кровотечения?

Я очень рада, что дорогая Алики так быстро пришла в себя после родов, но сожалею, что это 3-я подряд девочка. Знаю, что с большей радостью страна приветствовала бы наследника вместо дочери.

Позволь мне также поблагодарить тебя за твое доброе письмо к моему дню рождения и за чудесные и такие нужные мне серьги, которые любезно подарила мне Алики.

Всегда преданная тебе бабушка

В (иктория) К (оролева)

Р.S. Уже написав это письмо, я услышала от тети Аликс о весьма огорчительных обстоятельствах смерти твоего дорогого брата, которые, несомненно, усугубили горе твоей дорогой Мама. Наверно, неразумно было позволять ему ездить на велосипеде?

На Невском проспекте вокруг круглой тумбы толпа. Голос из толпы: «Читай громче!» Мужчина водит пальцем по наклеенному листу:

– Объявляем о смерти наследника – цесаревича великого князя Георгия Александровича. Отныне, доколе Господу не угодно благословить нас рождением сына, ближайшее право наследования Всероссийского престола, на основании Государственного Закона о престолонаследии, принадлежит Любезнейшему Брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу…

Из письма Николая Второго – королеве Виктории (8 июля, Петергоф):

Моя дорогая бабушка,

Ваше доброе письмо с горячим сочувствием нам в нашем ужасном горе глубоко тронуло меня, и я от всего сердца благодарю Вас за него. Это действительно ужасный удар, столь внезапный и

неожиданный и почти разорвавший сердце бедной дорогой Мама.

Ей было особенно тяжело это перенести, потому что в последнее время она не была с нашим дорогим Джорджи. Зная, что в такой момент каждое доброе слово приносит утешение, я не премину сообщить ей о Вашем нежном письме.

Рад сказать, что Аликс и бэби чувствуют себя хорошо и весь день проводят на балконе. С самого рождения нашей малютки стоит великолепная погода, я не припомню такой жары у нас на севере.

Мама возвращается с телом в понедельник, и я поеду встречать ее в Москву, с тем чтобы вернуться вместе с ней.

Наши планы на осень еще не совсем определились, но мы надеемся, что Вы позволите нам приехать с детьми в Балморал в конце августа по новому стилю.

Мы с Аликс шлем Вам нашу глубочайшую любовь.

Остаюсь, дражайшая бабушка, Ваш преданный и любящий внук

Ники

Из письма Николая Второго – Александре Федоровне (10 июля, Петергоф):

Моя милая, дорогая женушка,

Кажется странным писать тебе, находясь внизу у себя в комнате и зная, что ты спокойно сидишь на балконе. Но завтра я буду далеко и хочу, чтобы и дня не проходило, когда бы ты не услышала от своего мужа, из уст ли или из письма, как он любит тебя и трех малюток! Моя дорогая, на этот раз наша разлука недолгая, поэтому бодрись и постарайся быть как можно больше с детьми.

Пожалуйста, пригласи к вашей трапезе мою старую собаку и не забудь покормить наших птичек во дворе! Меня страшит встреча в Москве, после четырехлетней разлуки увидеть брата в гробу – это чудовищно. Боюсь, это убьет бедную Мама! Что ж! Ничего не поделаешь, мы, как всегда, должны запастись мужеством и терпеливо нести свой крест, как велит нам Иисус Христос. Но иногда это невыносимо тяжело!

Я менее всего смею жаловаться, имея такое счастье здесь на земле, обладая таким сокровищем, как ты, моя возлюбленная Аликс, и

уже тремя маленькими херувимами. От всей души я благодарю Бога за все Его благодеяния. Дав мне тебя, Он дал мне райскую, легкую и счастливую жизнь. Работа и временные трудности – ничто, пока ты рядом со мной. Может быть, по моему виду это не заметно, но я это глубоко чувствую.

Благослови тебя Бог, моя любимая жена! Будь уверена, что мои молитвы и мысли всегда с тобой. Спокойной ночи, моя милая, дорогая Аликс, моя родная жена, моя радость, мое счастье, моя единственная! Благослови Бог тебя и дорогих дочурок!

Всегда твой истинно преданный и глубоко любящий муж

Ники

Александра Федоровна – Николаю Второму (10 июля, Петергоф):

Мой драгоценный дорогой муженек,

Не нахожу слов, чтобы сказать тебе, как я обрадовалась, когда Арчи принес мне твое обожаемое письмо. Это был такой восхитительный сюрприз, и я благодарю тебя от всего сердца – ты слишком мил, подумав обо мне, а я на этот раз не передала письма для тебя, какой стыд!

Ночью мне было одиноко, и каждый раз, как я просыпалась и протягивала руку, я касалась холодной подушки, а не родной теплой руки, и некому было ткнуть, потрясти или потормошить меня, чтобы разбудить.

Мне ужасно не хватает твоих поцелуев и тяжело видеть, как ты отправляешься один в это печальное путешествие – мы всякий раз расстаемся по какой-то грустной причине, и поэтому вдвойне тяжело отпускать тебя одного. Мои мысли ни на минуту не покидают тебя, могу вообразить, с какими чувствами ты подъезжаешь к Москве. Сердце болит за тебя, и я знаю, какая у тебя будет ночь – так и полетела бы к тебе, чтобы сжать тебя в своих объятиях, осыпать тебя поцелуями и сказать тебе о моей великой любви и о том, как она растет день ото дня, наполняя всю мою жизнь.

Джорджи, дорогой мальчик, теперь в мире и покое, далеко от жизненных невзгод и земных страданий. Нельзя даже желать, чтобы он продолжил свою одинокую жизнь. Я уверена, что он и твой дорогой отец теперь ближе к вам, чем когда бы то ни было, и им грустно видеть, как вы страдаете. Но подумай, какое ты утешение и поддержка для бедной Матушки, и как ей поможет твое присутствие.

Если моя любовь может хоть сколько-нибудь утешить тебя, позволь мне снова и снова говорить тебе: я люблю тебя, люблю тебя всем сердцем, всей душой, страстно и нежно.

До свидания, благослови тебя Бог. Осыпаю нежными поцелуями твое любимое лицо и каждое дорогое местечко и остаюсь навсегда твоей старой женушкой

Аликс

На похоронах императрица-мать стояла спокойно, без слез, но на лице – глубокое страдание. Когда опускали гроб в могилу, она пошатнулась и навалилась на дочь Ксению с широко раскрытыми глазами, громко выговорила: «Домой! Домой, я больше не могу». И, схватив шляпу с крышки гроба, рванулась от могилы. Царь подхватил ее и быстро повел к карете. Близкие последовали за ними, не успев даже бросить цветы в могилу.

В карете Мария Федоровна горько разрыдалась, прижимая к груди шляпу умершего сына. На яхте «Александрия», по пути в Петергоф, немного пришла в себя. В карете, рядом с ней сидел царь, напротив – ее дочери Ксения и Ольга. На лицах – печальная скорбь.

Из письма Ксении Александровны – Николаю Второму (11 октября, Ай-Тодор):

Мы страшно интересуемся войной в Трансваале, горой стоим за буров и желаем им успехов во всем. Я думаю, нет человека (кроме англичан!), которые бы не были на их стороне.

Царь и императрица-мать за круглым столом. Поднимая серебряный подстаканник со стаканом чая, Николай Второй сказал:

– Я поглощен сообщениями с войны Англии с Трансваалем, ежедневно перечитываю английские газеты.

– А что Аликс?

– Во всем думает, как я. Она в ужасе от потерь англичан офицерами. Но что делать, у них в их воинах всегда так бывало.

– Зачем англичанам эта война?

– Алмазы, алмазы. Где в мире есть что-нибудь стоящее, там найдешь английских офицеров. Сейчас копии царя Соломона и алмазные жилы Трансвааля не дают в Лондоне многим спокойно спать.

– А Гаагский парламент мира, как его назвали газеты, не содействует перемирию?

– Англичане блокировали наши главные предложения по сокращению и ограничению вооружений, приняты только второстепенные.

Английская политика имеет давнее прошлое. Морские разбойники Острова, под пиратскими флагами, бороздили по Атлантическому океану, захватывая торговые суда и совершая набеги на побережье. Наиболее успешные флибустьеры потом становились сэрами и адмиралами. Завоевание Северной Америки продолжение той же разбойничьей политики. Грабительские воины – главный источник пополнения английской казны.

– Ники, я нахожу, что надо поскорее объявить, что Миша не только наследник до рождения у тебя сына, но и цесаревич. Это будет правильно.

– Согласен.

Из письма Николая Второго – королеве Виктории (5 ноября, Вольфсгартен):

Моя дорогая бабушка,

Извините, что не ответил до сих пор на Ваше милое письмо, и глубоко благодарю Вас за него. Благодарю также за Вашу доброту к моему брату Мише, который, как я слышал, вернулся в Данию совершенно очарованным своим пребыванием в Шотландии.

Не могу высказать, как часто я думаю о Вас, зная, как Вас должна огорчать война в Трансваале и ужасные потери, которые уже понесли Ваши войска. Дай Бог, чтобы это поскорее закончилось!

Мы с Аликс посылаем Вам свои нежные приветы. Остаюсь, дорогая бабушка, Ваш всегда любящий и преданный внук

Ники.

Из письма Николая Второго – сестре Ксении Александровне (5 апреля 1900 г., Москва):

Дорогая моя Ксения,

Я не могу тебе описать те чувства, которые я испытываю здесь с начала Страстной; но могу тебя уверить, что теперь только я понял, что такое значит говеть. Аликс вполне разделяет мои чувства и это меня глубоко радует.

Мы ходим и утром, и вечером в разные церкви внутри теремов; службы в этих старых храмах производят чарующее впечатление.

Вчера мы ходили по стене Кремля и зашли в старинную церковь Благовещения (Нечаянной радости). Мы приложились поочередно к чудотворной иконе, окруженной массой лампадок, и, пока Элла прикладывалась, верхушка ее шляпы зацепилась за одну из лампадок. Она выделывала всевозможные повороты головы – ничего не помогало. Она краснела, нас разбирал смех, а помочь мы не могли, т. к. священник стоял между нами и ей и забалтывал нас объяснениями о церкви. После долгих усилий, наконец, Трепову удалось освободить её, а главное, удержать лампадку, которая грозила вылиться на нее, и Элла, вся красная, с шляпой на одном ухе и с растрепанными волосами, вышла с нами из церкви. Все стоящие там улыбались и низко кланялись.

Теперь прощай, моя дорогая Ксения. Крепко обнимаю тебя, Сандро и милых деток.

Христос Воскресе!

Сердечно тебя любящий старый брат

Ники

Вильгельм Второй – Николаю Второму (24 апреля, Берлин):

Дражайший Ники,

Спешу написать эти несколько строк, чтобы сердечно поблагодарить тебя за твое доброе, дорогое письмо, которое ты так любезно прислал мне с Костей. Я действительно прекрасно помню события, связанные с твоим совершеннолетием, и церемонии по этому поводу! Как храбро ты принес свою присягу и как глубоко тронут был твой дорогой отец, обняв тебя после этого! Как летит время! Теперь ты правитель Великой Империи, у тебя дети, а у меня

<1...6 7 8 9 >

На страницу:

Перейти

8 из 9