Два Царя

– Надо отменить все праздничные мероприятия, – сокрушенно проговорил царь. – Мы не можем веселиться, погибшие еще не похоронены.

Царица, сдерживая рыдания, озвучила вопль души:

– Дорогой, за что нам такие испытания?

Царь с печалью в голосе произнес:

– — Знамение… для нас… и для России.

В большом зале дворца две группы Дома Романовых,

разбавленные министрами, возбужденно обсуждали трагическое происшествие. В зал выходит царь и царица. К царской чете устремляются со всех сторон.

– Что случилось на Ходынке – чудовищно! – на ходу бросает великий князь Николай Михайлович. – Полная безответственность градоначальника! Сергея Александровича нужно отправить в отставку!

Градоначальник обиженным тоном отзывается:

– Я готов написать прошение об отставке!

Царскую чету окружили плотными кольцами. Перед царем выступил великий князь Алексей Александрович (брат Александра Третьего):

– Разве ты не видишь, Ники, что Михайловичи (семейство великого князя Михаила Николаевича, брата Александра Второго) склонны подыгрывать радикалам. Они открыто на стороне революции! Они стараются передать управление Москвой одному из своих.

Великий князь Николай Михайлович театрально вскинул руки вверх и патетически воскликнул:

– Мы в ужасном положении! Как во времена французских королей! Тогда двор танцевал в Версальском парке, не обращая внимание на приближающуюся революционную бурю.

Мы знаем, Ники, у тебя доброе сердце! Но помни: кровь этих несчастных останется неизгладимым пятном на твоем царствии. Ты не в состоянии воскресить мертвых, но ты можешь проявить заботу об их семьях. Не давай повода твоим врагам говорить, что молодой царь пляшет, когда его погибших верноподданных везут в мертвецкую.

5

В глазах царя загорелись огоньки гнева. Николай Михайлович умолк, гомон в задних рядах стих.

– Нужно отменить все праздничные мероприятия, – твердо сказал царь. – Помочь всем раненым, похоронить погибших, как подобает, в отдельных гробах. Министерство финансов… – он указал

на министра Витте, – выделяет триста тысяч рублей. От себя выделяю тысячу каждой семье, где есть погибшие. Также каждой пострадавшей семье будет выдаваться ежемесячное содержание.

Завтра на кладбище… – строгий царский взгляд был адресован градоначальнику, – проведите заупокойный молебен. Попросите вести молитву отца Иоанна Кронштадтского. Мы… – царь посмотрел на царицу, – посетим все больницы, где лежат раненые с Ходынки. А потом… я удалюсь в монастырь для молитвы.

Романовы зашумели. К царю шагнул градоначальник.

– Как это удалиться?! – он возмущенно вскинул руки. – Ники! Это невозможно! Мы потратили миллионы на эти торжества! Со всего мира съехались венценосные особы, императоры, короли, принцы! Ты не можешь так поступить! Франция на подготовку сегодняшнего бала потратила миллион франков! Мы хотим дружбы и договора с Францией перед возможной войной с Германией или нет?!

Николай гневно посмотрел на своего дядю.

– Тогда делайте что-нибудь! – и резко, развернувшись, удалился. Царица последовала за ним.

*

В больничной палате царь остановился у раненого с перевязанной ногой.

– Как себя чувствуете? – сердечно спросил пострадавшего.

Тот приподнялся:

– Терпимо.

– Как это случилось?

– Какое-то помешательство. Мы с приятелями пришли еще с вечера, а ночью людей все прибывало и прибывало. Рано утром вокруг было море народу! Вдруг пронесся слух, что буфетчики раздают еду и подарки своим. Все ринулись к палаткам. Началось что-то страшное, вспоминать больно.

Царица присела на соседнюю кровать, у пострадавшего были перевязаны обе ноги. Во взгляде Александры Федоровны сострадание и любовь:

– Вам очень больно?

Раненый опустил голову, в его глазах стояли слезы:

– Стыдно… Испортили вам такой праздник. Сами виноваты, так расстроили вас. Простите…

В глазах царицы заблестели слезы, она ласково провела рукой

по голове больного.

В карете сказала:

– Какой благородный человек! Но какой ужас – более тысячи погибших! Еле сдерживала слезы. Как такое могло случиться?

Царь, с печалью в голосе, сказал:

– Много странных моментов… Эта трагедия – не случайность. Возможно, обер-полицмейстер прав: кто-то подготовил эту провокацию. Нужно назначить после торжеств комиссию.

Царская чета объехала больницы, где лежали пострадавшие на Ходынке. Со многими беседовали. Царь стоял, царица присаживалась на койку. От присутствия, ласковых взглядов и добрых улыбок царской четы больные обретали тихую радость.

В зале Петровского дворца вдовствующая императрица Мария Федоровна строго сказала царю:

– Ники, нужно отменить все торжества. Мало объявить траур, мы должны показать своему народу и всему миру, как мы скорбим.

Градоначальник шагнул к Николаю Второму:

– Государь! Полицмейстер докладывает, на Ходынском поле перед царским павильоном собралось более семисот тысяч! Это больше, чем собрал Наполеон перед нашествием на Россию! Они все знают о трагедии, но, тем не менее, желают видеть своих царя и царицу. Подарки розданы, они ждут только прихода ваших величеств!

Сын-царь посмотрел на мать-царицу и вздохнул. Она промолчала. Появление царской четы на балконе павильона вызвало бурю восторга. Грянуло семисоттысячное «ура». Оркестр заиграл гимн российской империи, затем слился с хором, величаво певшем: «Славься, славься наш русский царь, Господом данный наш царь-государь! Да будет прославлен весь царский род и с ним благоденствует русский народ!»

В павильоне на лицах присутствующих августейших особ со всего мира – слезы. Царь повернулся к царице и тихо обронил: «На душе – и тяжко и светло».

Вторую «Славься» подхватила толпа. В некотором отдалении медленно ехал последний пожарный фургон, накрытый сверху

парусиной.

Вечером старшие великие князя уговаривали царскую чету

появиться на балу французского посланника. На глазах Николая Второго – слезы. Старшие дяди окружили его целой толпой. Говорили наперебой:

– Только для протокола!

– Несколько минут!

На балу торжествующий генерал-губернатор сиял победной улыбкой. Высокопоставленные зарубежные особы бросали на него недоуменные взгляды. Зашептались: «Эти Романовы сошли с ума!»

Четверо Михайловичей, демонстративно, перед началом танцев, серьезно нарушая дипломатический этикет, направились к выходу. Великий князь Алексей Александрович злобно крикнул им вслед: «Посмотрите, вот идут четыре императорских последователя Робеспьера!» Царь поманил к себе градоначальника и сказал: «Передайте посланнику, что мы через несколько минут уходим».

Царскую чету окружили старшие дяди царя. Владимир Александрович воскликнул: «Ники, твой уход воспримут во Франции как демарш! Дружба с Францией может дать трещину!» Алексей Александрович стелил более мягко: «Ничего страшного не произойдет. Если Вы… – перевел взгляд с царя на царицу, – останетесь до ужина. Больше никто не уходит». Градоначальник заявил: «Государь! Меня все обвиняют как главного виновника в случившемся. Я не намерен быть козлом отпущения! – Затем небрежно обронил. – Ваш уход – сентементальничье. Большую политику так не делают».

Великий князь Константин Константинович за чашкой кофе жалуется жене:

– Столько событий за три недели. Светлые и радостные, трогательные и умиленные. Если бы не Ходынка… Конечно, воля Божия! Но ответственные лица!..

Особенно Сергей, я его нежно люблю, но его поведение… Конечно, лично он не виноват. Разве у него недостаток предусмотрительности. Съездил бы он на место происшествия сразу,

явился бы на похороны погибших. Заявил бы государю о своей отставке, что как главное ответственное лицо не считает себя достойным оставаться генерал-губернатором. Попросил бы сам о

назначении строжайшего следствия – никто бы его не обвинял, и он бы завоевал всеобщее сочувствие. А что он делает вместо этого? Все наоборот! Государь глубоко расстроенный. С царицей весь день в слезах, не хотят ехать на французский бал. А Сергей, которому следовало бы сокрушаться не менее государя, вместе с братьями уговаривает его приехать.

Государь пожелал назначить чрезвычайное следствие. Сергей через министра внутренних дел доводит до сведения государя: если состоится рескрипт на имя Полена с назначением его председателем чрезвычайной следственной комиссии, то подаст просьбу об увольнении с поста градоначальника. Его поддержали Владимир и все старшие братья, заявившие, что тоже подадут в отставку. Это возмутительно! Великим князьям не пристало объявить государю ультиматум. И государь не подписал рескрипта на имя Полена.

– Чрезвычайная комиссия назначена?

– Назначена. Но с дружественными людьми Сергею. У меня душа изнывает за него. Мы дружны с детства. И вот мне со всех сторон приходится слышать одни упреки порицания в его адрес. И не имею возможности сказать хотя бы слово в его защиту.

– Поговори с ним, объяснись!

– Не могу! Мы бы только рассорились, а проку из этого не вышло бы.

– А что Элла?

– Она во всем его поддерживает.

За чаем, в узком семейном кругу, сестра царя Ксения Александровна говорит:

– Многие родственники и многие правительственные сановники считают, что ты попал под влияние Михайловичей.

Николай Второй поставил серебряный подстаканник на блюдечко:

– Обе партии вели себя непозволительно, – сказал он с грустью. – Как они не понимают, что единство среди правящего Дома

определяет внутреннее спокойствие страны. Личные амбиции только вредят общему делу. Ответить на вызов и принять их отставку – только подливало масло в огонь. Газеты и так подняли невообразимую шумиху. Но если старшие князья позволят себе еще один демарш, я

и минуты не буду колебаться, и не буду удерживать на их постах.

В своем кабинете Александра Федоровна приняла статс-секретаря, главного управляющего императорской канцелярией Танеева. На левой руке царицы – полугодовалая дочка, завивающая волосы мамы на пальчик.

– Александр Сергеевич, я знаю, как вы заняты, – начала царица. – Но хочу попросить вас о помощи в важном деле.

Танеев слегка поклонился:

– Буду рад служить вашему величеству.

– Мы основали комитет трудовой помощи. Одна из главных его задач – помогать безработным в устройстве на работу и создавать новые рабочие места. Для этой цели нужно помочь промышленникам в открытии новых фабрик и заводов. Человек, занятый трудом, во всех отношениях полезен обществу. Вы согласны?

– Совершенно.

– У вашего ведомства большие возможности в этом вопросе, поэтому я предлагаю вам пост товарища председателя комитета.

Танеев без колебаний ответил:

– Согласен. Сочту за честь служить лично вашему величеству.

Царица взяла с письменного стола папку для бумаг и передала Танееву. Один листок, лежавший сверху, упал на пол. Александра Федоровна быстро наклонилась и, подняв его, передала Танееву со словами:

– Я такая неловкая.

Танеев смутился. В этот момент в кабинет долетел приглушенный свист. Танеев покрутил головой:

– Что это за птица?

Царица покраснела, как девочка, и смущенно ответила:

– Это государь зовет меня, – и, быстро простившись, ушла.

*

Из письма Николая Второго – брату Георгию (29 июля,

Петергоф):

Про Москву не стоит говорить – тошно вспоминать, не особенно утешительно думать о коронации с грустной стороны. Нынешний год – какой-то каторжный, в котором Аликс и я являемся вроде мучеников.

А теперь несносные заграничные визиты. Сначала мы едем в Австрию, затем в Киев, Германию, Данию, Англию, Францию и, наконец, Дармштадт. Тут уж будет полный отдых, надо надеяться.

И при этом придется таскать с собой бедную дочку, все родные хотят её видеть. Воображаю, что французы выкинут в Париже – пожалуй, действительно провозгласят Наполеондрой или чем-нибудь в этом роде!

Из ответного письма Георгия (5 августа, Абас-Туман):

Грустно было узнать об уходе Сандро из флота. Это большое свинство со стороны дяди Алексея, так как он тебя поставил в безвыходное положение своими дурацкими условиями.

Вообще за последнее время милые дядюшки ведут себя весьма неприлично; я просто удивляюсь их нахальству, а еще более твоему терпению.

Из письма Николая Второго – королеве Виктории (10 октября, Дармштадт):

Дражайшая бабушка,

Мне очень жаль, что я заставил Вас так долго ждать моего ответа и не поблагодарил Вас сразу ж за два Ваших письма. К этому времени Вы, конечно, прочли уже во всех подробностях о нашем замечательном пребывании во Франции. Три дна в Париже были очень интересны, но довольно утомительны, и у меня почти не было времени заниматься серьезными предметами, не говоря уже о переговорах с важными лицами!

Когда я прибыл сюда, меня уже ждали четыре курьера, и потребовалось больше недели, чтобы разобраться со всеми этими делами.

Что касается Египта, должен признаться, дражайшая бабушка, что это очень серьезный вопрос, затрагивающий не только Францию, но и всю Европу. Россия крайне заинтересована в том, чтобы ее кратчайший морской путь в Восточную Сибирь был свободным и

открытым. Оккупация Египта Англией – это постоянная угроза нашему морскому пути на Дальний Восток, ибо ясно, что, у кого в руках долина Нила, у того и Суэцкий канал. Вот почему Россия и Франция не согласны с английским присутствием в этой части света и

желают реальной целостности канала. Увы, политика – не то, что частные или домашние дела, и в ней нельзя руководствоваться личными чувствами и отношениями. Подлинный учитель в этих вещах – история, а передо мной лично, кроме этого, всегда священный пример моего горячо любимого отца, как и результаты его деяний!

Г-н Стааль очень ясно объяснил бы Вам все эти трудности, связанные с Египтом, если бы Вы когда-нибудь дали ему случай поговорить с Вами откровенно. Но хватит о политике!

Вы можете хорошо представить себе, как рада Аликс снова оказаться дома, в более спокойной обстановке. Я тоже счастлив быть здесь и хоть немного отдохнуть после почти шести недель беспрерывных переездов. Сначала погода была чудесная, и мы совершали долгие прогулки по разным красивым местам вокруг Дармштадта: Югендхайму, Вольфгартену и т. п. Все это так ново для меня! Мы часто бываем в театре, который, по моему мнению, превосходен, и это прекрасный способ проводить вечера. Но, к сожалению, наше пребывание здесь через неделю кончится; мне, как и Аликс, будет жаль покидать эти мирные места.

Теперь до свидания, дражайшая бабушка, с наилучшими пожеланиями всем, остаюсь Вашим любящим и преданным внуком.

Ники.

*

В рабочем кабинете Николай Второй принимает доклад министра внутренних дел. Министр доносил:

– Студенческие волнения в Москве явно организованны.

– Охранка насчитала около трех десятков подстрекателей.

– Какие цели преследуют?

– Судя по фразеологии – все они из разных политический партий, от радикальных до либеральных. Руководитель отдела

наружного наблюдения считает, что управляются из одного центра. Когда генерал-губернатор приказал применить полицию и войска, подстрекатели исчезли все, как один.

– Куда?

– Некоторых заметили в столице. Возможно, и здесь затевается что-то подобное.

– Такой образ жизни требует немалых средств. Кто им платит?

– Финансовая сторона – наибольшая тайна в антиправительственной деятельности. Жандармское управление не может проследить источники. По некоторым предположениям

– из Германии, Франции, Англии и Соединенных Штатов.

*

Из письма Николая Второго – градоначальнику Москвы (25 ноября, Царское Село):

Дорогой дядя Сергей,

Очень тебе благодарен за твои два обстоятельных письма, которые подтвердили вполне ту картину об университетских беспорядках, уже известную мне из докладов Министерства внутренних дел и юстиции. От Министерства народного просвещения мне пока ничего не известно. Я вполне одобряю все твои распоряжения и действия университетского начальства. Разумеется, решительными и дружными мерами и одною и тою же системою «без колебаний» только и можно рассчитывать на верный успех.

В здешнем университете пока все спокойно, хотя Муравьев предсказывает возможность отголоска московских волнений. Невольно с досадой и даже завистью думаешь о мудрой постановке высшего образования в Англии – в университетах никаких историй, каждый учится сколько ему нужно, а главное, постоянно занимаются физическим развитием молодого поколения, в чем они тысячу раз правы! Потому что государству нужны дельные и здоровые работники, а не изможденные и телом, и душою существа, вырванные из своей среды и не знающие, к чему руки приложить. Это сильно наболевшее в России место, которое потребует много настойчивого труда, чтобы правильно и логично его разрешить. Оттого и происходит то грустное

явление, что учащаяся молодежь дает себя так легко сбивать на ложный путь, толкаемая и ведомая по нему несколькими десятками подлецов и негодяев!

Вечером мы уезжаем в город к Георгиевскому празднику, с которым поздравляю от души.

Аликс и я крепко обнимаем тебя и милую Эллу. Да хранит вас Господь!

Сердечно твой Ники

Элла – Николаю Второму (27 апреля 1897, Москва):

Дорогой Ники,

Хотя я написала письмецо вам обоим, хочу послать тебе еще несколько строк сразу после благодарственного молебна. Как я от всего сердца молилась за тебя в моем уголке и думала о словах Христа: «Ибо где двое или трое собраны во имя мое, там я посреди их». Я поблагодарила Бога за его бесконечную доброту и просила его благословить вас всех, а особенно тебя, и руководить тобою и дать тебе все, чего может желать твое сердце. Я никому не хочу зла, всем сердцем желаю тебе только добра и благословения Божиего и чтобы все твои подданные могли любить, почитать, понимать и помогать тебе верно идти по стопам твоего отца и править так же мудро и безупречно, как он. Я почти плакала отволнения, не от радости или веселья, но оттого, что огромная тяжесть, казалось, отлетела – тень, которая падала на тебя. Мне кажется, что наконец ты сможешь теперь показать, как одарил и благословил тебя Бог.

Нежные, нежные поцелуи от нас обоих и спасибо за все. Твоя верноподданная и любящая старая сестра

Элла.

*

29 мая – второй светлый счастливый день семейной жизни царской четы – родилась вторая дочь, Татьяна.

Из письма Георгия (брата) – Николаю Второму (2 июня, Абас-Туман):

Мой дорогой Ники,

От всей души поздравляю тебя и Аликс с рождением дочки.

Конечно, я очень обрадовался, получив твою телеграмму об этом событии, но, прости меня, был слегка разочарован, узнав, что родился не сын, а дочь. Я уже готовился уходить в отставку (пока у царской четы не появился наследник, следующий по возрасту его брат – Георгий – являлся официальным наследником), да не тут-то было. А вы все еще живете на Ферме? Когда же, наконец, будет готов дом у моря?

Сестра царя Ксения с мужем Сандро посетили счастливых родителей. Ксения вошла в спальню Александры Федоровны, где царица кормила маленькую. После радостных приветствий и поцелуев Ксения со всех сторон рассмотрела новорожденную.

– Ой! Да она как две капли воды похожа на тебя! Точная копия!

Рот такой же крошечный и красивый! Твое продолжение!

В конце июля большой визит в Россию кайзера Вильгельма II. Череда официальных приемов, военных стрельб, смотров и парадов. Николай Второй заметил Александре Федоровне: «Вилли переменился почти всегда весел, со всеми учтив и спокоен, никаких резкостей. И Августа Виктория старается быть любезной. Вот только её наряды, платья богаты, но вкуса маловато».

Александра Федоровна: «Говорят, она под большим влияниям своих дам, много советчиц – мало толку».

*

Из письма Николая Второго – императрице Марии Федоровне (1 августа, Петергоф):

Ты знаешь, дорогая Мама, как я люблю войска и как я счастлив возможности видеть их, быть с ними близко – это из самых настоящих моих утешений моей жизни теперь! Поэтому я и остался в душе военным человеком и как дитя радуюсь перед всяким парадом или учением, потому что с войсками я себя чувствую вполне дома.

*

В конце сентября – короткий визит во Францию. Большие державы – большие политические игры.

С президентом Франции царская чета посещает Лувр, один из исторических центров мировой политики. По пути в Версаль – неразрывная череда приветствующих французов. Царь, выглядывая из

окна кареты, непрерывно прикладывал руку к фуражке в приветствии. В Версале тихо заметил Александре Федоровне: «Еще немного и у меня рука отсохла бы». Осматривая знаменитые фонтаны, сказал: «Да, действительно, похож на наш Петергоф, у нас золотистого цвета больше».

Дочь Ольга стала любимицей царской свиты в Царском Селе.

Проходя по коридору, весело здоровалась со всеми, среди ее друзей —

казаки из собственного полка Его величества, солдаты и даже арапы в белых чалмах и шитых платьях, по традиции еще от Екатерины Великой, дежурившие у парадных дверей. Свободно болтая по-английски, Ольга ставила в тупик взрослых дядей-друзей. Подражая маме, с любовью опекала младшую сестру Татьяну, карьими глазками весело поглядывавшую на мир.

С любовью смотревший на своих подрастающих дочурок, император не забывал изучать и карту мира.

*

Из письма брату Георгию (17 декабря, Царское Село):

Последние две недели были тревожные для меня по поводу событий в Китае – куда черт дернул немцев?

Поэтому мы должны были занять Порт-Артур, куда, я надеюсь, с Божией помощью упрется наша Сибирская железная дорога! Теперь самое главное, чтобы японцы не трогались, подталкиваемые Англией – они делаются очень опасными и сильными на Востоке.

*

В доме великого князя Константина Константиновича за чаепитием Сандро, поглядывая на жену Ксению, говорил:

– Я скорблю, государь слишком нерешителен. Все отмечают, что он подвержен, большей частью, находиться под впечатлением последнего сказанного ему слова. Дай Бог, чтобы время выработало в нем самостоятельность. Старшие дяди знают его слабость и во всю пользуются.

Константин Константинович покачал головой:

– Сандро, ты к нему несправедлив. Он принимает советы, которые совпадают с его мнением. И у него есть черты, которых нет ни у кого из наших.

– И какие?

– Например, спокойствие и выдержка в любой ситуации, он никогда не теряет головы и не поддается эмоциям. В его делах отсутствует какая-либо торопливость, решения всегда взвешены и продуманы.

–

В новогоднем послании немецкого императора прозвучала

важнейшая тема для любого правителя – мир.

Вильгельм II – Николаю Второму (4 января 1898, Потсдам):

Дорогой Ники,

Начался новый год, и старый год завершился. Но я не могу расстаться с ним, не упомянув о тех прекрасных и блистательных днях в августе, когда я смог обнять тебя и Аликс, и не поблагодарив тебя за твое доброе, великолепное, даже расточительное гостеприимство, с каким ты принимал Викторию и меня.

С глубокой благодарностью я вспоминаю приятные часы, которые мне удалось провести с тобой в беседах, показывающих, что мы одного мнения о принципах, которым следуем, исполняя задачу, возложенную на нас Господом. Каждый из нас стремиться сделать все лучшее для развития и благополучия своей страны, видя в этом свой долг! Но мы оба одинаково стараемся обеспечить нашим странам мир!

Теперь до свидания, дражайший Ники, сердечный привет Аликс и самые почтительные поздравления твоей дорогой Мама от вернейшего и преданнейшего друга и кузена

Вилли

*

Проходя по коридору военного артиллерийского училища, великий князь Михаил Александрович, младший брат государя, обратил внимание на троих курсантов, перешептывающихся у окна и посмеивающихся. Рыжеватый, с заметными конопушками, сквозь зубы процедил: «Царский выскочка…» Шедший следом за Михаилом Александровичем курсант, резко развернулся и шагнул к троице.

– Вы что-то сказали? – с гневом спросил он. – Повторите.

Рыжеватый быстро удалился за спины товарищей. Спросивший

покачал головой – и продолжил свой путь. В конце коридора его поджидал великий князь, заметивший эпизод. С дружеской улыбкой Михаил Александрович протянул руку:

– Благодарю. Михаил Романов.

Подошедший ответил твердым пожатием:

– Брайан Джонсон. Для Вас – Джонни.

– Для тебя – просто Миша, – и наложив на рукопожатие

левую руку. – На всю жизнь?

Джонсон, накладывая свою, подтвердил: «На всю».

*

Из письма Николая Второго – брату Георгию (29 марта, С-Петербург):

Я уверен, что ты обрадовался назначению 90 миллионов рублей на усиленное судостроение для нового Тихоокеанского флота. Очень пора нам стало сделаться сильными на море, а особенно теперь, когда пошла своего рода травля и погоня за китайскими портами. Слава Богу, что нам удалось занять Порт-Артур и Талянвань бескровно, спокойно и почти дружески!