bannerbannerbanner
Мой ребенок слишком много думает. Как поддержать детей в их сверхэффективности
Мой ребенок слишком много думает. Как поддержать детей в их сверхэффективности

Полная версия

Мой ребенок слишком много думает. Как поддержать детей в их сверхэффективности

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 2

Кристель Петиколлен

Мой ребенок слишком много думает. Как поддержать детей в их сверхэффективности


Дорогой Читатель!

Искренне признателен, что Вы взяли в руки книгу нашего издательства.

Наш замечательный коллектив с большим вниманием выбирает и готовит рукописи. Они вдохновляют человека на заботливое отношение к своей жизни, жизни близких и нашей любимой Родины. Наша духовная культура берёт начало в глубине тысячелетий. Её основа – свобода, любовь и сострадание. Суровые климатические условия и большие пространства России рождают смелых людей с чуткой душой – это идеал русского человека. Будем рады, если наши книги помогут Вам стать таким человеком и укрепят Ваши добродетели.

Мы верим, что духовное стремление является прочным основанием для полноценной жизни и способно проявиться в любой области человеческой деятельности. Это может быть семья и воспитание детей, наука и культура, искусство и религиозная деятельность, предпринимательство и государственное управление. Возрождайте свет души в себе, поддерживайте его в других. Именно это усилие создаёт новые возможности, вдохновляет нас на заботу о ближних, способствуют росту как личного, так и общественного благополучия.

Приглашаю Вас принять участие в деятельности Центра сознательного развития «Автор Жизни»: www.av-z.ru

Искренне Ваш,

Владелец Издательской группы «Весь»



Пётр Лисовский


Christel Petitcollin

Mon Enfant Pense Trop


Перевод с французского Анны Водопьян


© Christel Petitcollin, 2019

© Перевод на русский язык, издание на русском языке. ОАО Издательская группа «Весь», 2019

Вступление


Я долго сомневалась, стоит ли писать эту книгу. Мне казалось, что в работах «Я слишком много думаю» и «Я думаю эффективней» я собрала достаточно информации, чтобы читатели поняли особенности функционирования сверхэффективного мозга. Я считала, что «Я слишком много думаю» написана просто и конкретно, и маленькие читатели легко ее поймут. И я не ошиблась, поскольку некоторым из них было 13 лет. Они без труда прочли эту книгу и действительно нашли в ней все необходимые сведения, чтобы лучше понимать себя. Что касается детей помладше, я советую родителям использовать информацию из этой книги как основу, чтобы объяснить детям их особенности. Те, кто это сделал, достигли хороших результатов.

Но читатели в своих письмах, слушатели на лекциях и клиенты на консультациях стали более настойчивы. Многие из них говорили или писали мне: «В вашей книге я вижу себя, и мне это помогает. Но я также узнаю своих детей и волнуюсь за них. Я так страдал в детстве от своей непохожести на других. Мне бы не хотелось такой же участи для моего ребенка. Помогите нам!» У меня стала закрадываться мысль, что книги «Я слишком много думаю» недостаточно, чтобы помочь родителям справляться со сверхэффективным ребенком. В то же время у меня накопился достаточный опыт работы с такими детьми и их родителями. Я решила, что этим навыком стоит поделиться с читателями. На самом деле некоторые стороны жизни детей требуют анализа: школа, социализация, повышенная чувствительность, невнимание к инструкциям…

А потом я получила письмо от Лоика, тронувшее меня до глубины души:





Я написала ответ Лоику.

Его второе письмо окончательно убедило меня снова взяться за перо.




Лоик прав. В этой новой книге я освещу все вопросы, которые помогут взрослым, родителям и учителям, нормально мыслящим и сверхэффективным, понять этих детей, и дам им подсказки для их развития.

Эта книга очень долго зрела. Сын Лоика успел давно вырасти!

Приступая к созданию этой книги, я робею. Да! Я действительно робею… потому что нужно так много сказать… И потом, дети – это так важно! А зная сверхэффективных людей, я заранее понимаю, что сначала эта книга утолит вашу жажду знаний, а потом очень быстро вызовет лавину дополнительных вопросов.

Я робею еще и потому, что знаю, что в этой книге мы будем много говорить о страданиях:

✓ сверхэффективного ребенка в неприспособленном для него окружении, где он часто остается одиноким и непонятым, а может быть, его еще и дразнят;

✓ сверхэффективных родителей, оказавшихся бессильными защитить своего ребенка от системы, которая их самих заставила так страдать, а также столкнувшихся с отрицанием и враждебностью третьих лиц в попытках объяснить им особенности ребенка;

✓ нормально мыслящих родителей, совершенно беспомощных перед ребенком, который приводит их в замешательство;

✓ учителей, зажатых в тиски между иерархической структурой, обязательными программами, родителями учеников, и непризнание их профессии;

✓ нормально мыслящих учителей, столкнувшихся с учениками, которых они не понимают, доставляющие им множество хлопот;

✓ сверхэффективных учителей, сочувствующих страданиям своих учеников, но бессильных перед устаревшей системой.

Итак, передо мной стоит труднейшая задача. И снова пришедшее письмо замотивировало меня взяться за книгу – от учительницы, побывавшей на одной из моих лекций. Я ей очень благодарна: она нашла время прийти послушать выступление и потом написать в точности то, что придало мне силы взяться за дело.




1 Классы, в которых занятия с разными по уровню подготовки группами детей ведет один учитель. Такое объединение происходит, как правило, в маленьких школах. – Примеч. ред.


Спасибо! Ваше письмо вернуло мне оптимизм и заставило вспомнить мой девиз: «Нет проблем, есть только решения!» Итак, давайте теперь поищем эти решения вместе.

Глава 1

Определимся с терминами

Из всех диагнозов самый тяжелый —

это «нормальность», ибо он

не оставляет надежды.

Жак Лакан

Родители необычных детей сталкиваются с множеством проблем: ребенок гиперчувствителен и очень эмоционален. Он мало спит, много двигается или, наоборот, часами сидит в уголке, погруженный в свои занятия. Он становится то заторможенным, то взрывается гневом резко и необъяснимо. Ребенок послушный, но далеко не покорный. Он задает удивительно взрослые вопросы, но при этом в некоторых ситуациях ведет себя, как маленький. Необычный ребенок тревожен, не любит перемен, требует много внимания и объяснений. Окружающий мир все чаще показывает несчастным родителям, что они плохо воспитывают своего ребенка. С того дня, как он идет в школу, все еще усложняется. Он не слушает инструкций, не сидит на месте и требует постоянного внимания учителя. Во время перемен такой ребенок не может поладить с другими детьми, и его часто задирают. Теперь уже школа косо смотрит на его родителей, считая их сторонниками вседозволенности.

В этот момент родители начинают искать помощи у школы, врачей и детских психологов. Именно в такое время все становится совсем плохо. В мире, где нормальность считается идеалом, быть особым ребенком – значит считаться неполноценным, больным и неправильным, требующим заботы и перевоспитания. Дальше остается только выбрать штамп, который заклеймит этого полного жизни ребенка.

Брюно Хумбек1, бельгийский педагог-психолог, исследователь семейного воспитания, шутит об этой тенденции ставить диагнозы. Он пишет: «Мой сын стал совсем ОКРНКПТОСДВДЛ (Обсессивно-компульсивное расстройство с нарушением координации на фоне повышенной тревожности и синдрома дефицита внимания, вызывающих трудности в обучении счету, диспраксию2 и дислексию3)». Он протестует против вмешательства мира медицины в механизмы обучения: «Медицинский жаргон часто плохо отражает педагогические проблемы. Он превращает в настоящую болезнь затруднение, обычно временное, которое не входит в его компетенцию. Педагоги не диагностируют грипп, краснуху или рак… Так почему же медики, в частности педиатры, ставят его в сфере школьного обучения? Навешивая ярлык, они фиксируют проблему и заключают ее в рамки этого ярлыка – „неуспевающий“, „плохо обучаемый“, „необучаемый“ – который часто очень тяжело носить».

В действительности, чтобы получить помощь, родители вынуждены вести ребенка к специалисту, который поставит ему диагноз, то есть наклеит соответствующий ярлык. После этого они будут до изнурения всем объяснять, что, несмотря на диагноз, их ребенок не умственно отсталый, а просто отличается от других. Ему необходима помощь, но его не нужно помещать в психиатрическую больницу и лечить таблетками.

К счастью, об этих детях и их особенностях теперь говорят все чаще, так что они становятся более известны широкой общественности. Сверхэффективные дети возвращают себе и отстаивают право быть не такими, как все. Общество начинает понимать, что ребенок с особенностями – не сумасшедший и не плохо воспитанный. Но многое еще предстоит сделать.

Вот список ярлыков, который предлагает вам мир нормально мыслящих, если у вас ребенок со сложным разветвленным мозгом. Они создают столько неудобств, что я предлагаю вам посмотреть на эти диагнозы со стороны.

Аутист

В языке Мольера недостает слов, чтобы описать

организации, ассоциации, конгрессы, а также шарлатанов

и лицемеров, которые стремятся сделать

из нас воображаемых больных, принимаясь

«лечить аутизм».

Юго Горио

Десять лет назад аутизм встречался у одного ребенка из ста, а пять лет назад – у одного из пятидесяти. Ежегодно рождается около восьми тысяч детей-аутистов. Из-за незнания аутизм пугает и обрастает грубыми стереотипами. Он пока плохо диагностируется, но это, пожалуй, даже к счастью, потому что его слишком часто представляют как психическую болезнь, требующую лечения. Аутизм – это не дефект развития, а просто индивидуальные особенности. Эту мысль поддерживает течение, зародившееся в США и Канаде, еще слишком мало известное во Франции, которое борется за «нейрологическое разнообразие». К счастью, сами аутисты начинают отстаивать свое право на интеллект, отличающийся от обычного. Они называют его «биологическим разнообразием» и восстают против недостойного обращения к себе. Исключительные особенности аутистов заинтересовали индустрию, желающую использовать эту золотую жилу. Но Франция серьезно запаздывает в понимании, сопровождении и диагностировании аутизма. Таким образом, пока умы созревают, это худший ярлык, который только можно навесить особенному ребенку.

ВП – Высокий потенциал

Само это название включает несколько понятий.


Преждевременно развитый

Не понимая, как ребенок может быть одновременно зрелым, оставаясь гиперчувствительным и эмоциональным, специалисты придумали термин «преждевременное развитие». Он вводит в заблуждение из-за предположения, что эти дети просто идут впереди других в интеллектуальном плане, сильно отставая в эмоциональной сфере. Однако речь идет не о том, чтобы быть более… или менее… чем другие, а о принципиально другом способе функционирования. Кроме того, почему гиперчувствительность и эмоциональность должны считаться незрелостью чувственной сферы?


Сверходаренный

Это наименее обидный ярлык из всего списка. Диагноз получают в результате прохождения теста на IQ. Сейчас это практически единственный способ дать понять, кто ваш ребенок, чтобы он при этом не выглядел психически больным или неполноценным. К сожалению, до сих пор остается много учителей, недостаточно образованных, чтобы принять эту «сверходаренность» без настороженности. Часто прохождение теста на IQ ничего не меняет в школьном обучении. Ситуация может даже ухудшиться. Некоторые учителя думают: «Если этот ребенок сверходарен, у него есть способности, значит, у него должны быть хорошие отметки. Если он их не получает, следовательно, он недостаточно занимается». Что и требовалось доказать!

Хотя тест на IQ местами полезен, эти тесты имеют некоторые недостатки: они очень дорогостоящие, их надежность довольно сомнительна и может даже требовать доказательств. Поскольку они намеренно стандартизированы, чтобы относиться только к 2 % населения, множество особенных детей под эти критерии не подходят. В своей книге «Я слишком много думаю» тестам на IQ я посвящаю целую главу. Если вы хотите глубже погрузиться в эту тему, предлагаю вам ее прочитать.


Высокий потенциал

Это определение все чаще используется вместо понятий «раннее развитие» и «сверходаренность». Оно делится на ВП (Высокий потенциал), ВИП (Высокий интеллектуальный потенциал), ВЭП (Высокий эмоциональный потенциал), ВКИР (Высокий коэффициент интеллектуального развития) и ВКЭР (Высокий коэффициент эмоционального развития). Фанни Нусбаум (Fanny Nusbaum), нейропсихолог и директор центра Псирен в Лионе, которая специализируется на ВП, предлагает дополнительное деление: «общий ВП» и «специальный ВП». Оба обозначают «высокий потенциал», то есть интеллектуальные способности высокого уровня. Человек с общим ВП показывает способности разного рода. Он более творческий, склонный к мечтательности, а также чаще испытывает сложности в учебе и в социальных отношениях, подвержен дислексии и диспраксии. Человек, обладающий специальным ВП, проявляет способности в чем-то одном. Он более устойчив и легче адаптируется, но больше подвержен тревоге по поводу успеваемости, переутомлению и, начиная с позднего подросткового возраста, некоторым зависимостям.

Фанни Нусбаум не зря установила эту разницу. Под одним термином «высокий потенциал» объединяют две группы с радикально различающимся функционированием нервной системы. Эта путаница прекрасно объясняет расхождения, которые обнаруживаются, например, на форумах для сверходаренных. Некоторые люди с ВП (специальным), гордые своим званием и уровнем своего IQ, имеют склонность презирать и исключать другие формы нейроразнообразия4. Им нужно сказать, что показатель их IQ – это не диплом. Наоборот, многие сверходаренные (с общим ВП) не принимают этого звания и отказываются причислять себя к этой «претенциозной» категории. К этому еще добавляются манипуляторы, которые собираются извлечь из происходящего выгоду. Они выдают себя за сверходаренных, заявляя, что у них повышенные показатели IQ, в то время как часто даже не проходили тест… В наши дни быть ВП, или сверходаренным, не имеет особого смысла.

Случаются странные и забавные совпадения. Когда я работала над книгой, как раз получила такое письмо:



1 Один из самых известных тестов для измерения уровня интеллектуального развития, разработан Дэвидом Векслером в 1939 году. – Примеч. ред.


Хотя это наименее обидный из всех ярлыков, сверходаренность – это не самый надежный способ обозначить свою особенность. Но другие обозначения ничуть не лучше.

СДВГ

Аббревиатура СДВГ означает «Синдром дефицита внимания и гиперактивности». В мире раздается все больше голосов, заявляющих, что такого расстройства не существует. Так, в своей книге «Мы все гиперактивны?»5 французский психиатр Патрик Ландман (Patrick Landman) говорит об «эпидемии гиперактивности». По его словам, это расстройство является искусственным конструктом6, предназначенным для обогащения лабораторий. Цифры действительно говорят сами за себя: в США торговый оборот лекарств, борющихся с СДВГ, 20 лет назад превышал 40 миллионов долларов, а сегодня – 10 миллиардов. Ландман говорит о «маркетинге психических заболеваний, которые продаются, как продукты питания». Этот феномен возник в США, но распространился по всему миру.

Д-р Доминик Дюпань также отходит от медицинских критериев, определяющих СДВГ7. Он предпочитает говорить о «переключателе телепрограмм». По его словам, «характер человека, щелкающего пультом телевизора, берет начало из доисторических времен. Такое импульсивное и интуитивное поведение – это поведение охотника или воина. „Переключатели и переключательницы программ“ скучают и хиреют среди земледельцев и их потомков, которые правят миром вот уже 10 тысяч лет. Их очень рано начинают притеснять в нашей образовательной системе, задуманной людьми спокойными, внимательными и терпеливыми».

Вот что д-р Дюпань говорит по поводу «Риталина»:




Психиатр Патрик Ландман говорит почти то же самое:




Когда ко мне приходят родители и рассказывают о своем «гиперактивном» ребенке, я спрашиваю их, случается ли ему быть спокойным и сосредоточенным на чем-то. Ответ всегда один и тот же: «О да, когда ребенок рисует или играет в „Лего“, он спокоен и может проводить так целые часы!» Не удивительно ли это для ребенка, якобы неспособного сосредоточиться? В моей практике такие дети с диагнозом СДВГ проявляют перевозбуждение, невнимательность и тревожность, когда им скучно, а также в неблагоприятных для них обстоятельствах.

Наконец, взрослые сами себе противоречат. Ребенок, который должен быть полным жизни и энергии, признается «гиперактивным», если он ведет себя немного резво. Вместе с тем Всемирная организация здравоохранения начинает серьезно беспокоиться по поводу возрастающей малоподвижности детей и их тучности, которая также сильно возросла. Исследования показывают общее снижение сенсомоторного развития и силы у детей. К этому недостатку силы добавляются трудности с ориентацией в пространстве, слабое равновесие и плохая координация движений. Когда ребенок лежит на диване перед телевизором, это никого, по-видимому, не беспокоит. Если же ребенок проявляет потребность двигаться, бегать, лазать, прыгать, тогда надо скорее бежать на консультацию! А если заболевание СДВГ просто означает, что ребенок полон жизни?

Чтобы успокоить учителей и школьную администрацию, многие родители соглашаются лечить своего ребенка этими лекарствами. Такие дети задают нам вопрос, а мы отвечаем им седативным лечением. Позор нам!

Расстройства ДИС

Под термином «расстройства Дис» объединяются специфические расстройства когнитивной сферы и проблемы с обучением, которые из них вытекают. Эти когнитивные расстройства являются врожденными. Они появляются в процессе развития ребенка, до или во время первых попыток обучения, и остаются во взрослом возрасте. 10 % мирового населения страдает дислексией, а это 700 миллионов человек. Около 3 % – «тяжелые» дислексики, то есть один человек на класс. По моему мнению, если 10 % мирового населения страдает врожденным расстройством, которое длится всю жизнь, это скорее не расстройство, а просто особенность. Тем более что у дислексиков охотно признают высокий интеллектуальный уровень.

Я также вижу другую путаницу в понятии «дис»: под одним и тем же словом понимают когнитивное расстройство и его следствия – «сложности в обучении». Если бы обучение проходило по-другому, разве существовали бы сложности в обучении? А без проблем в обучении когнитивные особенности людей с расстройствами Дис разве были бы расстройствами?

Патологизация такой особенности несет разрушительные последствия для детей с ярлыком «дислексиков». Хотя сейчас признается, что дислексия не имеет психологических причин, все же сам этот диагноз, в свою очередь, влечет за собой катастрофические последствия для таких людей. Д-р Патрик Керсья уверен, что дислексия – это главная причина суицидов в подростковом возрасте. Я не думаю, что сама по себе дислексия ведет к депрессии – скорее причиной становится клеймо и снижение самооценки из-за этого диагноза. Пусть д-р Керсья для начала сам прекратит пользоваться такими терминами, как «расстройство», «аномалия», «тяжелая патология»…

Чтобы написать этот абзац, я изучила много источников по дислексии. Мне искренне жаль родителей, у которых дети имеют расстройства Дис. Какой тяжелый труд – сориентироваться в этой информации! Некто Бейкер составил список всех работ по дислексии, опубликованных за последние 30 лет. Он нашел 3871 работу по этой проблеме и из них только 32 – по возможным способам психотерапии этого нарушения.

У меня создалось впечатление, что по этой теме было высказано множество совершенно противоположных мнений. Единственное, в чем сходятся специалисты, – не все еще известно. Некоторые теории спорят друг с другом, хотя должны были бы, как мне кажется, попробовать дополнить, а не противопоставлять себя и не бороться друг с другом: магноклеточная теория, мозжечковая теория, проприоцептивная теория, фонологическая теория и совсем недавно появившаяся теория слишком большой симметрии пятен Максвелла… Сейчас во Франции наиболее распространена фонологическая теория.

Елизабет Нуйц (Elisabeth Nuyts) – исследователь в области педагогики, дефектолог, помогающий людям с трудностями в обучении и в реабилитации когнитивных функций. Ее работы (в частности, открытия в области дислексии и разработанные ею методики) получили премию «Образование и Свобода» в 2002 году.

Она считает, что новый общий способ чтения (la nouvelle lecture globale)8, быстро и про себя, не позволяет ни сэкономить время, ни проникнуть в смысл. Она объясняет:



По ее мнению, человек изначально является «словесным существом»: у него нельзя отнять речь, не причинив ему вреда. Что же делать? Решение в том, чтобы снова ввести речь во все виды обучения: говорить, что видишь, говорить, что слышишь, говорить, что пишешь.

Учительница младших классов Селин Альварес провела обучающий эксперимент. За два года все дети из ее старшей группы детского сада и 90 % из средней группы научились читать. Она подтверждает слова Элизабет Нуйц. Лучший способ научить читать – фонематический, то есть слуховой. В отличие от общего и слогового, этот метод состоит в том, чтобы слышать и узнавать фонемы в словах. Например, в слове «лошадь» два слога, но пять фонем (л-о-ш-а-д’). Таким образом общий, или визуальный, метод следует совершенно отбросить. Но, возможно, нужно индивидуализировать методики обучения, чтобы лучше адаптировать их к каждому ребенку.

Моя русская дислексия

В возрасте 50 лет я решила выучить русский. Этот опыт позволил примерить на себя шкуру ученика подготовительного класса (в котором у меня не было никаких проблем с обучением чтению). Я выучила алфавит с очень красивыми буквами (ж, ф, ю…) и снова открыла для себя радость от возможности быстро прочитать некоторые слова: «жираф», «телефон». Вспомните детей, с удовольствием читающих все надписи, которые попадаются им на глаза: «сыр, кет-чуп, гор-чи-ца…» Потом я поняла, что такое малограмотность: русские буквы произносятся практически так же, как пишутся. Я могла читать целые тексты, даже не понимая их смысла.

Удивительно, но чем больше я продвигалась, тем больше все усложнялось. Автоматические привычки не действовали. В конце концов я поняла причину. Я открыла такую форму дислексии: в некоторых словах, особенно длинных, те буквы, которые я еще плохо знала, слишком сливались друг с другом. Я не могла отделить их одну от другой. Мне просто нужно было сделать между ними небольшие расстояния, чтобы иметь возможность даже не прочитать их, а хотя бы увидеть. Например, гораздо легче различить буквы, которые составляют слово «лишний», расставив их, – лишний. То же самое происходит с маленькими французскими дислексиками. Представьте, насколько слово «merveilleusement» может казаться всего лишь последовательностью округлых линий. Написание merveilleusement снова возвращает каждой букве ее форму. Есть также другие методы для дислексиков, которые делают буквы более читабельными. Только достаточно ли они используются? Таким образом, моя дислексия была частично визуальной. Но к этому добавилась еще одна проблема. Читая с запинками и отчаявшись когда-нибудь перестать мямлить, я осознала, что страдаю (ведь так это говорится?) формой синестезии: я вижу гласные в цвете, а согласные – черными. Например, «а» – желтое, «о» – синее, «u» – зеленое. Для меня буква «i» красная. Однако русские варианты «i» (и, й, ы) оставались черными. Я не замечала их среди согласных. Это совершенно сбивало меня с толку. Самыми сложными были буквы «у». Я вижу букву и соответствующий ей звук (во французском она произносится [i]. – Примеч. пер.) цвета бордо. А в русском языке буква «у» произносится как французское «ou» (зеленый цвет). Я автоматически читала «я шучу» как «я шичи», а это, ясное дело, совсем не одно и то же.

На страницу:
1 из 2

Другие книги автора