Время для звезд
Полная версия
Время для звезд
текст
Оценить:
0
Читать онлайн
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Чем?
– Ой, я и забыла. Кип, скорее выздоравливай и слезай с кровати. Хочу повести тебя на прогулку.
– Я-то не против. Говорят, уже скоро.
– Хорошо, если так. Вот, смотри. – Она шлепнула себя по щеке. В нескольких дюймах от лица рука встретила препятствие. – А теперь! – Очень медленно поднесла к лицу руку.
Та прошла сквозь незримый барьер. Чибис показала мне «нос» и захихикала.
Это впечатляло – скафандр, в который можно просунуть руку! Я смог бы передать Чибис и воду, и декседрин, и глюкозу, когда ей было нужно.
– Ничего себе! Как он устроен?
– На спине, под запасом воздуха, комплект батарей. Дыхательной смеси хватает на неделю, не надо беспокоиться о шлангах, потому что их нет.
– Хм… А если предохранитель перегорит? Надышишься вакуумом.
– Мамми уверяет, что такого быть не может.
Похоже на правду. Мамми ни разу не ошибалась, когда была в чем-то уверена.
– И это еще не все, – продолжала Чибис. – Он как вторая кожа, сочленения не мешают, в нем не жарко и не холодно. Просто верхняя одежда.
– Ну а если обгоришь? Это вредно, сама говорила. Даже на Луне вредно.
– Исключено! Это поле еще и поляризует. Кип, пусть тебе сделают такой же скафандр – погуляем!
Я взглянул на Оскара.
Развлекайся, парень, сказал он отстраненно. Я не ревную.
– Видишь ли, Чибис, я предпочитаю то, в чем разбираюсь. Конечно, интересно было бы опробовать твой мартышкин костюмчик…
– Сам ты мартышка!
Однажды утром я проснулся, перевернулся на другой бок и понял, что голоден.
Тогда я рывком сел. Я ведь перевернулся в кровати.
Меня предупреждали, что ждать осталось недолго. «Кровать» превратилась в кровать, а я снова стал хозяином своего тела. Более того, я хотел есть, а ведь не чувствовал голода ни разу с тех пор, как попал на Вегу-5. «Кровать» была так устроена, что каким-то хитроумным способом питала меня без еды.
Голод! Я недолго радовался этой роскоши; так здорово снова ощущать все тело, а не только голову. Слез с кровати, переждал головокружение и ухмыльнулся. Руки! Ноги!
Я исследовал мои замечательные конечности. Они оказались целыми и невредимыми.
Я присмотрелся. Кое-что все же изменилось.
Раньше на левой ноге был шрам, приобретенный еще в детстве. Шрам исчез. Давным-давно на карнавале я сделал татуировку «Мама» на левом предплечье. Мама очень расстроилась, папа скривился от отвращения, но велел сохранить напоминание о моей глупости. Татуировки как не бывало.
И с рук, и с ног исчезли мозоли.
Я, бывало, обкусывал ногти. Они оказались чуть длинноваты, но безукоризненны. Уже давно я потерял ноготь на мизинце правой ноги, когда поскользнулся, опуская топор. Теперь он был на месте.
Я поспешно глянул на шрам от аппендицита – и вздохнул с облегчением. Если бы и о нем позаботились, я бы, наверное, усомнился, что я – это я.
Зеркало над комодом отразило меня с такими патлами, что впору выступать на эстраде. Обычно я стригусь под бокс. Однако лицо чисто выбрито.
На комоде лежали доллар и шестьдесят семь центов, механический карандаш, листок бумаги, часы и носовой платок. Часы шли. Банкнота, бумажка и носовой платок были выстираны.
Одежда, тщательно отреставрированная и безукоризненно чистая, ждала на столе. Носки были не мои; ткань на ощупь напоминала войлок, если бывает войлок, который не толще салфетки «Клинекс» и не рвется при растягивании. На полу стояли кроссовки, точно такие же, как у Чибис, с логотипом «Ю. С. Раббер», но моего размера и тоже из войлока, потолще. Я оделся.
Я оглядывал себя в зеркале, когда Чибис пинком распахнула дверь.
– Кто-нибудь дома? – Она держала поднос. – Как насчет завтрака?
– Чибис! Посмотри на меня!
Она посмотрела.
– Неплохо, – признала она, – для обезьяны. Тебе надо постричься.
– Разве это не чудо! Я снова целехонек!
– Ты никогда и не разваливался, – сказала она, – разве что местами. Меня каждый день информировали о ходе твоего выздоровления. Куда поставить?
Она опустила поднос на стол.
– Чибис, – сказал я, задетый за живое, – тебя совсем не волнует, что я поправился?
– Конечно волнует. Стала бы я просить у них разрешения принести завтрак? Да я еще вчера знала, что тебя собираются распеленать. Как думаешь, кто тебя побрил и обрезал ногти? Гони доллар. Бритье дорожает.
Я взял несчастный доллар и протянул ей. Она не взяла:
– Шуток не понимаешь?
– «Ни кредитором будь, ни должником…»
– Полоний. Старый тупой зануда. Кип, чтобы я взяла у тебя последний доллар!
– Ну и кто тут не понимает шуток?
– Давай лопай, – сказала она. – Этот пурпурный сок на вкус как апельсиновый – очень неплохо. Болтунья – имитация, я попросила покрасить ее в желтый цвет – яйца здесь ужасные. Неудивительно, если знать, откуда их берут. Вот эта маслянистая субстанция – растительный жир, тоже подкрашенный. Хлеб – он и есть хлеб, сама поджаривала. Соль тоже настоящая, только они удивились, что мы ее едим, – для них она ядовита. Не беспокойся, все проверено на морской свинке, то есть на мне. Кофе нет.
– Страдать не буду.
– Я его вообще не пью – хочу подрасти. Ешь. Тебе специально понизили уровень сахара в крови, чтобы проголодался.
Аромат был замечательный.
– Ой, я и забыла. Кип, скорее выздоравливай и слезай с кровати. Хочу повести тебя на прогулку.
– Я-то не против. Говорят, уже скоро.
– Хорошо, если так. Вот, смотри. – Она шлепнула себя по щеке. В нескольких дюймах от лица рука встретила препятствие. – А теперь! – Очень медленно поднесла к лицу руку.
Та прошла сквозь незримый барьер. Чибис показала мне «нос» и захихикала.
Это впечатляло – скафандр, в который можно просунуть руку! Я смог бы передать Чибис и воду, и декседрин, и глюкозу, когда ей было нужно.
– Ничего себе! Как он устроен?
– На спине, под запасом воздуха, комплект батарей. Дыхательной смеси хватает на неделю, не надо беспокоиться о шлангах, потому что их нет.
– Хм… А если предохранитель перегорит? Надышишься вакуумом.
– Мамми уверяет, что такого быть не может.
Похоже на правду. Мамми ни разу не ошибалась, когда была в чем-то уверена.
– И это еще не все, – продолжала Чибис. – Он как вторая кожа, сочленения не мешают, в нем не жарко и не холодно. Просто верхняя одежда.
– Ну а если обгоришь? Это вредно, сама говорила. Даже на Луне вредно.
– Исключено! Это поле еще и поляризует. Кип, пусть тебе сделают такой же скафандр – погуляем!
Я взглянул на Оскара.
Развлекайся, парень, сказал он отстраненно. Я не ревную.
– Видишь ли, Чибис, я предпочитаю то, в чем разбираюсь. Конечно, интересно было бы опробовать твой мартышкин костюмчик…
– Сам ты мартышка!
Однажды утром я проснулся, перевернулся на другой бок и понял, что голоден.
Тогда я рывком сел. Я ведь перевернулся в кровати.
Меня предупреждали, что ждать осталось недолго. «Кровать» превратилась в кровать, а я снова стал хозяином своего тела. Более того, я хотел есть, а ведь не чувствовал голода ни разу с тех пор, как попал на Вегу-5. «Кровать» была так устроена, что каким-то хитроумным способом питала меня без еды.
Голод! Я недолго радовался этой роскоши; так здорово снова ощущать все тело, а не только голову. Слез с кровати, переждал головокружение и ухмыльнулся. Руки! Ноги!
Я исследовал мои замечательные конечности. Они оказались целыми и невредимыми.
Я присмотрелся. Кое-что все же изменилось.
Раньше на левой ноге был шрам, приобретенный еще в детстве. Шрам исчез. Давным-давно на карнавале я сделал татуировку «Мама» на левом предплечье. Мама очень расстроилась, папа скривился от отвращения, но велел сохранить напоминание о моей глупости. Татуировки как не бывало.
И с рук, и с ног исчезли мозоли.
Я, бывало, обкусывал ногти. Они оказались чуть длинноваты, но безукоризненны. Уже давно я потерял ноготь на мизинце правой ноги, когда поскользнулся, опуская топор. Теперь он был на месте.
Я поспешно глянул на шрам от аппендицита – и вздохнул с облегчением. Если бы и о нем позаботились, я бы, наверное, усомнился, что я – это я.
Зеркало над комодом отразило меня с такими патлами, что впору выступать на эстраде. Обычно я стригусь под бокс. Однако лицо чисто выбрито.
На комоде лежали доллар и шестьдесят семь центов, механический карандаш, листок бумаги, часы и носовой платок. Часы шли. Банкнота, бумажка и носовой платок были выстираны.
Одежда, тщательно отреставрированная и безукоризненно чистая, ждала на столе. Носки были не мои; ткань на ощупь напоминала войлок, если бывает войлок, который не толще салфетки «Клинекс» и не рвется при растягивании. На полу стояли кроссовки, точно такие же, как у Чибис, с логотипом «Ю. С. Раббер», но моего размера и тоже из войлока, потолще. Я оделся.
Я оглядывал себя в зеркале, когда Чибис пинком распахнула дверь.
– Кто-нибудь дома? – Она держала поднос. – Как насчет завтрака?
– Чибис! Посмотри на меня!
Она посмотрела.
– Неплохо, – признала она, – для обезьяны. Тебе надо постричься.
– Разве это не чудо! Я снова целехонек!
– Ты никогда и не разваливался, – сказала она, – разве что местами. Меня каждый день информировали о ходе твоего выздоровления. Куда поставить?
Она опустила поднос на стол.
– Чибис, – сказал я, задетый за живое, – тебя совсем не волнует, что я поправился?
– Конечно волнует. Стала бы я просить у них разрешения принести завтрак? Да я еще вчера знала, что тебя собираются распеленать. Как думаешь, кто тебя побрил и обрезал ногти? Гони доллар. Бритье дорожает.
Я взял несчастный доллар и протянул ей. Она не взяла:
– Шуток не понимаешь?
– «Ни кредитором будь, ни должником…»
– Полоний. Старый тупой зануда. Кип, чтобы я взяла у тебя последний доллар!
– Ну и кто тут не понимает шуток?
– Давай лопай, – сказала она. – Этот пурпурный сок на вкус как апельсиновый – очень неплохо. Болтунья – имитация, я попросила покрасить ее в желтый цвет – яйца здесь ужасные. Неудивительно, если знать, откуда их берут. Вот эта маслянистая субстанция – растительный жир, тоже подкрашенный. Хлеб – он и есть хлеб, сама поджаривала. Соль тоже настоящая, только они удивились, что мы ее едим, – для них она ядовита. Не беспокойся, все проверено на морской свинке, то есть на мне. Кофе нет.
– Страдать не буду.
– Я его вообще не пью – хочу подрасти. Ешь. Тебе специально понизили уровень сахара в крови, чтобы проголодался.
Аромат был замечательный.