Время для звезд

Половина этого расстояния в футах равна:

1/2 x 30 x 93 000 000 x 5280.

Восьмикратное ускорение – это 8 x 32,2 фута в секунду за секунду. Скорость возрастает на 258 футов в секунду за каждую секунду до разворота и с той же скоростью уменьшается после него. Таким образом, из равенства:

1/2 x 30 x 93 000 000 x 5280 = 1/2 x 8 x 32,2 x t2

получаем время, за которое преодолеем половину пути, в секундах. Удваиваем его и получаем общее время в пути. Делим на 3600, получаем время в часах; делим на 24 и получаем дни. На логарифмической линейке такая задачка решается за сорок секунд, бóльшую часть из которых потратишь на знаки после запятой. Элементарно, как подсчет налога с продаж.

Я потратил без малого час на вычисления и почти столько же на проверку вычислений в ином порядке. Потом пришлось проверять еще раз, потому что результаты не совпали. Я забыл умножить на 5280, и на одной стороне уравнения оказались футы, а на другой мили. Арифметика такого не любит. Потом я пересчитал в четвертый раз, так как уже ни в чем не был уверен. Все же логарифмическая линейка – лучшая штука в мире после девушек.

Наконец получился верный результат. Пять с половиной дней. Я на Плутоне.

Или на Нептуне…

Нет, на Нептуне я бы не смог подпрыгнуть на двенадцать футов; только Плутон отвечает всем условиям. Так что я все стер и высчитал, сколько придется лететь при одном g.

Пятнадцать дней.

Я-то думал, по крайней мере в восемь раз дольше, чем при восьми g, – или даже в шестьдесят четыре раза дольше. Теперь же я был рад, что одолел аналитическую геометрию – она помогла выявить грубую ошибку. Квадрат времени съедает преимущество в скорости – чем больше ускорение, тем короче путь, а чем короче путь, тем меньше времени ускоряешься. Чтобы сократить время вдвое, требуется четырехкратное ускорение; чтобы сократить время в четыре раза, ускорение нужно увеличить в шестнадцать раз и так далее. Вот где собака зарыта.

Понимание того, что я могу долететь до дому за две недели при ускорении в одно g, подбодрило меня. За это время я не умру от голода. Если удастся украсть корабль. Если смогу им управлять. Если выберусь из этой норы. Если…

Не «если», а «когда»! В этом году я уже все равно не поступлю в колледж, пятнадцать дней никакой роли не играют.

Еще при первых расчетах я обратил внимание на максимальную скорость корабля перед разворотом. Более одиннадцати тысяч миль в секунду. Приличная скорость, даже по меркам космоса. Я призадумался. До ближайшей звезды, Проксимы Центавра, четыре и три десятых световых года, об этом то и дело слышишь в телевикторинах. Сколько займет путь при восьми g?

Задача та же, но надо следить за запятыми: числа становятся громоздкими.

Световой год равен… Я забыл. Придется умножить 186 000 миль в секунду (это скорость света) на количество секунд в году (365,25 x 24 x 3600) – получаем 5 880 000 000 000 миль. Умножаем на 4,3 и получаем 25 284 000 000 000 миль. Приблизительно двадцать пять триллионов миль. Ничего себе!

А полет займет год и пять месяцев – меньше, чем кругосветка столетие назад.

Да эти чудища путешествуют между звездами!

Уж не знаю, почему я так удивился, ведь это просто в глаза бросалось. Я было принял как должное, что Лиловый привез меня на свою родную планету, что он плутонианец, или плутократ, да как ни назови. Но это исключено.

Он дышит воздухом. В его корабле для меня достаточно тепло. Если он не торопится, то небольшие расстояния преодолевает при ускорении, равном земному. Он пользуется освещением, которое подходит для моих глаз. Значит, он прилетел с планеты, похожей на мою.

Проксима Центавра – двойная звезда, как известно всем любителям кроссвордов. Одна из звезд – близнец нашего Солнца: размер, температура, другие свойства. Можно допустить, что у нее есть и планета, похожая на Землю? Я сильно подозревал, что выяснил домашний адрес черверотого.

И я точно знал, откуда эти монстры не могли прилететь. С планеты, которая веками несется в полном вакууме при температурах, близких к абсолютному нулю, где «летом» тают лишь газы, а вода остается твердой как камень, где даже Лиловый вынужден носить скафандр. Они не могли явиться из Солнечной системы – я был железно уверен, что Лиловый нормально чувствует себя только на планете, похожей на нашу. Не важно, как он выглядит; пауки совсем не похожи на нас, но им нравится то же, что и нам. У нас, наверное, в каждом доме живет тысяча пауков.

Лиловому и его сородичам понравилась Земля. Боюсь, даже слишком понравилась.

Я начал размышлять о Проксиме Центавра и заметил кое-что еще. Скорость при развороте у меня получилась равной 1 110 000 миль в секунду, в шесть раз выше скорости света. Теория относительности говорит, что это невозможно.

Захотелось обсудить это с папой. Папа читает все, от «Анатомии меланхолии» до «Acta Matematica» и «Пари-матч». Он способен усесться на поребрик тротуара и копаться в намокших газетах из мусорного ящика в поисках «продолжения на странице восемь».

Папа достал бы книжку, и мы посмотрели бы, что об этом пишут. Потом он нашел бы еще четыре или пять книжек с другими точками зрения. Папа попытался бы оспорить каждое мнение, он терпеть не может подхода: «это правда, иначе бы не напечатали». Папа не признает никаких авторитетов – меня потрясло, когда он впервые взял ручку и исправил что-то в моем учебнике математики.

Даже если скорость света превысить нельзя, четыре или пять лет – срок вполне приемлемый. Нам наговорили, что для экспедиций даже к ближайшим звездам потребуется смена поколений на корабле, такая точка зрения укоренилась…

Одна миля по лунным горам – долгое путешествие, триллион миль по пустому космосу – заурядный вояж…

Но что Лиловый делает на Плутоне?

С чего вы начнете завоевание чужой солнечной системы? Я не шучу. Тюрьма на Плутоне не располагает к шуткам, и в лицо Лиловому не расхохочешься. Станете вы ломиться нахрапом или сначала высунете шапку за угол? Да, в технологиях черверотые далеко опередили нас, но ведь они не могли знать этого заранее. Может, умнее сначала выстроить базу в таком уголке системы, куда никто не заглядывает?

Потом можно выставлять форпосты, например на безвоздушном спутнике привлекательной планеты, с которого так удобно исследовать поверхность своей цели. Если вдруг потеряешь один форпост, что мешает отойти на основную базу и подготовиться к новой атаке?

Не забывайте, что если для нас Плутон почти недосягаем, то для черверотых он всего в пяти днях полета от Луны. Вспомните Вторую мировую войну, когда скорости были совсем другие. Главная база в безопасности, вне досягаемости (США / Плутон), но всего в пяти днях от форпоста (Англия / Луна), от которого три часа до театра военных действий (Франция – Германия / Земля). Так получается медленнее, но это сыграло на руку союзникам в той войне.

Оставалось только надеяться, что это не поможет банде Лилового.

Но противопоставить им пока нечего.

Кто-то скинул еще одну банку – спагетти с фрикадельками. Были бы это персики, у меня бы, наверное, не хватило воли сделать то, что я сделал, – прежде чем открыть банку, использовал ее вместо молотка. Я колотил ею по пустой банке, пока не сплющил, а потом отковал острый конец и заточил его на краю резервуара. Пустая банка превратилась в кинжал – не очень хороший, но с ним я чувствовал себя не таким беспомощным.

После еды потянуло в сон, и я прикорнул в теплом мерцании. Я по-прежнему пленник, но теперь у меня есть оружие и более-менее ясно, с чем я столкнулся. Проанализировать проблему – на две трети решить ее. Кошмары больше не снились.

Потом в дыру сбросили Толстого.

Через секунду на него шмякнулся Тощий. Я отскочил, держа нож наготове. Тощий не обратил на меня никакого внимания, поднялся, огляделся, подошел к струйке и стал пить. Толстый оказался в худшей форме – он не дышал.

Глядя на него, я подумал: до чего же отвратительный тип! Впрочем, какого черта? Он же мне помог, сделал массаж. Я перевернул его и начал делать искусственное дыхание. Через четыре или пять толчков мотор завелся, пациент смог вздохнуть и прохрипел:

– Хватит!

Я отошел и снова взялся за нож. Тощий безучастно сидел у стены. Толстый посмотрел на мое жалкое оружие и сказал:

– Убери, малыш. Мы теперь друзья неразлейвода.

– Мы?

– Ага. Мы, люди, должны держаться вместе. – Он грустно вздохнул. – Столько сделали для него – и вот благодарность.

– О чем это вы? – потребовал я объяснений.

– А? – переспросил Толстый. – Я же говорю, он решил, что может обойтись без нас. Вот мы и сменили квартиру.

– Заткнись, – безучастно сказал Тощий.

Толстый скривился.

– Сам заткнись! – огрызнулся он. – Надоело! День-деньской «заткнись» да «заткнись» – и чем это кончилось?

– Заткнись, я сказал.

Толстый умолк. Я так и не узнал, что с ними стряслось, потому что Толстый редко говорил дважды об одном и том же. А от Тощего вообще не было слышно ничего, кроме советов заткнуться и еще менее содержательных односложных слов[14]. Одно было ясно: эта парочка потеряла работу в качестве подручных гангстера, или членов пятой колонны, или… как еще назвать людей, которые пресмыкаются перед врагами собственной расы?

Чуть позже Толстый сказал:

– Вообще-то, это ты виноват.

– Я? – Моя рука метнулась к ножу из консервной банки.

– Если бы ты не влез, хозяин бы так не разозлился.

– Я ничего не делал.

– Скажешь тоже! Всего-то навсего спер два главных приза и задержал его, хотя он собирался мчаться сюда со всех ног.

– А-а-а… Но вы-то ни при чем.

– Я ему так и сказал. Но поди докажи. Да не хватайся ты за дурацкую зубочистку. – Толстый пожал плечами. – Я всегда считал: кто старое помянет, тому глаз вон.

В конце концов я выведал у него то, что хотел. Когда примерно в пятый раз я заикнулся о Чибис, Толстый сказал:

– И что тебе до этой испорченной соплюхи?

– Просто хочу знать, жива она или нет.

– Да жива. По крайней мере, была жива, когда я последний раз ее видел.

– А когда ты ее видел?

– Слишком много вопросов задаешь. Она была здесь.

– Здесь? – с волнением переспросил я.

– Я же сказал. Шлялась повсюду, под ногами путалась. Живет как принцесса, кстати. – Толстый подержался за зуб и нахмурился. – Почему с ней он нянчится, а с нами вот так?.. По морде мне съездил… Не понимаю. Это неправильно.

Я тоже не понимал, но по другой причине. Я не мог поверить в дружбу храброй маленькой Чибис и Лилового. Или тут есть секрет – или Толстый врет.

– Хочешь сказать, он не держит ее взаперти?

– А зачем? Куда ей бежать?

Я обмозговал услышанное. Куда бежать, если выход за дверь – самоубийство? Пусть даже у Чибис есть скафандр (хотя, скорее всего, он где-то спрятан), пусть даже рядом пустой корабль, пусть даже она сможет проникнуть в него, ей все равно понадобится «мозг», то маленькое устройство, которое служит ключом.

– А что с Мамми?

– С кем?

– С… – Я не знал, как объяснить. – С существом, которое было в моем скафандре. Ты должен знать, ты же там был. Она жива? Она здесь?

Но Толстому уже надоело.

– Насекомые меня не интересуют, – проворчал он, и больше ничего не удалось из него вытянуть.

Зато Чибис жива! Гора с плеч. И девочка здесь! Хотя у нее куда меньше шансов вырваться отсюда, чем даже из лунного плена, я все равно ужасно рад.

Теперь надо думать, как переслать ей весточку.

На инсинуации Толстого, что она якобы снюхалась с Лиловым, мне было наплевать. Конечно, Чибис непредсказуема, совершенно по-детски самонадеянна и высокомерна. Сколько раз она доводила меня до белого каления! Но она скорее шагнет в костер, чем предаст своих. У самой Жанны д’Арк не было такой силы духа.

Наша троица соблюдала вынужденное перемирие. Я избегал разговоров, спал вполглаза, старался не засыпать раньше сокамерников и всегда держал нож под рукой. С тех пор как они появились, я не мылся, чтобы не оказаться в невыгодном положении. Тощий меня не замечал, Толстый держался почти дружески. Он притворялся, что не боится моего игрушечного оружия, но, думаю, все же боялся. Я сделал этот вывод, когда нас в первый раз кормили втроем. С потолка упали три банки; Тощий подобрал одну, Толстый другую, и пока я осторожно подбирался к третьей, ее схватил Толстый.

Я сказал:

– Отдай, пожалуйста.

Он ухмыльнулся:

– Сынок, почему ты решил, что это для тебя?

– Три банки, и нас трое.

– Ну и что? Я малость проголодался. Лишняя баночка не помешает.

– Я тоже голоден. Не дури.

– Хм… – Он напустил на себя задумчивый вид. – Вот что, я тебе ее продам.

Я колебался. В этом была некоторая логика. Не мог же Лиловый сам закупать продукты на Лунной базе; видимо, этим занимался Толстый или его партнер. Я бы не отказался подписать долговое обязательство – на сотню долларов за порцию. Да хоть на тысячу, даже на миллион: деньги здесь не имели никакого значения. Почему бы не подшутить над жадиной?

Нет! Если я сдамся, если соглашусь торговаться с ним за пайку, он обнаглеет. Я буду зависеть от него, пресмыкаться перед ним, выпрашивать кусочек.

Я показал ему свой жестяной кинжал:

– Возьму силой.

Толстый взглянул на мою руку и расплылся в улыбке:

– Шуток не понимаешь? – И сунул мне банку.

Больше проблем из-за еды не было.

Мы жили «счастливым семейством», которое иногда показывают в бродячих зверинцах: лев в одной клетке с ягненком. Впечатляющее зрелище, вот только ягнята там часто меняются.

Толстый любил поговорить, и я узнавал интересные вещи, когда удавалось отсеять правду от болтовни. Его звали – так он утверждал – Жак де Барре де Виньи («Называй меня Джок»), а второго – Тимоти Джонсон; но у меня было сильное подозрение, что настоящие имена этих типчиков можно узнать только на доске «Их разыскивает полиция». Хотя Джок и пыжился, что он все знает, я скоро понял, что он не имеет представления ни о происхождении, ни о планах и целях Лилового. Вообще непохоже, чтобы черверотый что-то обсуждал с «низшими животными»; он их просто использовал, как мы лошадей.

Одно Джок с готовностью признал:

– Ага, соплячку похитили мы. На Луне урана нет, это сказки, приманка для лопухов. Мы зря теряли время, а ведь жрать всем хочется, или будешь спорить?

Я не спорил; мне нужна была информация. Тим сказал:

– Заткнись!

– А что такого, Тим? Боишься ФБР? Думаешь, Большой Брат и здесь до тебя дотянется?

– Заткнись, говорю.

– А может, мне потрепаться охота. Сам заткнись. – И Джок продолжил: – Это было плевое дело. В девчонке любопытства – на семь кошек, знал, где она появится и когда. – Джок призадумался. – Хозяин всегда знает, на него куча народу работает, есть и большие шишки. Все, что от меня требовалось, – встретиться с ней в Луна-Сити и познакомиться. Трепал языком я, не Тима же выдавать за доброго дяденьку. И вот я перед ней разливаюсь, угощаю кока-колой, рассказываю, как здорово мы тут ищем уран, в общем, вешаю лапшу. Потом я вздыхаю и говорю: как жаль, что не могу показать шахту, где мы с приятелем работаем. Всего и делов. Когда туристическая группа приехала на станцию Томбо, девчонка смылась через шлюз – сама, без нашей помощи. Хитрющая! А мы поджидали в условленном месте. Даже не угрожали, пока она не заинтересовалась, почему вездеход слишком долго едет до шахты. – Джок ухмыльнулся. – Хорошо дерется для своих габаритов, всего меня исцарапала.

Бедняжка Чибис! Жаль, что она его не колесовала и не четвертовала! История походила на правду, это вполне в ее духе – самоуверенной, отважной, беспомощной перед соблазном узнать что-то новое.

Джок продолжал:

– Вообще-то, дело не в девчонке, а в ее папашке. Хозяин уже пытался заманить его на Луну, да не выгорело. – Джок невесело ухмыльнулся. – Тогда нам крепко досталось – хозяин лют, когда не по его выходит. Тут-то и вспомнили про девчонку. Тим подсказал ему, что на такую приманку папашка непременно клюнет.

Тим буркнул что-то, что я посчитал отрицанием. Джок сдвинул брови:

– Ну что ты все брюзжишь, зануда? Кто тебя воспитывал?

Мне бы помалкивать, а не философствовать, раз уж я решил добраться до сути. Но у меня тот же недостаток, что и у Чибис, – когда я чего-то не понимаю, очень хочется разобраться. Просто нестерпимый зуд! Я не мог понять (да и теперь не понимаю), что двигало толстяком.

– Джок? Зачем ты это сделал?

– Ты о чем?

– Слушай, ты же человек. – (По крайней мере, выглядел он как человек.) – И сам же говоришь, что нам, людям, надо держаться вместе. Как ты мог похитить ребенка – да еще отдать его Лиловому?

– Ты что, чокнулся, парень?

– Не думаю.

– А чушь городишь, будто не в своем уме. Ты хоть представляешь, что бывает с теми, кто не выполняет его приказов? Попробуй на досуге.

Намек ясен. Отказать Лиловому – все равно что кролику плюнуть в глаза удаву.

– Пойми и нас тоже, – продолжал Джок. – Я вот как считаю? Живи и другим жить давай. Хозяин нас захватил, когда мы искали карнотит, – и все, уже не вырвешься. С каменной стенкой бодаться – дело дохлое. Вот мы и сторговались: делаем, что он велит, и получаем плату ураном.

Если и была у меня слабенькая симпатия к этим прохвостам, она тотчас исчезла. На смену пришло бешенство.

– И что, получили плату?

– Ну… можно сказать, что нас внесли в платежную ведомость.

Я оглядел нашу камеру:

– Прогадали, выходит.

Джок скривился, как обиженный ребенок:

– Может, и так. Но подумай трезво, малыш. Когда нельзя победить, нужно приспосабливаться. Эти ребята готовят вторжение – ты сам видел, насколько все серьезно. Никто с такой силищей не справится, а значит, надо быть на стороне победителей. Я оказался в похожей передряге, когда был не старше тебя, и получил хороший урок. Наш городок годами жил мирно, но главный пахан состарился и потерял хватку… И вот однажды приехали парни из Сент-Луиса. Какое-то время была неразбериха. Надо знать, куда ветер дует, иначе в один прекрасный день обязательно наденешь деревянное пальто. У кого нос был по ветру, тот выжил… Я всегда считал, что глупо плевать против ветра. И что, разве я не прав?

Лучше быть живым подлецом – вот и вся его логика. Только он упустил ключевой момент.

– Допустим, Джок. И все же я не понимаю, как ты мог так поступить с маленькой девочкой.

– Ну а что такого? Я же объясняю: мы не могли сопротивляться.

– Могли. Конечно, стоя с Лиловым лицом к лицу, ослушаться невозможно, но у вас был отличный шанс смыться.

– Что ты имеешь в виду?

– Он послал вас за ней в Луна-Сити, ты сам сказал. Обратный билет на Землю у вас был – я знаю законы. Всего-то нужно было спрятаться там, где он бы вас не достал, и улететь первым же рейсом на Землю. И не пришлось бы делать грязную работу.

– Но…

Я перебил его:

– Допускаю, что вы не могли сопротивляться посреди лунной пустыни. Допускаю, что вы не чувствовали себя в безопасности даже на станции Томбо. Но в Луна-Сити у вас был шанс. Не стоило похищать ребенка и отдавать его… жукоглазому чудовищу!

Он, казалось, был сбит с толку, но быстро нашелся:

– Кип, ты мне нравишься. Хороший парень. Но соображаешь туго. Так ничего и не понял.

– Все я понял!

– Нет. – Он наклонился ко мне, протянул руку, чтобы положить на колено; я отодвинулся. – Есть кое-что, о чем я промолчал… боялся, что ты примешь меня за зомби или что-то вроде того. Они нас прооперировали.

– Что?

– Прооперировали. – Он продолжал, захлебываясь: – Вшили бомбы в головы. С дистанционным управлением, как у ракет. Выходишь за черту… он давит на кнопку – бум! Мозги по стенкам. – Он пошарил у себя на затылке. – Видишь шрам? Волосы уже отросли… но если присмотреться, разглядишь; он не мог полностью исчезнуть. Видишь?

Я присмотрелся. И чуть было не купился – в последнее время пришлось поверить и в менее вероятные вещи. Тим прекратил мои колебания одним коротким выразительным словом.

У Джока аж физиономия перекосилась, но он взял себя в руки и сказал:

– Да не слушай ты его.

Я пожал плечами и отодвинулся. Джок не заговаривал со мной до конца «дня». Меня это устраивало.

На следующее «утро» я проснулся от его прикосновения.

– Вставай, Кип! Вставай!

Я дернулся к своему игрушечному оружию.

– Вон твой нож, у стены. Только он тебе не понадобится.

Я подобрал нож.

– Что ты имеешь в виду? Где Тим?

– Ты не просыпался?

– Что?

– Этого я и боялся. Черт возьми, парень! Мне позарез нужно поговорить с кем-нибудь. Так ты все проспал?

– Что проспал? И где Тим?

Джок дрожал и потел.

– Они включали голубой свет, вот что. И забрали Тима. – Он содрогнулся. – Хорошо, что его, а не меня. Я уж подумал… Ну, ты заметил, я немного толстоват… Они любят упитанных.

– О чем ты? Что они с ним сделали?

– Бедный старина Тим! У него были свои недостатки, как и у всех, но… из него сварили суп… вот что. – Джок снова затрясся. – Они любят суп с косточкой…

– Не верю. Ты хочешь меня напугать.

– Напугать? – Он оглядел меня с ног до головы. – Может, теперь твоя очередь. Сынок, если ты не дурак, возьми свой ножик для бумаг, подойди вот к этой конской поилке и вскрой себе вены. Так будет лучше.

– А ты сам что же? Хочешь, нож одолжу?

Он помотал головой и съежился:

– У меня духу не хватит.

Не знаю, что стало с Тимом. Я даже не знаю, вправду ли черверотые едят людей. Если и едят, не стоит их называть каннибалами, – возможно, мы для них вроде баранины. И испугался-то я не особенно – в моих «контурах страха» давно сгорели все предохранители. И что станет с моим телом после того, как вылетит душа, – наплевать. Но Джоку жизнь была дорога. Не думаю, что он был трусом; трусы не идут в лунные старатели. Просто он верил в свою теорию, и она его ужасала. Самая настоящая фобия. И на то, как он признался, имелись свои особые причины. Он утверждал, что еще раньше побывал на Плутоне, но все его спутники – добровольцы и пленники – обратно не вернулись.

Когда нам сбросили банки – на этот раз две, – он сказал, что не хочет есть, и предложил мне свой паек. Той «ночью» он все сидел, стараясь не уснуть. В конце концов меня сморил сон.

Я проснулся от одного из тех кошмаров, когда не можешь шевельнуться. Сон оказался правдой; перед этим меня наверняка осветили голубым светом.

Джока не было.

Больше я никогда не видел обоих.

Пожалуй, я даже немножко скучал… по крайней мере, по Джоку.

Стало чуть легче – не надо следить за сокамерниками, можно спокойно вымыться. Однако чертовски скучное это занятие – в одиночестве мерить шагами камеру.

У меня не было иллюзий насчет этих двоих. Наберется не менее трех миллиардов человек, с которыми я бы охотнее согласился делить заключение. И все же они были людьми.

Бездушный, жестокий, как гильотина, Тим не вызывал никаких симпатий. Но у Джока были начальные понятия о добре и зле, иначе он не искал бы для себя оправданий. Наверное, он просто был тряпкой.

Однако я не считаю, что понять – значит простить. Если начнешь так думать, дойдешь до сентиментальных соплей по убийцам, насильникам, похитителям и совершенно забудешь об их жертвах. Это неправильно. Я буду плакать по людям, подобным Чибис, а не по преступникам, чьими жертвами становятся невинными. Я скучал по болтовне Джока, но, если бы общество решило топить таких, как он, новорожденными, я взялся бы за эту работу. А уж подобных Тиму и вовсе не жалел бы. И если правда из моих сокамерников сварили похлебку, нет причин горевать – хотя, возможно, завтра настанет мой черед.

Может быть, в качестве супа они пережили свой звездный час…

Глава 8

Из бессмысленных размышлений меня вывел взрыв, за которым последовал резкий треск, похожий на грохот басовых, – а потом резко упало давление. Я вскочил – каждый, кто хоть раз в жизни зависел от скафандра, никогда не останется безразличным к внезапной декомпрессии.

– Какого черта?! – воскликнул я. И добавил: – Кто там на посту? Проснись, а то мы все тут скоро будем дышать чем-то холодным и разреженным.

Кислорода снаружи нет, в этом я был уверен, – точнее, в этом были уверены астрономы, а мне проверять их выкладки не хотелось.

– Может, нас бомбят? Было бы неплохо. Или это землетрясение?

Последнее замечание не было случайным. В той статье из «Сайентифик Американ», где говорилось про «лето» на Плутоне, предполагались «резкие изостатические подвижки» из-за повышения температуры. Намек ясен: наденьте шляпу – на вас падает дымовая труба.

Однажды я угодил в землетрясение. Это было в Санта-Барбаре. И сейчас мне не понадобилось много усилий, чтобы вспомнить то, что знает с рождения каждый житель Калифорнии, а приезжие усваивают с первого раза: когда земля начинает плясать джигу, выбегай на улицу!