Отражение бабочки

«Брехня! – отразилось на лице капитана. – Облегчение он почувствовал!»

– Когда это случилось? – спросил Федор.

– За пару месяцев до ее отъезда.

– Вы не пытались их увидеть вместе? – спросил капитан.

– Вы имеете в виду, не следил ли я за Лерой? – В голосе Сницара послышались высокомерные нотки. – Нет, разумеется.

Капитан ему не поверил, в отличие от Федора. Как же, как же, а то мы не знаем, как это бывает! Таскался следом, вынюхивал, обыскивал сумочку, проверял мобильник. Из другой жизни, ага! Все мы из одной и той же.

– Как зовут соседку? – спросил Федор.

– Мария Станиславовна. Из первой квартиры.

– Когда вы съехали оттуда?

– Спустя пару месяцев.

– Куда?

– Я взял кредит в банке и купил квартиру.

– Вы женаты?

– Нет.

– Что из ценных вещей пропало из съемной квартиры?

– Почему вы решили, что пропало? – не сразу спросил Сницар.

– Так пропало или нет? – Капитан сделал стойку, мысленно поздравляя Федора за удачный вопрос.

– Я не хотел бы… – Сницар смотрел в стол. – Понимаете, я не имею претензий.

– Что это было?

– Подвеска восемнадцатого века, итальянская. Наше семейное сокровище, мама мечтала подарить невестке. Платина, сапфиры и бриллианты. Восемь крупных сапфиров, замечательный дизайн. Очень дорогая. – Он помолчал. – Понимаете, этот мужчина, потом подвеска… Я действительно почувствовал облегчение! Это было как…

Он замялся.

– Как точка? – подсказал Федор. – Финита.

– Именно. После этого ни сожалений, ни надежд, что наладится, ни долгов. Со мной тоже не сладко, поверьте. Я педант, терпеть не могу беспорядка… Когда я обнаружил, что подвеска исчезла, я подумал: «Теперь все». Расплатился. Брать чужое отвратительно, такое нельзя простить.

– Когда вы обнаружили пропажу?

– Когда вернулся из командировки. В конце августа. Кажется, двадцать девятого. Это можно уточнить.

– Вы пытались найти подвеску? В скупках, ломбардах?

– Нет. Просто вычеркнул из памяти и постарался забыть. Это было вроде платы за глупость. Я ведь с самого начала знал, чувствовал, что не надо.

– Вы сказали, что были в командировке. Где именно?

– В Зареченске в основном. Оттуда было несколько выездов в другие районы, я, кажется, упоминал. Я там консультировал. Все это, естественно, задокументировано.

– Где вы жили в Зареченске?

– В комнате-бытовке при районной больнице. Питался в кафе по соседству. – Он усмехнулся. – Экономил.

– Так он убийца или не убийца? – недоуменно спросил Савелий. – Коля?

– Я тебе что, экстрасенс? – с досадой буркнул капитан. – Не знаю. Будем работать. Мужик не дурак, связался с богемой, не рассчитал сил. Знаю я таких, отличников по жизни. Зануда, порядок он любит. Опять-таки мама… Как он сказал? Назидала? Во-во. Назидала по мозгам. Типичный маменькин сынок, а тут вдруг такое чудо, как певичка из «Прадо». Вот он и сорвался. Добром такие связи не кончаются.

– Ты думаешь, это он ее убил? – спросил Митрич. – За измену?

Капитан пожал плечами.

– Мне он понравился, – сказал Федор. – Сильный, уверенный в себе человек, вполне искренний, с моральными устоями, не терпящий лжи. Которому не повезло с подругой. Не первый и не последний. Не думаю, что он убийца. Не вижу мотива. Такие, как он, сначала семь раз отмерят.

– А то, как он вывернулся наизнанку, ничего? – вскинулся капитан. – И такая, и сякая, и мужиков водила… Нюни распустил! Сильный!

– Согласен, – сказал Федор. – Он не из тех, кто говорит о себе. Он был потрясен, узнав об убийстве, это была реакция. Мне кажется, он говорил не столько нам, сколько себе, подводил итоги.

– Ой, вот только не надо этой мути! Реакция, подводил итоги, теперь пойдет и повесится!

– А может, он оправдывался? – заметил Митрич. – Совесть мучит, вот и разговорился.

– В это я готов поверить. Пускал дымовую завесу.

– Не вижу его убийцей, – сказал Федор.

– Конечно, на лбу не написано.

– А кто же тогда? – спросил Савелий. – Если не он?

– А что в твоих книжках? – спросил капитан язвительно. – Певичка из шалмана, полно мужиков, беспорядочные связи, сперла украшение…

– Какое украшение?

– Семейное. Его мама хранила для невестки, а она сперла.

– Доказать надо, – заметил Федор. – Неизвестно, кто спер. Может, тот тип, которого видела соседка.

– Ты сказал, Федя, он семь раз отмерит… А если он не хотел убивать? Ты сам говорил, что убийство было спонтанным… В смысле, может, он убил случайно?

– Я не сказал, Савелий, что убийство было спонтанным, я предположил.Гипотетически. Посмотрим.

– Может, не может… Не надоело? – Капитан хлопнул ладонью по столу. – Жрать охота, между прочим. А ты, Философ, тоже! Искренний, с моральными устоями… Разлился тут соловьем! Какие, к черту, моральные устои, если какой-то хмырь тянет твою бабу! А то мы не знаем.

Ему никто не ответил. Пауза затягивалась.

– Я мигом! – очнулся Митрич и убежал.

– А кого видела соседка? – спросил Савелий.

– Мужчину, которого приводила Лера, когда Сницара не было дома, – терпеливо объяснил Федор.

– Любовник? – ахнул Савелий. – У нее был любовник? Сницар знал?

Капитан посмотрел на потолок, сделал над собой усилие и промолчал.

– Знал, – сказал Федор. – И рассказал нам. Иначе мы бы ничего не узнали.

– А как он вообще… Насчет убийства? – Савелий сгорал от любопытства.

– Ты имеешь в виду, как он воспринял убийство Леры?

– Ну… Да!

– Очень удивился. Он был уверен, что она в Германии.

– А ее подруга, которая умерла? Он был с ней знаком?

– Был. От нее он узнал, что Лера уехала.

– Может, хватит? – рявкнул капитан. – Уши вянут, честное слово! Игры они затеяли, шарады, вопросы-ответы! Сказал же, работаем. Все! Меняем тему.

– А та женщина, самоубийца, ты, Коля, говорил, ждешь анализа… Она что, наркоманка? А наследники объявились?

– Чистая. Просто жить надоело. Какие, к черту, наследники, Савелий? Откуда я знаю? Я тебе что, нотариальная контора? Давай лучше про баб!

Федор позволил себе слегка улыбнуться – Савелий и бабы! Савелий пожал плечами и снова открыл рот, но сказать ничего не успел, так как прикатил Митрич с дребезжащей тележкой, нагруженной тарелками с бутербродами и стаканами с пивом.

– Митрич, надо бы запатентовать, а то сопрут конкуренты, – капитан радостно потер руки. – Твои фирмовые, с огурчиком!

– Да ладно вам! – махнул рукой польщенный Митрич. – Бутерброды как бутерброды, ничего особенного.

– И скромный вдобавок. Твое здоровье, Митрич! – сказал капитан, поднимая стакан. – Что бы мы без тебя делали?

Они чокнулись и выпили.

– Коля, ты узнал про убийство Звягиной? – спросил Федор. – Ты обещал.

– Звягина? – переспросил Савелий. – Ее тоже убили? Кто она такая?

– Философ думает, что она могла видеть убийство Огородниковой, – сказал капитан. – Жила в башне напротив дома Сницара.

– А она могла?

–Гипотетически могла, – сказал Федор. – Если убийство Огородниковой произошло в квартире. Дом Сницара как раз напротив башни, на четвертом этаже, и сцену убийства могли увидеть из башни. Тем более убийство Звягиной произошло двадцать третьего, то есть через два дня после убийства Огородниковой.

– Савелий, не слушай этого умника, вечно он накрутит. Дом стоял практически пустой, квартиры выкупили богатенькие буратины, многие еще не переехали, многие проживают за рубежом. Называется, вложение капитала. Ни охраны, ни консьержа, гуляй-поле. Звягина жила на шестом. Весь этаж почти пустой. Там вообще по четыре квартиры на этаже, апартаменты по двести метров. Вот он и влез, а она его застукала, не повезло. Дело было около десяти вечера.

– Грабители обычно грабят днем, я читал, – заметил Савелий.

– Он читал! – фыркнул капитан. – Грабят в любое удобное время, Савелий. Тем более там случались другие попытки ограбления. Может, он считал, что туда еще не заселились. Барахло перевезли, но еще не живут.

– Кто она такая, эта Звягина?

– У нее какой-то мелкий бизнес.

– Мелкий? Там квартиры дорогие.

– Это только так называется, мелкий – с точки зрения экономики, а на самом деле приличный.

– Странно, он грабитель, а они обычно не убивают, – заметил Савелий.

– Как он ее? – спросил Федор.

– Удавил, шнуром или поясом. По версии следствия, она его застала, и он ее…

– И не нашли?

– Не нашли. Может, хватит? Убийство как убийство, с Огородниковой никак не связано. И не факт, что ее убили в квартире, может, по дороге в аэропорт. Всяко бывает. А этот лекарь, я считаю, вполне способен.

– Он тебе не понравился? – спросил Савелий.

– При чем тут… Любой настоящий мужик способен, Савелий. Если припечет, то сам понимаешь. Кроме тебя! Ты не способен. Спина не чешется?

– Спина? – Савелий недоуменно мигал.

– Крылья не режутся?

– А на самолет она регистрировалась? – Савелий пропустил мимо ушей шутку капитана. – Вы проверили?

– А чего же ты не подсказал? Слабину даешь, Савелий. Как-то сообразили сами. Дотумкали. Правда, с трудом. Нет, Савелий, на рейс она не регистрировалась, так как до аэропорта не доехала. Ни двадцать второго, ни в какую другую дату, и вообще из страны не выезжала.

Глава 13. Ворожея

«…и не приобщайтеся к делом неплодным тмы, паче же и обличайте».

Св. Феофан Затворник

Не хочу! Не хочу идти к ворожее, передумала, дурные предчувствия, тоска, муторно, не могу спать. Это примерно то, что я чувствовала накануне визита. Мне хотелось удрать и спрятаться. Я перебирала причины отказа, говорила себе, что вот прямо сейчас отстукаю послание, извинюсь, скажу, как мне жаль и… и… И все! Свободна. Все равно уже ничего не исправить. Эта странная женщина убила себя. Мы пересеклись на миг, она сунула мне ключи… Как будто бы вручила собственную судьбу. Почему мне? Почему я? Почему мы оказались в одном пространстве в одно время? Кто дергает за нитки и сталкивает лбами?

Я бормотала «не хочу, не буду, гори оно все», подходя к дому Ванессы по Милославской, злилась на себя за бесхребетность и спрашивала, какого черта. Какого черта я ввязываюсь неизвестно куда? На что я рассчитываю? Я даже не придумала, как вести себя с ней и о чем спрашивать. Она же мигом раскусит меня и увидит падшего ангела в душе. Скажет, как припечатает: «У вас, милочка, в душе падший ангел. Убегал от кары и спрятался». И что после этого мне прикажете делать? Я как никто знаю силу слова. Как жить дальше с падшим ангелом в душе?

Тем более я им не верю. Наверное, слишком рациональна. Ну не верю! Иногда смотрю мистические истории на ТВ и всякий раз удивляюсь простоте сюжета, при всей его фантастичности весьма незатейливого. Именно! С одной стороны привидения, страшилки и наложенные порчи, с другой – сплошной реализм: нет, мол, никакой мистики, это вы грибов не тех объелись, или лекарство просроченное, или скрытая экзотическая хворь, вызванная случайно залетевшим в наши широты африканским микробом. Или родственники хотят захапать вашу квартиру, или друзья жаждут отомстить за давнишнюю пакость, а то еще, может, коллеги норовят свести с ума ввиду открывшейся вакансии. В итоге привидения, галлюцинации и пришельцы. А на самом деле ничего такого. Честное слово.

Улица Милославская, дом номер семь… Магическое число, кстати. И означает оно мудрость, утонченность, высокий уровень образованности и философское отношение к жизни. Совпадение?

Прекрати, слышишь?

Дом старый, приземистый, не дом, а крепость с толстыми стенами. Еще довоенный, с окнами-бойницами. В глубоких проемах поблескивают современные стеклопакеты. Как яркие заплаты на рубище… э-э-э… Как там? Избушка на курьих ножках. Ведьмино жилище.

Я набираю код, открываю дверь и оказываюсь в полутемном холодном парадном. Откуда-то сверху падает размытый сноп света. Пахнет пылью и затхлостью. Квартира четырнадцать на третьем этаже. Я поднимаюсь по широким стертым мраморным ступеням, останавливаюсь перед высокой дверью с белой цифрой четырнадцать. Здесь. Поднимаю руку к металлической кнопке звонка и вздрагиваю, заслышав глухой, словно из-под земли, голос: «Открыто». Толкаю дверь и оказываюсь в прихожей с высокими потолками и коричневыми обоями в золотистую полоску. Прихожая пуста, если не считать длинной вешалки, на которой ничего не висит, и двух взаимно отражающихся старинных зеркал на противоположных стенах. Зеркала в массивных темного золота рамах, изображение слегка «рябит», словно под действием сквознячка, и напоминает поверхность пруда в пасмурный день. Разумеется, мне тут же пришло в голову, что это вход и выход… Туда и оттуда. В параллельный мир. Все это слабо освещено плафоном под потолком. Еще одно световое пятно – распахнутая дверь в комнату.

– Прошу сюда! – слышу я негромкий голос.

Переступаю порог и застываю как вкопанная при виде женщины в инвалидном кресле. Я сразу узнаю ее – это была Ванесса! В жизни она старше и проще, чем на фотографии. Без красных бус, в скромной черной одежде, но все равно поразительно красивая! Колени ее прикрыты серо-синим клетчатым пледом. Мой взгляд выхватывает морщинки в уголках глаз и у рта. Мы молча смотрим друг на дружку. Взгляд Ванессы серьезен, выжидающ, без улыбки. Но и ничего дьявольского. Обыкновенная, слегка уставшая женщина в инвалидном кресле.

Я опомнилась, облизнула губы, откашлялась и попыталась поздороваться. Голос меня не слушался. Мое «добрый день» получилось сиплым и каким-то выморочным. Ванесса кивнула и указала рукой на кресло напротив. Я подошла деревянной походкой и села. Поставила сумку на пол у кресла.

Комната – большая и светлая, никакой чертовщины, хрустальных шаров, филинов и черных кошек. Золотистые гардины, много цветов, минимум мебели: массивный коричневый диван, несколько гобеленовых и вышитых подушек, темно-красный с черным ковер на полу. В углу у окна высокий торшер под желтым шелковым абажуром, напротив – горка с какой-то посверкивающей стеклом и серебром посудой. И зеркала… Конечно! Два больших, в черных резных деревянных рамах с высокими коронами друг против друга на противоположных стенах, и еще одно, большое, на полу, напротив двери, высокое, похожее на храм, с башенками и колоннами, на вид очень старое. Комната в них отражалась искаженно, изображение, казалось, подрагивало. В прихожей два, здесь два на стенах, большое на полу и еще одно на столе, с серебряной ручкой… Шесть? А где седьмое? Должно быть семь. У меня мелькнула мысль: интересно, она живет здесь или это рабочий кабинет, так сказать? Вид у комнаты нежилой, несмотря на обилие зелени… Может, растения неживые? Я поежилась, пластиковые цветы меня пугают. Вряд ли, хотя… Не знаю. И запах – сладковатый, тонкий, миндальный, как мне показалось, запах… Сухих трав и цветов? У окна ваза с засушенными бесформенными цветками, похожими на кляксы – розы, когда-то красные, теперь черные, и черные же листья эвкалипта. Вряд ли она здесь живет, вид у комнаты необжитой… И зеркала как входы… Куда-то. В большом отражается дверь в прихожую, ей видно, кто пришел. Посетитель не подозревает, что его рассматривают. Я поежилась. Светлые пятна по периметру как озера. Вдруг я увидела седьмое зеркало – по диагонали от того, что стояло на полу у двери. Узкое, длинное, в тусклой металлической раме… Оловянной? Я почувствовала облегчение – все-таки семь. Порядок. Семь бед, один ответ, мелькнуло в голове. Семь смертных грехов… Гадание – грех? Я перевела взгляд на Ванессу… Зеркальная ведьма, мелькнуло в голове. Греховная зеркальная ведьма… Зеркала тоже грех, нельзя смотреть долго, они обладают памятью, помнят всех, кто смотрелся в них, старые зеркала хранят коды и судьбы, они – граница между мирами, лекарство от одиночества, душа умершего боится зеркал… Зеркало под черной тканью… Все читанное когда-то, связанное с зеркалами и гаданием, замелькало в голове сумбурными картинками из сумасшедшего калейдоскопа. Я почувствовала, что страх, липкий и холодный, вдруг пополз вдоль хребта, и стала задыхаться.

Ванесса кашлянула негромко, и я пришла в себя. Сглотнула невольно и подумала: «Истеричка!»

На столе, у рук Ванессы, лежала колода карт Таро – я готова была поклясться, что только что ее там не было! Очки в тонкой золотой оправе и зеркало на длинной ручке – это я заметила сразу. Чуть поодаль стоял бронзовый подсвечник с пятью синими свечами, рядом золотая зажигалка. Свечи были наполовину сгоревшими. Я перевела взгляд на женщину.

Ванесса смотрела на меня по-прежнему выжидательно, без улыбки.

– Я никогда еще не была у экстрасенса, – начала я, снова откашлявшись. – Я не знаю…

– Что я могу для вас сделать? – спросила она. В кино ведьмы обращаются к клиентам на «ты». Ты ей «вы», а она тебе «ты». Такое правило.

– Мне тридцать два года, у меня нет семьи… Мне нравится один человек. – Я вспомнила мужчину с кофе из парка. Мне было неуютно под ее пристальным взглядом. Никогда не умела врать. Но ведь он мне на самом деле понравился! – Я слышала, что есть привороты…

Я вспыхнула. Мне было стыдно.

Она потянулась за картами, раскинула их. Подняла на меня глаза. Я поежилась – а если действительно видит насквозь? Взгляд выхватил на замелькавших картинках черного всадника в шлеме с перьями, желтое солнце с лучами-змеями, женщину в красном, обнаженных мужчину и женщину, ангела, дующего в трубу, животное с длинными ослиными ушами, скелет. Она протянула руку, и я вложила свою ей в ладонь. У нее были холодные руки и сильные жесткие пальцы – возможно, это было связано с ее увечьем. Ногти были коротко острижены. А как же кровавый маникюр из сериалов, мелькнула мысль. Она сжала мою руку и заговорила, глядя в упор, раздельно и неторопливо.

– Все в ваших руках. Я вижу мужчину, вы встретились… – она запнулась, – недавно. Он чужой, но это ничего. Вы снова встретитесь. Нужно дать ему шанс. Он из тех, кого нужно приручать, больше всего он ценит свободу. Не торопитесь. Приворот вам не нужен, это не для вас. Вы в них не верите, правда?

Ее взгляд пронизывал. Я кивнула. Не то что не верю, нет, но считаю насилием. Любовь – подарок судьбы, и выцарапывать его силком, за деньги, как-то неправильно. Мне не нужен мужчина, скрученный магией, лишенный свободной воли… Я кивнула.

Она опустила глаза на карты. Кусочки картона с легкими шлепками падали на стол. Ванесса нахмурилась, всматриваясь в выпавшую карту.

– КартаСимболон, – она ткнула пальцем в картинку с бегущей женщиной. – Страх. Я чувствую страх… Чего вы боитесь? Карта серьезная.

Она уставилась на меня, и я увидела, что глаза ее потемнели, из темно-серых стали почти черными. Я замерла, чувствуя нарастающее напряжение в спине и шее. Мне казалось, я не могу шевельнуться, губы мои пересохли. Ее лицо потемнело и исчезло! На месте лица было мутное пятно…

– Что-то случилось? – Ее голос вернул меня в реальность.

– Умерла моя добрая знакомая Елизавета. – Видит бог, я не хотела этого говорить, во всяком случае, не так скоро, вернее, не решила, нужно ли, но ничего не могла с собой поделать. – Елизавета… Элиза…

Слова вылетели без всякого моего участия.

Ванесса смотрела на меня в упор. Пальцы ее застыли и побелели, сжимая карты.

– Она бывала у вас… Она говорила, что внутри у нее падший ангел. Я думаю, она сошла с ума.

– Елизавета… – Она наконец отвела взгляд, задумалась на миг. – Она говорила, что знает меня?

– Да. И в дневнике писала про вас… Весь дневник про вас. – Это было вранье, но я верила в то, что говорила.

Вообще, это была не я, я не знаю, кто это был, кто-то чужой, с заторможенной речью, пустотой внутри и тонкой звенящей струной в затылке. А я смотрела на себя со стороны, откуда-то из зеркала в оловянной раме, как на кузнечика, нанизанного на иглу ее взгляда.

Я сглотнула и попыталась улыбнуться.

– Он с вами? Можно взглянуть?

– Нет. Он остался у нее. Я не понимаю, почему она… умерла.

– Как она умерла?

– Самоубийство. Почему? Что с ней случилось?

Она снова опустила взгляд на карты. Помолчала. Потом сказала:

– Я не знаю этой женщины. Эта женщина никогда ко мне не обращалась. Вы сказали неправду.

– Но Елизавета говорила… – настаивала я.

Ванесса жестом остановила меня.

– Нет. Я думаю, вам лучше уйти. Я не могу вам помочь. Я не знала вашей подруги.

Я поднялась, нагнулась за сумкой, ударилась локтем о ручку кресла и вскрикнула от резкой боли. Не взглянув на Ванессу, пошла к двери, чувствуя спиной ее взгляд. Мне хотелось закричать или заплакать от бессилия и нелепости ситуации. Она просто выставила меня вон. У двери я оглянулась. Глаза наши встретились.

– Будьте осторожны, – сказала она. – Берегитесь. Безумие заразительно…

Выскочив из темного подъезда, я со всхлипом втянула воздух. Вечер был прохладный, пахло дождем. Мне казалось, меня ударили по лицу, неожиданно и очень больно. Я прислонилась спиной к стене дома, почувствовав ее ледяной холод. Мне было плохо, колени стали ватными и дрожали мелкой противной дрожью. Не нужно было… Ничего не нужно было! Я стояла в незнакомом дворе, с ужасом осознавая, что не знаю, куда идти. Место было мне незнакомо. Двор был пуст. На лицо мне упала капля дождя. Одна, другая, третья. Я подставила лицо каплям, чувствуя, как холодные струйки затекают за ворот блузки. Зубы мои выбивали дробь, меня трясло, как в ознобе, но постепенно появлялось чувство, что я возвращаюсь, что меня снова включили. Двор уже не казался чужим, я увидела улицу сквозь чахлый кустарник – там мелькали автомобили, гудели двигатели и шаркали ногами прохожие. Мстиславская, вспомнила я с облегчением, это в центре, и я знаю, как идти домой!

Она что, заколдовала меня? И эти жуткие карты… Черный рыцарь на коне и бегущая женщина… Страх? А черный рыцарь? Надо разузнать.

– Успокойся, – сказала я себе. – Просто это не твое. Ни магия, ни детективные упражнения. В магию ты не веришь, игра в детектива – тоже мимо. Все правильно, она сказала, что не знала Елизавету… А что еще она могла сказать? Во-первых, клиентов не обсуждают, во-вторых… Что во-вторых? Заколдовала ее? Зачем? Чтобы привязать к себе, напугать и тянуть деньги? Не похоже, не чувствовалось в ней торгашеской суетливости и саморекламы, уж я-то в этом разбираюсь. Спокойна, неулыбчива, серьезна, с манерой смотреть в упор, выжидающе. Такая не будет пугать, такая сразу наложит… Как это называется? Могильная порча, кажется. Вот ее и наложит. Зачем? Ну, мало ли… Потому что ее попросили и хорошо заплатили. Магия тоже товар. Хорошо разрекламированный и хорошо продаваемый товар. Ее попросили, и жертва помрет. Неужели ей не страшно? Одно оправдание, никакая она не ведьма, а просто продает товар, на который есть спрос. А если настоящая? Настоящая зеркальная ведьма? Тогда как?

Да сколько можно, одернула я себя. Хватит! Прекрати.

Дождь припустил сильнее, и я побежала по лужам, прикрывая голову сумкой. Резко потемнело, мир стал размытым и нечетким, зеленые и красные огни фар казались глазами монстров, дождь скрадывал мелкие уличные звучки́, сливая их в мощный угрожающий гул. А потом рявкнул гром. Нет, сначала ослепительно полыхнула молния, а только потом загрохотало. Тут же включились противоугонные сирены припаркованных машин, и мир вокруг меня словно обезумел. Вспышки, чередующиеся с ревом, красные и зеленые враждебные подглядывающие глаза, потоки грязной воды по тротуарам, низвергающиеся сверху холодные струи. И я, вымокшая до последней нитки, безумная бабочка в безумном мире, в поисках выхода слепо тыкающаяся в стены своей глупой головой…

Мне даже не пришло в голову заскочить в первый попавшийся магазин и переждать грозу. Я летела, не в силах остановиться, переминаясь нетерпеливо на перекрестках, не узнавая знакомые улицы, сворачивая куда попало… Бег в никуда. Как можно дальше от нее.

Домой я все-таки добралась. На автопилоте, как говорит Костик. С выключенным сознанием. Замерзшая, дрожащая, с негнущимися пальцами, не попадающими в кнопки кода.

С чувством облегчения я переступила порог и без сил опустилась на тумбочку. Аделина радостно тявкнула. На полу около тумбочки стала растекаться лужа, и я подумала, что сейчас я растаю без следа…

Есть еще и в-третьих, пришло мне в голову: зеркальная ведьма сказала правду. Она не знает Елизавету. Ванесса – редкое имя, но, возможно, не единственное в городе. Надо будет покопаться на городских ведьминских сайтах…

Нет! Не надо. Хватит. Все. Точка. Не хочу больше. Вычеркнуть и забыть.

Глава 14. Поиски свидетелей. Рутина

Мария Станиславовна из первой квартиры «гуляла» на лавочке у подъезда. Федор Алексеев узнал ее сразу. Тонкая сухощавая бабуля с короткими седыми волосами выглядела кроткой и мудрой. Крохотные ручки сложены на коленях, на груди на блестящей цепочке висят очки. Хрестоматийная старушка с картинки о счастливой старости, если добавить внуков, пироги, герань на окне, теплые улыбки, любовь и благолепие. При этом взгляд, которым Мария Станиславовна окинула Федора, был неожиданно цепким. Не так он представлял себе бывшую соседку доктора Сницара! Она виделась Федору злостной сплетницей, всюду сующей свой нос, а перед ним сидел смирнехонько божий одуванчик. Правда, внимательный взгляд старушки оставлял некоторую надежду. Может, не она? Судя по описанию Сницара, она. Их две, сказал доктор, одна маленькая и седая, другая толстая, цыганистая, в черной чалме, с сигаретой. Страшный суд, осколки прошлой эпохи. По-моему, они там и ночуют. Мария Станиславовна – лидер, толстая, с сигаретой – Зоя, ассистент. Федор поздоровался и сел рядом с лидером.