Полная версия
Сборник юмористических повестей №1
Сияя от счастья, она повернулась ко мне, восклицая:
– Доктор, что это со мной?!
Я пожал плечами и ответил:
– Гормоны!
Когда новоиспеченную мамашу с младенцем отвезли в палату, я почувствовал, что из-за нервных переживаний или от того, что пришло время, в общем, что я сильно проголодался, вдобавок к этому в животе у меня громко заурчало.
– Сейчас бы перекусить! – пожаловался я медсестре, но она сообщила, что у нас новая роженица.
– Процесс уже начался! – по-учительски строго добавила медсестра, а санитарка вкатила в родильный зал очередную роженицу.
Приняв у неё роды, я вытер пот со лба и шепнул медсестре:
– Теперь всё! Можно будет позавтракать или пообедать, в общем, что-нибудь съесть!
– Нет! – отрезала она. – У следующей роженицы тройня. Пока она всех не родит, уходить никуда нельзя!
Сразу после этого в родильный зал вкатили женщину с огромным животом. Я посмотрел на УЗИ, сделанное ей накануне, и увидел три плода. Первый ребенок появился на свет довольно быстро, а остальные двое родились с перерывом в час. Когда роды у многодетной матери закончились, я совершенно серьезно подумал, что следующим на каталке из родильного зала придется увозить меня. Ноги у меня дрожали, колени подгибались, голова кружилась, и перед глазами все поплыло. Всё же я собрался с силами, дошел до ординаторской, опустошил там весь холодильник, а сразу после этого опустошил другой – в сестринской. Только тогда я снова почувствовал себя живым, сильным и энергичным, но ужасно виноватым. Чтобы искупить вину, мне пришлось заказать по телефону пиццу всем своим коллегам по работе. Доставил её молодой парень. Он вошел в родовое отделение в тот момент, когда дежурная медсестра куда-то отлучилась, и на посту никого не было. По этой причине никто этого парня не остановил, и он беспрепятственно дошел до ординаторской. В это время санитарка повезла на каталке кричащую роженицу по коридору. Доставщик пиццы так перепугался, что упал в обморок, и нам пришлось приводить его в чувство.
Последующие роды, которые я принимал, пошли как по маслу. Мамаши с младенцами на руках отбывали в палаты и выглядели очень довольными. Довольными были и папаши, а некоторые из них даже пьяными от счастья, но были и просто пьяные. К счастью, такое случалось нечасто. Но бывало, что уж говорить. Один так напился, наблюдая за родами своей супруги из-за стекла соседней комнаты, что, когда она родила, и ему позволили к ней подойти, он рухнул на свою жену сверху и не сумел самостоятельно вернуться в вертикальное положение. Наверное, новоиспеченный отец напился от страха. А может, сначала от страха, а потом от радости. Не знаю. Во всяком случае, присутствие отца на родах уже давно стало возможным.
Кстати, сами роженицы во время схваток могут вытворять что угодно и приглашать к себе в палату кого им заблагорассудиться. На моей памяти, кто у них только не сидел. Рядом с одной находился инструктор по фитнессу, который постоянно её корректировал:
– Не тяни прямую мышцу живота! Потом будет сложно восстановить её эластичность! Нагибайся во время схваток медленно и тянись подбородком к коленке!
Другая роженица во время схваток усаживалась в сложные позы йоги. Так она и родила с закинутой за ухо ногой. Кстати, виновата в этом была её подруга, которая по Интернет-связи на планшете руководила процессом "родов по системе йоги". Одной женщине муж без конца играл на скрипке, причем исключительно весёлые и энергичные мелодии, под которые роженицы в соседних палатах приплясывали и притопывали. Впрочем, это было не самое смешное. Однажды молодая роженица, девушка лет двадцати, пригласила к себе в палату большую группу поддержки – всех своих родственниц. Они стали делиться воспоминаниями о своих собственных родах и так увлеклись разговором, что не заметили начала родов у беременной девушки. В результате её малыш появился на свет прямо в палате. Другая роженица была по профессии бухгалтером. Вместе со своим начальником она составляла отчет для налоговой инспекции прямо перед родами. В промежутках между схватками шеф брал её за руки и умолял:
– Екатерина Ивановна, пожалуйста, вспомните, какие у нас были показатели во втором триместре!
Закусив губу и постанывая, она отвечала, а он записывал. К другой роженице пришел гипнотизер и, глядя ей в глаза, до самых родов твердил как заведенный:
– Ваш ребенок родится красивым, умным, успешным! Родовый процесс протекает плавно и разливается по Вашему телу приятными ощущениями! Вы получаете от него ни с чем не сравнимое удовольствие!
В палатах для рожениц запрещалось присутствовать только посторонним медикам, особенно акушерам и гинекологам. Этот запрет ввели после того, как одну женщину до смерти напугал её собственный дядя, проработавший сорок лет гинекологом. Когда у нее начались схватки, он вдруг стал вспоминать печальные случаи из своей практики.
– На моей памяти, один ребенок родился с вывихом бедра из-за неправильных действий акушерки. И ему ещё повезло! – с упоением вещал дядя-гинеколог. – Судя по тому, как его вытаскивала из чрева матери наша акушерка, для него это могло закончиться вывихом шеи! А что такое вывих шеи? Это – кривошея на всю жизнь, неоперабельное состояние мышц!
Наслушавшись грустных историй, роженица так разволновалась, что у неё началась истерика. Она стала кричать, размахивать руками и даже не подпустила к себе медсестру, которая хотела поставить ей капельницу с обезболивающим лекарством. Только когда дядю-гинеколога попросили удалиться, женщина успокоилась, а потом родила.
Глава 13.
Бывает же такое: в один и тот же день меня огорошили сразу двумя плохими известиями. Первое касалось моего друга. Обычно я не лез в Петину личную жизнь, а он – в мою. То есть мы иногда рассказывали друг другу кое-какие эпизоды, касающиеся наших взаимоотношений со слабым полом, но, конечно, не всё, а так, в общих чертах. И вот Петя объявил:
– Моя девушка беременна!
– Может, это не твоя вина? – вяло пролепетал я.
– Стыдно, Вася! – покачал головой Петя. – Мы же с тобой медики. Знаем, откуда берутся дети. Так что эта версия абсурдна и неправомерна.
– И что ты собираешься делать? – испуганно пробормотал я.
– Что? Что? Придется стать отцом!
Через несколько месяцев он им стал, а еще, как любой порядочный человек, женился на этой девушке и стал её мужем.
Вторая неприятная новость имела отношение к нашей клинике и ко мне, в частности. Главврач вызвал меня в свой кабинет и сообщил, что через три дня в нашу больницу нагрянет комиссия, а я должен буду сопровождать их во время проверки. Понятно для чего – чтобы в случае выявления каких-либо несоответствий мне, а не главврачу, выкручиваться и придумывать объяснения. Сам он в день прибытия комиссии заболел. Больничный ему выписала давно набившая руку на решении подобных проблем его личная секретарша – грудастая блондинка Марина Евгеньевна. Но суть не в этом.
Проверяющая комиссия состояла из трех человек: одного мужчины и двух женщин. Глава комиссии – низкорослый дядя лет пятидесяти сходу меня предупредил:
– Давайте-ка побыстрее, молодой человек, чтобы всё успеть до обеда! Не хотелось бы, знаете ли, нажить себе гастрита! У нас работа и без того нервная!
Я кивнул в знак согласия и повел их по корпусу "В" нашей больницы. Поначалу я так испугался, что от страха завел комиссию не туда. Сначала мы пришли в подвал, потом в автоклав, оттуда – в лабораторию, после чего заглянули в каптерку к дворнику, затем по черной лестнице дошли до седьмого этажа, а оттуда спустились по пожарной лестнице вниз, к крыльцу центрального входа в больницу. После такой активной разминки я почувствовал себя лучше, но на всякий случай принял успокоительную таблетку и запил её валерианкой. Наконец я успокоился и поверил в себя.
Вдохнув свежего уличного воздуха с больничной парковки, я с силой надавил на входную дверь и чуть не растянулся на полу потому, что она была крутящейся. Глава проверяющей комиссии вовремя схватил меня за шиворот и втолкнул в здание больницы. Мне чудом удалось удержать равновесие, но пройдя два шага, я споткнулся о резиновый коврик, упал, после чего резво вскочил на ноги, отряхнулся и, повернувшись к членам комиссии, сказал:
– Милости просим в наше лечебное заведение!
Сначала мы прошли в терапевтическое отделение, расположенное на первом этаже. Все было бы замечательно, если бы проходившая мимо нас санитарка не проштрафилась. Выкатывая больного из палаты, она забыла опустить металлический бортик на одной стороне кровати, и, когда эту санитарку позвал другой пациент с просьбой: подать ему судно, лежащий на каталке грохнулся на пол. Санитарка рывком подставила судно под больного и помчалась к лежащему на полу пациенту. Она помогла ему подняться с пола и забраться на каталку, но в этот момент другой пациент попросил забрать судно.
– Я всё сделал! – сообщил он заговорщицким голосом.
– Что? – хрипя от натуги, спросила санитарка, забрасывая, закатывая и закидывая на каталку упавшего с неё пациента крупного телосложения.
– Наложил.
– Что?
– Своё добро!
– Куда?
– Куда надо!
– А-а! – осенило санитарку, и она достала из-под него судно.
В этот момент у каталки открылся бортик на противоположной стороне, и грузный пациент снова грохнулся на пол. Кто-то в палате прокричал:
– И мне нужно судно!
Санитарка подложила под него судно (вместе с содержимым от предыдущего пациента) и помчалась укладывать на каталку свалившегося с нее больного. Мы наблюдали за происходящим в дверной проём палаты, пока глава комиссии не изрёк:
– Хо-ро-шо!
Никто не знал, что именно он имел ввиду: что упавший с каталки пациент ничего себе не сломал, что два других пациента благополучно опорожнили кишечник, что санитарка все это время шептала себе под нос неприличные слова и выражения так, чтобы их никто не услышал… В общем, допытываться у него мы не стали и проследовали дальше.
В отоларингологическом отделении члены проверяющей комиссии решили заглянуть в перевязочную. Там одной пациентке медсестра только что наложила компресс на правое ухо и уже собралась отправить её в палату, как вдруг в перевязочную вошла другая медсестра и, хихикнув, сказала:
– Вообще-то компресс ей надо на левое ухо!
Медсестра перевязочной вздохнула и наложила больной компресс и туда тоже.
Проходивший мимо врач бросил на ходу:
– У этой пациентки – отек гортани, ей надо приложить холодную марлю к горлу!
Медсестра выполнила его распоряжение, но повязки с компрессами с ушей снимать не стала. Сразу после этого в перевязочную заглянула заведующая отделением. Кивком головы указав на пациентку, она угрюмо заметила:
– Вы что не знаете, что у неё гайморит?!
Медсестра пожала плечами и ввела в носовые ходы больной две марлевые турунды, смоченные в лекарственном растворе. Женщины из проверяющей комиссии захихикали:
– Ой, не могу! Эта тетя похожа на моржа с большими ушами!
– И на коалу с хоботом!
– Цыц! Вы забыли? Мы на работе! – шикнул на них глава комиссии, едва сдерживая смех, и они отправились дальше.
В инфекционном отделении через стекло члены комиссии увидели, как медсестра рисует зеленкой на спине и животе у молодой девушки витиеватые узоры по типу татуировки. Глава комиссии недевольно буркнул:
– Что это еще за художественное творчество?
– Больная ветрянкой, вероятно, очень переживает из-за своего внешнего вида, – пояснил я. – У нас это разрешается делать по просьбе пациентов, в качестве процедуры, успокаивающей зуд и нервы…
Комиссия проследовала по коридору и остановилась у одного бокса в отсеке желудочно-кишечных инфекций. Все трое с интересом стали наблюдать за сантехником, который пытался пробить вантузом засор в унитазе, но испражнений было столько, что у него никак это не получалось. От усилий сантехник вспотел и стал снимать с себя одежду: сначала забрызганный каловыми массами комбинезон, потом защитную маску с головы, рубашку, штаны, пока не остался в семейных трусах и майке. Наконец сантехнику удалось пробить затор в унитазе, и он вышел из бокса. Глава комиссии преградил ему путь и строго прикрикнул:
– Стойте! Вы нарушили правила техники безопасности! Вы хоть отдаете себе отчет в том, что сейчас заразились тяжелым заболеванием, таким, как сальмонелез, например?!
– Нет, – возразил сантехник, – не сальмонеллезом. Это точно! При сальмонелезе кал желто-зеленого цвета, а этот был другим!
– Тогда дизентерией! И вообще, какая разница?! – возмутился глава комиссии.
– Большая! – ответил сантехник. – При дизентерии стул с примесью крови и гноя, а этот был не таким!
– А каким?! – от негодования, с вытаращенными глазами закричал проверяющий.
– Кал был жидким, водянистым, с непереваренной пищей! Полагаю, что у больного обычная холера! – рассудительно изрек сантехник.
– И Вы не боитесь заразиться этим ужасным заболеванием?! – поразился глава комиссии.
– Нет, – ответил сантехник. – Я ей переболел в том году, и у меня выработался иммунитет. Унитазы здесь постоянно засоряются, поэтому меня часто отправляют в это отделение на прочистку. За три года работы я переболел всеми инфекционными заболеваниями в легкой форме. Так что теперь мне можно нарушать технику безопасности!
С гордым видом он поднял с пола вантуз, водрузил его себе на плечо, вышел из бокса и пошел по коридору, насвистывая веселый мотивчик.
В травматологическом отделении членов комиссии немного удивило, что вместо гирек, к конечностям больных были подвешены: чайники, половники, сковороды, пара железных утюгов и другие предметы домашнего обихода.
– Это потому, что нашей больнице выделяется недостаточное количество средств для покупки необходимого медицинского оборудования! – пояснил я.
– Обычное дело! – отмахнулись члены комиссии.
В родовом отделении они стали свидетелями того, как одна женщина рожала крупного младенца. Акушерка, как ни старалась, не смогла его вытащить и позвала на помощь медсестру, а потом в родильный зал пришло еще пять человек из медперсонала, и все они, как в сказке "Репка", ухватившись друг за друга, пытались извлечь ребенка из материнского чрева. Только когда к ним сзади присоединилась уборщица, крупный младенец появился на свет и огласил всё помещение таким оглушительным рёвом, что тут же позвонили из психиатрического отделения и попросили "кричать потише", поскольку и без того беспокойные пациенты еще больше забеспокоились.
В кардиологии на глазах у членов проверяющей комиссии медсестра со вставленными в уши наушниками внесла в палату капельницы и, не глядя, нажала на кнопку пульта. Включился висящий на стене телевизор, и по нему стали показывать фильм ужасов. У всех лежащих в палате пациенток бешено застучало сердце; женщины застонали, побледнели, а некоторые даже потеряли сознание. Прикроватные мониторы пронзительно запищали, отображая кривую работы сердца, которая стала прерывистой и зигзагообразной. Медсестра же, ничего не замечая, слушала музыку и ставила пациенткам капельницы. Глава комиссии решил исправить ситуацию и попросил проходящую мимо санитарку:
– Поменяйте, пожалуйста, канал, чтобы пациентки смотрели по телевизору что-нибудь другое, поспокойней!
Она пощёлкала пультом и поставила мелодраму. Все пациентки разом успокоились, постепенно пришли в себя, и кривые работы дыхания и сердца на прикроватных мониторах тоже нормализовались.
В гастроэнтерологическом отделении члены комиссии остановились около кабинета, в котором две медсестры промывали желудок у вновь поступившего пациента. Проверяющие были очень удивлены, когда из промывных вод у больного медсестра извлекла ручные часы. Мужчина, немного смутившись, признался:
– Проглотил на спор.
После того, как его отправили в палату, желудок стали промывать другому пациенту. В ходе этой процедуры из его желудка было извлечено: три сберкнижки, несколько юбилейных золотых монет и маленькая шкатулка с золотыми украшениями. Мужчина объяснил это просто:
– С женой поругался! Она заявила, что подаёт на развод и отсудит всё, что у меня есть!
У третьего пациента из горла торчала большая кость. Когда медсестры аккуратно её оттуда извлекли, он пояснил:
– Друг привез из Испании хамон! Сказал, он такой вкусный, что его можно съесть за один присест!
Члены комиссии прошлись по всему отделению, перешептываясь и с удивлением глядя на ослепительно яркую окраску стен, аквариумы, плюшевые игрушки и игровой уголок. В конце концов, глава комиссии не выдержал и спросил:
– Я не понял: это – взрослое отделение или детское?
– Взрослое, – ответил я.
– А к чему такая яркая декорация?
– Поднимаем "язвенникам" настроение.
– А детский уголок? Они что там играют?
– Нет, там играют дети, которые приходят их навещать. В основном, наши пациенты – люди семейные.
Потом комиссия заглянула в проктологическое отделение и увидела, что в одной из палат у всех пациентов на тумбочках ярким светом мерцают огоньки.
– Это что ещё за представление? – сердито буркнул глава комиссии и прошелся по палате.
Один из пациентов с готовностью ответил:
– Сегодня у медсестры мало времени, и она попросила нас самих поставить себе свечи! Вот мы и прикрепили к ним фитильки из ниточек, а потом подожгли!
– Дурдом! – схватился за голову глава комиссии.
– Нет, что Вы! Здесь проктология, а психиатрическое отделение на пятом этаже! – пояснил больной.
– Что скажете, девочки: пойдем туда или как? – вопросительно посмотрел на своих коллег глава комиссии, выйдя из палаты с зажженными свечками.
– Что-то не очень хочется! – отозвалась одна, а другая криво улыбнулась и молча помотала головой.
– Действительно, чего мы там не видели… – согласился проверяющий.
Я набрался смелости и возразил:
– Извините, но кое-что вы действительно не видели. Там недавно ремонт сделали!
– Переживем как-нибудь без вашего ремонта! – устало промямлил глава комиссии и добавил: – Ну, ведите нас, куда там ещё надо!
И я повел их в реанимацию. Там было темно и тихо, а ритмичное попискивание прикроватных аппаратов, поддерживающих у тяжелобольных дыхание с сердцебиением, приятно убаюкивало.
– Что-то я устал! – изрек глава комиссии и плюхнулся на кровать, чуть не придавив одного из пациентов. Своими ягодицами проверяющий пережал проводки, и больной стал задыхаться. Вскоре на мониторе вместо кривой линии появилась абсолютно ровная прямая. Глава комиссии этого не заметил, через некоторое время встал, вытер себе пот с лица и подытожил:
– Вот он, цикл человеческого существования: жизнь и смерть! Пойдемте! Можно сказать, что на сегодня мы со своей задачей справились!
Я бросился к пациенту, на кровати которого до этого сидел глава комиссии, пощупал пульс и скорбно покачал головой, поскольку помочь ему уже ничем не мог. Затем мы вышли из реанимационного отделения и отправились, чтобы перекусить, в больничную столовую.
На следующий день мне сообщили, что наше лечебное учреждение прошло аттестацию, и что никаких нарушений у нас обнаружено не было. Конечно же они были, но если из-за этого начнут закрывать больницы, то лечить людей будет попросту негде. Главврач тут же выздоровел, и секретарша выписала ему свидетельствующую об этом справку. При личной встрече он меня похвалил, а ещё сказал, что проверяющую комиссию приятно удивил блог в соцсетях, на котором регулярно выкладываются театральные постановки нашей больницы.
Глава 14.
Это оригинальное нововведение появилось в клинике лет пять назад. Первоначально спектакли ставились, чтобы развеселить пациентов и отвлечь их от грустных мыслей. Затем кто-то предложил снять постановки на видеокамеру и выложить в соцсетях. Количество просмотров и лайков начало стремительно увеличиваться, и больница стала на этом зарабатывать. Особой популярностью у интернавтов пользовались следующие театральные постановки: "Колобок", где главную роль исполнил пациент терапевтического отделения, распухший до неузнаваемости в результате аллергической реакции; "Русалочка", которую сыграла пациентка из травматологии, девушка со сломанными ногами, причем гипсы ей сняли прямо во время спектакля; "Три поросенка", чьи роли удачно исполнили больные из отделения желудочно-кишечных инфекций. Пациент из травматологии блестяще сыграл "оловянного солдатика" в одноименной постановке, а пациентка оттуда же – неподвижно стоящую балерину, в которую по сюжету сказки он был безответно влюблен. В роли Красной шапочки и Волка выступили пациенты отоларингологического отделения: она говорила писклявым детским голоском, а он – хриплым и осипшим. Роль бабушки в этой театральной постановке досталась старушке из кардиологии, а дровосеков – врачам-травмотологам. Им даже не понадобились топорики, в их арсенале нашлись похожие медицинские инструменты. В театральных постановках нашей больницы принимали участие пациенты всех отделений. Они, как правило, соглашались на любые роли. Только пациенты из проктологии претендовали на роли царевичей и прекрасных принцев, хотя это было невозможно по причине их преклонного возраста, двойных подбородков и округлых животов. Однажды им предложили участвовать в постановке сказки «Али-баба и сорок разбойников», но пациенты проктологии сочли это для себя оскорбительным и от роли разбойников наотрез отказались.
Как-то раз режиссером больничной театральной постановки стал пациент психиатрического отделения. Режессура действительно была его профессией, а в психиатрию он попал на почве нервного срыва. В сжатые сроки этот больной поставил спектакль под названием: "Картины Сальвадора Дали". Все роли в этой постановке сыграли пациенты психиатрического отделения. Они вышли на сцену и застыли в замысловатых позах, изображая "мягкие часы", обвязанные бечевками фигуры и лица с подпорками. Они простояли на сцене целый час, имитируя образы с картин известного художника. Как выяснилось, этот режиссер работал в направлении "свободного, безжанрового искусства". К тому же пациенты психиатрического отделения затруднялись в отображении поведения людей и зверей, в то же время им нравилось изображать предметы неживой природы. Только поэтому можно было сказать, что спектакль удался на славу.
Когда актеров из числа пациентов не хватало, на помощь приходил медперсонал. Такие спектакли были отмечены большим количеством лайков, поскольку медперсонал по привычке выкладывался в полную силу. В роли "Морозко" отличился наш патологоанатом, а Елизавета Петровна, врач из инфекционного отделения, успешно справилась с ролью лисы из сказки "Лиса и волк", по сюжету которой лисица надоумила волка ловить рыбу в проруби своим хвостом. Санитарка Валя из психиатрии тоже прекрасно сыграла лису, но в другой сказке – под названием "Лисичка со скалочкой". Пожилая врач из терапии так часто исполняла роль Бабы-яги, что решила попробовать себя в роли "Спящей красавицы". Этот спектакль тоже набрал кучу просмотров, поскольку наша "Спящая красавица" по-настоящему заснула и так громко захрапела, что от звуков её храпа сотрясались стены импровизированного замка. Врач-психиатр удачно сыграла царевну-несмеяну, так как ее почти невозможно было чем-либо рассмешить или удивить, такое у неё было серьезное и сосредоточенное выражение лица. Вообще-то у нас ставились не только сказки. К примеру, в роли "Кентервильского приведения" выступил врач-инфекционист, который так привык ходить в защитном костюме, что даже дома с ног до головы обматывался простыней. Роль Дракулы сыграл врач-реаниматолог, а вампиров – исхудавшие пациенты из гастроэнтерологии. В другой постановке роль "Синей бороды" досталась пациенту, которого в нашей больнице лечили уже целый год. Врачам никак не удавалось поставить этому мужчине точный диагноз, поэтому его отправляли на обследование из одного отделения в другое. За это время у пациента выросла длиннющая борода, и для спектакля её покрасили в синий цвет. Ещё у нас была постановка "Три толстяка", но кто исполнил их роли, я уже не помню. Мужчин подходящего телосложения в больнице было хоть отбавляй: и среди врачей, и среди пациентов. Кстати, если бы для спектакля потребовались три толстухи, то дефицита таковых тоже не наблюдалось.
Глава 15.
Недели через две после прихода комиссии меня отправили в психиатрию: замещать врача, уехавшего на учебу в столицу. В психиатрическом отделении мне пришлось задержаться целых три месяца. Там я раз и навсегда уяснил для себя золотое правило: доверяй, но проверяй! Некоторые пациенты рассказывали о себе всякие небылицы, а врачи должны были отдифференцировать реальное от воображаемого. Ещё в психиатрии я научился импровизировать на ходу. Помню, однажды ко мне в кабинет вбежал пациент, представляющий себя пёсиком, и забрался под моё кресло. Я долго не мог его оттуда выгнать, пока не решился на хитрость.