Команда скелетов (сборник)

Наконец, когда дискуссия с «Обществом Верящих, Что Земля Плоская» стала слишком язвительной, Олли не выдержал:

– Если вы нам не верите, мистер Нортон, это ваше дело. Я вам подскажу, что вы можете сделать. Вы выйдете через главный вход и пройдете за магазин. Там гора пустых банок из-под пива и бутылок от содовой. Мы с Нормом и Бадди выставили их туда сегодня утром. Вы прихватите пару бутылок, и мы убедимся, что вы действительно там были. Если вы это сделаете, я обещаю, что первый сниму и съем свою рубашку.

Нортон начал краснеть.

Олли продолжал добивать его тем же самым ровным, мягким голосом:

– Своими разговорами вы только вредите, вот что я вам скажу. Здесь есть люди, которые хотят пойти домой, чтобы удостовериться, что их семьи в порядке. У меня у самого сестра с годовалым ребенком дома в Нейплсе, и я, конечно, хотел бы проверить, как она там. Но если люди поверят вам и начнут расходиться, с ними случится то же самое, что с Нормом.

Нортона он не убедил, зато убедил нескольких человек из тех, что колебались или собирались присоединиться к нему, убедил главным образом не тем, что он сказал, а скорее взглядом – испуганным и обеспокоенным. Сам Нортон, видимо, цеплялся за свои теории, потому что на этом держалось его здравомыслие или по крайней мере потому, что ему так казалось. Но он не принял предложения Олли. Никто не принял. Они еще не были готовы выйти наружу, пока не были. Он и его маленькое «общество» (потерявшее теперь несколько человек) отошли насколько могли дальше от нас, к прилавку с готовыми мясными продуктами. Один из них задел моего сына за ногу, и Билли проснулся.

Я наклонился к нему, и он обнял меня за шею, а когда я попытался положить его снова, он прижался еще крепче и сказал:

– Не надо, папа. Пожалуйста.

Я разыскал тележку и посадил его на сиденье для детей. Оказалось, что он для нее слишком велик. Это было бы даже забавно, если бы не его бледное лицо, темные волосы, сбившиеся на лоб, и грустные глаза. Наверное, года два уже прошло с тех пор, как его в последний раз возили на детском сиденье тележки для продуктов. Эти маленькие вехи проходят мимо, и мы не замечаем их, а когда перемены вдруг все-таки доходят до сознания, они всегда неожиданны.

Тем временем в отсутствие «Общества Верящих, Что Земля Плоская» дискуссия нашла себе новый громоотвод, и теперь в этой роли оказалась миссис Кармоди. По вполне понятным причинам она была одна.

При тусклом унылом освещении в своем ослепительном канареечном костюме, в яркой кофте, с раздувшейся сумкой и целой пригоршней позвякивающей бижутерии из меди, черепаховой кости и адамантина, она здорово походила на ведьму. Лицо ее прочертили глубокие вертикальные морщины. Седые мелко завитые волосы удерживались на месте тремя роговыми гребнями и были собраны сзади в пучок, а сжатые губы выглядели словно отрезок узловатого каната.

– Нет защиты против воли Божьей! И того, что произошло, следовало ожидать. Я видела знамения. Здесь есть те, кому я говорила это, но нет таких, кто был бы настолько слеп, что не увидел бы сам.

– Ну и что? Что вы предлагаете? – нетерпеливо перебил ее Майк Хатлен, член городского управления, хотя сейчас в своей яхтсменской шапочке и «бермудах» с отвисшим задом он на лицо официальное ничем не походил. Он пил пиво, что теперь делали уже почти все мужчины. Бад Браун прекратил протестовать, но действительно записывал фамилии, стараясь уследить за всеми сразу.

– Предлагаю? – эхом отозвалась миссис Кармоди, поворачиваясь к Хатлену. – Я предлагаю, чтобы ты, Майкл Хатлен, готовился встретить своего Господа. – Она обвела взглядом всех собравшихся. – Готовьтесь встретить своего Господа!

– Готовьтесь встретить кучу дерьма! – пьяным голосом пробормотал Майрон Ляфлер из-за охладителя. – Старуха, у тебя язык, наверное, подвешен посередине, чтобы ты могла трепать им с обоих концов.

Голоса поднялись в одобрительном ропоте. Билли нервно оглянулся, и я положил руку ему на плечо.

– Нет, я все-таки скажу свое слово! – прокричала миссис Кармоди. Верхняя губа ее вытянулась вверх, открывая кривые зубы, желтые от никотина, и мне вспомнились пыльные чучела животных из ее магазина, вечно лакающие воду из зеркала, изображающего ручей. – Сомневающиеся будут сомневаться до самого конца! Но чудовища заберут этого заблудшего молодого человека! Чудовища из тумана! Мерзость из дурных снов! Безглазые уроды! Бледные ужасы! Ты сомневаешься? Тогда выйди на улицу! Выйди и поздоровайся с ними!

– Миссис Кармоди, вам придется прекратить это, – сказал я. – Вы пугаете моего ребенка.

Какой-то мужчина с маленькой девочкой поддержал меня. Девчонка с пухлыми ножками и ободранными коленками прижалась лицом к его животу и закрыла уши руками.

– У нас есть только один шанс, – провозгласила миссис Кармоди.

– Какой, мадам? – вежливо спросил Майк Хатлен.

– Жертвоприношение, – ответила она и, мне показалось, улыбнулась в полумраке. – Кровавое жертвоприношение.

«Кровавое жертвоприношение» – слова будто повисли в воздухе, медленно поворачиваясь. Даже сейчас, когда я знаю, что это не так, я говорю себе, что она, может быть, имела в виду чью-нибудь собачку. Две как раз бегали по залу, несмотря на правила, запрещающие приводить в помещение магазина собак. Даже сейчас я говорю себе это. В полумраке она выглядела, словно какое-то безумное воплощение пережитков новоанглийского пуританства, но, я подозреваю, нечто более темное и глубокое, чем просто пуританство, двигало ею. У пуританства есть свой мрачный праотец, старый Адам с окровавленными руками.

Она открыла рот, собираясь что-то добавить, но в этот момент небольшого роста мужчина в красных спортивных брюках и опрятной футболке ударил ее ладонью по лицу. Мужчина с аккуратным, словно по линейке, пробором слева, в очках – типичный турист из тех, что наезжают сюда летом.

– Немедленно прекратите эти грязные речи, – сказал он мягким невыразительным голосом.

Миссис Кармоди подняла руку к губам, потом вытянула ее в нашу сторону в молчаливом обвинении. На ладони была кровь, но ее черные глаза светились, казалось, диким ликованием.

– Давно добивалась! – выкрикнула из толпы женщина. – Я бы и сама с удовольствием это сделала!

– Они еще доберутся до вас, – сказала миссис Кармоди, предъявляя нам окровавленную ладонь. Ручеек крови стекал с ее губ по одной из морщин, словно дождевые капли по водостоку. – Не сейчас, может быть. Вечером. Ночью, когда опустится темнота. Они придут в ночи и возьмут кого-нибудь еще. Ночью они придут! И вы услышите, как они ползут и скребутся. И когда они придут, вы еще будете умолять мать Кармоди подсказать вам, что делать.

Мужчина в красных спортивных брюках медленно поднял руку.

– Ну, ударь меня, – прошептала она и улыбнулась ему окровавленными губами.

Рука его дрогнула.

– Ударь, если посмеешь.

Рука упала, и миссис Кармоди пошла прочь. Билли заплакал, прижавшись лицом ко мне, как только что плакала маленькая девочка.

– Я хочу домой, – хныкал он. – Я хочу к маме.

Я утешал его как мог. Но, наверное, я мог не очень много.

Постепенно темы разговоров стали менее пугающими и обескураживающими. Кто-то упомянул витринные стекла, наиболее уязвимое место супермаркета. Майк Хатлен спросил, какие еще входы есть в магазине, и Олли с Брауном тут же их перечислили: две загрузочные двери, кроме той, что открывал Норм, главный вход и окно в кабинете менеджера (толстое армированное стекло, все надежно заперто).

Разговор на эту тему произвел парадоксальный эффект. Опасность стала казаться более реальной, но в то же время все почувствовали себя значительно лучше. Даже Билли это ощутил. Он спросил меня, можно ли ему пойти взять плитку шоколада, и я разрешил при условии, что он не будет подходить к окнам. Когда он отошел подальше, мужчина, стоявший рядом с Майком Хатленом, сказал:

– О’кей. Что мы будем делать с окнами? Старую леди, может быть, действительно бешеный клоп укусил, но она права: ночью и в самом деле кто-то может вломиться.

– Может, туман к тому времени разойдется, – предположила какая-то женщина.

– Может, – сказал мужчина, – а может, и нет.

– Есть какие-нибудь идеи? – спросил я у Бада и Олли.

– Минутку, – сказал мужчина рядом с Хатленом. – Я Ден Миллер из Линна, штат Массачусетс. Вы меня не знаете, не было повода познакомиться, но у меня дом на озере Хайлэнд. Купил только в этом году. Содрали с меня черт знает сколько, но я просто должен был его купить. – Кто-то рассмеялся. – Я вот о чем хотел сказать. Там в углу я видел целую гору мешков с удобрениями и подкормкой для газонов. Фунтов по двадцать пять большинство из них. Мы можем сложить их как мешки с песком. Оставить просветы, чтобы смотреть…

Люди закивали, начав возбужденно обсуждать предложение. Я едва сдержался, чтобы не высказать то, что вертелось у меня на языке. Миллер был прав. Можно сложить эти мешки у витрин – это никому не повредит, и, возможно, даже будет какая-то польза. Но мои мысли все время возвращались к воспоминанию о том, как щупальце сжимает упаковку с концентратом для собак, и я подумал, что щупальце побольше с легкостью может сделать то же самое с двадцатипятифунтовым мешком «Зеленых акров» или «Вигоро». Однако проповеди на эту тему вряд ли помогли бы нам или улучшили чье-то настроение.

Люди начали расходиться, намереваясь приняться за дело, и Миллер закричал:

– Стойте! Стойте! Пока мы все здесь, давайте попробуем решить остальные вопросы!

Люди вернулись, и человек пятьдесят – шестьдесят собрались в углу между охладителем, дверью в складское помещение и мясным прилавком, где мистер Маквей обычно выкладывал никому вроде бы не нужные продукты: потроха, бараньи мозги и зельц. Билли просочился сквозь толпу с подсознательным проворством, которым пятилетние обладают в мире гигантов-взрослых, и протянул мне плитку шоколада.

– Хочешь, папа?

– Спасибо. – Я откусил кусочек. Стало сладко и хорошо.

– Может быть, это глупый вопрос, – продолжил Миллер, – но нужно выяснить все до конца. У кого-нибудь есть оружие?

Все замолчали, поглядывая друг на друга и пожимая плечами. Седой старик, представившийся Амброзом Корнеллом, сказал, что у него в багажнике машины есть охотничье ружье.

– Если хотите, я попробую его достать.

– Сейчас, я думаю, – сказал Олли, – это не очень хорошая идея, мистер Корнелл.

– Сейчас, – буркнул Корнелл, – я тоже так думаю. Но я решил, что предложить нужно было.

– Так, ладно, я в общем-то и не надеялся, – сказал Миллер, – но думал…

– Подождите минуту, – раздался женский голос. Оказалось, это леди в красной кофточке и зеленых брюках. У нее были светлые, песочного цвета волосы и очень хорошая фигура. Вообще, очень привлекательная молодая женщина. Она расстегнула сумочку и достала оттуда средних размеров пистолет. Толпа издала глухой возглас удивления, словно на их глазах фокусник проделал какой-то особенно эффектный трюк. Женщина, и так уже пунцовая, покраснела еще сильнее. Она покопалась в сумочке и извлекла оттуда коробку патронов «смит-и-вессон».

– Аманда Дамфрис, – сказала она Миллеру. – Этот пистолет… Это идея мужа. Он считал, что мне нужен пистолет для самозащиты. Я ношу его незаряженным уже два года.

– Ваш муж здесь, мадам?

– Нет, он в Нью-Йорке. По делам. Он часто ездит туда по делам, и поэтому хотел, чтобы у меня был пистолет.

– Что ж, – сказал Миллер, – если вы умеете им пользоваться, то пусть он лучше останется при вас. Он тридцать восьмого?

– Да. Но я стреляла из него всего один раз в жизни, в тренировочном тире.

Миллер принял от нее пистолет и, немного покопавшись, открыл барабан. Проверил, действительно ли он не заряжен.

– О’кей, – сказал он. – У нас есть пистолет. Кто хорошо стреляет? Я, к сожалению, не умею.

Люди переглянулись, но все молчали. Потом Олли сказал неохотно:

– Я довольно часто тренируюсь. У меня дома «кольт» сорок пятого калибра и «лама» двадцать пятого.

– Ты? – удивился Браун. – Ха! Ты к вечеру так налижешься, что и видеть-то ничего не будешь.

– Почему бы тебе не заткнуться и не заняться своими списками? – спросил Олли внятно и отчетливо.

Браун уставился на него изумленно, открыл было рот, но потом, видимо, действительно решил заткнуться. Я думаю, правильно решил.

– Он ваш, – сказал Миллер, несколько ошарашенно выслушав этот обмен репликами, и вручил ему пистолет. Олли снова его проверил, уже более профессионально. Потом положил в правый карман брюк. Коробку с патронами он сунул в нагрудный карман, где она здорово напоминала выпячивающуюся пачку сигарет. Проделав все это, он прислонился плечом к охладителю и со щелчком открыл новую банку пива. По его лицу все так же стекали капельки пота. Меня не оставляло ощущение, что я вижу совершенно не такого Олли Викса, каким привык себе его представлять.

– Благодарю вас, миссис Дамфрис, – сказал Миллер.

– Не стоит, – ответила она, и у меня мелькнула мысль о том, что, если бы я был ее мужем, владельцем этих зеленых глаз и прекрасной фигуры, я не разъезжал бы по делам так часто. Купить жене пистолет – поступок смехотворный и чисто символический.

– Это, может быть, тоже покажется вам глупым, – продолжал Миллер, повернувшись к Брауну с его записями и Олли с пивом, – но нет ли здесь чего-нибудь вроде огнемета? Нет?

– У-у-у, дьявол! – вырвалось у Бадди Иглтона, и он тут же покраснел, как до него Аманда Дамфрис.

– Что такое? – спросил Майк Хатлен.

– М-м-м… До прошлой недели у нас был целый ящик таких маленьких паяльных ламп. Из тех, что обычно используют дома, чтобы запаять протекающую трубу, или выхлоп у автомашины, или что-нибудь в таком духе… Вы помните их, мистер Браун?

Тот мрачно кивнул.

– Распроданы? – спросил Миллер.

– Нет, они совсем не пошли. Мы продали всего три или четыре штуки и отослали остальные обратно. Вот зараза!.. Виноват… Жаль… – Покраснев так, что щеки его стали чуть ли не фиолетовыми, Бадди Иглтон снова смешался с толпой.

У нас, конечно, были спички, соль (кто-то смутно припоминал, что он когда-то слышал, будто всяких кровососов и прочую нечисть вроде бы нужно посыпать солью) и различные щетки и швабры с длинными ручками. Многие все еще выглядели более или менее уверенно, а Джим и Майрон были слишком пьяны, чтобы вразумительно противоречить, но я поймал взгляд Олли и увидел в нем спокойную безнадежность, которая хуже, чем страх. И он, и я видели эти щупальца. И мысль о том, что мы будем бросать в них соль или отбиваться швабрами, казалась даже забавной, но забавной, как страшная карикатура.

– Майк, – сказал Миллер, – почему бы тебе не возглавить это маленькое мероприятие? Я хочу еще переговорить с Олли и Дэйвом.

– С удовольствием. – Хатлен хлопнул Дена Миллера по плечу. – Кто-то должен был взять на себя командование, и у тебя это отлично получилось. Добро пожаловать в наш город.

– Означает ли это, что я получу скидку с налогов? – спросил Миллер. Внешне он напоминал петуха: маленький, подвижный, с редеющей рыжей шевелюрой. Он был из тех, кто не может не понравиться при первом знакомстве и так же легко может разонравиться, когда пообщаешься с ним некоторое время. Из тех, кто знает, как делать абсолютно все лучше вас.

– Никоим образом, – рассмеявшись, ответил Хатлен и пошел работать. Миллер взглянул на моего сына.

– О Билли не беспокойтесь, – сказал я.

– Боже, я в жизни никогда ни о чем так не беспокоился! – заявил Миллер.

– Пожалуй, – согласился Олли, опустил пивную банку в охладитель и, достав новую, открыл ее. Послышалось шипение вырывающегося газа.

– Я заметил этот взгляд, которым вы обменялись, – сказал Миллер.

Доев шоколад, я взял банку пива, чтобы запить сладкое.

– Вот что я думаю, – сказал Миллер. – Надо отрядить с полдюжины человек обматывать швабры тряпками и обвязывать веревками. Потом надо будет приготовить пару этих канистр с жидкой растопкой для угля. Если срезать с них крышки, можно очень быстро делать факелы.

Я кивнул. Идея была хорошей. Хотя наверняка недостаточно хорошей для тех, кто видел, как щупальца утащили Норма. Но в любом случае факелы лучше, чем соль.

– По крайней мере им будет чем себя занять, – сказал Олли.

Губы Миллера сжались.

– Дела настолько плохи?

– Вот именно, – подтвердил Олли и снова принялся за пиво.

К полпятому мешки с удобрениями и подкормкой были на местах, закрывая все окна, за исключением небольших просветов для наблюдения. У каждого из них сидел дежурный со вскрытой банкой угольной растопки и горкой самодельных факелов. Всего сделали пять проемов, и Ден Миллер организовал смену дежурств. К полпятому я уже сидел на мешке у одного из проемов, Билли сидел рядом, и мы вглядывались в туман.

Сразу за окном стояла красная скамейка, где люди иногда поджидали друг друга, поставив рядом сумки с покупками. Дальше начиналась автостоянка. Плотный тяжелый туман медленно перемещался. В нем угадывалась влага, но все равно он казался безрадостным и мрачным. Один вид этого тумана заставлял чувствовать себя безвольным и проигравшим.

– Папа, ты знаешь, что происходит? – спросил Билли.

– Нет, малыш, – ответил я.

Он замолчал, разглядывая свои руки, лежащие на коленях.

– А почему нас никто не спасает? – спросил он наконец. – Полиция, ФБР или еще кто-нибудь?

– Я не знаю.

– А ты думаешь, с мамой все в порядке?

– Билли, я просто не знаю, – сказал я и обнял его за плечи.

– Я очень хочу к маме, – сказал Билли, борясь со слезами. – Я не буду больше плохо себя вести.

– Билли… – сказал я и остановился, ощутив в горле соленый привкус и едва сдерживая дрожь в голосе.

– Это когда-нибудь кончится? Папа? Кончится?

– Я не знаю, – ответил я, и он уткнулся лицом в мое плечо. Я положил руку ему на затылок, на изгиб черепа под густой шевелюрой, и почему-то вспомнил вечер того дня, когда мы со Стефф обручились. Я смотрел, как она снимает простое коричневое платье, в которое она переоделась после церемонии. На бедре у нее был большой фиолетовый синяк, оттого что за день до венчания она ударилась о полуоткрытую дверь. Помню, я смотрел на этот синяк, думая: «Когда она наставила себе этот синяк, она была еще Стефани Степанек», и испытывал что-то вроде удивления. Потом мы лежали рядом, а за окном сыпал с тускло-серого декабрьского неба снег.

Билли заплакал.

– Тш-ш-ш, Билли, тш-ш-ш, – говорил я ему, чуть покачивая его голову, уткнувшуюся в мое плечо, но он продолжал плакать. Такой плач умеют успокаивать только матери.

В «Федерал фудс» наступила преждевременная ночь, и Бад Браун раздал штук двадцать фонариков – все, что были в запасе. Нортон от лица своей группы громко потребовал выделить фонари и им тоже и получил два. Пятна света запрыгали по проходам, словно беспокойные призраки.

Прижимая к себе Билли, я продолжал глядеть в проем между мешками. Молочный полупрозрачный свет снаружи почти не изменился. Темно стало от того, что мы заложили витрины мешками. Несколько раз мне казалось, будто я что-то вижу, но скорее всего мне это просто казалось. Однако вскоре кто-то еще из дежурных неуверенно поднял ложную тревогу.

Билли снова увидел миссис Терман и, обрадовавшись, побежал к ней, хотя она и не приходила посидеть с ним целое лето. Ей тоже выделили фонарик, и она позволила Билли поиграть с ним. Скоро Билли уже выписывал свое имя лучом на чистых стеклянных панелях шкафов с замороженными продуктами. Оба они, похоже, были одинаково рады видеть друг друга, и спустя какое-то время они вдвоем подошли ко мне. На груди у Хэтти Терман, высокой, худощавой женщины с красивыми рыжими волосами, в которых только-только начала появляться седина, висели на цепочке с орнаментом очки – такие очки, как я понимаю, с полным правом могут носить лишь женщины средних лет.

– Стефани здесь, Дэвид? – спросила она.

– Нет. Дома.

Она кивнула.

– Алан тоже. Долго тебе еще дежурить?

– До шести.

– Что-нибудь видел?

– Нет. Только туман.

– Если хочешь, я побуду с Билли до шести.

– Ты хочешь, Билли?

– Да. Можно? – ответил он, медленно выводя фонариком дугу над головой и глядя на игру света на потолке.

– Господь сохранит твою Стеффи и моего Алана, – сказала миссис Терман и увела Билли за руку. Она сказала это с искренней убежденностью, но в глазах ее не было уверенности.

Около пяти тридцати в дальнем конце магазина послышались громкие спорящие голоса. Кто-то над чем-то рассмеялся, и кто-то – я думаю, это был Бадди Иглтон – выкрикнул:

– Вы все сумасшедшие, если вы туда собираетесь.

Несколько лучей света сошлись в центре группы спорящих, потом двинулись вместе с ними к выходу. Резкий издевательский смех миссис Кармоди, напоминающий неприятный звук, когда ведешь пальцем по грифельной доске, расколол тишину. А над гомоном голосов послышался адвокатский тенор Нортона:

– Позвольте пройти! Позвольте нам пройти!

Мужчина, дежуривший у соседнего со мной проема, оставил свой пост и пошел посмотреть, из-за чего крики. Я решил остаться на месте: они все равно двигались в мою сторону.

– Пожалуйста, – говорил Майк Хатлен, – давайте все обговорим.

– Нам не о чем разговаривать, – заявил Нортон. Из темноты выплыло его лицо, решительное, но изможденное и несчастное. В руках он держал один из выделенных «обществу» фонариков. Закрученные пучки волос все еще торчали у него за ушами, как украшение рогоносца. Нортон вел за собой маленькую группку людей – пять человек из тех девяти или десяти, что были с ним вначале.

– Мы идем на улицу, – объявил он.

– Что за сумасшествие?! – спросил Миллер. – Майк прав. Мы ведь можем все обсудить. Мистер Маквей жарит кур на газовом гриле, и мы сможем сесть спокойно, поесть и…

Он оказался на пути Нортона, и тот оттолкнул его. Миллеру это не понравилось. Лицо его налилось краской, потом сделалось суровым.

– Можете делать, что хотите, – сказал он. – Но вы все равно что убиваете этих людей.

Ровным тоном, свидетельствующим о непреклонной решимости или о непробиваемой глупости, Нортон произнес:

– Мы пошлем вам помощь.

Один из его сторонников пробормотал что-то в его поддержку, но другой в этот момент потихоньку скользнул в сторону. Теперь с Нортоном осталось четверо. Может быть, это не так уж и плохо: даже самому Христу удалось найти только двенадцать.

– Послушайте, – сказал Майк Хатлен. – Мистер Нортон… Брент, останьтесь по крайней мере поесть. Горячее вам не помешает.

– Чтобы дать вам шанс продолжить ваши уговоры? Я слишком много времени провел на судебных заседаниях, чтобы попасться на эту удочку. Вы уже одурачили с полдюжины моих людей.

– Ваших людей? – Хатлен почти простонал. – Ваших людей? Боже праведный, что это за разговоры? Они просто люди, и все. Это не игра и тем более не судебное заседание. Там снаружи бродят какие-то твари, другого слова и не подберешь, так какой же смысл рисковать своей жизнью?

– Твари, говорите? – сказал Нортон с усмешкой. – Где? Ваши люди уже часа два дежурят у проемов. Кто-нибудь хоть что-нибудь видел?

– Но там, позади магазина. В…

– Нет, нет и нет, – сказал Нортон, качая головой. – Это мы уже обсуждали не один раз. Мы уходим…

– Нет, – прошептал кто-то, и этот звук разнесся вдруг, отражаясь эхом, словно шорох опавших листьев в полумраке октябрьского вечера. – Нет-нет-нет…

– Вы попытаетесь удержать нас силой? – пронзительным голосом спросила престарелая леди в бифокальных очках, одна из «людей Нортона», если воспользоваться его же термином. – Вы хотите задержать нас?

Легкое бормотание протестующих голосов стихло.

– Нет, – сказал Майк. – Я не думаю, что кто-то будет вас удерживать.

Я пошептал Билли на ухо, и он посмотрел на меня вопросительно и удивленно.

– Прямо сейчас беги, – сказал я. – Быстренько.

Билли побежал выполнять поручение.

Нортон пригладил волосы рассчитанным жестом бродвейского актера. Мне он нравился гораздо больше, когда беспомощно дергал стартер бензопилы, ругаясь и думая, что его никто не видит. Я не мог сказать тогда и сейчас не знаю, верил ли он в то, что делает, или нет. В глубине души, я думаю, он знал, что должно случиться. Я думаю, что та логика, которой он молился всю жизнь, в конце концов обернулась против него, как взбесившийся и озверевший дрессированный тигр.

Он беспокойно огляделся вокруг, словно желал сказать что-нибудь еще, потом повел четверку своих сторонников мимо одной из касс. Кроме старушки, с ним были пухлый парень лет двадцати, молодая девушка и мужчина в джинсах и сдвинутой на затылок шапочке для гольфа.

Взгляд Нортона встретился с моим, глаза его чуть расширились, потом ушли в сторону.

– Брент, подожди минуту, – сказал я.

– Я не хочу больше ничего обсуждать. Тем более с тобой.

– Я знаю, но хочу попросить об одной услуге. – Я обернулся и увидел, что Билли бежит к кассам.