Охота

Роман Глушков

Охота

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Дьявол в аду – образ положительный.

Станислав Ежи Лец.

Зона № 7, Дубай, Февраль 2016 года.

Он помнил этот мир совсем другим.

И хоть прежде Безликому не доводилось смотреть на Дубай с высотных террас небоскреба Бурдж-Халифа, разница между нынешним Дубаем и тем, каким он видел его в последний раз, была заметна даже из поднебесья. Райская жемчужина, некогда цветущий, современный оазис на берегу Персидского залива ныне превратился в кромешный ад. Ад, который даже по меркам побывавшего за свою жизнь не в одном аду Безликого был чем-то из ряда вон выходящим.

Вот уже третий месяц в Дубае свирепствовала песчаная буря. При взгляде сверху она напоминала исполинскую коровью лепешку, что упала на россыпь сверкающих кристаллов – Бурдж-Халифа и других небоскребов, чьи верхушки торчали над этой грязно-желтой массой. И не просто упала, а вдобавок медленно вращалась и ревела, разве что при этом не воняла, и на том спасибо. Миллиарды тонн песка носились над Дубаем, раскрученные до ураганной скорости неведомой климатологам силой. Также не ведали они, когда закончится странный катаклизм. Прогнозы строились разные, но оправдывались пока лишь самые мрачные. Буря и не думала утихать, мало-помалу превращая Дубай в мертвый город-призрак.

Диаметр циклона не превышал семидесяти километров, и уже в расположенном по соседству Абу-Даби царила тишь да благодать. Было относительно спокойно и на верхних этажах многих небоскребов. На высоте в двести с лишним метров циклон словно упирался в невидимый барьер и терял свою силу, уступая место господствующим здесь обычным ветрам. Зато внизу, на побережье, над водами залива и на искусственных насыпных островах стихия бушевала во всю свою дьявольскую мощь.

И именно туда – в ревущий песчаный котел – предстояло спуститься Безликому…

– Значит, вы утверждаете, что вскоре такой хаос будет твориться во всем мире? – спросил он у Инструктора, который доставил его сюда и, исполнив миссию, готовился вот-вот покинуть своего подопечного.

– Мир уже повержен в хаос и летит под откос, – ответил Инструктор. Честно говоря, это его следовало бы называть Безликим. В своем эластичном сером комбинезоне и надетой на голову такой же эластичной шапочке-маске, в которой не было ни одной прорези, он напоминал не человека, а ходячую и говорящую заготовку для манекена. – Ты еще не видел затопленную Москву, разрушенный землетрясением Новосибирск, утонувший в кипящей грязи Найроби, заросший хищными лианами Бангкок, сожранный гигантскими муравьями этот… как его… все время забываю название того американского городка… Ты не видел толпы беженцев, горы мертвых тел и беспомощных миротворцев, которые мечутся от одной катастрофы к другой, элементарно не зная, что им делать. Ты не видел панику, которая поразила властные структуры всего мира, не видел разваливающуюся экономику и массовые беспорядки на улицах крупных городов. Ты много чего не видел, Безликий. Но тебе и не нужно всего этого видеть. Скажу больше: пока ты будешь находиться здесь, в мире наверняка произойдет еще немало бедствий. Причем некоторые из них будут гораздо ужаснее, чем это. – Он указал на беснующуюся внизу бурю. – Так что, если хочешь вернуться обратно в свой две тысячи сто девяносто восьмой год и обнаружить там привычную реальность, а не безжизненную, выжженную дотла пустыню, советую тебе сделать то, о чем я тебя прошу.

– Вы просите меня сделать то, чем я поклялся больше никогда не заниматься, – проворчал Безликий. – Поклялся не только самому себе, но и своей приемной дочери, а также двум внучкам.

– По-моему, я доходчиво объяснил тебе, Безликий, что, если ты откажешься, может случиться, что в том мире, где ты живешь, у тебя вообще не будет ни дочери, ни внучек, – напомнил Инструктор. – Просто потому что они никогда не родятся. Ни они, ни миллиарды других детей. Также, возможно, там не будет тебя, ведь с некоторых пор ты считаешься неотъемлемой частью той реальности. Ты связан с ней гораздо крепче, чем даже с миром, где ты родился и прожил почти всю свою жизнь. Так неужели ты хочешь все это уничтожить лишь потому, что ты кому-то там поклялся, бросив на воздух несколько пустых слов?

– Нет, не хочу, – ответил Безликий. – Да и поздно мне отказываться от работы, раз уж я сюда явился. Единственное, что мне хотелось бы узнать, это детали игры, в какую вы меня втравили. И чем больше, тем лучше.

– Разве твое бывшее командование посвящало тебя во все подробности боевых операций, в каких ты участвовал? – хмыкнул Инструктор. И сам же ответил на свой вопрос. – Нет, конечно. Ты – всего лишь исполнитель, который знает ровно столько, сколько ему положено. Ни больше ни меньше. Я, конечно, знаю побольше тебя, но тоже далеко не все, о чем мне хотелось бы знать. Но даже если бы мое начальство вдруг решило рассекретить нам с тобой всю информацию об этой операции, вряд ли мы связали бы в ней концы с концами. Это слишком большая и сложная игра, Безликий, чтобы исполнители, вроде тебя и меня, смогли вникнуть в замыслы тех, кто ее ведет. Поэтому просто делай свою работу и постарайся не умереть. Вот и все, что мне от тебя требуется. И нам, и твоему миру, который ты здесь защищаешь… А теперь прощай. И не нужно пытаться выйти со мной на связь. Когда придет время, я сам тебя разыщу.

И Инструктор, кивнув Безликому, растаял в воздухе, будто его здесь и не было.

Безликий вполголоса чертыхнулся и снова задумчиво уставился на ревущий под ним гигантский песчаный вихрь.

Ну вот и все. Теперь он предоставлен самому себе и может полагаться только на себя и свои таланты. Почти как в старые добрые времена.

Безликий и сам был почти старик – как-никак, уже скоро полтинник стукнет. Но в том прекрасном мире, где он прожил последние несколько лет, люди стареют медленно и легко доживают до ста пятидесяти. Поэтому глаз у Безликого оставался по-прежнему зорким, рука не дрожала, а его нервной выдержке могли позавидовать даже кардиохирурги, автогонщики и космонавты.

И Инструктор, и его начальство были откровенно двуличными мерзавцами. Но в одном они, безусловно, правы: лучшего исполнителя для такой специфической работы им было не найти. Вдобавок, он отлично знал эти места и эту эпоху, превосходно говорил на арабском и вряд ли заблудится в Дубае даже в бурю.

– Поверить не могу – я снова в начале двадцать первого века, снова на «югах» и снова вышел на охоту! – пробормотал себе под нос Безликий и горько усмехнулся. – Что прошлое, что будущее – везде одно и то же. Ничего в этом проклятом мире не меняется!

Тут он, конечно, сильно ошибался. На самом деле мир менялся, причем стремительно. И чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть с вершины Бурдж-Халифа на захлебывающийся ураганом Дубай.

Да, мир менялся, но, увы, не так, как всем того хотелось бы.

В начале 2016 года окончательно ушли привычные нам времена.

Наступил Сезон Катастроф…

Глава 1

Зона № 7. Дубай. Два месяца спустя

– Пелядь и простипома! – выругался Крупье и указал на еще одну встретившуюся нам вывеску с иероглифами. Она висела на стене длинного и изогнутого, будто гигантская гусеница, здания, мимо которого мы проходили. Судя по размерам и незамысловатой архитектуре, это был мегамолл. Судя по количеству вывесок на китайском языке – китайский мегамолл. – Полковник, а вы точно уверены, что мы не вляпались в какую-нибудь пространственную аномалию и не перепрыгнули отсюда в Шанхай или Гонконг? Вместе со всем этим дерьмовым песком!

– Наш друг Захаб, похоже, так не думает, – ответил я, указав на идущего впереди проводника. Вернее, на его едва различимый силуэт – песчаная буря, сквозь которую мы пробирались, позволяла видеть вокруг себя не более, чем на полсотни шагов.

– Возможно, наш друг Захаб просто не умеет читать, – предположил Крупье, поправляя лямки ранца с оборудованием.

– Так же как ты, компьютерная крыса! – незлобиво огрызнулся на него идущий позади нас Бледный. – Ты хоть знаешь, сколько вообще букв в русском языке?

– Гораздо больше, чем нужно для того, чтобы посылать на хрен придурков вроде тебя, – огрызнулся Крупье.

– Что и следовало доказать! – оживился Бледный, усаживаясь на своего любимого конька. – А еще говорят, будто первые слова, которые родители от тебя услышали, были «Драйвер звукового устройства настроен!».

– А про тебя брешут, что ты вылез из материнской утробы уже с ножом в зубах и сам перерезал себе пуповину, – заскрипел зубами Крупье, видимо, успевший отвыкнуть от шуток «заклятого друга». И, памятуя, что тот просто так не отвяжется, обратился ко мне за поддержкой: – Разрешите высказать мнение, полковник?

– Валяй, – отозвался я, оглядываясь и проверяя, на месте ли наше тыловое прикрытие.

– Попрошу занести мои слова в итоговый отчет об операции: я с самого начала был против участия в ней майора Бледного. И предупреждал, что его дискриминация младших по званию подрывает моральный дух отряда, а это не доведет нас до добра.

– А я попрошу отметить, – добавил в свою очередь Бледный, – что капитан Крупье проявляет неуважение к вышестоящим офицерам. И нарочно упоминает при мне названия съедобных рыб, отлично помня, что я на дух не переношу рыбные блюда.

– Пелядь и простипома! – вновь выругался Крупье и указал вперед.

Прямо по курсу из мельтешащей песчаной пелены вырисовывался объект, который, при внимательном рассмотрении, оказался статуей дракона, обернувшегося вокруг земного шара. Не нужно было являться востоковедом, чтобы углядеть в драконьей морде ее типично китайское происхождение. – Точно вам говорю: никакой это не Дубай! И наш Захаб работает не на шейха, а на китайскую разведку!

– Честное слово, как же мне не хватало все эти годы вашей идиотской болтовни! – по-отечески снисходительно заметил я, похлопав по плечу электронщика. – Даже порой жалел, что не забрал вас с собой в тюрьму, чтобы вы, сидя на соседних нарах, развлекали меня своим трепом…

Насчет желания видеть своими сокамерниками Крупье и Бледного я, конечно, пошутил. Но в остальном был совершенно искренен. Я действительно соскучился по своей команде: хладнокровному кровопускателю Бледному, повернутому на электронных гаджетах Крупье, молчаливому громиле Гробику, шустрому и ловкому как мартышка Сквозняку… Всех нас давно лишили воинских званий и наград, но мы по-прежнему блюли субординацию. И вообще вели себя так, будто находимся в очередной боевой командировке и ничего для нас в этом мире не изменилось. Но то была всего-навсего впитавшаяся в кровь привычка, не больше. И если кто-то из моей команды вдруг заартачится и откажется выполнять мои приказы, я смогу разве что пристрелить его, но заставить подчиняться мне – уже дудки.

Впрочем, не желай больше Бледный и остальные иметь со мной дел, они не откликнулись бы на мое приглашение и не прилетели бы в Эмираты так быстро, как только смогли.

Четверо дезертиров и предателей под командованием осужденного на пожизненный срок полковника-палача Родиона Грязнова, прозванного журналистами Грязным Иродом… Пятерка бывших оперативников секретного военно-разведывательного Ведомства, вынужденная бежать и податься в наемники. Почему? Да потому, что родина отказалась от их услуг, устроив над ними публичное судилище и сочтя их действия военными преступлениями. Забавный поворот, особенно беря во внимание, что раньше за ту же самую работу родина награждала нас орденами и медалями…

То, что спустя три года мы снова собрались вместе, до сих пор казалось мне невероятным сном. И потому больше всего на свете я боялся сейчас проснуться и обнаружить себя лежащим на тюремных нарах в колонии строгого режима под Воркутой и сокрушаться о том, что последние три недели моей жизни оказались всего-навсего сладкой грезой.

Но пока сон продолжался, это было воистину замечательно. Даже несмотря на то, куда нас занесло и что творилось сегодня в обезумевшем мире. В любом случае, уж лучше издохнуть свободным человеком в аравийских песках, нежели голодным зэком в воркутинской тундре…

Что бы там ни мерещилось Крупье, сейчас мы вступали в Дубай, двигаясь вдоль шоссе Аль-Авир. Оно тянулось с запада на восток до городка с таким же названием и должно было привести нас туда, где наш новый покровитель и наниматель, шейх Демир аль-Наджиб намеревался отыскать… хм, даже не знаю, как это и назвать…

– … Вам придется пройти сквозь песчаную бурю, мой друг, но работа, какую я вам поручу, на самом деле несложная. По крайней мере, для вас и ваших людей, – сказал шейх, когда я гостил у него во дворце Дар-ас-Сабах на побережье Оманского залива, в полутора сотнях километров отсюда. – У этой странной бури тоже есть глаз, и где-то в том глазу вы обнаружите черный след Иблиса – некую, скажем так, аномалию неизвестной природы.

– Звучит зловеще. Эта аномалия радиоактивна, токсична, взрывоопасна?

– Насколько мне известно, никаких агрессивных свойств за ней не обнаружено. Просто выглядит она как бы не от мира сего. Точно я ее не опишу, но когда вы ее увидите, то ни с чем другим не спутаете. Мне известно лишь то, что след Иблиса довольно крупный, имеет черный цвет, постоянно меняет свои очертания и глушит вокруг себя всю беспроводную связь. Но сам он меня не интересует. Мне нужен некий металлический предмет или даже несколько таких предметов, которые вы обнаружите неподалеку. Выглядят они примерно вот так.

Демир-паша дважды хлопнул в ладоши, и позади него загорелся огромный дисплей, на котором вертелась компьютерная 3D-модель квадратной пластины с закругленными углами. Одна сторона ее была плоской, другая – чуть выпуклой. По плоской пробегали, исчезая и появляясь снова, прямые, ломаные и изогнутые линии. На выпуклой стороне сменяли друг друга причудливые картинки, похожие на те, какие рисуют ацтеки или майя. Слева от пластинки была начерчена масштабная шкала. При взгляде на нее, я определил, что размер этой вещицы совсем небольшой и она запросто уместится на ладони. Справа от изображения была надпись «Пакаль» – видимо, так называлась эта странная хреновина.

– Пакаль? – Я наморщил лоб, но так и не вспомнил, что обозначает это слово. Судя по звучанию, оно, так же, как рисунки на пластинке, тоже могло уходить корнями в доколумбовую Америку. Ко всем этим ацтекам, тольтекам, ольмекам и прочим «кетцалькоатлям».

– Верно, пакаль, – подтвердил Демир-паша. – Как много вообще вы знаете об истории и культуре Мезоамерики?

– Достаточно, чтобы помнить, что раньше в ее истории не упоминалось ни о каких пакалях, – признался я. – Хотя, конечно, в последние годы археологи могли обнаружить там все, что угодно, а затем потерять свои находки в ваших краях. Почему бы и нет? Мир стал слишком непредсказуем – уж я-то знаю не понаслышке. Скажи мне кто-нибудь пару недель назад в Воркуте, что скоро я окажусь на берегу Оманского залива в гостях у настоящего шейха и что меня будут ублажать его лучшие наложницы, я бы врезал тому шутнику по зубам. Однако, как видите, в мире есть место даже таким немыслимым чудесам. Нужно ли после этого удивляться каким-то там аномалиям и пакалям?

– Воистину, на все воля Аллаха! – понимающе кивнул шейх. – Не спрашивайте, откуда там взялся пакаль или пакали и зачем они мне понадобились. Просто запомните, как выглядят предметы, за розыск которых я вам плачу. Не знаю, какие именно рисунки и линии на них будут. Вам нужно лишь найти их с помощью металлоискателя и принести мне. Все, какие только обнаружите. Если табличек не окажется рядом со следом Иблиса, увеличьте радиус поиска. Хотя, по имеющейся у меня информации, пакали должны валяться неподалеку от него.

– Только и всего? – удивился я. – И ради этого, вы, Демир-паша, не пожалели выкупить из русской тюрьмы самого полковника Родиона Грязнова, известного всему миру под прозвищем Грязный Ирод?! Понятия не имею, сколько вы за меня заплатили, но уверен, что за эти деньги вы могли бы нанять десяток отрядов наемников, которые давно исползали бы Дубай вдоль и поперек и нашли бы вам эти железки.

– Конечно, вы правы, мой друг, – согласился хозяин дворца Дар-ас-Сабах. – Говоря, что вас ожидает несложная работа, я имел в виду лишь то, что по сравнению с операциями, какие вы проводили для Ведомства, эта покажется вам простой как… как э-э-э… как это говорят у вас в России?

– Как дважды два… Однако не понимаю, о каком-таком Ведомстве вы говорите, – соврал я. Не столько из-за секретности, какую мне давно отпала надобность соблюдать, сколько по старой привычке отрицать любые связи с этой особо засекреченной конторой. – Я командовал обычным тактическим подразделением ГРУ. Добыча информации, розыск террористических баз, провокации, агентурная вербовка, принуждение к сотрудничеству и прочая рутина… Об этом сегодня, благодаря прессе и телевидению, всему миру известно.

– Ладно, пускай ГРУ. Велика ли в конце концов разница: ГРУ, ФСБ, МВД, Министерство финансов… Разве это имеет сегодня для вас и для меня какое-то значение? – отмахнулся шейх, лукаво улыбнувшись. Хитрец давал понять, что ему известно обо мне намного больше, чем говорится в официальных источниках, но из вежливости он готов притвориться, что и впрямь не знает ни о каком Ведомстве. – Но давайте вернемся к делу, полковник. Вы угадали: я действительно посылал в Дубай наемников и не раз. Хороших наемников, не всякий сброд, надо заметить. И они, подобно вам, удивлялись, почему я нанимаю дорогостоящих профессионалов для столь пустяковой работы… Вот только где они сегодня, эти профессионалы?

– Неужто все до единого погибли?

– Не все. Из трех групп два человека все-таки вернулись. И выжили они лишь благодаря тому, что, потеряв напарников, просто пустились наутек и бежали без оглядки до тех пор, пока не покинули аномальную территорию.

– И с кем же они там столкнулись? Неужели с самим Иблисом?..

Демир аль-Наджиб верил в Аллаха, но, получив в Европе хорошее образование, презирал религиозных фанатиков, стремящихся стереть с лица планеты всех неверных. Он был богат, но знал цену деньгам; щедр, но не бескорыстен; дружелюбен, но очень злопамятен. Таких, как он, в Ведомстве называли «аладдинами». Эти влиятельные люди всегда могли в случае чего потереть для вас нужную лампу и призвать на подмогу «джинна» – высокопоставленного чиновника или какую-нибудь вооруженную группировку. Однако стоит лишь вам злоупотребить их доверием или обмануть с вознаграждением, они не долго думая обратят против вас гнев всех своих «джиннов». Учитывая горячий и зачастую непредсказуемый нрав большинства арабов, с прагматичными «аладдинами» всегда было приятно иметь дело. Но если вы не уверены, что сдержите данное им слово, лучше за помощью к ним не обращайтесь. Потому что в противном случае для вас могут навсегда закрыться не только двери их дома, но и ворота всего Ближнего Востока.

Разумеется, могущественный и образованный Демир-паша не боялся ни шайтана, ни прочих демонов. И все же мой последний вопрос заставил его нахмуриться и посмотреть на меня с укором.

– Было бы гораздо лучше, полковник, если бы мои люди и впрямь столкнулись с Иблисом, – проговорил он, качая головой. – Иблис, да покарает его Аллах, жесток и коварен, но у него есть уши и с ним хотя бы можно договориться. Нет, мой друг, в центре этой проклятой бури лютует другое зло. Такое, которого многие здесь боятся пуще шайтана. Выжившие наемники клянутся Аллахом, что в Дубае они столкнулись с самим Безликим.

– Безликий? – переспросил я. – Тот самый Безликий, который, как гласят ваши легенды, когда-то уничтожил пакистанского шаха Зухайра и двух его сыновей, Шакура и Хабиба?

– … А также еще два десятка известных и уважаемых людей, с которыми даже я не рискнул бы ссориться без веской причины, – добавил шейх. – Тот, кого называют Безликим, охотился за головами на Востоке с начала девяностых годов. Он пролил здесь немало крови, но последние лет пять о нем ничего не было слышно. Однако мои люди утверждают, что он вернулся, и у меня нет оснований им не верить. И все же я хотел бы выслушать, что обо всем этом думаете вы. Если вам доводилось слышать легенды о Безликом, значит, вы в курсе, что он приходил к нам с севера. Оттуда, откуда прибыли и вы, полковник.

– Да, я тоже об этом слышал, – ответил я. – Только боюсь, Демир-паша, что в данном вопросе я не смогу быть вам полезен. Даже если легенды правы, во что лично я не особо верю, и Безликий действительно бывший мой… хм… сослуживец, откуда бы у меня взялась о нем свежая информация? Меня арестовали зимой две тысячи тринадцатого. После этого я даже обычные новости узнавал от случая к случаю. А о том, что творилось в это время у нас в «конторе», меня и подавно не информировали.

– Я не требую от вас информации или выдачи служебных секретов, мой друг, – уточнил хозяин. – Тем более что вы, как простой исполнитель, вряд ли знаете что-то действительно ценное. Мне нужны лишь ваши соображения и догадки. Почему исчезнувший Безликий, на кого бы он ни работал, вдруг объявился здесь и сейчас? Почему он не охотится на королей и ферзей, как прежде, а занялся истреблением пешек? И, главное, сможете ли вы противостоять этому демону в человеческом обличье, если он устроит охоту на вас?

– А на чем вообще основана версия, что ваших наемников уничтожил Безликий, а не отряд какого-нибудь элитного спецназа? – задал я встречный вопрос.

– Авторство картины легко определить по почерку художника. И чем он гениальнее, тем проще это сделать. Как бывает у любого мастера, у Безликого есть свой стиль. И этот стиль на Востоке знают, как никакой другой. К тому же кое-что в его работе остается неизменным: он всегда выбирает идеальный момент для атаки. Как правило, тогда, когда вам кажется, что вы достигли цели, все неприятности позади и награда практически у вас в руках. Безликий любил убивать свои жертвы в их логовах, когда они чувствовали себя в наибольшей безопасности и не были готовы к смерти. Каждый его удар выверен с хирургической тщательностью. Безликий не тратит зря патроны, стреляет редко и только по цели и всегда пользуется глушителем. Он – хищник с феноменально развитым чутьем. Он знает наперед все ваши ходы и может заставить вас играть по его сценарию еще до того, как вы угодите в его ловушку. А угодив туда, вы наверняка даже не увидите того, кто вас убил. Умение Безликого маскироваться и оставаться в тени доведено до совершенства иллюзиониста. К слову сказать, вторую группу моих наемников он вообще уничтожил без единого выстрела.

– Где именно это произошло?

– В индустриальной части Рас-аль-Хор, южнее района Лагуны, где вам предстоит искать таблички.

– Все ясно. Ваши ребята хотели прокрасться туда через лабиринты офисных зданий, складов и ангаров, потому что заметили поблизости от следа Иблиса что-то подозрительное. К примеру, горящую покрышку или мерцающий фонарь. Которые, разумеется, зажег Безликий. В итоге это он подкрался к противникам вплотную, когда они рассредоточились для наблюдения. И вырезал их прежде, чем они поняли, что их убивают поодиночке. Проделать такое под покровом песчаной бури для Безликого проще простого.

– Да, приблизительно так все и было, – кивнул шейх. – И я очень надеюсь, что вы не повторите этой ошибки.

– Не повторим, – заверил я его. – Вы ведь за тем и вытащили меня из тюрьмы, чтобы уравнять шансы охотника и жертвы, поскольку уверены, будто я и Безликий прошли одну и ту же военную школу. Так оно на самом деле или нет, судить не берусь. В своем ремесле он талантливее любого из нас, но для меня техника его фокусов не является загадкой. К тому же, при всем уважении к вам, Демир-паша, но вы не убедили меня в том, что мы имеем дело с Безликим. Кроме него в мире есть и другие специалисты с похожим почерком работы. Для меня загадка всей этой истории кроется в другом. Зачем вообще он этим занимается? Если наш охотник тоже ищет пакали и до сих пор их не нашел, не проще ли сначала проследить за конкурентами – а вдруг им повезет больше? И напасть на них после того, как товар окажется у них в руках. Если же Безликий нашел таблички, почему он не покинул Дубай, а продолжает охоту на искателей артефактов? Его поведение выглядит логично лишь в одном случае: он не ищет ваши железки, а, наоборот, стережет их и следит, чтобы они не покинули Дубай… Но ведь это же полный абсурд, разве не так? Кому может прийти в голову сначала разбросать пакали в аномальной зоне, а потом начать убивать всех, кто попытается до них добраться? Если это какая-то игра, то в чем заключен ее смысл? На банальный тотализатор «Кто выжил, тот и победил» совсем не похоже. Никто не станет устраивать такие шоу в местах, где нет беспроводной связи и нормальных условий для видеосъемки.