Самый человечный цвет

– Там парк есть недалеко, кажется, – сощурилась Джой.

– Точно, есть, – палец Джэфа соскочил на название бухты, – это вообще исключительное место. Биг Сур! Посмотрите, погуляете.

Мы переглянулись и закивали.

Лили приготовила для нас еду в дорогу и полный термос кофе. На прощание она долго обнимала Джой.

– Так жаль, что ты уезжаешь так быстро! Но я тебя знаю – ты бы ни за что не осталась, когда есть такая возможность сбежать…

– Прости, Лили, я просто так устроена.

– Я знаю.

Джэф обнял нас по очереди, и мы запрыгнули в машину. Я сел за руль, а Джой устроилась со своей сумкой и новой связкой книг на заднем сиденье. Лили и Джэф махали нам руками, когда я выруливал на улицу и направлял свой большой и тяжелый автомобиль на юг.

Мы сделали именно так, как и предлагал нам добродушный механик – поехали по сто первому шоссе в сторону Сан-Хосэ, чтобы вовремя свернуть с него и оказаться на побережье. Сан-Франциско оставался позади, и Джой еще долго оглядывалась на свой любимый город, так гостеприимно встретивший меня.

Через пару часов мы съехали с шоссе на дорогу поменьше и вскоре оказались у заказника Мосс Лэндинг. Там мы решили остаться погулять, а потом перекусить. Я выдвинул было предложение искупаться, но Джой рассказала, что здесь ученые изучали поведение акул, поэтому вода просто кишила ими, и лезть в нее не стоило.

Еще через пару часов мы добрались до Монтерея. Я припарковал машину на охраняемой стоянке, и мы отправились гулять по старому городу.

– Монтерей когда-то, очень давно, еще при испанцах, был первой столицей Калифорнии. А вот эта дорога, по которой мы приехали – дорога номер один – тоже была проложена испанцами. Она тянется до самой Южной Америки.

– Откуда ты знаешь столько разной информации? – невольно восхитился я.

– Книги, Марко, и потом, Калифорния – мой родной штат, я должна знать хоть что-то о нем!

До того, как покинуть древнюю столицу, мы сходили в океанариум, и Джой веселилась, как ребенок, перебегая от аквариума к аквариуму. Она призналась, что ни разу здесь не бывала, и что все, что она знала, она знала только в теории.

Я решил сделать ей приятное и проехать какое-то расстояние по древней испанской дороге, тем более что она шла почти вдоль океана. Шоссе то скрывалось в хвойных лесах, то выводило нас к отвесным скалам и лугам, усеянным желтыми цветами. Джой смотрела, как в его темных тяжелых волнах медленно тонуло раскаленное алое солнце. Я смотрел, в основном, вперед, на дорогу, но не мог не насладиться этим зрелищем, поэтому затормозил и свернул по какой-то тропе к побережью.

Мы сидели на капоте машины и смотрели на закат.

– Это Биг-Сур, – сказала Джой, – здесь люди черпают вдохновение… и сходят с ума. Часто и то, и другое.

Я улыбнулся ей. Она вздохнула и прижалась щекой к моему плечу.

– Расскажи мне о своей девушке.

– Что?

– Да, расскажи мне о ней! Какая она?

Я старался подбирать слова, чтобы описать ее точнее и лучше. Я рассказал Джой о том, как мы с Дэни познакомились, как наслаждались музыкой, как любовались звездами… я рассказал о ее семье, о ее интересах и увлечениях, но мне казалось этого мало!

– Джой, она чудесная.

– Я бы хотела с ней познакомиться. Интересно, удастся ли?

На ночь мы остановились в каком-то придорожном мотеле. Классическая Америка! Одноэтажное здание с деревянным навесом-крыльцом, где машину можно припарковать прямо под окнами своей комнаты, бородатый хозяин в клетчатой рубахе, ключи с гигантскими деревянными брелоками, чтобы уж наверняка не увезти его с собой по забывчивости – все, как в старых фильмах.

Когда я наконец-то вытянул ноги на кровати, сон накрыл меня почти молниеносно. Утром же я проснулся довольно поздно. Впрочем, торопиться нам было некуда – до Сан-Диего оставалось не так уж далеко, а времени у нас было три вагона. Я открыл шторы и увидел Джой. Она сидела на капоте машины, пила кофе и разглядывала мой атлас, который я сам ей дал прошлым вечером. Я постучал по стеклу, и она подняла голову и заулыбалась.

Машина весело катилась по шоссе. Я вырулил на трассу номер пять, и дальше задумываться уже не имело смысла. Я просто вел послушный «Кадиллак» в свое удовольствие, наслаждался музыкой, лившейся из колонок радиоприемника, и жарким солнцем. Джой легла на сиденье и перекинула ноги через борт машины, так что я видел ее разноцветные кеды в боковом зеркале.

– Знаешь, – улыбнулся я, – в тебе есть что-то керуаковское.

– Керуак, – она просмаковала каждый слог этого ставшего культовым имени, – он хорош, мне нравятся его безумные книжки. Но, на самом деле, я немножко Крис МакКэнделс, и в какой-то момент я тоже куда-нибудь исчезну. Не удивляйся, ладно?

– С тобой я вообще ничему не удивляюсь!

Мы постепенно продвигались на юг, делая остановки там, где нам хотелось. Конечно же, мы заехали в Лос-Анджелес, потом в Лонг-Бич и Ньюпорт, где валялись на пляже и даже залезли в воду.

В Сан-Диего мы въехали во второй половине дня и решили отправиться в Мишн Бэй парк. В океанариум мы уже не пошли, но провели совершенно замечательно время, гуляя по парку и наслаждаясь соленым морским воздухом. Вечером Джой предложила пойти пешком в центр города. Мы оставили машину на стоянке и осуществили задуманное.

Я решил, что когда-нибудь, когда состарюсь, переженю всех детей и отдам все долги, приеду со своей женой жить именно в этот город. Бледно-оранжевые фонари рассеивали густеющую ночь над мощеными плиткой тротуарами, из всех пабов звучал смех и крики болельщиков американского футбола, а над всем этим лились чарующие звуки южного блюза и американы. Было тепло и безветренно, гуляли люди, попивая вишневую колу и пиво, и никто никуда не спешил, даже не думал, что надо куда-то спешить!

Мы купили большую порцию мороженого на двоих и устроились на террасе кафе. Джой радостно оглядывалась.

– Я когда-то уже была здесь, это было давно. Я тогда повстречалась с одним замечательным молодым человеком и его семьей. Он музыкант, и мне посчастливилось побывать на концерте его группы в местном Доме Блюза. Это было прекрасно! Я влюбилась в его музыку с первых нот, и не могла отказать себе в удовольствии пообщаться с ним после шоу. Он оказался невероятно милым, немного застенчивым и скромным, а потом я познакомилась с его женой и маленькой дочкой. До сих пор воспоминания об этом эпизоде в моей жизни вызывают у меня улыбку…

Город не планировал засыпать той ночью. Если такое оживление царило там субботним вечером, что же обычно тут происходило по пятницам? Впрочем, может когда-нибудь мне и удастся это выяснить. Я пока не знал, какие у Джой были планы на будущее, и что мы будем делать после того, как доставим машину адресату, но я ни на миг не сомневался, что она не останется здесь надолго. Уж слишком прилежно она изучала мой атлас, словно стараясь наизусть запомнить все карты и дороги. А я сам пока толком не знал, куда бы я хотел дальше отправиться. До этого момента всегда находился кто-то, кто подсказывал мне, что делать дальше. Сначала Дэни отправила меня в Калифорнию, потом Джой позвала в Сан-Фран, а оттуда Джэфри отправил сюда. Наверное, снова должен найтись кто-то, кто дал бы мне разгоночный пинок. Хотя, может, уже пора прекращать полагаться на других и самому принимать решения?

Мы шли по одной из улочек старого города, когда Джой вдруг схватила меня за руку и очень уверено потащила в сторону клуба, из которого доносилась музыка, и который оказался тем самым Домом Блюза, о котором она мне рассказывала. На сцене выступала группа, состоявшая из трех парней и двух девушек, может, чуть старше меня, и они играли очень веселую музыку. Одна из девушек, не переставая улыбаться ни на секунду, играла на банджо, и его задорный звук просто не мог оставить никого равнодушным. У другой девушки в руках был бубен, на котором было написано «Любовь реальна», и это тоже вызывало улыбку. Ну, эти ребята не могли ошибаться! Мы заплатили за вход и присоединились к зрителям. Когда эти ребята отыграли свой час, на сцену вышла другая группа, и Джой запрыгала от счастья и захлопала в ладоши так громко, что в одиночку стоила целой толпы.

– Это тот самый музыкант, о котором я тебе рассказывала! – прокричала она мне прямо в ухо.

И, надо признаться, это были великолепные три часа моей жизни. Это была настоящая американа, самая светлая и солнечная музыка, которую только можно было вообразить. Да и какой могла быть музыка в городе, где триста шестьдесят дней в году светило солнце? Я чувствовал, как во мне разгоралось солнце, мое личное, маленькое, но яркое и теплое солнце. Вообще-то, оно было там всегда, просто в тот момент оно как будто подзарядилось от этой музыки и от людей вокруг, и от калифорнийского солнца, и от Джой, в первую очередь от нее.

После концерта мы остались ждать музыкантов у выхода. Когда вышли участники первой группы, мы поболтали с ними, выражая свою признательность за отличный концерт и желая всяческих успехов в творчестве. Они скромно улыбались и благодарили, хотя, казалось бы, за что? Это нам надо было благодарить их за чудесную музыку и прекрасный вечер. Джой сфотографировалась с ними, и ей даже дали подержать бубен, от чего ее улыбка достигла такой ширины, с которой могла соревноваться только улыбка чеширского кота.

Ну, и конечно, мы дождались музыкантов второй группы. Солист заметил Джой, прищурился и улыбнулся.

– О, привет, давно не виделись!

Она представила нас друг другу, и он пожал мою руку. Мы поблагодарили его и его друзей, а он, опять-таки, поблагодарил нас, чем снова привел меня в недоумение. Ведь мы были всего лишь слушателями, разве нет? Они давали нам в разы больше, чем мы могли бы дать им!

Джой снова протянула мне камеру, и я сфотографировал их. Парень улыбался. На прощание она попросила его передать привет его семье, и расстались они со словами: «Увидимся в следующий раз», и я даже не сомневался, что да, увидятся.

На обратном пути мы почти бежали. Потому что хотелось бежать и прыгать, и петь, и плакать от счастья. Это было чудесное чувство, вызванное чудесной музыкой и не менее чудесными людьми. Джой пела. Ее голос-виолончель отражался от стен домов и смешивался с возбужденным шумом абсолютно счастливого города.

Сильно за полночь мы вернулись к нашей машине. Я вытащил из рюкзака небольшой, но теплый спальный мешок, и мы вдвоем устроились на заднем сиденье автомобиля. Уже утром мы должны были расстаться с этим нашим временным пристанищем, а уж что там дальше – должно было показать время.

Рано утром я завел мотор и погнал машину к кварталу Газовых фонарей, который на время выставки перекрывали и делали полностью пешеходным. Не смотря на то, что на дворе было начало октября, солнце светило во всю, и было очень тепло.

Женщина-полицейский пропустила нас, и я медленно ехал, оглядываясь по сторонам, пока вдруг Джой не вскочила на ноги и не замахала руками, выкрикивая имя брата Джэфа.

– Лерой! Рой!

Мужчина, такой же здоровяк, как и его старший брат, вскинул вверх руку и приветливо нам помахал. Рядом с ним в кресле сидела женщина в темных очках. У нее на ноге был гипс. По-видимому, это была его жена.

Я стал парковаться, и Джой еще на ходу выскочила из машины. Рой поймал ее и крепко обнял.

– Привет, неугомонная!

Я вылез вслед за ней и пожал мужчине руку, он похлопал меня по плечу. Потом внимательно осмотрел машину и удовлетворенно закивал.

– А я и не сомневался, что все отлично будет, когда мне Джэф сказал, кого он нашел нам в помощники. Спасибо, парень, отличная работа!

Потом мы втроем взяли какие-то тряпки и до блеска отполировали «Кадиллак», счистив с него пыль калифорнийских дорог. Машина засверкала, как новенькая, в нее можно было смотреться, как в зеркало.

По улицам ходило все больше людей. Они останавливались, щелками фотоаппаратами, болтали с владельцами автомобилей. Рой усадил какого-то мальчишку за руль и разрешил погудеть в клаксон.

Мы с Джой тоже не отказали себе в удовольствии пройтись среди рядов этих красивых машин, на что ушел час нашего времени, а потом снова вернулись к ставшему уже родным «Кадиллаку». Рой вытащил из кармана бумажник и протянул мне деньги за работу и «чаевые», как он выразился. Я протянул сто долларов Джой.

– Держи, половина нашего вознаграждения по праву твоя.

– С чего бы это? Я за руль даже не садилась.

– Все равно без тебя ничего бы не было.

Она втянула воздух сквозь стиснутые зубы и натянуто засмеялась.

– Вот зря же ты мне деньги даешь, Марко!

– Почему?

– Да я на них продолжу путешествовать…, – спокойно ответила она, чуть улыбнувшись.

Весь день мы провели в парке Бальбоа, гуляя по его аллеям и павильонам, и по самому большому и интересному зоопарку, в котором мне когда-либо удавалось побывать. В нем были сотни зверей и птиц всех раскрасок и видов, но больше всего, конечно, нам понравились панды. Эти ленивые гигантские еноты безмятежно жевали бамбук и не обращали ровным счетом никакого внимания на туристов, которые щелкали фотоаппаратами и показывали на них пальцами. Впрочем, лично моим кумиром стала красная панда, как тряпочка висевшая на ветке дерева с выражением полного умиротворения на морде.

К вечеру мы вернулись в центр города, где нас встретили Рой и его жена и предложили нам поужинать где-нибудь с ними, а потом остаться у них на ночь. Идея была, безусловно, хороша, поэтому мы с радостью согласились.

Мне понравилось проводить время с этими простыми и приветливыми людьми. Вкусная еда, холодное пиво и непринужденная болтовня – как раз то, что мне было нужно, чтобы полностью проникнуться духом самого южного города Калифорнии. Что ж, когда-нибудь…

Ночь я провел на диване, о чем совершенно не жалел. Мне было удобно и спокойно, и я предвкушал новый день, который должен был принести новые впечатления.

И первым, что принес мне новый день, оказались шок и разочарование. Я проснулся в самом прекрасном расположении дух, умылся, оделся и отправился на кухню, где уже слышал разговоры. Однако, за столом сидели только Лерой и его жена, а Джой нигде не было видно.

– Доброе утро! – сказал Рой, пододвигая ко мне тарелку с блинами.

– Доброе…, – пробормотал я, оглядываясь, – а Джой еще не встала?

– Она уже уехала, – немного удивленно сказал мужчина, – она тебе не говорила?

– Нет…

Он улыбнулся.

– Да, в этом вся она. Сегодня здесь, завтра там, и ищи ветра в поле. Она и правда как ветер – никому не принадлежит.

Я опустился на стул и тяжело вздохнул. Я успел накрепко привязаться к этой сумасшедшей девчонке, и знал, что мне будет ее недоставать. Интересно, каков был шанс, что я хоть раз еще встречусь с ней? Что наши дороги пересекутся еще хотя бы один раз? Этот мир огромен…

Как бы то ни было, я не мог задерживаться. Я за все поблагодарил своих хозяев, а сам собрал вещи и отправился дальше. Устроившись на скамейке на остановке, я рассматривал страницы в атласе, посвященные приграничным районам Штатов. Куда теперь? На севере осень уже вступила в свои права, там, наверное, было красиво, и я не мог позволить себе пропустить такое зрелище. Но близость к Мексике тоже имеет свои преимущества. Тихуана совсем под боком, да и Мехико – город вечной весны. А индейские города… здесь тоже было слишком много всего интересного! Надо было делать выбор, нельзя же вот так просидеть весь день!

Я решил подбросить монетку. Если бы выпал орел – я бы поехал на север, решка – на юг. Если бы вдруг монета встала на ребро – уехал бы куда-нибудь на восток, ну, а если бы зависла в воздухе – отправился бы вплавь через Тихий океан. По-моему, все было честно.

Выпал орел, поэтому я встал и отправился в ближайшее кафе со свободным доступом в интернет, чтобы узнать, каким образом мне попасть на север.

По воле судьбы я оказался именно в этой кофейне. На бумажном стакане с черным кофе красовалось мое имя, а я прекрасно знал, даже не будучи знатоком, что это самый лучший кофе, который я смог бы найти в Штатах. Пока не могу говорить за весь мир, не так много стран я посетил. Но лично для меня это было так. Что если поехать в город, где родился этот кофе? Что если поддаться порыву и помчаться в самый дождливый и туманный штат, где кирпичные дома перемежаются небольшими кофейнями, а на рыночной площади по-прежнему торгуют рыбой?

Я бродил по ссылкам, сулившим мне дешевый перелет в Сиэтл, и в конце концов набрел на прекрасное предложение, отвечающее всем моим пожеланиям. За смехотворную сумму небольшой самолетик готов был переправить меня из аэропорта Сан-Диего в этот северный город. Я с наслаждением допил кофе, понимая, что через несколько часов получу уникальную возможность напиться им так, что он будет литься у меня из ушей, встал и вернулся на остановку, где дождался автобуса до аэропорта. Еще одно преимущество этого города – на аэродром можно было попасть, сев на обычный автобус в центре.

Я так и не понял, как этот самолет летел. У меня сложилось впечатление, что только благодаря коллективным молитвам всех его пассажиров. Лично я всю дорогу наблюдал за крылом, перемотанным черной армированной изолентой.

Однако, не смотря ни на что, мы приземлились в аэропорту Сиэтла, и я, счастливый снова оказаться на твердой земле, направился в город.

Осень в Сиэтле накрыла меня сразу. После такого все еще жаркого юга прохлада севера была приятна и даже необходима. Как я и предполагал, небо было почти полностью затянуто низкими серыми облаками, и только изредка к земле прорывались лучи октябрьского солнца. Они отражались от шпиля Спейс Нидл и устремлялись в улочки и переулки окраин. Город сотен каналов и миллиарда мостов, город тысяч кофеен.

Я постоял немного перед высоким терракотовым зданием, из крыши которого выглядывала сирена, пристальным взглядом следящая за всем, что происходило в ее владениях, а потом решил прогуляться по портовому району и направился на Пайк Плейс.

Начал накрапывать дождь. Я натянул капюшон куртки и продолжил свой путь. Вскоре погода испортилась окончательно, и я было совсем отказался от своей прогулки, когда заметил девушку. Она сидела на краю моста и смотрела на воду. Из-под капюшона ее куртки виднелась копна рыжих волос, пальцами она с силой упиралась в асфальт. Я внутренне вздрогнул, потому что вдруг совершенно четко осознал, что сейчас она оттолкнется и соскользнет в воду. Я бросился прямо к ней.

– Привет! – крикнул я, совершенно не представляя, что мне надо говорить и делать.

Она еле заметно вздрогнула и повернулась ко мне. У нее были оливковые глаза и очень светлая кожа. На ее лице было написано такое безразличие, что мне стало не по себе.

– Привет, – повторил я, – ты не знаешь, как мне попасть в порт?

– Здесь все – порт, – устало ответила она, – куда ни глянь – всюду вода…

– Да, точно, как-то мокро сегодня, правда?

– Здесь каждый день мокро.

– Я не здешний, не привык еще, и мне необходимо согреться. Не составишь мне компанию? Можно мне угостить тебя горячим шоколадом?

Она снова посмотрела на меня. Ее лицо не выражало абсолютно ничего, как будто кто-то стер с него все эмоции, а она больше не способна испытывать чувства.

– Пожалуйста, – попросил я.

– Кофе, – спокойно сказала она, – я буду пить кофе.

– Конечно, конечно кофе, что это я…

Я протянул ей руку, помог забраться обратно на мост и встать. А потом мы вместе, молча, дошли до ближайшего кафе и взяли по большой кружке кофе со сливками. Она обхватила кружку руками и отсутствующим взглядом стала смотреть в окно, по которому хлестали струи дождя. Я все никак не мог придумать, как мне завязать с ней разговор, а она и не думала мне помогать. Кажется, ничто не вызывало ее интерес, она была полностью погружена в какие-то свои мысли, куда мне определенно был вход заказан.

– Ты… ты там сидела, на мосту… скажи мне, что ты не собиралась оттуда прыгать, – наконец сказал я, не найдя ничего лучшего.

– Вообще-то, – устало отозвалась она, – именно это я и собиралась сделать. А потом решила, что последняя чашка кофе явно не помешает.

– Но почему?

Она промолчала.

Я понял, что надо собрать по закоулкам мозга все свое образование, все, что я знаю о психологии отклонений и поставить ей диагноз. Депрессия? Определенно. Какое-то пограничное состояние или полярное расстройство? Да уж наверняка. Но я не совсем психотерапевт – я бихевиорист, я всегда изучал поведение людей, старался найти логическое объяснение их поступкам. И вот у меня появилась уникальная возможность выяснить, почему молодая и красивая девушка чуть было не спрыгнула с моста.

– Как тебя зовут?

– Меня никак не зовут, никто и никогда, поэтому это не имеет никакого значения.

– Это имеет значение для меня.

Она слегка склонила голову.

– Фэй, – сказала она, – если уж тебе так интересно.

– А меня – Марко.

– В честь Марко Поло, что ли?

– Типа того. Только ударение на последний слог. А ты… может, расскажешь мне, почему ты там сидела, на мосту? Что случилось?

– Зачем тебе это знать?

– Потому что я хочу помочь.

– Да ты меня даже не знаешь.

– Я знаю твое имя. Для меня это уже достаточно веская причина.

Она откинулась на спинку стула и огляделась, словно только сейчас обратила внимание на то, где мы. В кофейне было почти пусто – похоже, кроме нас не нашлось много любителей гулять в такую погоду.

– Хочу курить, – пробормотала она.

Но курить в кафе было запрещено, поэтому она поднялась, накинула куртку и пошла к двери, оставив на столе недопитый кофе. Я вскочил, попросил девушку-бариста не забирать наши кружки и вышел за ней. Фэй вытащила из кармана промокшие сигареты и попыталась просушить одну над огнем зажигалки. Ей удалось закурить, и она закрыла глаза, выдыхая дым через рот и нос.

– Черт бы побрал эту погоду. Черт бы побрал этот проклятый город. И его, и его жителей, и этот кофе, и все, что с ним связано, – сказала она, снова затягиваясь.

– Перестань, это ведь просто погода…

Она смерила меня оценивающим взглядом.

– Ты ведь не местный, да? Почем тебе знать, как дождь разжижает мозги, как он убивает чувства и мысли? Это капкан, из которого нельзя выбраться. Можно только отгрызть себе лапу.

– Но ведь можно уехать? – я поймал спасительную ниточку, – если это погода так действует на тебя, не обязательно прыгать с моста. Просто уезжай! В Калифорнии всегда солнечно…

– Нет, – прошептала она после долгого молчания и вмяла окурок в пепельницу на урне, – нет, дело не в погоде… хотя и она не помогает, но дело не в ней. Этот дождь… он же не снаружи идет – он внутри идет у меня, уже много долгих лет, не прекращаясь, даже не ослабевая. Просто… просто мне еще никогда не было так спокойно. Как только я твердо решила умереть, я почувствовала свободу, определенность и спокойствие. И надо дойти до конца, чтобы успокоиться окончательно. Потому что я больше не могу так жить. Эта чертова тревожность убивает меня быстрее, чем никотин и кофеин вместе взятые.

Мы вернулись за наш столик к остаткам кофе.

– То есть, ты просто ищешь спокойствие, и решила для себя, что самое спокойное место на земле – это городской морг Сиэтла?

– В общем, да.

Я задумался. То ли в ее рассуждениях вообще не было логики, то ли я не видел ее, но все это казалось мне какой-то нелепицей, фарсом. В этот момент она залпом допила свой остывший кофе и встала.

– Спасибо за кофе. А теперь извини, мне надо закончить начатое.

И, о да, судя по ее лицу, я не сомневался, что она выполнит задуманное.

Вы когда-нибудь разговаривали с самоубийцей? Вам удавалось взять интервью у человека, который уже одной ногой стоит в могиле? Это примерно как видеть, как падает самолет: ты чувствуешь всепоглощающую беспомощность от осознания факта, что ты ничем не можешь помочь и ничего не можешь изменить, но чувствуешь, что должен, что если не сделаешь ничего, будешь винить себя до конца своих дней, во сне будешь видеть эти пустые глаза.

– Фэй, – сказал я, схватив ее за руку, – пожалуйста. Сядь. Не надо.

Я не знал, что сказать. «Не надо» – это было лучшее, на что я был способен. В этот момент мне вспомнилась Джой, и я почему-то был уверен, что она нашла бы подходящие слова, чтобы отговорить эту девушку от такого ужасного поступка.

Фэй, похоже, прочитала все мои чувства на моем лице. Она улыбнулась, наклонилась и поцеловала меня в щеку.

– Спасибо тебе, Марко. Это была лучшая чашка кофе в моей жизни, а я выпила миллиард чашек. Не терзайся. Лучше подумай о том, что доставил удовольствие умирающей. Пусть это скрасит твою тоску. Не надо печалиться о том, чего ты не можешь изменить. Радуйся тому, что тебе удалось сделать.

– Я просто не пущу тебя, – сказал я, сильнее сжимая руку на ее запястье.

– Боюсь, что это ничего не изменит. Так не может вечно продолжаться. Пожалуйста, отпусти меня. Я так долго мучилась. Я хочу отдохнуть. Все в порядке, правда.