Откровение от Утешителя, или Дневник сумасшедшего

«Наверное, лучше было бы, если бы она – вовсе не вернулась…» – эта мысль всё чаще посещала Ведающего. Он просто устал от этого. Ей суждено было предать – она предала. Ей суждено искупить свой грех – она его искупит, и если ей суждено быть наказанной – она будет наказана, но не им, а собой, и с этим Ведающий ничего не мог поделать – это не его План. Однако, он точно знал, что наказание или искупление последует в любом случае, независимо от того, будет он с ней или нет. Она согрешила перед Богом, подарившим ей Любовь, а это серьёзный Грех. Люди, предающие Любовь, очень редко бывают счастливы, ибо, в конце концов, наказываются тем, кто их же и искушал, и от этого никуда не денешься – таков Закон.

Он понимал это, потому что знал, это действительно так, и ему становилось искренне жаль её, но он был бессилен: голос её Разума победил. Что он мог сделать, как мог спасти её? Сказать ей, что она Дочь Бога, что она Богиня? Нет! Пока она не знает этого, пока она просто человек, просто женщина, а потому такой вариант очень опасен. Скажите человеку, что он Бог…. Скажите, и через некоторое время он поверит в это и превратит Вас в раба. Такое случается довольно часто и служит доказательством того, что далеко не в каждом – есть Бог, ибо только тот человек может считать себя подобным Богу, кто в любых ситуациях умеет оставаться Человеком, даже если он и в самом деле Бог.

Да, ему было действительно жаль её, жаль в первую очередь, как женщину, ибо он знал, что таких женщин в этом мире – великое множество. Женщин, в которых голос Разума заглушал голос Души, и в которых до сих пор жил Великий Дух однажды искушённого Люцифера и Дух заблудшей и падшей Дочери Истинного Бога, Дочери прощённой и желающей вернуться в дом Отца своего – Её Дух. Но она об этом даже не догадывалась, она пока что была просто женщиной, просто человеком; но если она вернётся, то он, конечно же, простит и утешит её – так велел сделать его Бог и её Отец.

Ведающий во всей этой ситуации совсем забыл, что были в его жизни ещё две женщины, которые переживали за него, не спали ночами, пока он записывал, и старались помочь ему. Об одной из них он уже упоминал (это была его жена), а другая доводилась ему родной сестрой. Одну он уже простил за непонимание, гордыню и строптивость, а другую и прощать-то было не за что. Наверное, она была его Ангелом-хранителем, Девой, способной превратиться в Львицу и разорвать любого, кто захочет причинить ему вред. Он видел, что они любят его, каждая по-своему: первая, как мужа, а вторая, как брата, и он тоже должен был им помочь. Что он сделал? Он начал с ними разговаривать, стал объяснять им суть своей работы, и они успокаивались; что, правда – не на долго, на какое-то время, но успокаивались.

Он вдруг вспомнил слова своей супруги, сказанные ею накануне: «Когда ты разговариваешь со мной – я утешаюсь». Да, она именно так и сказала: «Утешаюсь», хотя сам он не подводил её к этой мысли и даже не упоминал в разговорах этого слова – Утешитель. О чём же тогда это говорило? Скорее всего, о том, что Утешитель, посланный Иисусом, незаметно, исподволь, но в то же время уверенно рождался в этом мире. Так может быть, вовсе и не нужно было никаких доказательств, никаких знаков, кроме Слова Божьего, сказанного устами Ведающего? Всё может быть….

Но Ведающий уже почти не задумывался над этим вопросом. Он просто доделывал свои обычные, повседневные дела, которые тоже нужно было закончить перед Большим праздником – Днём Победы.

Да, это был канун Дня Победы, и совпадение этого Праздника с событиями, происходящими в жизни Ведающего, тоже казалось ему далеко не случайным. Была какая-то связь между Днём Победы 45-го года, между нынешней 61ой годовщиной и между этой незримой войной, на которую волею судеб попал и он, Ведающий. Что же объединяло эти события? Что? Ответ напрашивался сам собой – Победа над Злом.

Ведающему очень хотелось верить в то, что и он, не воевавший на фронтах, не мерзнувший в окопах, не бегущий в атаку с криком: «За Родину!», и не погибший за неё тогда – сегодня, сейчас, тоже вносил свою посильную лепту в эту Победу, в Победу над Злом.

Зло было побеждено, унижено, но прощено, и поэтому – оно должно погибнуть. Такова суть Великого Непостижимого Плана Создателя Вселенной – Истинного Бога и Творца.

Ведающий заменил в аквариуме перегоревшую лампу на новую, чтоб был свет, и пустил туда новых обитателей: голубых неонов, серебристых кардиналов и солнечных барбусов, и увидел, что это красиво.

Снова поставил в ульи кормушки с чудодейственным сиропом, добавив в него на этот раз цветочной пыльцы и мёда, чтобы его любимцы наконец-то ожили. Сделал так и понял, что это правильно.

Потом постриг своего Черныша, который так оброс за зиму, что стал похож не на собаку, а на какое-то чёрное, лохматое чудище. Подстриг и увидел, что и это получилось неплохо. Осталось лишь одно – ждать Солнца, которое вообще исчезло с небосвода в эти дни, и только дождь шёл и шёл, с утра до вечера, и казалось, что не будет ему конца, как будто, кто-то ни в какую не желал смириться с поражением, огрызаясь из последних сил….

Короче – все дела были закончены. Хотя нет, оставалось ещё одно: небольшое, но тоже ответственное – начистить свой любимый самовар. Настоящий медный самовар, сделанный на первой самоварной фабрике имени Василия Степановича Баташёва, основанной ещё в 1899 году: реальный, как сейчас говорят, раритет. Пить из него чай – ни с чем несравнимое удовольствие.

Нужно обязательно его почистить. Натереть до блеска медали и знаки отличия, которых он был удостоен, потому что, если удостоен, то незачем и прятать – нужно носить с гордостью. Опять-таки, сегодня ведь канун Великого Праздника – Дня Победы, а значит и медали будут как раз кстати.

Глава 57. Тоже…

И вновь ожидание. Ведающий по-прежнему чего-то ждал. Чего?

А ждал он какого-то сверхъестественного, мистического события в своей жизни, какого-то знака, доказательства, свидетельствующего об истинности и реальности всего происходящего с ним в последнее время. Он хотел, чтобы всё было просто и красиво, и всё действительно могло так и произойти – красиво, но с единственной поправкой – это было бы чересчур просто.

Очень просто было бы самому Господу Богу сойти на землю и сказать: «Я есть Творец всего сущего…». И не нужно было бы через кого-то по каплям давать знания об истинной реальности, не нужно было бы приносить в жертву своего Сына, ради искупления грехов людских – не было бы смысла во всём этом.

Однако есть маленький нюанс, в который довольно сложно поверить: Небеса, они ведь очень далеко, и одновременно непостижимо близко. Возможно, поэтому всё не так просто, как кажется… даже для Бога.

Ведающий верил в это, но всё равно ждал, ждал и записывал. Он уже понемногу приходил к мысли, что начинает не предвидеть будущее, а моделировать его в самых различных вариациях, и сей факт его настораживал и пугал, поскольку это означало – заниматься не своим делом. Разве в этом суть его работы?

Ведающий знал, что не в этом – тогда почему он до сих пор пытается что-то писать, почему нет окончания этой истории, которая уже изрядно вымотала его, и почему он не может поставить точку в этом повествовании? По-че-му? И тут он вспомнил то, что совсем недавно сказала на его счёт одна женщина-целительница, к которой обращались его родные, опасаясь за его душевное здоровье: «Он попал на зомбирующую строчку».

Ведающий так и не пообщался с этой женщиной лично, но чувствовал, что она обладает большой силой. И хотя, говоря эту фразу, она отталкивалась от плоскости личностных отношений (потому как даже ей не дано знать всего), суть, по всей видимости, была высказана подсознательно правильно: «Зомбирующая строчка». И строчка эта вероятнее всего была заложена в самом названии рукописи, пусть даже и чисто условном, предварительном: «Бесконечная история». Да, книгу с таким названием можно было писать до конца жизни, так никогда и не закончив. Ведающий уже и сам понимал, что нужно где-то остановиться и установить границу между обычной, реальной жизнью и жизнью, бушующей на страницах этого повествования. Ведь на самом деле, всё уже свершилось!? Может быть…. Может быть, и свершилось, и может быть, всё было не так красочно и драматично, как написано, но сама схема, в принципе, должна была остаться незыблемой, а остальное, как говорится, это дань жанру, и по закону жанра главный герой должен был: либо победить, либо умереть….

Умирать Ведающий пока не хотел, однако явно чувствовал, что с каждым часом в нём умирает Любовь…. И это было не его прихоть, не результат борьбы и не проявление силы воли: просто затухала искра, зажженная чьей-то рукой, и не было сомнения в том, что это делалось преднамеренно.

Загасить пламя, чтобы оно не ранило, не испепелило, не выжгло все внутренности, оставив после себя опустошенное тело и разбитую душу. Кто сказал, что от любви не умирают? Ещё как умирают, только не быстро, а долго и мучительно.

Но Тот, кто всё это задумал – не выносит, когда люди мучаются и страдают, в особенности те, которые верят в Него, ибо Бог, сотворивший Любовь, черпает силы из Любви, а не из мучений и страданий, рождающихся в случае её гибели.

Бог гасил это пламя, чтобы ему, Ведающему, не было мучительно больно от осознания своей утраты, и разве это нельзя было назвать ещё одним доказательством и проявлением Истинной Любви, Любви Бога к Человеку. И зачем в таком случае нужна какая-то мистика, если всё и так лежит на поверхности, нужно просто постараться увидеть это чудо, увидеть эту непостижимо далёкую близость Небес.

Да, пламя понемногу затухало, боль уходила – так было нужно. Это было необходимо, потому что по-другому и быть не могло. Ведающий в очередной раз вспомнил все события прошедшего года, и в очередной раз убедился, что тот год – это фактически целая жизнь, спрессованная в небольшой отрезок времени, и этой закономерности невозможно было не заметить, но ему всё-таки казалось, что это ещё не конец истории. Истории, которая сама по себе являлась не случайным стечением обстоятельств, а предопределённым, запланированным актом, то бишь – доказательством.

А он всё ждал чудес, и они происходили, происходили наяву: чудеса, которым трудно было дать объяснение и определение. Чем, к примеру, можно объяснить, когда мужчина откровенно рассказывает своей жене о связи с другой женщиной? Как можно определить степень удивления и изумления человека, услышавшего такую исповедь? И это действительно было так, не смотря на то, что можно было просто соврать или, в крайнем случае – промолчать. Но Ведающий не мог поступить иначе, потому что уже настало время – всё рассказать, и он это сделал. Он начал рассказывать, объяснять и вдруг, неожиданно для самого себя – увидел, что его слова достигают цели. Он почувствовал, что через него говорит Бог, говорит очень убедительно, и это было именно так, потому что человеку в такой ситуации достаточно сложно найти правильные слова, которым можно было бы поверить. Человек не смог бы этого сделать, но это сделал Утешитель, Дух Истины, говорящий словами Бога, а если слова действительно идут от Него, то им нельзя не поверить, и она – поверила.

Она поверила, а потом сделала то, что он, Ведающий, не мог себе даже вообразить, то, что не укладывалось ни в какие рамки, и возможно то, что на её месте не сделала бы какая-либо другая…. Она попросила у него Прощения. Как это можно было назвать, если не чудо: женщина просит прощения у мужчины, который ей изменил! Почему так, в чём причина? Или в ком?

Наверное, всё-таки не в чём, а в ком: причина была в ней самой. Её равнодушие, отчуждение, самовлюблённость и успокоенность – стали первопричиной и началом всей этой истории, и она, скорее всего, поняла это. Поняла, что сама собственноручно подтолкнула его к этому шагу, а следовательно, согрешила перед ним, поэтому-то и просила Прощения. Хотя, возможно было и другое объяснение – страх, банальный страх утраты со всеми вытекающими последствиями. Да и причина, по большому счёту, была не только в ней, но и в нём. Ведающий вспомнил, что когда-то давно он сам же и возвеличил её, взял за руку и возвёл на трон, и она, поверив в свою исключительность, возлюбила себя ещё больше, чем прежде. Он обожествил её, и она, не выдержав этого испытания, стала медленно, но уверенно, превращать его в своего раба, ну а участь раба известна всем – это унижение. Унижение….

Это слово постоянно всплывало из этой рукописи на свет Божий, с самого начала, как будто специально, умышленно, чтобы на него всё время обращали внимание. И это действительно так, ибо унижение порой хуже смерти, и Ведающий об этом знал всегда, а теперь, когда Бог говорил через него – лишний раз удостоверился в истинности этих слов, которые он запомнил наизусть и записал: «Никого не унижай, и не унижайся сам, ибо желающий унизить – будет и сам унижен, а заставляющий страдать – станет страждущим».

Да, он хорошо помнил эту заповедь, и возможно, поэтому произошло ещё одно чудо. Та, которую он, Ведающий, безуспешно старался изменить в течение всей их совместной жизни, теперь менялась буквально на глазах. Она будто бы перерождалась сейчас, и причиной тому было Прощение. Прощение, которое ей давал Бог, давал через него, Ведающего. Унизилась ли она перед ним? Нет! Она унизила этим то Зло, что поселилось в ней, и оно погибало. Погибало, не понимая сути происходящего, погибало оттого, что один человек просит прощения у другого, и тот прощает – без злорадства и унижения.

Да, она просила прощения, и Ведающий подумал: «А что, если – это и есть самое главное прощение его жизни?». Возможно, ради этого и было затеяно сие представление, а всё, что с ним случилось – это просто схема, согласно которой он и нашёл Бога, научившего его прощать по-настоящему? Бог прощает Дочь свою, прощает Женщин, в которых живёт Дух Дочери его, прощает их искушённый Разум, и он, Ведающий, делает то же самое…. А разве он может поступить иначе? Такая работа – прощать, таков план – простить, такой год – год Прощения!

Глава 58. Автобиография (Детство)

Детство. Золотая пора…. Трудно подобрать более удачные слова, чтобы дать определение этому отрезку человеческой жизни.

Как ни странно, но я отчётливо помню себя даже тогда, когда, казалось бы, и вспомнить ничего невозможно. Но поскольку воспоминания самого раннего детства лично у меня были не самыми весёлыми – мы их опустим и перейдём к более позднему периоду.

Наверное, и у меня всё было так же, как и у всех остальных, хотя возможно – и нет. Каждый ведь вспоминает самые яркие моменты своего детства, пронося их через всю свою жизнь…. Один вспоминает катер на батарейках, подаренный ему родителями (у меня, кстати, тогда была подводная лодка такого же типа), другой вспомнит свой первый велосипед. У меня почему-то он был дамский, то есть – без поперечины, и с натянутыми по бокам до половины заднего колеса резинками. (Это для того, чтобы подол платья не попадал в спицы). Как сейчас помню, что все дразнили меня за то, что я езжу на «бабском велике», но я был спокоен, как скала. Почему? Да, потому что мне нравился мой «велик», не смотря на то, что он был дамским. У него даже были некоторые преимущества в сравнении с обычными, стандартными моделями. К примеру, туго натянутые резинки, надёжно защищали колесо от посторонних предметов, бросаемых некоторыми завистливыми мальчишками, а отсутствие поперечины давало возможность совершать самые высокие прыжки с трамплинов, не опасаясь травмы своего формирующегося мужского достоинства, во время приземления.

Короче говоря, всё было интересно, и всё было впервые, как у всех. Многое вспоминается сейчас, и эти воспоминания приносят такую теплоту, что их трудно с чем-либо сравнить. А с чем собственно можно сравнить момент познания мира? Когда всё происходит, как в первый раз, когда ты, как губка, брошенная в воду, впитываешь в себя всё и вся, впитываешь жадно и безудержно…. Не хотелось бы много лирики, но почему-то именно сейчас вспоминаются такие эпизоды из детства, которые кажутся мне очень важными…. Хотя, казалось бы, что может быть важного в том, как маленький мальчик задолго до восхода Солнца, с детским ведёрком и с самодельной удочкой в руках, стремглав бежит на свою первую серьёзную рыбалку….

Какое счастье – я первый на озере: на гатке, в камышах – ещё никого….

Насаживаю червя на крючок, забрасываю снасти и жду…. Ещё практически ночь, поплавок еле виден на воде, а моё сердце уже трепещет в предчувствии улова, и я не ошибаюсь. И вот уже красивые, оранжево-брюхие карасики, один за другим падают в ведёрко: моему счастью нет предела….

Солнце только лишь начало вставать. Первые рыбаки не спеша подтягивались к ставку, а я уже был с рыбой. Очередной клёв не заставил себя долго ждать: поплавок потонул, подсечка, леска натянулась как струна, удочка изогнулась дугой, я тяну её на себя и…. и с трудом вытаскиваю из воды огромную рыбину – чёрного, усатого карпа! Маленькими дрожащими ручонками я снял его с крючка и осторожно положил в ведёрко – на этом моя рыбалка закончилась.

Было часов семь утра, а я, не помня себя от радости, уже нёсся домой со своим уловом, то и дело, подбирая по дороге выпрыгивающих из ведёрка карасиков и сажая их обратно.

Дома ещё все спали (был выходной), но я не мог ждать, пока кто-нибудь проснется, и разбудил отца: «Па, па! Иди, посмотри, какого коропа я поймал! Иди!»

Отец поднялся и нехотя вышел во двор. В большой кастрюле плавал красавец-карп. «Молодец!» – сказал сонный отец, и снова пошёл спать, а я с сияющими от радости глазами ещё долго сидел и смотрел на эту огромную рыбину, любуясь ею.

Правды ради, нужно сказать, что пойманный мною карп, был, наверное, не больше тридцати сантиметров в длину, и весил, по всей видимости, не более трёхсот грамм, поскольку был ещё подростком, но мне он казался просто огромным.

Огромность – вот с чем я столкнулся тогда в первый раз. Да, мир для меня, в самом деле, был огромен, и я с каждым днём всё чаше убеждался в этом, хотя и не придавал данному факту никакого значения, потому что факт этот – был естественным.

Я часто вспоминаю, когда однажды со своим другом детства, жившим неподалёку, отправился в путешествие. Мы пошли утром, взяв с собой какую-то еду и кое-что из вещей. Поход был просто захватывающим.

Мы останавливались возле каждого ручья или лужи, наблюдая за мальками и головастиками, возле любой, обнаруженной нами норки, фантазируя о том, кто может там жить, купались в ставках, которых в те времена было ещё достаточно много в округе и шли дальше. Шли, как первооткрыватели, совершенно не замечая ни людей, ни машин, снующих мимо нас, как будто мы с ними находились в разных измерениях. Так мы провели целый день и лишь под вечер, уставшие, но довольные – возвратились домой. Да, это было настоящее путешествие, но только потом, будучи уже взрослыми, я сделал для себя небольшое открытие, мысленно пройдя по нашему детскому незамысловатому маршруту, и кое-что понял. Я понял, что тогда, отправившись в то далёкое путешествие, мы действительно побывали в другом измерении, потому что за весь день, покрыв расстояние, не превышающее и трёх километров – фактически прожили целую жизнь и открыли для себя целый мир. И время практически остановилось для нас, хотя для других – шло в своём обычном темпе. Теперь я понял, что тогда мы столкнулись со всё той же Огромностью Мира, и с загадкой, которая называется – Время….

Но мы не понимали этого, да и зачем нам было что-либо понимать тогда: мы ведь были просто детьми….

Ещё о многом можно было бы написать, но вспомнилось другое. Как говорил кот Базилио из всеми любимого в детстве кинофильма: «Буратино, ты говори о главном, потому что это главное». А главное, как мне кажется, случилось со мной всё тогда же – в детстве, но чуть попозже, и осталось со мной на всю жизнь.

Почему-то так сложилось, что тогда, в детстве, будучи ещё ребёнком, я постоянно общался ни с ровесниками, а с мальчишками, которые были значительно старше меня. Мне было интересно с ними, я многое узнавал, как плохого, так и хорошего, и они никогда не гнали меня, а как раз наоборот – таскали за собой, куда только было возможно. Они учились в школе и порой делились своими знаниями, полученными за школьной партой, а я слушал их рассказы с открытым ртом и даже кое-что понимал, поскольку чего «греха таить» – был смышлёным ребёнком, смышлёным и чистым, как белый лист бумаги – пиши, что хочешь.

Великая тайна, о которой я услышал от одного из своих старших товарищей, была, в общем-то, обычным пересказом школьного материала, но, тем не менее, произвела на меня неизгладимое впечатление, если не сказать больше – убийственное. Это был рассказ о строении Вселенной! Можно сразу спросить: «А что же мог понять из этого рассказа маленький мальчик, и что его так поразило?»

Могу сказать, как на духу – я понял всё, потому что представил себе эту картину, но вот единственное, чего я не смог представить – это Бесконечность….

Я долго думал над этим, пытался понять, дать объяснение, но увы! Конечно, может быть, и не нужно было задумываться над этим вопросом, но было уже поздно. И вот, когда я, в очередной раз, попытался представить себе Это – случилось то, что я считаю главным: Бесконечность вошла в мой Разум. Нет, не так! Не те слова! Не те…. Она не вошла в меня – Она в меня вломилась всей своей Запредельностью и Вечностью, и я, ощутив себя Ничем и Никем в сравнении с Ней, закричал от страха и побежал, обхватив голову ладошками.

Я нёсся быстрее ветра, неизвестно куда, пытаясь скрыться от этой пугающей Бесконечности, а мой Разум, как маленький, испуганный мышонок забился в самый тёмный уголок мозга и дрожал….

А Она поселилась рядом. Огромная, бесконечная, пугающая Вселенная, поселилась во мне и заснула до срока…. Когда я вспоминал о Ней – она просыпалась, и начинались нестерпимые головные боли. Возможно, это была просто болезнь? Возможно, но мигрень, как следствие сосудистой дистонии, у ребёнка восьми-десяти лет от роду – это, по-моему, очень круто, и дожить с таким далеко не детским диагнозом до зрелых лет – было бы проблематично.

Скорее всего, этой непрошеной гостье было очень мало места в моей голове, однако ей там понравилось, и она осталась со мной навсегда….

Вот такая вот короткая сказочка о моём счастливом, беззаботном детстве, и о том, что может случиться с ребёнком, если он отказывается есть манную кашу, а я, кстати, (каюсь!) терпеть её не мог….

Глава 59. Автобиография (Дед)

Как сказал один из мультяшных героев по имени Карлсон – своему другу Малышу, выбрасывая из окна его плюшевого медвежонка: «Итак, продолжаем разговор».

Когда мне задают вопрос о моей национальности, то я, иной раз, затрудняюсь сразу ответить: довольно крутой замес.

Родился и вырос я на Украине – значит можно считать, что – украинец. Отец – белорус, мать – болгарка, дед по отцу – поляк, дед по матери – грек, бабушки, соответственно – белоруска и болгарка. Вот видите – просто Днепрострой какой-то. Но был ещё один человек – отчим отца: чистокровный русак, то бишь – русский – дед Егор, который нянчился со мной с самого раннего детства, и можно даже сказать, был моим ангелом-хранителем, несмотря на свой более чем почтенный возраст.

Трудно ответить – почему он так любил меня, неродного внука, но видать бывает и такое.

Я и сейчас помню, как он оберегал меня, баловал, защищал, будто во мне текла его кровь. Если ночью я вдруг просыпался от кошмара (а кошмары начали посещать меня ещё с малолетства), то никто не имел права подходить ко мне, кроме него. Он поднимался с постели, разводил в стакане тёплой воды несколько ложек сгущённого молока и поил меня, ожидая, пока я снова усну.

Что правда, на почве воспитания у деда с моим отцом периодически возникали небольшие разногласия, но они быстро улаживались, по той причине, что дед Егор, не взирая на свой возраст, был ещё крепким стариком, к тому же довольно вспыльчивым, и мог, к примеру, очень запросто схватить топор и погонять вокруг дома или отца, или бабушку, то есть свою жену, если кто-либо из них имел неосторожность обидеть внука. Зато мою мать – он обожал и любил, как родную дочь.

Да, дед Егор был человеком старой закалки. Возможно – немного ретроградом, но, несомненно – вожаком и главой семейства. Он не терпел, когда ему перечили в чём-то, и наверное поэтому ему ничего не стоило (к примеру) взять меня, мальца, и повезти к себе на Родину в деревню, находящуюся за тридевять земель, где-то под Курском, чтобы проведать своих родственников. (И это на минуточку в семьдесят с лишним лет!).

Ну, как говорится – Бог здоровьем не обидел. А здоровье у него действительно было могучее, потому что даже кушать то, что кушал он, без наличия здоровья было невозможно. Один только обед чего стоил, когда дед, по традиции садясь за стол, набирал в деревянную ложку горячего борща, клал туда с пол стручка ядрёного красного перца, засыпал солью грубого помола и толок до появления однородной массы. Затем всё это дело он размешивал в тарелке и, выпивая стопку водки – закусывал хлебом, борщом и салом, кряхча при этом от удовольствия.