Тёмные времена. Наследники Александра Невского

– Согласен.

– Надо грамоту соответствующую составить.

– Я князь, можешь мне на слово поверить.

– А я купчиха, сам говоришь, так что грамоту составим. Но сначала сегодня я тебя на трапезу приглашаю к великому князю и там жду от тебя достойного поведения.

– А не боишься, княгиня? Ведь Ярослав не вечен.

– Так и ты не всесилен. Все по воле Бога по земле передвигаемся.

На трапезу Дмитрий Александрович пришёл мрачнее тучи. Князь Святослав Псковский должен был дань от земли своей передать только на следующий день, поэтому с Ксенией ещё не виделся. Он подошёл к Дмитрию.

– Дима, что-то ты хмурый какой-то. Что случилось?

– Змея проползла к нам в гнездо!

– Это ты про кого? Про купчиху?

– Да!

За трапезой князь Дмитрий неожиданно встал и, к великому удивлению Святослава Ярославовича, поднял здравницу.

– Князья и бояре! Опустошим кубки с мёдом хмельным за здоровье великой княгини-матушки Ксении Юрьевны!

Святослав аж поперхнулся, но выливать мёд побоялся и сделал глоток. Дмитрий осушил чашу до дна.

Великий князь Ярослав Ярославович был очень сильно удивлён. В глубине души он боялся, что Дмитрий вообще на трапезу не придёт, и как бы и вправду не приключилось новой кровопролитной брани на земле Русской.

Когда трапеза закончилась и все встали с лавок, княгиня неожиданно для всех заговорила:

– Князь Дмитрий, останься!

Святослав посмотрел на двоюродного брата и увидел, как тот покраснел, словно рак, но не ослушался, а покорно остался за лавкой.

– Отец, – обратился Святослав к великому князю, – что теперь и мы, в ком течёт кровь Рюрика, должны слушать её? Какое имеет право она так с родичем нашим разговаривать и словно холопу говорить, чтобы он остался?

– А ты, сынок, – не дала сказать Ярославу Ксения, – тоже останься, поглядишь на брата своего двоюродного.

Ярослав не вмешивался, предпочитая посмотреть, что задумала Ксения. Конечно, он не совсем понимал, как так получилось, что Дмитрий признал княгиню. Но Дмитрий – это всё же племянник, а Святослав – родной сын. Когда Ксения назвала Святослава сынком, это вызвало улыбку у всех троих князей.

– Ну что, князь Дмитрий, давай грамоту составлять. Примем в залог у тебя треть Переславля и земли, а нехватку дани сами оплатим из казны великого князя.

Святослав понял, откуда подул ветер. Он и половины положенной дани не привёз, предпочитая тратить деньги на свои нужды. Выходит, змея новгородская примучила князя Переславля так же, как и новгородцы заставили отца жениться. Любимое средство использовала новгородка – шантаж.

Сгорая от стыда, князь Дмитрий подписал грамоту.

– Иди, князь, – сказала княгиня, – и береги средства. Тебе не о войнах теперь думать следует, а о том, как долги твои оплатить.

Князь Дмитрий послушно вышел. Но Ксения поняла, что теперь этот человек навеки будет врагом ей.

– Святослав, говорю с тобой перед лицом отца твоего и мужа моего. Не хочу ссоры вашей.

– А чего хочешь?

– Предлагаю мир и союз. Я не выбирала себе мужа и не стремилась быть княгиней, но, став ею, не хочу вражды с тобой. Смеются над нами другие князья, видя ваш с отцом разлад из-за меня. Я тебе матушкой быть не собираюсь, но и ты на людях меня худородной не выставляй.

– Хорошо, княгиня, я не буду тебя хулить. Но и славить не стану.

– Хорошо, князь. Будем считать, что договорились.

Летние деньки в Медведках

Наступило жаркое лето. Солнце заставляло людей прятаться в тени. Княжич Василий Александрович остановил коня возле дома Елены, той самой девушки, что весной напоила его земляничным квасом. С той поры образ девушки не покидал его мыслей. Они несколько раз встречались, но поговорить возможности не имели.

Василий не хотел признаться себе, что полюбил эту девушку, но постоянно ловил себя на мысли, что думает о ней. Так получилось, что с того момента, как он её увидал, он ни разу даже не подумал о своих княжеских амбициях. Как будто мир изменился.

Княжич спрыгнул с коня и пошёл в дом Елены. Дверь отворила женщина лет тридцати пяти, по всей видимости, мать Елены.

– Хозяйка, дай воды напиться!

Женщина сразу пошла за водой. Василий украдкой осмотрел избу, где жила его возлюбленная.

Когда хозяйка протянула ему ковш с водой, то Василий спросил женщину:

– А где дочь твоя Елена?

– В лесу, княжич, ягоды собирает.

– А как вас зовут?

– Меня? Марфой.

– А по батюшке как?

– Иоанновна я.

– Спасибо за воду, Марфа Иоанновна. А скажите, она пошла на выступ?

Выступом жители Медведок называли место, где летом было много малины.

– На выступ, княжич. А что, Елена сделала чего?

– Успокойтесь, Марфа Иоанновна.

После его слов Марфа Иоанновна, по всей видимости, забеспокоилась ещё больше. Княжич же вскочил на коня и поскакал на выступ, где собирали малину.

Что я делаю, подумал Василий. Я, словно отрок, бегаю за девкой! Что это такое? Однако перед глазами Василия вновь появился образ Елены. Доскакав до въезда в лес, Василий спешился и привязал коня к дереву. Добрый конь не мог стоять спокойно, поскольку сотни кровососущих насекомых облепили его. Василий поспешил собрать букет цветов.

Елена вышла из леса где-то через час. Она увидела княжича, который веткой хвои обмахивает коня от насекомых. Выглядело это очень забавно, и девушка рассмеялась.

– Это тебе, Елена, – заикаясь от волнения, сказал княжич, протягивая цветы, которыми он тоже пару раз отгонял слепней от коня.

– Спасибо, княжич! А ты меня, что ли, ждал?

– Тебя, Елена!

– А коли пошла бы я другой дорогой?

– Тогда к дому твоему прискакал бы. Поговорить мне с тобой охота!

– Так мы же говорим!

– Ну, вот и рад я!

Княжич немного поразмыслил и пришёл к выводу, что он выглядит для Елены не лучшим образом. Он вскочил на коня.

– Ладно, поговорили и будет. У меня ещё дел много! Ты это… квасу мне в терем ещё принеси!

– Чудной ты, княжич! Ты квас принести тебе просишь, а сам в лес в самый овод примчался.

Василий поспешно поскакал обратно в Медведки, не зная, правильно ли он сделал, наказав принести квас себе в терем. Как разговор завязать с этой девушкой? Может, просто взять и поцеловать?

К вечеру Елена принесла княжичу в терем кувшин квасу. Василий попросил, чтобы её впустили. Взяв квасу, он налил себе кружку.

– Никогда лучше квасу не пивал!

– Матушка его готовит.

Василий внезапно подошёл и поцеловал Елену. Девушка вскрикнула.

– Люб ли я тебе?

– Люб, княжич!

– Пойдёшь за меня замуж?

– Пойду, княжич! И батюшка против не будет. Давно к тебе присматривается. И матушка рада будет.

– А мне дела нет до моих родичей. Пусть хоть радуются, хоть клянут.

Довмонта зовут на княжение

В 6775 году от сотворения мира или спустя три года после смерти князя Александра Невского на Псковскую землю прибыл бывший князь Нальшанский Довмонт.

Довмонту было чуть больше тридцати лет, и он исповедовал католицизм. Сначала князь думал собрать войско наёмников, но тут всё было не так просто, поскольку казна князя была скудной и не могла бы покрыть расходов. Имя Довмонта имело вес в воинской среде. Но идти воевать с князем только ради добычи охотников почти не было. Да и дружина у князя была малочисленной.

Расположившиеся в палатах одного боярина люди Довмонта и сам он понимали, что их дела идут не очень привлекательно. Некоторые воины и вовсе подумывали о переходе на службу к другому князю или возвращении в Литву.

В это время к князю пристально присматривались псковские бояре, которые по-разному относились к князю-изгнаннику. Боярин Пересвет, в палатах которого и разместился Довмонт, как-то после обильной трапезы отослал всех своих людей. Литовский князь сделал то же, чтобы они смогли поговорить начистоту.

– Дела у тебя, Довмонт, идут не очень хорошо. Сам понимаешь, вечно у меня гостить ты не сможешь. Мне и так это уже становится накладно. Это уж ты не взыщи за правду.

– Я, Пересвет Васильевич, прекрасно всё понимаю. Поэтому со своим двором покину тебя на днях, чтобы не вводить в разорение.

Боярин Пересвет был уже немолодым человеком, и по нему видно было, что ввести такого человека в разорение будет, мягко говоря, непросто. Да и принял изгнанника он как-то больно охотно и даже позволил тому некоторое время самому решать свою судьбу. По всей видимости, хитрый боярин выжидал, а теперь решил действовать.

– Брат твой Войшелк взыскать с тебя хочет, сам знаешь, за что.

– Знаю, но не мог я поступить по-иному. Отец мой, король Литовский Миндовг, покойся он с миром, предал веру Христову и обратился к язычеству мерзкому. Из-за этого и возник тот заговор.

– Да не обвиняю я тебя, князь. Всё понимаю. Просто ты должен знать, что просто так ты жить не сможешь, даже если и пойдёшь на службу к какому-нибудь князю. Многие тебя просто не примут, так как здесь, на Руси, с Литвой тягаться не с руки сейчас, да и Войшелк – христианин, и верит он, как мы, по греческому обычаю.

– Кто мог подумать, что после смерти отца власть возьмёт в свои руки язычник Тренята, князь Жематейский?

– Я про это с тобой и говорю. Получается, что Войшелк язычника сверг, а ты испачкал руки в смерти отца. Таких на Руси не сильно жалуют. Кроме того, Войшелк признал своим отцом и господином Василько Романовича Волынского, а он Рюрикович и, более того, сильнейший князь на Юге Руси.

– Так поэтому я и прибыл на Север Руси собирать воинов.

– Князь! Забудь ты про это хоть на время. Крестись по греческому обычаю, стань здесь своим. Нам нужен такой князь, как ты. Во всяком случае, сейчас, а дальше всё будет зависеть от тебя и от того, как ты проявишь себя.

– Войшелк при жизни отца был Новогрудским князем, но решил посвятить свою жизнь Богу, удалившись в Полонийский монастырь и передав княжество Роману Даниловичу, сыну короля Галицкого Даниила. Несколько лет прожил он там, даже решил совершить паломничество на Афон, но не смог. После неудачного паломничества Войшелк, принявший в монашестве имя Лавриша, основал монастырь на Немане. Наверное, он так и жил бы там, но вынужден был покинуть монастырь из-за нападения на Литву ордынцев под командованием Берендея и галицко-волынских князей. Ну и чего бы ему обратно не вернуться на службу к Богу?

– Князь, не взыщи, но что изменится, даже если он вернётся в монастырь или что-то ещё с ним приключится? – Боярин неспешно и чинно вздохнул, давая понять, что приключается с людьми всё далеко не всегда случайно. – На Литовскую корону претендентов будет хоть отбавляй. Дело будет не в кровном родстве с Миндовгом, а в силе полков.

– Если я крещусь по греческим обрядам, меня позовут княжить в Пскове? В чем интерес славных жителей Пскова?

– А ты сам посуди. Я буду говорить откровенно. Город наш испокон веков считается младшим братом Новгорода. Всё, может, и ничего, но у нас интерес другой. Пора нам стать с Новгородом равными братьями. Это и на торговле скажется и ещё много на чём. Станешь нашим князем – любо, не станешь – дело твоё. Другого найдём, дело нехитрое. Ты здесь чужой, и поэтому другие города Руси тебя мало интересуют. Ты не будешь добиваться их, используя нашу силу. А по поводу твоих литовских амбиций вот что скажу. Кое в чём они совпадают и с нашими, псковскими.

Довмонт задумался. Псков, конечно, не корона отца, но кусочек лакомый. Князь к тому же прекрасно осознавал, что в борьбе с Войшелком он не выдюжит и союзников не найдёт. На Руси против брата Даниила Галицкого вряд ли кто пойдёт. Может, и стоит принять предложение боярина. Правда, Псков – город особенный. Почти как Новгород: сегодня тебя позовут княжить, а завтра… впрочем, это везде так. Завтра вообще всегда туманно.

Боярин Пересвет не спешил никуда уходить и ждал, внимательно глядя на князя, словно ожидая ответа.

– Когда я должен принять решение?

– Сейчас. Князь, который не может принять решение, нам не нужен, будь он сыном хоть самого Рюрика! Так что крепко думай, князь. Псков или уж сам решай.

– А что тут решать, как говорится, бьют – беги, дают – бери. Скажешь, неуместно, зато истина. Сяду княжить в Пскове и княжить буду, как на родине. А что, если великий князь Владимирский против будет? Ведь сейчас его сын Святослав – ваш князь.

– Без Новгорода он на Псков не пойдёт. А ты с новгородцами союз заключишь и пообещаешь пойти с ними на Литву. Тут и наши, и новгородские интересы совпадают. Заодно и Войшелку нервы пощекочешь.

– Ну, на том и порешим. Я перейду в православие.

– А мы выберем тебя князем.

Вести о Довмонте

Скоморохов вели на пир к великому князю Ярославу Ярославовичу. Затейников было четверо, трое взрослых и один совсем молодой парнишка.

– Откуда прибыли, весельники? – приветливо спросил князь Ярослав, предпочитая не использовать слово «скоморохи», которое так не нравилось церкви.

– Из Пскова мы, князь великий! – нараспев начал Михей-медопей.

Словно по команде скоморохи начали своё представление. Наряженная мужиком девица похабно запела непристойную частушку, в которой надругались над самим князем. Все заулыбались, включая самого князя.

– А ты, пугало ряженое, князя не высмеивай, я, Аркаша-распиваша, за князя голову оторву.

В это время Михей-медопей, вышагивая, как цапля, и при этом дудя в рожок, подкрался к ним и отвесил пинок Забаве-усатой.

Представление веселило гостей, и они стали кидать объедки Четвертаку, который ходил рядом со столами.

– Что нового в Пскове? – спросил великий князь.

Ярославу Ярославовичу было почти тридцать пять лет. Конечно же он понимал, что представление, которое устраивали скоморохи, создано для отвода глаз. Михей-медопей в своё время стоял с ним плечом к плечу во время Неврюевой рати почти пятнадцать лет назад. Теперь Михей верно служил князю, странствуя по княжеским и боярским пирам и собирая нужную информацию. Если Михей-медопей пришёл во Владимир ближе к осени, значит, новости срочные.

– А во Пскове пёс литовский на кобылу налетел. – Сказав это, Михей ухватил Забаву за шкирку и принялся изображать непотребные действия.

– Князь, – обратился громогласно к Ярославу Ярославовичу священник, сидящий за столом, – ты взгляни, как эти поганые тебя позорят! Смотри, какое действие в твоём присутствии творят! Прикажи их выгнать вон!

Скоморохи словно не слышали духовное лицо и продолжали непотребства. Аркаша-распиваша начал жонглировать костями, которые насобирал Четвертак.

– Вот пока князья и бояре жрут и пьют, я их объедки в небо запущу! – кричал Аркаша, периодически роняя кости. Их тут же ловил Четвертак и принимался обсасывать.

Забава-усатая стала изображать попытку отобрать кости у Четвертака, при этом иногда замахиваясь на Михея-медопея, который по-прежнему изображал непотребства за её спиной.

– Не смей жрать то, что благородные губы князя трогали, пёс помойный! Может, его кто отравить вздумал, а ты полижешь и подохнешь, как пёс, которому они предназначались! – кричала Забава.

По всей видимости, под псом она подразумевала князя, хотя могла иметь в виду и четвероногих созданий, которым потом сносили объедки.

Ярослав Ярославович делал вид, что ему очень смешно, и он просто не может не смеяться. На самом деле князь получил очень важные сведения и теперь после пира хотел встретиться с Михеем, чтобы узнать подробности.

Когда пир закончился и скоморохов, сытых и обласканных гостями, погнали прочь, князь велел высечь Михея.

– А вот этого срамника, – сказал Ярослав, указывая на Михея, – отведите да высеките, чтобы знал, как в присутствии князя срамными делами утешаться!

– Спасибо, князь! – весело отвечал Михей-медопей. – По мне, так лучше чтобы высекли и накормили, чем чтобы сдох и похоронили!

Разговор у Ярослава Ярославовича с Михеем произошёл после того, как немолодой дружинник привёл скомороха к конюшне, куда абсолютно случайно зашёл князь и где, опять же, абсолютно случайно никого не оказалось.

– Мишка, что в Пскове?

– Беда, князь! – ответил Михей-медопей. Он словно преобразился, и теперь это был не скоморох, а ратник, прошедший нелёгкий путь. – Псковичи Довмонта князем хотят выбрать.

– Так ведь он латинянин!

– Ему креститься предлагают.

– Не очень весело. А как так вообще могло получиться?

– Кто-то ему сильно помогает. Думаю, боярин Пересвет, он у него останавливался. Прогонят псковичи сына твоего Святослава. Больно молод он, а им нужен князь, чтобы мог войско на поле боя возглавить.

– Думаешь, литовец примет крещение?

– Думаю, примет. У него особого выбора нет. Дома ему с Войшелком тягаться не с руки.

– Ну, коли прогонят, тогда я им напомню, кто на Руси князь. Ты продолжай своё дело. Не много у меня таких, как ты. Береги себя, Миша. И что это за Четвертак? Новенького взял?

– Да. Сирота он, прибился к нам. Парень хороший, потихоньку обучаем. Пока он всего не понимает, но голова у него работает.

Довмонт захватывает Нальшанск

После того как князь Довмонт принял крещение по греческому обряду и был приведён к присяге, всё сильно изменилось. Теперь он был уже не гостем у боярина Пересвета, а псковским князем. Правда, прав у него было ещё меньше, чем у новгородского князя.

Едва Довмонта привели к присяге, он уже на следующий день собрал людей именитых у себя в палатах на совет.

– Именитые люди Пскова, – обратился к ним Довмонт, – я пришёл вами править, как вы и позвали. Не буду сидеть сложа руки, а с отрядом воинов отправлюсь в землю Нальшанскую, где раньше сам правил, и разорю её.

– А после сам Войшелк к нам сюда пожалует.

– Не пожалует, – ответил Довмонт, – не сможет. Я нападу на Нальшанскую землю не с крупной ратью, а взяв всего три сотни хороших воинов. Я знаю там всё, и победа будет у меня в руках. Сейчас там правит Гредень. Его посадил на княжество Войшелк. Через Нальшанские земли идут все торговые пути Пскова. Вернее, шли. Гредень, зная мои законные претензии на Нальшанск, этим торговым отношениям будет противник.

Бояре загалдели. Сразу появились и сторонники, и противники этого похода.

– Князь, а как в Новгороде на это посмотрят? – спросил один из бояр, Никита.

– Посмотрят, как вы и хотели. Поймут, что Псков не просто городок ненужный, а торговый центр, как и Новгород, могущий свои интересы отстаивать.

– А коли поход не удастся и разобьют тебя?

– Тогда откреститесь от меня, – улыбнулся Довмонт, – скажете, что я действовал самостоятельно.

Бояре задумались. Многие хотели войны с Литвой, а другим, наоборот, это было вовсе не на руку. Некоторое время бояре спорили, а затем приняли решение.

– Ты, князь Довмонт, иди в поход с силой малою. В походе себя и проявишь. Мы тебе помехой не будем. Но ежели проиграешь, в Псков не возвращайся. Разумеешь?

– Разумею, именитые люди. Если проиграю, то к вам точно не вернусь, даже если захочу.

Князь Довмонт долго ждать с походом не стал, выступил на следующий день. Людей в поход он отобрал из псковских мечников, которые слыли умелыми воинами, и взял два с половиной десятка литовцев, на кого мог положиться. Конечно, такой наскок в Нальшанске ждут едва ли. На это и надеялся Довмонт. Он знал, что надо спешить. Именитые люди Пскова могли и донести на него князю Гредню. Тогда отряд Довмонта будут ждать, и на успех рассчитывать не придётся.

Довмонт надел броню и опоясался мечом. Впереди его ждала не длинная дорога, а стремительный наскок. Люди, которые вместе с ним выезжали из Пскова, мало ему верили, считая, что он не всё продумал. Это было не очень хорошо, но Довмонт прекрасно понимал, что сейчас никакие слова не поднимут их дух. Только успехи на ратном поле всё должны изменить.

Через несколько дней он со своими людьми, которые были несколько измотаны от быстрого перемещения, оказался на земле Нальшанской. Вместо того чтобы начать грабить, он двинулся прямиком на Нальшанск. Когда он со своими людьми уже подходил к городу, то войско его заметили, потому что он приказал не скрываться. Довмонт с тремя сотнями поехал прямо к стенам Нальшанска.

Ворота города успели закрыть, и на стенах появились ратники.

– Я Довмонт, князь псковский, и со мной десять тысяч воинов. Открывайте ворота. Меня вы знаете, так как я князь ваш. Мои люди не причинят вреда вам. За то, что вы поддержку мне в войне с Войшелком не оказали, я с вас спрашивать не буду. Если не откроете, то через несколько часов я поведу рать на штурм и не оставлю здесь камня на камне.

Воевода Нальшанский Корибут никак не мог понять, как прямо под стенами Нальшанска оказались псковичи. Для него не было секретом, что Довмонта в Пскове выбрали князем. Знал он и о том, что Довмонт двигается сюда с малыми силами. Сведения об этом он получил ещё вчера от своих людей во Пскове, но чтобы здесь под стенами оказалось целое псковское войско? Видно, обманул его Довмонт и специально послал человека сообщить о том, что он идёт на Нальшанск с малою силой. Князь Гредень увёл всех ратников к Войшелку, а в Нальшанске осталось лишь пять сотен воинов.

– Подведи людей своих, тогда и ворота открою, князь.

– Дело твоё, воевода. Когда я людей подведу, то не удержу их. Не смогу. Если вы сдаётесь, то открывайте ворота и выходите безоружными. Даю вам времени, пока тень от стены не достигнет меня. То есть час, может два.

В Нальшанске люди стали совещаться.

– Пусть Довмонт войдёт в город! Если он брешет и нет у него псковской рати, то, как вернётся Гредень, передадим его ему. Сейчас же пошлём к Гредню весть, чтобы спешил в Нальшанск.

– Если Довмонт с тремя сотнями воинов войдёт, то выбить его из города будет нелегко.

– А если и впрямь с ним несколько тысяч псковичей, тогда город разорят. А Довмонт не сделает этого. Мы его соплеменники. Он и в Псков ушёл лишь потому, что мы не поддержали его в войне против брата – Войшелка. К тому же братья часто ссорятся, а потом мирятся. Довмонт – брат Войшелка, хоть и руки у него в крови.

Почти час спорили в Нальшанске, стоит ли пускать Довмонта, и решили впустить. Ворота открылись, и оттуда неспешно вышли пять сотен воинов без оружия, а с ними и воевода.

– Сдаёмся тебе, князь. Иди и правь городом нашим, с тобой мы рататься не будем.

– Добро, Корибут. Если бы ты и другие бояре не предали меня, то я бы из Нальшанска и не ушёл бы. Гори в аду, Иуда. – Сказав это, Довмонт обнажил меч и проткнул им Корибута.

Князь Пскова вытер меч об одежду убитого литовца, а затем обратился к своим людям:

– Убейте этих собак лживых!

Литовцы попытались защищаться, но, безоружные, они тут же пали под мечами псковичей.

Расправившись с защитниками, Довмонт въехал в город. Люди недобро смотрели на своего бывшего князя. Довмонт тоже не собирался прощать им измены. Добравшись до своих палат, где теперь расположился Гредень, Довмонт увидел Епраксинью, жену князя Гредня, с двумя мальчиками.

– Довмонт! Остановись, ты кровь льёшь соплеменников своих на радость псковским псам, которые тебе дали силы, чтобы ты пограбил и ослабил нас. Ради всего святого, уйди из Нальшанска!

– Уйду, и ты со мной уйдёшь! Поняла, Епраксинья?

Довмонт поглядел на своих людей. Те были поражены поведением князя.

– Привяжите эту суку к моему коню, а детей её к вашим коням. Пусть бегут. Сожгите город и не оставьте здесь ничего. Грабьте и берите добро этих изменников.

– Князь, из города выскакал всадник. Послать погоню?

– Ни в коем случае! Пусть бежит к Гредню и расскажет, что род его у меня. Пусть бежит сюда, пёс.

Люди князя грабили и истребляли жителей Нальшанска. Кто-то пытался защищаться, кто-то бежал, но большинство умоляло о пощаде. Богатая добыча была собрана в тот день. Много меха, серебра и прочего собирали на подводы, и лишь наутро сильно перегруженный обоз двинулся в Псков.

– Ты сгоришь в аду, Довмонт, – твердила Епраксинья, – ты сгоришь в аду!

– Нет, Епраксинья. Ты сейчас пьёшь из той чаши, из которой твой муж напоил мой род.

– Так с него и спрашивай!

– Так я и спрошу.

– Я сестра твоего отца, я удерживала Гредня от расправы над родом твоим. Если бы твой отец не изменил веры, не было бы в землях Литовских столько крови. Но ведь и ты сменил веру. Пожалей детей моих, они же родичи твои и ни в чем не виноваты!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.